...Пашка редко видел сны. И то только черно-белые, как старые фотографии. А в этот раз ему показалось, что сон обрел краски. Он был в здании и кого-то искал. Он чувствовал, здесь он в опасности. И не только он. Еще один человек, который был дня него важен, был здесь. Он шел по пустым коридорам и кричал какое-то имя. И вот когда Пашке показалось, что он услышал стон, потолок стал неумолимо падать. Это было то, что он не мог поймать…
Он не был суеверным, как мать. Но сновидение оставило после себя нечто тягостное. Даже утренний кофе показался Пашке соленым, а сыр на хлебе - каким-то пластмассовым. Он мог не вставать так рано, но так уж повелось, что когда он не был с ночи, то обязательно провожал Ленку на работу. Готовил завтрак, чмокал в щеку - ''Вставай, заяц!"- и шел заводить машину.
Когда заплатили за поступление дочки в институт, они наконец смогли позволить себе ведерко. Жене было стыдно ездить на работу на метро. Фотки с ослепительно белой ''Грантой' сразу же появились на ее странице в "Одноклассниках", и почти весь городок загудел от зависти сотнями фейковых лайков и комментов.
- Мусик, ты не видел мою красную сумочку?
Лена каждый раз тщательно наряжалась и красилась - ''Понимаешь,я же с людьми работаю! Чем лучше я выгляжу,тем больше чаевых дают!" В Отеле был принят ''общак". Весь чай шел в так называемую кассу, а в конце смены делился на всех. Бармен и официантки кормили еще поваров и хостес. С одной стороны, это справедливо, а с другой - у них и зарплата выше. Но ему с Ленкой иногда чуть подзаработать на вызове такси и на своих постоянных клиентах, которые перекидывали «чай» на карточку.
Когда хлопнула дверь, Павел переключил кухонный телевизор на спорт, посмотрел футбол, затем включил ''Охотника и рыболова", рассчитывая, что красивые виды и цепляющие рыбацкие хистори развеют гнетущее ощущение от ночного кошмара.
...Пашка почти не помнил своего отца, от которого ему досталось такое дурацкое сочетание имени и отчества и дразнилка «хачик». Мать родила его от командированного в Саратов армянина. Раз в несколько лет всех больничных сестер отправляли туда на курсы повышения квалификации. Как ни странно, роман перерос в настоящую страсть. Может, матушка и кривила душой, когда говорила, что Самвел чуть было не пошел против воли семьи и не женился на ней. Как бы то не было, отей хотя бы раз в год на несколько дней приезжал в Вольск. Из детства он запомнил, как они слушали "Я прилечу часов на сто" Юрия Лозы.
Все знали об этой любви и относились к ней с каким-то трепетом. Когда в Армении случилось землетрясение, мама не находила себе места, хотя отец жил со своей законной семьей в Ереване. Наконец, она узнала, что как раз в этот роковой день он приехал в злополучный Ленинакан. Родственники подключили свои связи, достали кран, искали его в гостинице, в здании горкома. Имя большого столичного начальника помогло спасти жизнь нескольким десяткам человек. И только спустя неделю в одном обезображенном трупе, найденном в какой-то высотке на окраине, наконец опознали Самвела. Что он там делал - был с женщиной, пил с кем-то - так никто и не узнал. Когда можно стало достать билет и отпроситься с работы, мать вместе с 13-летним Пашкой полетела туда. Вдова позволила постоять у гроба и подарила им на память его шикарный японский зонт и несколько фотографий.
Пашка никогда особенно не задавался вопросом, что чувствовал отец перед смертью, как долго ему пришлось мучиться под развалинами многоэтажки… Наверно, мое страшное - понять, что это конец, что воздух закончится до того, как поспеет помощь. Брр! Что это сегодня такая жуть в башку лезет? Он посмотрел на часы: пора собираться. Он любил хотя бы дома все делать не спеша. Сверкание скорости он оставлял на работе.
В Отель он попал случайно. После рождения дочки ему пришлось отправиться в Москву на заработки. Торговал в "комке" - в основном сигаретами и водкой. Смена была по 14 часов, зимой. Палатка была довольно большая, и в двадцатиградусный маленький "ветерок" едва ли мог прогреть воздух хотя бы до нуля. Каждый сам придумывал, чем хоть как-то согреться: кто водку пил, кто прыгал,а Пашка бутылки подбрасывал. Однажды бандит , который контролировал район, увидел, как Пашка жонглирует . Оказалось, у них была общая несбывшейся мечта - цирковое училище.
"Так ты тут , брат , яйца себе отморозишь. С такими руками найдется тебе дело получше". Кислый не предложил продавцу пойти в бригаду. Через три дня Павел в ресторане отеля международного класса управлялся с хрустальными бокалами, еще ничего не зная о напитках и неписанеых правилах гостиничного этикета. Он не знал английского, путал ''бейлис" с куантро, спешил отдать сдачу после небрежного "спасибо''... Но ему все прощалось - потому, что люди знали, от кого пришел новый бармен.
Лихие девяностые запомнились Павлу холодными на ощупь новенькими долларами. Уже тогда он задумался о собственном жилье и поэтому старался откладывать все, что оставалось после отправки денег домой. Пока он колымил на стройке и в палатке, он обходился без сьемного жилья, то ночуя на работе,то кочуя по квартирам и дачам сослуживцев и любовниц.
