Кедровый кордон

               
     Фёдор ехал по накатанной грунтовке вот уже два часа. Основной путь в ночь по асфальту он прошёл быстро, наслаждаясь скоростью. И вот уже светало. Солнце освещало горизонт, а седая дымка тумана по долине реки окрасилась в розовый цвет.
     Ранним утром воздух особенный. Прохлада, насыщенная запахами тайги, как хмельной коктейль, и бодрила, и пьянила одновременно. Фёдор Михайлович открыл окна в машине и всей грудью вдыхал ароматы рассвета, растворённые в каплях тумана – дух молодой зелени папоротника и лабазника, хвои, жасминовый аромат чубушника, цветущих диких яблонь по берегу реки и даже запах придорожной пыли, клубившейся за машиной, был ему приятен…
      …Пять лет назад он разошёлся с женой. За десятилетие брака они не стали ближе, а напротив, с каждым годом всё отдалялись и отдалялись друг от друга. Детей не было, любовь давно прошла, пусто было в душе.  Спать ложились как супруги, просыпались как чужие… Однажды жена объявила ему:
- Федя, я ухожу от тебя. Давно люблю другого, прости…
А он очень спокойно воспринял эту весть, как будто ждал этого.
- Не уходи, я к отцу пойду жить, квартира пусть тебе остаётся.
На том и порешили. Фёдор забрал свои вещи и перебрался к отцу.
А год назад его отец, Корнеев Михаил Фёдорович, скончался в больнице от инфаркта…
     Фёдор смотрел на дорогу, уходящую серпантином в перевал. На вершине всё было окутано густым туманом. Фёдор остановился.
- Пусть двигатель отдохнёт.
Он вышел размять ноги и спину.
      Туман был осязаем. Миллиарды капель, казалось, двигались в каком-то своём ритме, холодные, они оседали на коже, как будто хотели согреться от человеческого тепла. Забирались за ворот рубахи, оседали на седеющей шевелюре Фёдора, отчего его голова стала похожа на мокрый одуванчик.
- Похоже, я в облако заехал, надо бы печку включить, - Он забрался в салон, включил обогреватель.
- Ну что ж, будем спускаться…
     … Так уж повелось у Корнеевых, что всех мужчин в роду называли или Фёдором, или Михаилом. Откуда это пошло, он не интересовался, а сейчас спросить было уже некого.
    Дед его тоже был Фёдором Михайловичем. Родители каждое лето отправляли Федю к деду на кордон.
    Дед всю жизнь проработал в леспромхозе, выращивал кедры в питомнике в восьмидесяти километрах от села Кедрачи. Там и жил. Во времена СССР каждый леспромхоз обязан был после выпиловки засаживать вырубленные деляны молодыми саженцами кедра, ели, пихты или лиственницы. Так что на кордоне работы всегда хватало – лесозаготовители Приморского края закупали саженцы, делали заявки на будущее производство, согласно планам пятилеток. Казалось, работа будет нескончаемой, ан нет.
    В девяностые годы вся отлаженная система рухнула, и дедов кордон, где Фёдор провёл всё своё детство, оказался не у дел. Лес попал в частные руки, и никто уже не заботился о возобновление тайги. Дед так и остался доживать свой век на кордоне, в старом рубленном доме на берегу чистой речушки. Собирал шишку, сеял и выращивал саженцы тут же, на поле, зимой охотился, а по весне набивал рюкзак молодыми растениями и рассаживал их по вырубкам.

 - Вот, смотри, Федька, тайга это будущая. Через пятнадцать – двадцать лет на них шишка будет, зверь придёт, заживёт лес снова.
- Деда, а почему так долго ждать надо? Я уже взрослым буду, а кедр только шишку начнёт давать?
- Кедр, Федя, – это дерево внуков. Вот не будет меня – а ты приедешь сюда и на наших кедрах шишку соберёшь. А без нас его вообще в тайге не будет, без кедра умрёт тайга, он в ней царь.
- Получается, деда, мы тайгу спасаем?
- Спасаем, Феденька, спасаем…

Фёдор Михайлович улыбнулся. Дорогие воспоминания грели и радовали сердце.
   Городская жизнь стала в последнее время угнетать его. Он чувствовал себя в какой-то огромной клетке, в клетке с названием цивилизация - чистой, ухоженной, с удобствами, но запертой на множество замков. В клетке, из которой не выбраться, она держала его душу, как в стеклянном колпаке – небо видно, а воздуха нет. А его душа томилась, не в силах выпорхнуть на волю.
   А сейчас, проехав почти весь край, он не чувствовал усталости, напротив, душа пела. Она пела с того самого момента, как он решился переехать на дедов кордон. Переехать насовсем.
    После закрытия леспромхоза его отец, работавший в администрации района, смог оформить в собственность все пять гектар земель бывшего питомника. Тогда ему казалось, что это единственный выход сохранить эти земли с тысячами саженцев элитного кедра. Потом его перевели в город по службе, а после смерти деда за кордоном присматривал Василий Митрофаныч – бывший директор лесничества и большой друг отца. Он же после смерти хозяина питомника – Фёдора Михайловича Корнеева, высаживал саженцы кедра по делянам.

В Кедрачах Фёдор заправил машину, наполнил канистры и свернул на полузаросшую дорогу, похожую на зелёный тоннель.
 - Ну вот, уже совсем близко, - дорога сначала нырнула в небольшую ложбину и круто стала подниматься вверх. С вершины этого перевала, как на ладони, виден дедов кордон. Фёдор Михайлович остановил машину.
   Молодая зелень казалась на утреннем солнце золотистой, а среди неё полосами выделялась голубовато-зелёная хвоя кедра.
- Вот он, посаженный кедр, - проговорил Фёдор, - а ведь спас дед тайгу!
    Бывшие волока поросли берёзой, осиной и лиственницей, кедры возмужали – им уже более сорока лет, наверняка дают урожай шишки! Синей лентой извивалась речушка, впитавшая в себя все краски неба, а на полянке, среди всей этой красоты, ютились три домика – старое здание конторы, дедов дом и банька на берегу речки. Вот он, кордон. Ему захотелось моментально, прямо сейчас оказаться там, в заветном и сказочном месте, где прошло его детство.
- Здравствуй, дом, - прошептал Фёдор.

