"Облепиховое лето" вместо лета - как оттепель вместо весны.
Только оттепель - слишком рано, а облепиха - поздно. Запоздалое неслучившееся счастье.
Фильм о шестидесятниках - Вампилове и Рубцове - будто и явился из 60-х. Стиль картины схож со Шпаликовым в "Долгой счастливой жизни". Шпаликов создал не идиллию той эпохи, а убийственную явь. Сняв героический ореол с 60-х. И показав оттаявшего вместе с оттепелью дракона сталинизма, который убивает самого Шпаликова, Рубцова с Вампиловым, Даля и Шепитько...
Оттепель заморозили, а сталинизм ожил!
Дракон - всего лишь ближний круг, и в фильме не показан. Но он мелькает в образе целующегося Брежнева - что с поцелуями, как Иуда, предаёт. Или гебиста Димы, что проецирует на себя Зилова из "Утиной охоты" - повторяя за ним:
- Я никого не люблю! Как я одинок...
И предатель-гебист, чёрт подери - лучший Зилов! "Охота и есть охота, - выводит он, - когда нестерпимо хочется, то можно!" И убивает мечту!
Мечтой самого Вампилова был дом на берегу Байкала. Но воплотиться тут она и не могла. Оттого так чудовищно непоправимо тонет он в финале фильма (жизни?)... у порога почти купленной усадьбы.
И горница Рубцова не могла свершиться... Не было в ней света, так как дом-то неродной? И некуда было матушке нести воды! А были бесконечные автобусные перегоны, словно по этапу. И пассажиры-арестанты, чей адрес - не дом и не улица, а Советский Союз. Как в театре абсурда...
Андрей Мерзликин играет именно эту бесприютную бездомность. Никому к чёрту ненужность русского таланта. И прежде всего, России.
- Давай скажем, что это - перевод с бурятского? - предлагает Олег Ефремов, чтобы разрешили пьесу на московской сцене. На русскую культуру разнарядки нет.
- А вы что, пишете по-русски? - удивляется высокомерно Кончаловский, из того самого "ближнего круга" - о коем позже создаст фильм.
Конечно, это - соц-арт. Только абсурд и мог создать столь точное попадание в эпоху. Будто машина времени перенесла туда... Но с поправкой на правду. Словно, Вампилов утонул - чтоб истина всплыла? Серые размытые пейзажи. Нищета одних и лопающиеся холодильники других.
- Зовут себя репрессированными, - замечает Вампилов, - а у Бэллы отец в торгпредстве, у Андрона тоже... Какие они репрессированные? Они хотят шмоток, а не свободы! Зачем им свобода?
Такое признание с экрана звучит впервые. Вампилов с Рубцовым уже тогда ощущали ложь, а мы? Правда превращает идеалы шестидесятников в обёртку без конфеты.
И после фильма долго плачешь по себе - наивной дурочке - словно вместе с Вампиловым умерла и ты...