У Отеля была солидная репутация, поэтому «разборок» там не было.С началом новой эпохи бандит перестал называться Кислым. Он стал Важным человеком: обзавелся каким-то благотворительным фондом, якобы помогающим ветеранам Афгана и Чечни, получил депутатский мандат. Он появлялся иногда, и в его присутствии стихал гомон голосов, официантки начинались двигаться еще тише и быстрее. '»Ты,это...звони, если что надо будет», - сердечно проговорил однажды, протягивая тисненую золотом визитку. «Не мандражируй, Жонглер»!- добавил, по-отечески хлопнул его по плечу.
После долгого домашнего затворничества Ленку упорно не брали на работу. По образованию она была воспитателем детского сада. В няни ей отказывали из-за незнания языка. В частный садик не принимали, потому что не было рекомендаций. Для хорошего бутика или администратора жена не годилась тем, что не знала компьютер и пока не имела московской прописки. Торговать на рынке она не хотела.
Когда у них выгнали за прогулы и крысятничество одну официантку, Паша вспомнил о волшебной визитке, много лет пролежавшей в его бумажнике. Голос на другом конце провода был намного глуше, чем жизни. Важный Человек опять помог. Лену взяли в Отель.
Павел старался приезжать на работу пораньше: надо было переодеться, принять кассу, проверить рабочее место и узнать, что у них в плане. Был обычный пятничный вечер. Часам к одиннадцати почти все столики заполнились гостями. Ползала у них было забронировано под корпоратив какой-то госконторы. Все было заранее оплачено по безналу. А это значило: работы полно, а чаевых - с гулькин хрен.
Но это для официанток, не для него. На таких банкетах сразу ставили водку, вино, минералку, соки, и ему надо было лишь пополнять запасы по мере их опустошения, пока лимит не выйдет. Частенько бывало, что бухла не хватало, и тогда виновник торжества доплачивал с корпоративной карты. И лишь изредка некоторые гости брали себе напитки себе отдельно.
В основном играли песни 80-х. Пашке уже не нужно было четко слышать заказ, он умел угадывать по губам и жестам, чего и сколько желал клиент. Примерно половина гостей расплачивалась картами, и простора для маневра почти не оставалось. И вот когда в этой слаженной им суматохе один подвыпивший корпоративщик решил выпендриться и заказать то, чего не было в программе, он неверно ввел пин-код. На пару секунд Павел успел пробежать глазами по залу.
Что это?! За банкетным корпоративным столом полубоком сидела Лена, и ее обнимал за талию какой-то лысый в наглухо застегнутой рубашке под дорогим серым пиджаком. Похоже, она была сильно на бровях! В этой суете Павел не заметил, как закончилась ее смена и что Лена не подошла перед выездом ему кивнуть.
Что делать?! Со своего места он уйти не мог. Часто приходилось отстаивать смену так, что даже в туалет не отойдешь. Да он и привык. Он где-то слышал, что в России простатит почти у 90% мужчин. К нему подошла за графином водки Светка. Он жестом попросил, чтобы она подошла поближе. Они отодвинулись с точки, откуда доставала камера.
- Почему моя не уехала?
- Паш, мы не успевали. Ну попросили ее помочь стол накрыть. Ты же знаешь, сегодня корпоратив и еще день рождения, а подкрепления нам не дали. Ну а тут этот: выпей за Россию, за нас...
-Свет, пожалуйста ! Забери у ней ключи, документы и вызови такси!
-Паш,ну куда я отойду? Видишь, что творится-то!
-Свет, Санька попроси! Ну Свет, с меня причитается!
-Лан, Паш. Я постараюсь.
Еще когда она сидела дома, Павел замечал, что иногда Ленка выпивала. У них всегда дома было дорогое спиртное, и частенько вынесенная запечатанная бутылка за пару дней пустела наполовину. (''Заяц! Ну что ты делаешь? Ты же помнишь,что с твоей мамой случилось") Глаза жены в этот момент сужались в черную от туши щёлочку, становились колючими, злыми. Тёща была заслуженной учительницей, а после того, как отец утонул на пароме, стала крепко поддавать. Да так, что в один из запоев угорела в доме. Слава Богу, дочь была в школе и пожар не успел разгореться – соседи помогли.
Как Ленка стала работать, то еще меньше стала слушаться мужа. То клиент угостил, то с подружками после смены накатит. Ради нее и машину купили. И действительно, чтобы ездить на работу на собственном авто, Елена держалась. Пашка сам-то получил права по-честноку еще в Вольске .
Поначалу кроме тревоги за жену и возможный выговор от начальства он ничего не чувствовал. Бармен слишком занят в пятницу поздним вечером, чтобы думать о чем-то, кроме как о пяти текущих заказах и количестве сдачи. К тому же, работая в таком месте, поневоле свыкаешься с тем, что подвыпивший посетители заглядывалась на хорошо сохранившуюся официантку. Она была на два года младше мужа, а выглядела не старше ,чем на тридцать-тридцать два. Масляные взгляды, недвусмысленные предложения, даже шлепки по мягкому месту , к сожалению, были здесь нормой. Если бы он пытался каждого ухажера вызвать на дуэль, это бы стоило им обоим места. И никакой Кислый уже бы не помог - такие здесь порой отдыхали люди. Павел, наверное, если и был когда ревнивым, московская жизнь и работа почти вытравили из него эту способность.