Гружённый пикап заехал на полянку. В небольшом окне бревенчатого дома мелькнула седая голова.
- Митрофаныч! Принимай жильцов!
- Федька! А я с утра жду тебя, кашеварю вот, стол праздничный готовлю! – Митрофаныч  подбежал, сгрёб Фёдора в охапку, - Как ты сейчас на отца похож! Ну, проходи в дом, устал поди.
- Знаешь, Митрофаныч, ехал сюда, как на крыльях, не устал, а вот проголодался, как волк. Давай перекусим.
- Потерпи, Федя, сходи в баньку. Я там всё обновил, натопил с утреца. Попарься с пыльной дороги, а потом уже и за стол. Да не ройся ты в своих рюкзаках, потом разберёшь. На вот рубаху, дедова ещё. Он её всегда после бани одевал, - Митрофаныч сунул Фёдору пакет с бельём,- не забыл, где банька-то?
- Не забыл, бегу!

   Печка дышала жаром. Фёдор блаженно растянулся на полоке,
закрыл глаза. Давно забытые воспоминания с новой силой ворвались в память, разворошили, оживили прошлое…
- Ну что, внук, сегодня париться будем в бане, хватит тебе в тазиках плескаться.
Дед завёл Федьку в парную и поднял на верхний полок. Нестерпимый жар, казалось сейчас испепелит всё тело. Федька сжался в комочек.
- Не годится так, ложись, внук, расслабься, парок погоняем.
Федька лёг, а дед взял два берёзовых веника и помахал ими над Федькиной спиной. Горячий воздух пробежал волнами, ему стало даже приятно, выступили капельки пота на детской спине. А дед поддал ещё парку и принялся охаживать Федьку.
- Ой, горячо, дед, горячо! А – а- а…. 
- Терпи, казак, атаманом будешь. Сейчас попаримся и охладимся.
Дед взял внука на руки и вышел из бани. Федька облегчённо вздохнул, а дед подошёл к ручью, спустился по деревянным ступеням к купели, огороженной срубом, и погрузился вместе с Федькой в студёную воду. Один раз, второй, третий… Федька верещал. Холодная вода обжигала, как кипяток. А потом они присели на лавке у бани.
- А вот теперь, внук, слушай своё тело.
Всё тело сначала покалывало мелкими иголочками, а потом появилось ощущение, как будто маленькие пузырьки лопаются на спине, руках, животе, это было так необычно и… щекотно.  Федька засмеялся.
- Ну вот, понял теперь, а то орал так, что зверей всех в округе распугал. Ну что, деда-то попаришь?

- Задремал, кажется…
Фёдор Михайлович поддал пару, прошёлся по телу ароматными вениками.
- Эх! Хорошо-то как!
Окунулся в прохладу ручья и наконец, блаженно растянулся на скамье у бани, ощутив себя живым и обновлённым.
- Фёдор! Ты не уснул там? Давай в дом!
- Иду, Митрофаныч, иду.
От белоснежной рубахи и штанов деда повеяло свежестью, хвоей и ещё детством. Фёдор всей грудью вдохнул этот сладкий аромат, оделся и пошёл к дому.

В доме всё было как раньше. Маятник на настенных часах с гирями на цепочках мерно отсчитывал секунды, дедов диван стоял там же, у стены с гобеленовым ковриком, на котором изображены олени у реки.  В доме пахло едой - простой, настоящей, аппетитной.
- Вот только с хлебом у меня плоховато, - Митрофаныч поставил в центр стола сковородку с жареной картошкой.
- А я купил хлеба, - Фёдор достал из дорожной сумки хлеб, колбасу, бутылку коньяка.
- Федька, убирай свой коньяк. Наливку будем пить, кедровую, на орешках! Ну, за возвращение! Ты же насовсем сюда, Федь?
- Насовсем, дядь Вась. Вот, квартиру отцовскую продал, гараж. Не хочу в город возвращаться, отрезал все ниточки. Обоснуемся здесь, организуем с тобой фермерское хозяйство, туристов и охотников принимать будем, заживём!
- Кстати, о хозяйстве. Я тут курочек завёл, теплицу поставил. Так что у нас с тобой и сад и огород есть, а на столе – всё своё. Только вот охотников, Федь, принимать не будем.
- Это почему же?
- А вот слушай. Дед твой, Фёдор Михайлович, царствие ему небесное, ещё жив был. Так вот, принёс к нему охотник местный маленького медвежонка. Мамашу пристрелил, а дитя к деду твоему, значит, на воспитание. Уж как Фёдор Михайлович выхаживал его. И с соски кормил, и каши ему варил, даже малины саженцев в райцентре купил для мишки своего. Лёшкой он его назвал, как кота своего. А Лёшка ходил за ним, как собака, пока малой был. А вырос в тайгу подался, но к Михалычу наведывался. Бывало, встанет на задние лапы и идёт навстречу, словно человек. Обниматься, страсть, как любил! Сгребёт Михалыча в охапку и лапищами по спине похлопывает. Ручной совсем был, людям доверял. Заезжие туристы с ним фотографировались. А уж Фёдор Михалыч как любил его! Зимовал Лёшка в старом омшанике. Облюбовал себе там берлогу, дед соломы ему настелил. Весной проснётся – и в дом к Михалычу, на диване поваляется, каши поест, обнимет его и в лес…
Так вот, приехали как-то охотнички с города и попросились на постой. Михалыч не отказал и насчёт Лёшки предупредил. Только что толку, городские – люди тёмные. Ушли на охоту, а вернулись с Лёшкой убитым. Всю грудь ему искромсали. Он, бедолага, людей увидел и обниматься пошёл…Схоронили Лёшку в его же берлоге, омшанике, значит.
     Вот после этого и слёг твой дед, долго в себя прийти не мог, а потом от сердца и помер…Всё себя винил в смерти Лёшки. Эх, нет места зверю среди людей, пока у людей ружьё за плечами…Давай, Феденька, помянем…
Они выпили не чокаясь, помолчали.   

