Рассказ
Наверное, всё-таки неплохо умереть именно в Лондоне. Чёрно-белый пейзаж за окном: мокрая брусчатка, блёклый, застиранный дождями ковёр газона, несколько ив с бурыми листьями, за ними низкий кустарник вдоль дорожки, ведущей к воротам. Сетчатое ограждение, отделяющее частную территорию от публичной, увито плющом или чем-то лианоподобным, с листвой настолько плотной, что увидеть что-либо сквозь неё невозможно: ни снаружи, ни изнутри. Первое – хорошо, а вот вторым Сергей тяготится: звуки, не поддерживаемые картинкой, вызывают у него беспокойство.
Англиканский собор, в котором не проводятся службы, но редких усопших отпевает немолодой пастор. Хорошо, что старый, а то к молодому было бы обидно попасть. Опыта у него нет, ещё не то что-нибудь сделает. Хотя какая разница. Катафалк и несколько провожающих: без слёз, соплей и русской водки. Просто печаль, да и той не надо. Лишнее. Завтра всем за дела, колесо жизни продолжает движение. Остановившиеся скрываются позади за горизонтом дороги. Ещё и лечь бы на деревенском кладбище, просто камнем на лужайке, но ни за какие деньги не разрешат. И шут с ними, пусть сжигают и развеивают. Позади так позади - телега жизни катится вперёд. Хоть и жаль: отставать не привык.
В Лондоне смерть «системное» дело. Освободил место, его занял другой. И все живут дальше. В России же умирать неловко, а молодым - стыдно. Имя русской смерти – суетливое горе. Когда показушное, а когда – и это хуже всего – настоящее. В любом случае - плач и стон: после тяжёлой-продолжительной… безвременно… не дожил… не родил детей… жаль родных и близких… но надо жить дальше…
Молодой российский бизнесмен Сергей приехал в этот большой по английским меркам дом в деревне на северной границе Лондона после нескольких месяцев изнурительного лечения в частной клинике на Хантлей стрит - в столичном районе, где он учился и который знал и любил. Врачи отпустили Сергея под присмотр местного эскулапа с целью, как было сказано, восстановиться и набраться сил перед следующим - решающим - сеансом терапии.
Дом на окраине Лондона, построенный без особых архитектурных изысков на излёте викторианской эпохи, был куплен отцом Сергея, владельцем мебельного производства на Урале, не столько по необходимости, сколько чтобы не отстать от известной моды, распространившейся в среде уважаемых российских бизнесменов. Представитель младшего поколения советских управленцев - отец Сергея языков не знал, за рубеж не стремился, зато имел деловую хватку и важные связи в России, позволившие ему после финансового кризиса 2008 года занять освободившиеся ниши и расширить дело, которое он рассматривал как семейное и потому привлёк к управлению расширившимся производством сына.
Сергей окончил к тому времени магистратуру престижной Лондонской школы бизнеса и, в отличие от других честолюбивых молодых людей, вернулся на Урал восторженным патриотом, полным нерастраченной энергии, планов и проектов.
Лондонский дом хорошо отремонтирован прежним хозяином, совладельцем известной британской риэлтерской конторы, разорившейся в тот же кризис, что дал толчок развитию бизнеса нового владельца дома. Во все помещения проведено отопление, которое включается зимой лишь в жилых комнатах, а в отсутствии хозяев не включается совсем.
Сергей до болезни редко приезжал в этот лондонский дом. Он не любил пригороды, палисадники, деревенские предания - ни в России, ни в Англии, - а любил неоновую рекламу, стеклянные отели, шум и тесноту городских центров, где круглосуточная движуха, непрерывные изменения, словом, - развитие. Здесь же в английской деревне, ни на улице, ни в доме никакого движения, а тем более развития, нет. Один и тот же чёрно-белый пейзаж. Только стулья и столик выносят на траву и вносят обратно, в зависимости от сезона и погоды.
Сергей живёт в комнате с видом на скучный «английский сад»: пять квадратных метров газона, подстриженная туя и грядка маргариток. Высокая медицинская кровать, оснащённая электроприводом, расположена так, чтобы, сидя, можно было смотреть в окно, но смотреть там не на что. За Сергеем ухаживает худая молчаливая ирландка Меррит, выполняющая роль сиделки и медсестры. Её периодически подменяет весёлая полная мулатка по имени Фернанда, не умеющая молчать и делать серьёзное лицо.