Опять взгляд в зал. Боже мой! Лысый увлек Лену в танце. Хоть она и была в ''гражданке", за такой фокус уже могли и уволить. Только бы охранники не посмотрели внимательно! Обычно их архаровцы внимательно смотрели запись только тогда, когда случался какой-нибудь инцинцент: пришлось ли выдворить кого сильно пьяного, или произошла кража, или менты их дергали. Просто так эти ленивые ваньки, кроме боевиков и порнухи, ни на что о не смотрели.
Ну, где же Светка, где этот Санек? Танец закончился, но Лысый продолжал держать официантку в объятиях. Потом они вместе сели за столик. Наконец, к столику подошел Саня и уверенным движением вывел из зала нарушительницу. Она пыталась выдернуть руку, что-то говорила, но недаром это был профессионал своего дела.
Уф, слава Богу! Павел отработал остаток смены спокойно, утром сдался и забрал Ленкину сумку, где были ключи и документы на машину. Дома еще не раздеваясь зашел в их спальню. Пахло тяжелым алкоголем и женским потом. Она спала навзнычь не раздевшись. Быть может, если бы Пашка увидел ее обнаженное точеное плечо с лямочкой лифчика, он бы не устроил скандала.
-Ты че, мать, совсем прих..да,а?!
Он грубо растормошить ее. Изо рта текла тонкая струйка слюны. Она всхрапнула и отвернулась.
Он слегка шлепнул Ленку по щеке, но, видимо, не рассчитал силу удара.
-Шалава, ты че творишь-то? Нализалась,как свинья, и танцы-шманцы!
-Ты че,козел, руки распускаешь?! Не твое, сука, дело! Хочу - и танцую! Вся эта жизнь бл...ская зае..ла!
Понимая, что пошел далеко, он прибавил более мирно: «Разденься как человек и проспись! Завтра на работу. Хорошо, если никто не пропалил».
Она встала и, шатаясь, пошла в ванную.
Паша лег и, отвернувшись, к стенке, чтобы освободить для жены место, сразу отрубился. Накопившаяся за этот тяжелый день усталость и нервы сделали свое дело.
По его ощущениям он спал часов пять-шесть. К бОльшей роскоши он не привык еще со времен их коммунального житья. Лишь изредка, когда выпадало два выходных, он мог себе позволить понежиться в постели часов восемь. Сквозь сон Павел вроде бы слышал негромкий перезвон посуды: видимо, собиралась в институте Алена. Проснувшись, он не сразу понял, что Ленки рядом нет. ''Может,в туалет вышла, - подумал он, пару раз потянулся и стал вставать.
Квартира отозвалась звенящей тишиной. Привыкший и в ресторане, и в доме, где он долго не был полноправным хозяином, бармен привык замечать и слышать все. В этом была какая-то то иллюзия контроля.
Больше десяти лет они жили в аду. Тринадцать лет назад он по совету друга заключил договор ренты."В Москве полно одиноких бабушек, которые хотят пожить последние деньки по-людски, хлеб с маслом кушать. А по праздникам и с икрой. Как бумаги подписал - квартира твоя. Но если ты бабку кормить не будешь, она на тебя в суд подаст, и плакали твои денежки. Но моя Анька все подводные камни знает. Надо чеки из магазина все собирать, расписочки от бабушки каждый месяц брать, что она всем довольна. А годика через три бабка откинется, и тогда гуляй , Вася, ешь опилки!"
Дали им не бабку, а дедку. Семьдесят четыре года, сахарный диабет, гипертония! Врачи говорили - долго не протянет. Хата двухкомнатная. Клад, а не дед!
Но дед оказался вовсе не кладом. Он пунктуально ходил по врачам (вернее, его Ленка по ним на себе тащила), принимал лекарства, делал гимнастику, гулял. При этом он был туг на ухо и привык смотреть телек на полную шкалу. На Пашкины деньги дед купил ЖК-телевизор и колонки к нему. И ему было все равно, что у них маленький ребенок, что Павлу надо хоть чуть отоспаться с ночи.
У Ленки случались истерики. Однажды она собрала Аленку и чемодан:"Я больше не могу жить в этом гадюшнике!!! Он меня переживет!» Муж умолял ее успокоиться, обещал поговорить с «кровососом». Пашка вкалывал и уже столько денег и сил вложил в их двухкомнатное московское будущее, что было обидно потерять - когда, казалось, уже немного осталось потерпеть (''Ну не вечный же он, подумай сама! Почти восемьдесят уже'').
Думать о том, чтобы сократить дни бодрого дедка, было бесполезно. Квартира переходила в их собственность только в случае его "естественной ненасильственной смерти". Старый еврей отлично знал закон и даже предусмотрел некое завещательное распоряжение об экспертизе его останков патологоанатомом. "Ну, может, укольчик какой... незаметный, чтоб естественной, от гипертонии, -порой искушала жена. ''Ты подумай своей башкой, -урезонивал муж, - Вместо квартиры мы можем на зоне оказаться. Аленка в детдом попадет."