- Деда твоего тут, на кордоне и похоронили, как велел, на его любимом взгорочке, а могилку кедрами обсадили.
- Пойдём к нему, Дядь Вась, навестим прямо сейчас. Я ведь и проводить деда не смог тогда, в рейсе был…
- Пойдём, Федя, - они собрали нехитрую снедь и пошли по тропе вдоль участка. Группу кедров было видно издалека.
- Взрослые уже кедрики-то. Это же сколько лет прошло с двухтысячного года. В этом году урожай дадут, видишь, молодая шишка на верхушках?
    На холмике, поросшем аккуратно стриженной травой, виднелся надгробный камень с гравированной табличкой:
«Корнеев Фёдор Михайлович, 1912-2000», рядом столик и скамья.
- Ну, здравствуй, Фёдор Михайлович.
- Здравствуй, дед!
Они присели на скамью. Неожиданно подул тёплый ветерок, кедры закачались, чуть слышно шелестя хвоей.
- Слышишь, Федь, это Михалыч здесь, рядом. Рад тебе очень…
Ком в груди не дал Фёдору вымолвить и слова. Он закрыл глаза…

На этом самом месте, когда-то давно дед показывал ему рассвет.
Рано утром он разбудил внука:
- Вставай, Феденька, пойдём сказку смотреть.
- Какую сказку, деда? Темно же.
- Красивую сказку, внук, про то, как просыпается солнце и оживает всё вокруг.
Дед привёл его на высокий берег реки, усадил на скамью.
- В давние-давние времена Солнце перестало освещать Землю. Всё вокруг стало замерзать, снег шёл не переставая, все реки, озёра и моря покрылись льдами. Люди молились своим богам о тепле и солнышке, но боги не слышали их. И тогда один охотник пошёл в тайгу. Он влез на самую высокую гору самого высокого хребта, чтобы просить совета у самой мудрой птицы – орла.
-  Орёл! Ты мудр, потому что летаешь выше всех в небе, ты всё видишь и знаешь. Подскажи, как нам вернуть солнце!
  Долго думал Орёл, потом поднялся высоко в небо и говорил с богами, а после сказал охотнику:
- Пусть каждое утро, незадолго до рассвета поют все гимн Солнцу, и люди, и птицы. Каждое утро Солнце будет всходить на востоке и уходить на западе, потом будет ночь, и не взойдёт оно, пока не услышит гимн в свою честь утром. Такова воля богов. Да будет так!
   Рассказал охотник эту весть и птицам, и людям. И с тех самых пор поют птицы гимн солнышку незадолго до рассвета. Вот послушай, сейчас начнут.
Внезапно тишину вокруг огласил птичий гомон, весёлый и радостный.
- Деда! Слышишь, поют, это гимн!!! Сколько же здесь птиц!
Внезапно все голоса смолкли.
- Дед, они замолчали, почему?
- Тише, Федя, смотри вон туда, на восток.
Федька во все глаза смотрел в темноту. Вдруг очертания хребта стали проступать из темноты. Горизонт окрасился в розовый цвет и становился всё ярче и ярче. И вот уже огненно-рыжий диск солнца поднимался над сопками, а небо играло всеми красками, такими ослепительными, что Федя зажмурился.
- Ура, ура, - кричал Федька в небывалом восторге, - Здравствуй, Солнышко!
- Деда, а почему мы не пели гимн вместе с птицами?
- Пели, внук, пели. Мы же радовались с тобой, а радость – это гимн и есть, только в душе. Душой мы пели…

- Мы с дедом здесь рассвет каждое утро встречали, дядь Вась, странно, но в городе всё это позабылось, как стёрлось в памяти, а сейчас вот возвращается.
- Так и должно быть, Феденька, так и должно быть. Дед очень ждал тебя и всегда верил, что ты вернёшься однажды. Пойдём в дом, ветер поднялся, туча бежит, сейчас гроза будет, а ты после бани…
   Где-то рядом уже слышны были раскаты грома. Едва они вошли в дом, начался ливень.
- Дед твой замечательный человек был, Феденька. Кабы не он, и меня на свете бы не было.
- Это как так?
- А вот. Твой дед и мой отец всю войну вместе прошли до самой Европы, дружили крепко. А служили они в разведке. Фёдор Михайлович в разведгруппе снайпером был, он ведь из охотников, из здешних мест. Стрелял, как бог! И вот послали их на задание в тыл немцам, а на обратном пути группа в засаду попала. Всех немцы положили, дед твой живой остался с лёгким ранением да отец мой тяжело раненый. Так твой дед на себе его сутки нёс, к своим пробивался…
- А потом?
- А потом, Феденька, чудеса, да и только! Разбросала их война. Отец мой после госпиталя ещё в Берлине успел побывать, а деда твоего воевать с Японией отправили, снайперы там нужны были позарез. После войны они искали друг друга, а нашли только в 1948 году. И знаешь где? В роддоме!
- Это как так?
- Мои родители переехали жить в Приморье сразу после войны. Отец надеялся отыскать здесь деда твоего. А жили рядом с Кедрачами – в райцентре. Так уж получилось, что наши мамы вместе рожали, и с твоим отцом мы родились в один день и даже в один час. Твоя бабушка Дарья умерла при родах, а моя мама кормила твоего отца вместе со мной. Так вот, когда пришло время выписки, приехал мой отец забирать жену с сыном и дед твой за сыном приехал. Так и встретились они у дверей роддома. Вот такая жизнь – и радость, и горе рядом. Так что с отцом твоим мы не только друзья, а ещё и молочные братья.
     С тех самых пор и жили вместе, как одна семья. Дед твой так и не женился, уж шибко любил Дарью Матвеевну, родителей своих я давно похоронил, Фёдор Михайлович мне потом как отец родной был. Вот такая история.
- Да уж. Ничего мне дед про войну не рассказывал…
- А он и нам не рассказывал, считал, что не должны дети знать, что такое война.  Мы с твоим отцом пацанами, бывало, залезем под кровать и с замиранием сердца слушаем воспоминания о войне наших родителей, иногда и засыпали под кроватью. А потом на улице в войну играли. С Мишкой мы всегда были разведчиками. А вот немцами никто из пацанов соседских не хотел быть, поэтому немцами были соседские куры. Только перья летели в разные стороны! Ох, и влетало нам за эту войнушку…
 
- Эх, хорош дождичек. И огород польёт, и саженцы, и тайгу… 
- Знаешь, дядь Вась, ехал сюда и слеза наворачивалась – кругом вырубки, волока. Уничтожают тайгу, лес валят и не восстанавливают. Даже страшно стало, неужели ради денег можно вот так всё под пилу и бульдозер. А на наш перевал заехал, глянул – жив ещё лес, кедр жив…
- Да… Только наш лес и жив в округе, как зелёный островок стоит, наш да Гришкин участок. Гришку-то помнишь, дружок детства твой?
- Гришка Зелёнкин?
- Зелёнкин, он самый. Ну и прозвище вы ему дали – на всю жизнь. А ведь человек просто ветрянкой переболел.
- Да, помню. Гриша в зелёнке ходил, а мы его дразнили. Даже подрался я с ним тогда, а потом и задружились. Морскими волками мечтали стать, так вот я так и провёл полжизни в море…
- Заглядывает сюда часто. Так вот, взял Гришка охотничьи угодья в аккурат вокруг нашего участка, как подкова его участок. Огромный, даже не вспомню сейчас, сколько гектаров. Да это и не важно. Гриша живёт в тайге, на той стороне реки, женился, дом себе срубил, хозяйство завёл. Его владения мы кедром засадили давно ещё, Гришка уже первые урожаи шишки собирает. 
- Дядь Вась, а Царь-кедр жив ещё?
- А как же, живёхонёк. Мы с него элитные орехи для посева собираем. Неужто не видел, он выше всех деревьев, с перевала хорошо видать.
- А я больше кордон глазами искал, когда сюда ехал…

Фёдор вспомнил свою первую прогулку к старому кедру. Дед подвёл его к громадному дереву в несколько обхватов.
- Вот, Феденька! Смотри. Это – Царь-кедр. Никто не знает, сколько ему лет – такой он древний. "Говорят, в далекие времена в тайге проживало племя охотников. Тайга их исправно кормила и поила. Так продолжалось до тех пор, пока не пришла в эти края беда: однажды во время грозы начался сильный пожар, тайга выгорела на многие версты вокруг. Звери и птицы покинули эти края.
Но, наверное, так было угодно небу: в одну из весенних ночей, когда звезды светят ярче обычного, одна из них сорвалась с небосклона и упала в самое сердце тайги. Это заметил один из старейших охотников.  Утром, когда взошло солнце, он разыскал это место и увидел, как на месте гари появился зеленый росток. Старец набрал ключевой воды и полил растение. Придя на это место через некоторое время, он увидел вместо слабого ростка молодое дерево, усыпанное шишками. Собрав урожай вкусных орешков, старец угостил ими своих селян. А дерево все росло и росло, набирая силу.Люди заметили, что с его появлением их жизнь стала светлее. Они стали меньше болеть, лихие беды, голод и мор стали обходить их стороной. С каждым годом все больше узнавали они о силе дерева, его лечебных свойствах, способных врачевать душу и тело людское. За щедрость дерево прозвали: «Щедр». А мы его кедром зовем"…*

      Вспомнил он и другой сказ. Как-то осенью повёл дед Федю и Зелёнкина в лес к Царь-Кедру шишку собирать. А шишки под исполинским деревом нападало видимо-невидимо! Насобирали они несколько мешков, сели передохнуть и перекусить под кедром.
- Вот ребятки, и нам орешек на семена хватит, и зверям лесным, одарил в этом году, батюшка! Будем разводить в тайге такие царские деревья.
- Дед Федя, а вдруг ветер подует и дерево на нас упадёт, вон оно какое, до неба? – спросил Гришка с опасением.
- Не упадёт, Гриша. Во-первых, ему ещё жить да жить, крепкое дерево. А во- вторых… Вот послушайте.
«Жил был охотник. Много ходил он по тайге за зверем, бывало и ночевать приходилось. Как-то крепко заснул он на прекрасной хвойной подстилке. Перед утром он проснулся оттого, что до его слуха донесся чей-то стон и тихий разговор. Это разговаривал старый кедр, под которым спал охотник, с молодым кедром, стоявшим рядом. Старый кедр стонал и жаловался молодому, что обессилел и не может стоять. «Что же ты не падаешь, ведь я слышал об этом ещё вчера?» – удивленно заметил молодой кедр. «Да» – ответил старый кедр – «Я упал бы ещё вчера, но подо мной лёг спать уставший человек». Пожалел охотник старого кедра, поднялся, крепко обнял когда-то могучий ствол и отошел в сторону. Закачался старый кедр и с вздохом облегчения упал на землю». Много у деда было таких сказок…
      Фёдор улыбнулся, вспоминая, как они каждый день с Гришкой Зелёнкиным прибегали к Царь-Кедру и подолгу сидели под его могучей кроной, наивно полагая, что пока они здесь, Царь-Кедр ни за что не упадёт…
    