Через десять лет деда хватила кондрашка. В первые дни квартиранты наслаждались тишиной, отсыпались, окрыленные мыслью, что может, скоро последует и полное избавление. Лена самозабвенно меняла дедуле памперсы, мерила давление и сердечный ритм. Выцветшие, цвета болотной жижи глаза их тюремщика, казалось, устремились в небесную высь. Но ползли недели, месяцы, в которых стрелки на часах будто застряли. Когда Яков Аронович, наконец, испустил дух, на похоронах Ленка пустила пьяную слезу. «И что, надо тебе ЭТО так надо было?! – Она обвела рукой их «хоромы», - А молодость моя – там осталась, вместе с ним похоронена!»
Паша не сердился на супругу, когда она с упоением бросилась приводить себя в порядок: покупать новые шмотки, делать прическу, какие-то пилинги и шеллаки... Он раньше как-то и не задумывался, что, быть может, она страдает не меньше его. У бармена каждый день пролетал быстро. Мелькали руки, лица, слепили лампы, сверкали бокалы. Хотя бы на службе он окунался в атмосферу веселья и куража, пусть и чужого. А ей доставалось все самое муторное и грязное: сначала детские пеленки и сопли, потом дедовские памперсы. «Я почти двадцать лет мочой дышала.! Дай хоть чуток мне пожить!»
Первое время своей московской жизни Пашка по выходным выходил на площадку, где был турник, подтягивался и делал перевороты. Летом как раз был сезонный спад, и можно было вместе взять отпуск. Почти всегда они ехали домой. Он любил плавать на Волге, а еще больше рыбачить. «Рыбалка – это спорт», - говорил он жене, когда она советовала ему заняться спортом. Ленка в мать пошла худая, и роды, долгое домашнее затворничество, работа в ресторане так и не смогли испортить ей фигуру. Павел же после тридцати обзавелся небольшим брюшком, которое уже не удавалось, как прежде, согнать за месяц активного отдыха. С того же времени он начал постепенно лысеть. Мужчинам меньше свойственно задумываться о своей внешности. Тем более, что Пашка видел, что бабам нравился. Даже Светка на сколько лет младше - и то иногда заигрывала.
Еще не обойдя всю жилплощадь, Павел понял, что дома никого нет. Так рано вряд ли она пошла в магазин. Иногда, если они ссорились, жена уезжала к одной незамужней подружке. Но не в такую рань в субботу – та работала пятидневкой и в выходные дрыхла до обеда.
Черт, она уехала на машине! От нее несло, как от винной бочки. Если остановят, то прощай, права… Паша набрал ее: «Абонент не отвечает или временно недоступен». Черт, черт, черт! Он продолжал названивать, заваривая кофе. «Надо куртки из химчистки забрать, а машины нету,» - приходили в голову какие-то второстепенные мысли.
Тут позвонил сменщик Антон, и попросил подменить его пораньше: день рождения тещи. На автомате Павел согласился. Дома он все равно не находил себе места. Запасная форма в шкафу висела, но не выглаженная. Он привык сам себе гладить, но в этот раз по-настоящему разозлился.
Пока он ждал автобуса, ему пришла смс, что абонент появился в сети. Взволнованный, Паша набрал номер. Снова недоступна! Обиделась… но кто же виноват?! Разве можно так вести себя? Ладно, главное, что жива.
Никакие другие мысли, помимо той, что Лена перебрала алкоголя, а потом взъелась на него за пощечину, ему в голову не приходили. Когда Павел проходил парковку, он краем глаза заметил такую же, как у них, машину. «Странно…Вроде ни у кого из сотрудников нет такой...» - размышлял он. Гости парковались отдельно.
Перед тем, как идти за стойку, Павел еще раз набрал, потом поставил телефон на беззвучку и закрыл в своем шкафчике. В зале было спокойно: обед уже закончился, а до ужина было еще далеко. Когда он здоровался с Димкой, швейцаром, ему показалось, что тот как-то странно на него смотрит. И вот Антон теперь. Как будто что-то хочет сказать, но не знает, как начать.
- Слышь, Паштет…Мне в общем-то и не срочно…Теща сам понимаешь-жена пусть суетится, я мужик. Предупредить тебя хотел. У нас эти аэсвэшники со вчерашнего дня гудят. Восемнадцать номеров сняли! Лизка пошла люкс убирать – а там твоя Ленка с этим вчерашним, лысым (…)Может, не стоило мне говорить. Но все равно ж ты узнаешь…
Павел застыл как вкопанный. Сердце вдруг больно колотнулось груди и запрыгало, как собака в вольере, которую не выпускают. Руки безвольно разжались и уронили ключ. Такого с ним никогда не было.
- А ты видел? – почему-то спросил он сменщика.
- Паш, ты успокойся. Может, ошиблась Лизка.
Танец, пощечина, машина на парковке. Ошибки быть не могло! Господи, да как до него сразу не дошло! Какой позор!
- Паша, Паш! Слышь, давай я еще поработаю. Ты иди, перекури.