Порыв ветра с шумом распахнул окно. Нехитрые ситцевые занавески Митрофаныча раздулись, словно паруса, приветствующие попутный ветер в море, а с улицы пахнуло прохладой и грозовой озоновой свежестью. Фёдор выглянул в окно. Тёплые дождевые струи майского дождя стекали по лицу, проникали за ворот рубахи, водные потоки гремели по ливнестокам кровли, с шумом вливаясь в большие бочки по углам дома. Где-то рядом цвыркнула синица, а за ней, словно многоголосый хор, запели птицы, радуясь скорому уходу грозы.
- Вот и дождю конец. Дед в детстве всегда говорил мне: «Слушай птиц, они и об опасности предупредят, и погоду предскажут».
И действительно, дождь прекратился. Раскаты грома звучали, как эхо, где-то вдали.
- Гроза за перевал ушла. Давай, Федя, я тебе картошечки разогрею, ты ещё моих грибов не попробовал. Ох и урожай был в том году на  мокрый груздь! Раз в пять лет бывает такое обилие! Так мы с Гришей солили их по старинному рецепту для себя и на продажу. Вымачивали в речке в сетке по три дня в проточной воде, потом в бочках солили с укропчиком, лаврушечкой, листом дикой смородины да с чесночком. Сейчас народ так не заморачивается с груздями на рынок, отварят и в посол. А вкус-то уже не тот, смака нет. Так вот, наши грибы бочками брали, потому как хрустящие грибочки и с правильным вкусом.
      Митрофаныч пошёл хозяйствовать на кухню, а Фёдор вышел на  крыльцо. С крыши ещё капали последние крохи ушедшего дождя, а  горизонт уже окрасился цветами заходящего солнца, от чего воздух казался нереально - розовым. Даже изумрудно-зелёные верхушки деревьев вдали сменили цвет, как будто растворились в общей палитре заката.
      К дому подъехал крузак старой модели и тут же перед Фёдором появился широкоплечий мужик двухметрового роста, с ёжиком русых волос на голове.
-  Дядь Вась, к тебе приехали, - крикнул Фёдор в дверной проём.
- А я не только к дяде Васе, - мужчина хитро улыбнулся и на его щеках показались две ямочки, - Неужто не узнал?

В памяти Фёдора тут же возник образ маленького мальчишки из детства, с копной волос пшеничного цвета. Всегда весёлый, даже смешной со своими ямками на щеках. Часто Федя даже просил улыбнуться Гришку, чтобы получше рассмотреть эти самые ямочки.
- Гришка, Зелёнкин! Это ты?
- Я, а кто же ещё! – Они обнялись, как раньше, в детстве, когда встречались на каникулах. (Тогда ещё кордон из нескольких домов состоял, а жили в них работники питомника. Потом, в девяностые, разобрали эти дома по брёвнам и вывезли) - Митрофаныч вчера мне сказал, что ты приедешь, так я у жены отпросился, с ночевой к вам. А утром с рассветом с тобой на рыбалку сходим, после прошлогоднего тайфуна ям хороших намыло… Митрофаныч, держи  рюкзак с провизией, тут Ленка моя передала  нам вкуснятины всякой.
- Ну вот и встретились друзья! Прошу всех в дом!
На столе появилась печёная утка, банка с помидорами, сало, буженина, салаты. А Митрофаныч во всю рекламировал свои грибочки. И действительно, оторваться от них было трудно. Голубоватые, с хрустящей мякотью и в то же время нежные, приправленные чесноком, репчатым луком и ароматным маслом, грузди, казалось, сами прыгали в рот.

- Федь, а помнишь, как мы с тобой орехи для питомника от белок охраняли? Одну подбили из рогатки и к деду твоему как трофей принесли?
- Помню. Дед тогда целую лекцию нам прочёл о белках…А ещё была сказка в дедовом духе. У него на все случаи жизни сказки были…
«Давно это было, когда ещё люди могли на одном языке со зверями разговаривать. Жили в лесу белки, много белок. Но в то время они были ленивыми, на зиму ничего себе не запасали, а совершали набеги на норки мышек, бурундуков, опустошая их кладовые, из-за этих набегов многие не могли пережить суровые зимы и погибали от голода и холода. И вот как-то собрались мелкие зверушки и пошли к людям просить защиты. Пришли они к самому мудрому и смелому Охотнику и говорят:
- Помоги нам, человек, нет житья совсем от белок. Погибнет наш род, если запасы наши на зиму ими уничтожаются, с каждым годом нас всё меньше и меньше.
- Да как же я вам помогу?
- А ты сходи к Хозяину тайги и попроси за нас. Мы маленькие, а ты - большой и смелый. Тебя-то он послушает.
- Хорошо, схожу, будь по- вашему.
Собрался Охотник в дальний путь. Взял с собой хлеба, солонины и орехов, чтобы задобрить Хозяина, лук и стрелы, чтобы отбиться от хищного зверя, сосуд с водой, чтобы не умереть от жажды. Шёл по Охотник глухой тайге, день шёл. Второй… Вдруг прямо перед ним появляется маленькая мышка и просит:
- Охотник, угости меня хлебушком, три дня не ела…
Охотник отломил кусок от буханки и отдал мышке. «Ничего, Хозяину ещё полбулки осталось, солонина есть и орехи»
На другой день встретил Охотник лисицу.
- Охотник, угости меня солонинкой. Третий день мяса не вижу. Охоты совсем нет, -Отдал охотник лисе солонину, а сам дальше пошёл.
Так, раздал он все свои дары зверю таёжному, оленихе с детёнышем, семейству ежей, медвежатам-белогрудкам. Вышел к большой поляне, на которой лежал огромный тигр. Шерсть на нём переливалась, глаза горели, как янтарь на солнце.
- Здравствуй, Хозяин!
- Здравствуй, Охотник! С чем пожаловал? Вижу у тебя только лук и стрелы. Неужто подарка для Хозяина тайги не нашлось?
- Были дары, Хозяин, да только раздал я их по дороге к тебе зверю лесному. Вот, прими от меня лук и стрелы, это всё, что у меня осталось - Сказал охотник и сложил своё оружие к ногам тигра.
-  Наслышан я о тебе, Охотник. Зверя зря никогда не убьёшь, рыбки лишней не поймаешь.  В благодарность за твоё бескорыстие и доброту, исполню твоё желание, но только одно.
- Просили меня зверюшки малые, мыши да бурундуки, избавить их от белок. Житья от них нет, вот это и есть моё желание.
Задумался Хозяин, а потом сказал:
- Не в силах я избавить тайгу от беличьего рода. Это - создания  Матери-природы, я не могу нарушить закон. А вот прекратить беличьи шалости - как раз по мне.
- Пусть отныне и на века белки станут самым трудолюбивым народом тайги – добывают и запасают корм, не зная усталости. Кроме того, пусть послужат таёжному братству, будут отныне  расселять леса по земле. А людям белки будут платить дань шкурками с красивым мехом. Но и человек не должен зря белку бить, иначе наказан будет!
    Сказал тигр и исчез, как будто растворился в воздухе.
С тех самых пор белки запасают себе орехи, грибы, жёлуди. Трудятся летом и осенью, столько запасов делают, что забывают о том, что куда закопали. А на следующий год забытые белками семена прорастают и через десятки лет становятся новым молодым лесом – из кедровых орешек вырастает кедрач, из еловых шишек – ельник, а из желудей – дубняк. Только вот человек подчас убивает белок сверх всякой меры, забывая о законах Матери-природы»…
 