Года три назад Пашка бросил курить. В тот миг он машинально из рук Антона взял початую пачку с зажигалкой внутри и пошел в курилку. После введения закона надо было далеко ходить курить – вот тогда Пашка и решил бросить. Да еще цены на сигареты все росли и росли. «Парламент» уже за сотку перевалил. Он шел и снова ловил взгляды – сочувствующе-любопытные. Не каждый день кому жена в открытую изменяет.
Как назло, в курилке в преддверии ужина собралось полно народу.
- Э, Паштет, ты ж бросил!
- Хочет человек- пусть курит, раз душа просит.
- Так вот, она, представляешь, заказала «Голубую лагуну» и спрашивает, где каре из ягненка. Представляешь, через 10 минут!
- Бл.., наши опять проиграли. Ну это надо было - такой гол не взять.
- Телефон стоит шестнадцать тыщ, а в кредит получается двадцать шесть. Я говорю, подожди или подешевле возьми.
Голоса загудели, а Пашка быстро тянул одну за другой сигарету и стряхивал пепел в большую общую урну. Руки предательски дрожали, сердце продолжало рваться.
…Паша вспомнил разговоры, какие разговоры ходили про Ленку, пока он был в Москве один. Что со Стасом на Новый год в комнате заперлась… Что мать про нее говорила: стерва она, не женись, Павлуша!
Мама не раз спасала его. Когда он мальцом на спор перед поездом в Кленах стоял, не убегал. Сердце почувствовало. Еще бы чуть - и размазал бы его по рельсам товарняк. Тогда он слово дал, что этого больше не повторится. А когда служить оставалось меньше года, его чуть в Чечню не перевели. И тут мать слегла. Рак четвертой стадии, сразу первую группу дали. У них почти у всех женщин или рука отнимается, или рак – из-за радиации. Мужики водку пьют, им ни по чем. Только от женитьбы не уберегла, померла быстро.
Он выкурил всю пачку и на автомате вернулся в зал. Антону уже было по-настоящему пора. На прощанье он нарочито крепко, видимо, чтобы выразить сердечность, пожал руку.
Пару раз Пашка переливал виски больше нормы. Нутро горело, как пунш. Хрустальный люстровый свет плыл в глазах. Лена на работу так и не вышла. Видимо, на нервняке ему захотелось в туалет. Можно было попросить опытного официанта постоять три минуты за стойкой, а самому и отлучиться. Но на это не было моральных сил. С трудом дождавшись, пока у бара не осталось людей, Паша поймал взгляд молчаливой Киры, кивнул и вышел через служебный вход.
В краткий миг уединения он заплакал. Последний раз это было с ним, когда у третьем классе у Аленки обнаружили туберкулез и направили на анализ с подозрением на лейкоз. Он беззвучно плакал и просил Бога, чтобы рака не было, чтобы ребенок поправился. В тот миг Павел раскаивался, что связался с этой чертовой рентой и желал старику смерти. «Пусть Яков Аронович живет, только бы Аленка тоже жила!!!»
Долго отсутствовать было нельзя. Он подошел к зеркалу, увидел свое осунувшееся, посеревшее лицо с красными глазами и стал умываться. Без чертверти два. Еще три часа, но это уже в основном заказы в номера. Когда эта ужасная смена наконец, закончилась, он вызвал такси и как можно скорее, стараясь никому не попадаться на глаза, вышел из Отеля. Проверять машину не стал – надо было сделать небольшой крюк, а сил больше не было. За рулем, по-видимому, сидел узбек и пялился в навигатор.
- Улица Лавочкина, дом восемь едем?
- Да.
Пашка плюхнулся на заднее сиденье и открыл початую бутылку вискаря, которую притарил еще давно. Он пил большими глотками, виски жег больше водки. Внутренний жар из сердца переместился в желудок. Узбек недовольно покосился на него.
Утро было грязно-облачным, серым. Хорошо, что еще не было пробок. До дома он без труда выпил весь алкоголь, расплатился и стал подниматься к себе.
«Где она сейчас? Пришла домой?» - он боялся встретиться с женой, когда правда так неожиданно и явно вылезла наружу, убежала, как молоко из кастрюли. «Уволят как пить дать… Только и разговору. Это надо до такого дойти – при всех, на смену забить… А до января надо Аленке второй семестр оплатить»… Павел стоял перед собственной дверью и никак не решался войти. Дочка дома, спит… Он стоял, слушал, нюхал. Но слышал лишь биение собственного сердца и запах свежего вискаря.
Наконец, он распахнул дверь, скинул куртку, ботинки. Не закрываясь, склонился над унитазом, и его вырвало. Омерзительный запах заставлял желудок сокращаться еще и еще. «Аленка увидит, - подумал он и как следует смыл и набрызгал освежителя, почти что дополз до кровати и забылся недолгим тяжким сном.
Впереди был один выходной. Заступать ему надо было в понедельник днем. Часа через три Пашка проснулся от сильной жажды. В холодильнике ничего не было, кроме томатного сока, который любила жена. Он выпил соленой полумякоти и вновь поплелся в спальню. Его трясло от холода. Заснуть он не мог, взять в шкафу футболку тоже не было сил. Вскоре проснулась Алена и включила на кухне радио – негромко, чтобы его не разбудить, но отец все слышал. Он ждал, пока дочь уйдет с кухни, чтобы вновь глотнуть сока. Или хоть воды из-под крана. Ему было все равно.
- Пап, а где мама? Я на сегодня договорилась с своей парихмахершей, мы с ней краситься идем вместе.
Он не знал, что говорить, он забыл об этом подумать. Господи, это еще ребенок. Ходит с мамой красить волосы.
- Алена, она к Оксане уехала. Мы немножко…поругались.
- Пап, ну зачем ты так?
- Это взрослые дела, доча.
- Я сама взрослая. Ну что произошло? Мама опять выпила?
- Да…
- Че, сильно?
- Сама знаешь…
Алена вздохнула. На какое-то время эти слова ее успокоят. А если она знает Оксанин номер? Только бы меня оставили в покое! А что завтра? Паше захотелось стать маленьким и незаметным. Маленьким мальчиком, самое страшное для которого – сочинение по литературе. Хотя у матери было среднее образование, она много читала и всегда помогала Пашке сделать домашку, если не была на сутках.
Павел сказал дочке, что заболел с температурой. Она заварила террафлю и заставила его выпить. Кисленькое, приятное… Наконец она со вздохами убралась к своей парикмахерше. Он лежал и щелкал программы.
На первом шел какой-то детектив про маньяков. Бородатый Хабенский гонялся за вооруженным обрезом камуфлированным чуваком. Маньяк положил враз сорок человек :справлял «поминки» по человечеству. В следующий раз будет 365. «Ты меня не поймаешь!» Павел не заметил, как отключился.
Когда открыл глаза, то увидел над собой Елену. Она рылась в шкафу.
-Ты где была?
-(Не поворачиваясь) Не твое дело!
- Где машина?!
- Внизу.
- Ты опять пила сегодня?!
- И что?!
Она стояла над ним руки в боки. Наглая, довольная, натрахавшаяся.
- Что ты на работе скажешь?
- Я ухожу.
- Тебя выгнали?
Тут она обернулась и проговорила, чеканя каждое слово: «Я. Сама. Ухожу. Усек?»
Он стал с измятой постели.
- Лен, ты в своем уме, а? Ты думаешь, он тебя содержать будет? Проспится и уедет к жене и детям. Кто ты – и кто он!
- И что?!
- Лена, хватит ичтокать! Ты опозорила себя и меня.
- Вот я и ухожу. Чтобы больше тебя не позорить!
Из шкафа выпала ее спортивная сумка, с которой она ездила в отпуск.
- Куда ты сейчас пойдешь? К нему в номер?
- Даа..
Она села и положила ногу на ногу.
- Понимаешь, мы на охоту поедем. Ты когда-нибудь из ружья стрелял? А я хочу. Вот взяла бы пушку и так прям расквасила бы по стенке твои тупые мозги!
Елена смеялась. Потом встала и стала методично, но небрежно складывать свитер. Потом джинсы.
- Лана!!! Одумайся!
Он невольно назвал ее старым вольским прозвищем. Обернувшись, она показала ему фак.
- Ключи оставь!
- Между прочим, это совместно нажитое имущество. И квартирка - тоже.
Когда хлопнула дверь, до Паши дошло, что это конец. Конец его нормальной жизни. Так вот что этот сон предвещал! Господи, ну пусть все это не так! Господи, пусть она проспится и вернется! Можно в конце концов в другой кабак устроиться… Он ходил по квартире и трогал мебель, вещи. Еще недавно было хорошо. Еще недавно ее ноги здесь ходили. Она спала в этой постели. Паша наклонился и прижался щекой к подушке. Господи! В четверг она постанывала своим хриплым прокуренным голоском под ним, здесь... Это все неправда,неправда!!
Павел то воодушевлялся, начинал уборку. Брался то за тряпку,то за пылесос. Под диваном нашел ее лифчик. Его снова знобило,швыряло,пока он не откупорил новую бутылку. Когда услышал звук открываемой двери,то бегом бросился к кровати и лег. Может, она?!
Это вернулась Алена.
- Пап, тебе получше?
-Еще не очень, доча.
- Пап, ты что, пил?
Аленкины глаза, большие и темные, как маслины (в армянского деда) , сверкнули.
-Ну я ... для здоровья.
-Пап, а это что?
Она показала на раскрытый шкаф. Растерзанный, как жертва маньяка, с вывороченными внутренностями. Господи, как так он не закрыл?
- Папа, что случилось?!
Дочь трясла его, как антоновку осенью.
-Мама?
Он не ответил. Но это и так было да.
-Вот же теперь будет?
- Ален, не знаю… Развод.
- А квартира? Как мы жить будем?
- Он богатый. Она же ушла.
- Пап, но мама не взяла шубу!
- Ален, иди в свою комнату!
Она вышла и с силой, как могла, демонстративно клацнуладверью.
...Павлу дали на работе отпуск за свой счет (''Мы все понимаем, это так тяжело. Семья - это святое'').Товарищи спрашивали, что он решил. Ха, как будто это так легко -решил да сделал! Он прожил с Леной почти двадцать лет, у них дочь, у них квартира, с таким трудом добытая и обставленная, оформленная на него, но это же совместно нажитое имущество. В случае развода все придется делить поровну: продавать квартиру, машину, все тряпки, всю мебель... Павел почти не сомневался, что Ленка, пусть и хорошо сохранившаяся, моложавая, вскоре прискучит своему хахалю. Такие люди не женятся на простушках. Это только в мыльных операх все так красиво...