- Белку мы похоронили, плакали даже над могилкой, а потом  пришлось ещё прощение просить у Хозяина тайги…
- Да, задабривали его блинами, что мать напекла. – Гришка рассмеялся и ямки снова заиграли на его щеках, - Я же эти сказки Фёдора Михалыча детям своим рассказывал.  Они теперь взрослые, сын учится на лесном факультете в Уссурийске, а дочь одиннадцатый класс заканчивает.
- Ну, ребятки, давайте по кедровочке, за встречу!
- Знатная кедровка у тебя, Митрофаныч!

За окном быстро стемнело, только последняя светлая полоска, прощальный отблеск этого дня, виднелась где-то над перевалом. В небе загорались первые звёзды, а тайга наполнялась уже ночными звуками, проникающими сквозь открытое окно в сторожке.
У-У-Ух – подал голос филин совсем рядом.
У-Ух – донеслось со стороны реки.
- Ишь ты, разговаривают. Живёт здесь у нас парочка рыбных филинов. Птенцы сейчас у них, вот папаша и полетел на охоту к  речке. Снабженец! Самые верные птицы, филины, на весь свой птичий век пару выбирают. Поэтому, наверное, и в Красной книге они, - Митрофаныч встал из-за стола, - вы, ребятки, не засиживайтесь, коль на рыбалку собрались. Клёв-то на зорьке хорош, а я спать уже, притомился сегодня и наволновался, пока Федьку ждал. Со стола-то уберите.
- Спи, дядь Вась, мы тоже скоро…
Мужики вышли на крыльцо, сели на ступеньки.
- Глянь, Гриша, небо какое! Звёзды, Млечный путь – чистый космос! Такое только в тайге да в море можно увидеть. В городе нет такой красоты…
-  Федь, а ты что из города сюда подался? Там всё-таки комфорт, цивилизация. Греешь свои косточки у телевизора и никаких тебе беспокойств. А здесь работа и выживание, тайга, одним словом. Здесь даже связи нет - на перевал нужно ехать.
- Думаешь, я не размышлял над этим? Ещё как! Ночей не спал. Потянуло меня сюда, как магнитом. А теперь все ниточки оборвал. Некуда мне в город ехать и не к кому. Чужой я там, сам себе чужой. Будем здесь с Митрофанычем хозяйствовать, работы я не боюсь. Деньги на начало есть, квартиру в центре города продал, гараж. Дом подправим, гостевую сторожку для туристов построим, мотоблок купим для питомника. Люди рано или поздно поймут, что с тайгой сотворили, и будут саженцы наши востребованы по всему краю. Помнишь, как дед мой говорил: «То, что прожито, изменить нельзя, а вот начать жить по- другому стоит хотя бы попробовать.»
-  А я вот всю жизнь в тайге и провёл, хотя помнишь, с тобой мечтали в моря податься. А сейчас и не жалею. Нравится мне здесь – тишина, чистота и красота природная.  Дети выросли, старший обучение закончит, лесником работать сюда придёт. Будет мне подмога.
- А я вот и детей не нажил, - Фёдор вспомнил про беременность жены сразу после свадьбы, как она втайне от него избавилась от ребёнка. Вот тогда, наверное, и умерла его любовь к ней…
- Ничего, Федь. Мы тебе в Кедрачах молодую найдём невесту. Ты мужик видный. Женим и нарожаете детишек.
- Посмотрим, Гриш, посмотрим. Давай, наверное, спать ложиться. Нам же ещё червей утром копать.
- А вот червей и всё, что нужно для рыбалки, я взял. Так что просыпаемся перед рассветом и в путь!

Этой ночью Фёдору спалось особенно сладко. В доме ещё витали ароматы застолья, а в открытое окно вместе с ночной майской прохладой проникали запахи леса – хвои, молодой листвы, майских цветов и трав. А под утро ему приснился дед.
- Ну здравствуй, внук. Заждался я тебя,-  потом дед шёл по полю с молодыми кедрами, Федя бежал за ним и не мог догнать.
- Дальше тебе нельзя, - дед становился всё больше и больше. Одним шагом перемахнул речку, приблизился к Царь-кедру, слился с ним воедино и на прощание помахал Феде кедровыми лапами, напоминающими морщинистые натруженные руки деда…

    Фёдор проснулся. На кухне уже горел свет, слышались голоса.
- Проснулся, рыбак? Давай-ка чайку и выдвигайтесь, скоро рассвет,-
Митрофаныч собирал еду в рюкзак, - на весь день же пойдёте?
- Да, дядь Вась. Ушицы охота на бережке поесть, как раньше. И домой на жарёху рыбки не помешает.

Речка, что протекала у кордона, называлась Голубинкой. С вершины перевала она всегда была голубой, лишь в пасмурную погоду её быстрые воды имели молочно-серый цвет. Здесь ловилась пеструшка, мальма, а ещё, если повезёт, в ямах можно было вытащить трофейного ленка, до трёх килограммов весом, который заходит сюда полакомиться мелкой рыбой.
   От кордона к реке вела тропа, спускалась бревенчатыми ступеньками с откоса, а дальше сквозь густые заросли черёмухи выходила на галечник. Здесь когда-то текла река, но после тайфуна она оставила старое русло и пробила себе новую дорогу. Отсюда уже был слышен шум перекатов Голубинки.
- Вот и пришли, Федь. Узнаёшь места?
- Ещё бы! Как раз здесь ты меня спасал. Тогда ещё река в этом месте была…