Вообще он не хотел ни с кем обсуждать свои семейные дела. Зима в этом году запоздала. Но наконец лед встал, и Пашка собрался на зимнюю рыбалку. Та тусовка, рыбная, была не в курсе его проблемы, поэтому ему по-настоящему удалось расслабиться во время подледного лова. Три дня подряд ему везло, пил он понемножечку, лишь для сугрева, разговоры о рыбе и футболе настолько восстановили Пашкины силы, что когда дочка сообщила ему, что жена приходила забрать вещи (конечно же, шубу), почему-то прихватила чайник и несколько кастрюлей, он почти не расстроился. "Пусть будет как будет"- вспоминал он мамкины слова, когда он начинал спрашивать, почему же отец с ними не живет, только приезжает раз в год. Так и сейчас Паша решил ничего не делать, не решать. Ушла - пусть уходит, захочет вернуться - пусть возвращается.
- Мама спрашивала, как у тебя дела,- через некоторое добавила Алена,- Она теперь где-то квартиру снимает.
С тех пор, как Лена стала работать, домашняя работа была поделена на двоих, так что Пашке было не впервой готовить и убираться. Жена (теперь считай что бывшая) так и не приучила дочку помогать по дому: то мала была,то к ЕГЭ надо было готовиться, а как пошла в институт, то - учиться. Алена не слишком утруждала себя получением знаний, а больше любила студенческие тусовки или зависала в соцсетях. Паша пару раз сказал ей ''хоть посуду за собой порой",но в ответ получил лишь ухмылку. Единственное, что делала занятая студентка -хоть вещи свои гладила. Раньше, в суете, отец почти не замечал этого. А теперь новые задачи даже помогали ему переключаться, отвлекали от медленного и неумолимого самокопания.
Внеплановый отпуск закончился, пора было выходить на работу. Бармен думал, как его встретят. Пару раз за все время звонил Антоха ("Паштет, ты как?''-''Нормально"), в общем чате по вайберу Пашка пробегал глазами новости. На место Лены взяли какого-то молодого пацана, который раньше работал в "Арарате". Светка залетела, рожать собралась. У нее был не то гражданский муж, не то женатый любовник, который чуть подкармливал, но не спешил расставаться со своей свободой. Интересно, кого вместо нее возьмут?...
Павел проверял, все ли на месте в бумажнике, как вдруг раздался звонок.
- Привет. Что делаешь?
- Здравствуй, Лена. Ты что хотела?
Он старался был холодным и спокойным. Она публично унизила его своим поступком. Но при этом их связывали семейные узы. Павел готов был признать, что ей в этой суровой борьбе тоже досталось немало ран, и это есть причина ее бунта. Он ждал, что она раскается и попросит прощения, которое он готов был (не сразу, конечно) ей дать.
-Как Алена?
-Спроси у нее сама.
- Паф (это тоже одно из их словечек-прозвищ), ты знаешь, какая она скрытная девочка. Я беспокоюсь, как она все это воспринимает.
- А ты тогда думала об этом?!
- Паша, не надо! Давай без эмоций. Давай встретимся и нормально поговорим. Когда ты будешь дома?
- Завтра утром я со смены.
- Я приеду.
-Хорошо.
Слишком легко он согласился, слишком! В Отеле было все спокойно, его ни о чем не спрашивали. Он снова закурил, и теперь ему приходилось поддерживать перекурочные разговоры.
- А правда твоя в банк устроилась?
Павел чуть не выронил сигарету. Вот те на! Светка знает больше него! Наверняка, и Аленка в курсе.
- Мы не общаемся.
Он сказал это, давая понять, что тема закрыта. Он еле дотерпел до конца работы, больше идти курить он не решался.
Дома он не стал принимать душ, что делал всегда после работы,а сразу лег. Проснулся он от того, что его кто-то весьма откровенно тормошил. Со времени ухода жены Паша пару раз занимался онанизмом в ванной (природа брала свое), но тут его орган мгновенно воспрял от прикосновений. Хоть было и утро, но солнце еще не взошло. Все случилось на автомате. Он был слишком сонный и голодный, чтобы осознавать.
Лена открыла тот самый шкаф и нашла старенький так и не взятый ею халатик. Такая милая и домашняя, что он попытался обнять и потянуть ее на к себе, как прежде. Но женщина холодно отстранилась, откинула назад волосы и медленно, как бы примеряя слова, проговорила:
- Послушай, Паш. Мне теперь до работы добираться на метро и двух автобусах. Можно я тачку пока возьму?
Она улыбалась ласково - как кошка, просящая молока, но которая уже придушила птичку и в принципе сыта: ну не дадите - и не надо.
- Не знаю, надо подумать.
- Но это наша общая машина. По суду мне половина полагается.
Вот киска и показала коготки!
- И у тебя хватает совести сюда приходить?! Пусть тебе он тачку покупает!
- Паш, Паша! (Она, как приблатненная, щелкнула пальцами) Очнись, какая совесть! Я для этого за тебя замуж выходила, чтобы деду х..й держать, когда он ссыт? Ты думаешь, я так просто уйду и тебе все оставлю? Придется делиться, Буратино! Я уже к юристу ходила. Думаешь ,я не знаю, что ты денежки заначишь? Вкладик открыл, на похороны копишь? Мы уже на обеспечительные меры подали! Так что давай лучше по-хорошему, дорогой!
Паша, голый, обескураженный таким напором, отдал ей, то ,что она хотела.
К вечеру пришла смска:" Прасти что накречала. Сегодня, первый день в банке бля волновалась)" Как была дура безграмотная, так и осталась. Но воспоминания о ее нежно-липком теле, вставших сосках не давало ему покоя. Паф снова накатил, на этот раз это были остатки ''Белуги''. Вчера был свободный, а сон, хоть он почти не поспал утром, не хотел идти. До одиннадцати оставалось еще полчаса. Оннаскоро оделся, зашел в "Дикси" и взял красной рыбы и бутылку "Талки". Алена в этот вечер, наверное, тусит в каком-нибудь ночном клубе. Дома он спохватился, что к рыбе нет хлеба. Так он не привык. Павел налил водку прямо в чашку и поставил на телевизоре радио ''Шансон".
А впереди еще три дня и три ночи,
И шашлычок под коньячок вкусно очень...
Ему захотелось поделать то, что он давно уже не делал: жонглировать. Он достал из бара подаренные на свадьбу тещей хрустальные бокалы. Подбросил и подхватил сначала один. Потом в ход пошли два.
Какая осень в лагерях
Кидает листья на заметку,
А я кричу, кричу шнырям:
''Дай им побыть еще недельку!''
Пашка моргнул. В тот же миг на пол хлынул дождь из стекла.
Если бы был хлеб, Пашка бы закусил и так не напился бы. В миг,когда нему стало легко, он достал из бумажника визитку с золотыми буквами и цифрами. Пашка никому еще не изливал душу. Важный человек не послал его, побеспокоившего посередь ночи. Даже выслушал все-все очень внимательно. Павел попросил ствол, чтобы убить своего соперника.
Важный человек помолчал немного.
- Жонглер, ты звонишь мне и говоришь такие вещи. Я не торгую оружием и не убиваю людей.Ты думаешь, когда звонишь и говоришь? Мне говоришь. На пьяных я не сержусь – я сам могу выпить. Но пожалуйста, больше мне не звони. Ты меня понял?
…На следующий день он опоздал на полчаса на смену. Антон сказал, что ему, Пашке, после смены надо подождать до девяти и подойти в кабинет хэд-консьержа.
- А что случилось?
- Паш, я не знаю. Мне начальство не докладывает.
Антон проработал меньше его, но все-таки долго. Обсчитывать и врать он так и не научился. Пашка видел, что тот все знает, но не хочет ему говорить. А может, и не может. Это увольнение? Или последнее китайское предупреждение? А впрочем, какое это имеет значение? Все равно ведь уволят. Он будет косячить. Если вчера не поймал бокалы, значит, он сдал, он уже не тот. Еще в Вольске в путяге Панин был очень хорошим вратарем. Он брал закрученные, высокие, красивые мячи. А теперь он спекся. Закурил и потихоньку сопьется. Куда идти после того, как его вышибут? В профессиональных кругах всем известно, что из таких мест, как Отель, просто так не уходят. Если человека отсюда убрали, причина очень серьезная. И куда он пойдет? А раздел квартиры? Ленка кроме как на «однушку» в Москве ни на что не согласится. А ему , как собаке, дадут конуру в каком-нибудь бомжатнике за МКАДом.
Внезапно в голове Пашке всплыла фраза, сказанная в детективе: ''Ты меня не поймаешь''. Сдавая смену Абиду, Павел заметил, что тот замешкался, прежде чем пожать ему руку. "У восточных наций не бывает такого. У них такую жену могут камнями закидать. И вот боятся, суки!"- рассуждал чуть не вслух Пашка.
Решение пришло, и ему стало легче. Он больше не хотел вернуть Ленку. Он думал о ней спокойно, без ненависти, без мучительной любви, без горечи. Ему даже стало ее немного жалко. Еще лет пятнадцать, ну двадцать – и она станет высохшей, озлобленной, никому не нужной алкоголичкой.
Он больше не хотел мстить. Это только в кино так легко и красиво. Где этого черта лысого искать? И как к нему подойти ?…
"Все это суета,- объясняла мать, - А кто к Богу ближе, тому мирское не надо."Когда-то так она так объяснила, почему люди уходят в монастырь. Да он бы, может, и пошел бы. Но куда идти после этого вертепа… Нет в душе чистоты, силы… А главное - не верил Пашка и не поверит. Слишком все несправедливо: Кислому - осетринка, а ему - от селедки хвост.
«Оммм!» - прогудело в голове смешное слово, которым, он помнил, медитируют йоги. Слегка толкнул ногой дверцу, ведущую на пожарную лестницу.
«Ты меня не поймаешь!»- крикнул Пашка во весь голос и сделал два шага в сумерки утра.