   Много лет назад друзья собрались на рыбалку. Федя взял дедовы бродни без спроса, хотя дед никогда не разрешал их брать.
- Водяной утащит на дно, - говорил. 
- Деда, да в речке воды по колено, как он утащит?
- Волоком, внук, волоком. Никогда их не бери, и точка!
Дедовы бродни доставали Федьке до подбородка. Они с Гришкой утянули лямки, так, что получилось вполне сносно, на их взгляд.
- Вот теперь я настоящий рыбак! – Федька еле волочил ноги в этом одеянии, но от идеи пройти в них по реке не хотел отказываться.
- Федь, может не пойдёшь в реку, вдоль берега походим? Дед же сказал, водяной утащит…
- Дурак ты, Гришка! Ты думаешь, почему дед больше всех рыбы ловит? Удочки у нас такие же, крючки дедовы, а улова такого нет. В броднях всё дело! Волшебные они!
Федька ступил в воду.
- Ну вот, видишь, никакого водяного нет.
Федька уже был на середине реки, когда споткнулся о камень и упал в ледяную воду. Он попытался встать, но бродни быстро наполнились водой и тянули его ко дну, будто камни.
- Гришка, Гришка! Спасай! Водяной тащит!
У Федьки заходилось сердце от страха. Ему уже казалось, что огромная волосатая рука водяного держит его за ноги и не даёт даже привстать.
- Аааа, помогите!!!
Гришка носился по берегу, боясь залезть в воду – там ведь водяной, но видя, как товарищ вот-вот захлебнётся,он испугался ещё больше. Гришка сбросил рюкзак с едой и снастями, подобрался к Федьке, схватил его за лямки бродней и еле как, с воплями вытащил на берег.
Потом они разожгли костёр и, стуча зубами от холода, обсуждали событие. Идти домой нельзя было ни в коем случае. Мальчишки решили обсушиться, а потом уже возвращаться.
-  Федь, ну ты видел-то этого, водяного?
- Видеть не видел, а вот руку его волосатую на ногах чувствовал, схватил он меня железной хваткой. Видать, водяные только деда  моего боятся. Гришка! Ты ведь мне жизнь спас! Эх, жаль, не расскажешь никому, что ты герой.
- Это почему, Федь?
- Как это почему? Представляешь, твои родители узнают или дед мой? Да нас больше на рыбалку никогда не отпустят!
- И то верно, - вздохнул Гришка.
Этот случай на реке так и остался их детским секретом…

 Уже совсем рассвело. Над речкой клубилась туманная дымка. Она то ползла по воде, а то поднималась и таяла на глазах, как будто растворялась в лучах утреннего солнца. Голубинка журчала на течении, звенела на перекатах, шепталась в молодой листве упавшей в реку черёмухи. Фёдор подошёл к воде и зачерпнул в ладонь кристально чистой студёной воды.
- Эх, сладкая! Как вкусно!
- Клёв сегодня отменный будет, видишь, как дышит река! – Григорий вытащил из рюкзака два телескопических спиннинга с катушками.
- Ну что, цепляем червячка и вперёд по руслу. В верха пойдём. Я пробегу подальше и буду спускаться, а ты вверх по течению иди. Ям там предостаточно. Где встретимся, там и уху варить будем.
      Мальма – удивительная рыба, относящееся к гольцам, но так и не изученная до конца. В реках мальма водится только в чистой быстрой воде, богатой кислородом, красивая, в радужных ярких точках, поэтому, наверное, её называют местной форелью. В период нереста брюшко мальмы окрашивается в ярко-оранжевый цвет. Икра тоже оранжевого цвета, её можно сырой положить на хлеб и, слегка присолив, кушать. Эту рыбку не купишь в магазине, летом не довезёшь до дома свежей. Уха из неё сладковатая на вкус, наваристая, с дымком. Такую уху и в самых изысканных ресторанах не подадут, её можно отведать только из котелка, на берегу речки, из только что пойманной рыбы.
     Ловить мальму на малых горных речках и в ручьях – ни с чем не сравнимое удовольствие. Бродишь вдоль русла в поисках ям, затишков и обратных течений – там точно рыба стоит. Удочку забросишь – и сразу поклёвка, поплавок вздрогнет, закружится. И тут самое главное, не торопиться. Мальма хитрая рыбка, она наживку сначала попробует, а наживку она любит только натуральную, синтетическую попробует да выплюнет. Поэтому чуток подождать нужно, когда рыба ухватит червяка основательно. Вот тогда – подсечка и улов в побирушке. Можно и на течение ловить, вернее на границе течения и спокойной воды. Здесь поплавок никакой роли не играет, ловишь на ощупь. Сначала отпускаешь снасть по течению, а потом подтягиваешь катушкой леску и вдруг – «дык-дык-дык» - отдаётся в руку, как эхо, - это рыбка на крючке. А на широких плёсах можно поразвлечься, сменив поводок с поплавочной оснасткой на блесну. Делаешь проводку и смотришь, как стайка рыбок за ней вдогонку плывёт, а потом вдруг у самого берега одна из преследовательниц хватает блесну…
    Два десятка рыбок уже было в побирушке у Фёдора, когда он подошёл к широкому плёсу на излучине реки. Здесь течение разбивалось об скалу, становилось спокойным.
- Вот тут и блесну можно покидать потом, но сначала разведка, - Фёдор насадил червяка побольше и пустил снасть вдоль скалы. Буквально сразу поплавок пошёл ко дну, спиннинг изогнулся дугой, по рукам прошла дрожь, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. У берега уже плескался на крючке ленок килограмма на три.
- Вот Гришке будет, чем похвастаться и Митрофанычу! Пожарим его на сковородочке, а голову в уху!
Но, буквально из-под ног ленок сошёл и, махнув Фёдору на прощание хвостом, скрылся.
- Эх, ты, ж, твою дивизию!
- Вот всегда ты, Федька, торопишься! Сколько раз тебе говорил – пока рыба не на берегу, она не поймана, а ты размечтался и ослабил удочку, - Фёдору даже почудился голос деда…
- Ничего, дед, сейчас блесну зацепим, вытащим его!
Азарт – штука серьёзная. Это не только мощный выброс адреналина в кровь, вызывающий ни с чем не сравнимую эмоцию.  Азарт рыбака - вещь особенная, очевидная и невероятная! Это жажда улова, не знающая пресыщения, это что-то древнее, оставшееся от давних предков маленьким сегментом в геноме, затаившееся, живучее, разрастающееся и заполняющее душу рыбака до краёв. Это просыпается, когда ты первый раз возьмёшь удочку в руки, оно оживёт, зашевелится, а потом полностью  поглотит тебя. Этому чувству можно только подчиниться, от него не избавишься.  Именно оно заставляет взять удочку или спиннинг в руки и отправиться на рыбалку, не взирая на неудобства – плохую дорогу,комаров, укусы мошки и клещей, тесноту в палатке, мокрую одежду, холод или нестерпимую жару…   
Фёдор всецело пребывал во власти этого чувства. Блесна бороздила плёс вдоль и поперёк, поймалось несколько довольно крупных форелек, но рыбак не собирался отказываться от мечты, ведь где-то в чреве этой заводи стоял его вожделенный ленок!
И вот, когда надежда уже почти покинула его, рука ощутила толчок.
- Есть! Спокойствие, только спокойствие, - но испытанные ранее чувства триумфа и небывалой радости снова завладели им. Руки тряслись, в голове шумело…
И вот ленок на берегу. Непослушными пальцами Фёдор отцепил его и сел рядом с добычей перевести дух.
- Я всё-таки взял его, дед! – прокричал он в небо, по которому мирно плыли облака, не подозревающие о нешуточных страстях, кипящих на маленькой речке, под названием Голубинка.

Фёдор собрал снасти, улов и пошёл навстречу Грише, забрасывая спиннинг в ямки, встречающиеся на пути. Клёв был действительно классным! Но главный его трофей всё-таки был крупный ленок, который сейчас покоился в вещмешке. Утренний ветерок донёс запах дымка.
- А вот уже Гришка и костерок развёл, заждался, наверное.
За поворотом реки Федя увидел небольшую поляну, костёр с котелком.
- Гришка! Ты где?
- Да здесь я, ольхи вот, нарвал. Рыбы полно. Давай-ка, пока ушица варится, закоптим рыбы малость.
Улов почистили и присолили с приправами - для копчения. Ленка  решили не трогать, Митрофанычу презентовать. Рыбку, что помельче – в уху, а остальную на жарёху оставили.
  Коптильня на берегу реки – дело получаса, а то и меньше. Гриша вытащил из кустов припасённую сетку-решётку, поставили четыре рогатины с поперечинами на высоте чуть более метра, сверху сетка, на сетку – рыбка, вот и всё. Под этим сооружением развели костёр. Когда он прогорел, угли забросали ветками ольхи – процесс пошёл. Нужно лишь следить за тем, чтобы пламя не поднималось, сбрызгивая ольховые ветки водой.
    А между тем, уха уже была почти готова, последний штрих – горящая головёшка в юшку, для дымка. Пора было накрывать импровизированный стол. На гальку постелили кусок газеты –вот и скатерть самобранка. А на скатерти – хлеб да соль, сало, куски утки, лук из теплицы Митрофаныча и ароматная уха прямо из котелка. Что ещё рыбакам нужно. Ах, да! Кедровочка! Гриша разлил напиток в металлические кружки.
- Ну что, Федь, давай за рыбалку!
- Давай, Гриш! Только сейчас понял, как проголодался. Запахи-то какие!
Ноги и руки ещё гудели от усталости, а кедровка уже сделала своё дело – по телу разбежалось приятное тепло, слегка зажгло в желудке, давно готовом принять изысканный обед рыбака. Нельзя сказать, что более приятно – одержимость и азарт рыбалки или это чувство умиротворения и гармонии, царящее в душе, когда всё уже позади. Когда вдруг снова начинаешь слышать все звуки леса и реки, видеть майские цветы на берегу, вдыхать дым от костра, на котором только что сварилась уха из пойманной тобою рыбы. Наверное, это разные вещи, но половинки одного целого, того, что мы называем рыбалкой.
- Знаешь, Гриш, мне дед сегодня под утро приснился. Как будто он  Царь-кедром стал, растворился в нём. Я на рыбалке даже голос его слышал, ругался на меня за упущенного ленка.
- Ничего удивительного, Федь. Я думаю, по сегодняшним человеческим религиозным меркам его душа конечно бы должна попасть в рай, но рай, наверное, у всех свой. Для Фёдора Михайловича этот кордон и есть райское место. Вот подумать только, что бы его деятельная душа делала так сказать, в общепризнанном раю, где единственное развлечение – это райский сад с древом познания, конечная цель жизни, так сказать. Я представляю толпы душ, входящие в этот самый рай, гуляющих по заветному саду. Ни уединения тебе, ни рыбалки, ни занятости. Очереди на работу по уходу за растениями в саду, другой-то работы нет, а это - очевидная безработица. Скукотища! И так вечность. Ужас! В аду хоть адреналинчика хлебнуть можно.
- Ну ты и расписал.
- Поэтому душа твоего деда здесь и осталась. Там, где ему было хорошо. Может он теперь – Дух тайги! И рядом тут с нами, только в другом измерении…

Небольшой котелок с ухой был уже пуст. С рыбы на коптильне начал капать жир, она приобрела красивый золотистый загар, благодаря ольхе, а аромат стоял невообразимый! Пора было собираться на кордон, а Фёдору уходить совсем не хотелось.
- Да, действительно райское место!
Дома их встретил Митрофанович.
- Федь, пойдём я тебе что-то покажу, - он подвёл Фёдора к грядам на кедровом питомнике.
- Смотри!
Тысячи маленьких зелёных звёздочек-всходов красовались рядами на влажной, после дождя, земле. Маленькие ростки, наделённые удивительной жизненной силой самой Матушкой-Природой, начинали новую жизнь.
- Это всё – дети Царь-кедра!
Хрупкие и беззащитные, они вселяли надежду, наполняли сердце радостью, а душу – счастьем!
- Будем жить, дядь Вась, будем жить!

* Из Саянских легенд о кедре.