Меррит говорит с неприятным акцентом, не улыбается, не смотрит в глаза и свято хранит врачебную тайну. Сергей прощает ей эти недостатки, которые с лихвой компенсируются её профессионализмом. Акцент Фернанды наоборот очень забавен. Фернанда делает жизнь Сергея веселее и, кроме того, будучи болтушкой, является для него главным источником информации о том, что происходит за дверью комнаты.
Про доктора Роберта Ламбертса, на попечении которого находится Сергей, можно сказать только одно: англичанин. Считается хорошим специалистом, что подтверждается маркой автомобиля, который он паркует у дома.
Сергей уже больше недели не был на улице по причине ненастной погоды и плохого самочувствия. Он мало ходит, быстро устаёт и большую часть времени проводит в постели, читая на планшете новости, биржевые сводки и финансовые отчёты своего предприятия. Часто просто лежит на спине в плену сновидений и воспоминаний.
Во время учёбы в Лондонской школе бизнеса Сергей снимал студию напротив Риджентс парка - в районе, считавшимся престижным, но в последние годы несколько утратившем былой лоск из-за обилия приезжих, в основном мусульман, селившихся и собиравшихся вокруг центральной мечети Лондона, приземистый купол которой с остатками смытой лондонскими дождями позолоты был хорошо виден из мансардного окна его комнаты.
Купол напоминал Сергею газгольдер, а стоящий рядом минарет - водокачку из счастливых воспоминаний уральского детства. Культовое сооружение удачно вписалась в лондонский лофт-пейзаж и не вызывало у Сергея раздражения. Через квартал расположилось главное здание альма-матер, до невозможности лондонское, отделанное белым камнем, с колоннами, подковой обнимающее традиционную лужайку, где в тёплый сезон сидят, лежат, спят, целуются и едят студенты со всего мира.
В парке через дорогу бродят пожилые тётки с собачками, голенастые девчонки играют в лаун-теннис, чёрные подростки в капюшонах, из-под которых видны только синие губы, хохочут, толкаются и торопливо курят какую-то дрянь, передавая косяк по кругу. Мусульмане большими семьями и поодиночке едят шаурму и читают коран. Офисные работники с детскими лицами в белых рубашках, ёжась и посматривая на часы, глотают из бумажных стаканов кофе-ту-гоу и жуют хот дог.
Городские будни XXI века. Никто ни на кого не обращает внимания. Заглянуть в глаза - почти харассмент. В толпе люди научились ходить не касаясь друг друга. В случае сбоя - оступился, уронил, потерялся - помощь приходит мгновенно от ближайшего прохожего, ровно такая, какая необходима для восстановления прерванного движения. В трёхстах метрах от студии Сергея - музей Шерлока Холмса на Бейкер стрит, за ним музей восковых фигур мадам Тюссо. Кафе и бары на любой вкус и кошелёк. Танцпол. Энергия. Нирвана.
Получив диплом, Сергей возвращался на родину с ощущением жителя метрополии, отправленного поднимать родную, но далёкую провинцию. Молодецкая спесь довольно быстро прошла, так как столица Урала, которую он покинул три года назад, оказалась весьма продвинутым городом.
Через год после возвращения Сергей купил в кредит первую в жизни квартиру - средних размеров пентхауз на верхнем этаже модного жилого «небоскрёба» в центре города, с окнами до пола и панорамным видом на речку Исеть, набережную из уральского камня, городской пруд, белые колокольни новой церкви и холмистые просторы на горизонте. Пентхауз был куплен «на вырост» и рассматривался Сергеем как гнездо его будущей семейной жизни.
Отец жил в собственном доме на Тюменском тракте. Он только что закончил строительство нового цеха, планировал сооружение ещё двух, и сын, вооружённый лондонскими знаниями и умениями, пришёлся ко двору. Сергей начал энергично создавать инвестиционный задел, который позволял приступить к реализации их с отцом сокровенной мечты: созданию сети фирменных магазинов в разных регионах страны, а в перспективе за рубежом. Может быть, и в Лондоне, почему нет?
И вдруг этот удар. Бах!
Когда болезнь сына стала очевидной, отец, прошедший горнило 90-х, всё понял и сделал правильно. Он не стонал и не проклинал судьбу, а волевым решением в сопровождении личного охранника отправил находившегося в блаженном неведении, а потому крайне недовольного отцовским решением Сергея в Москву, в ЦКБ, где консилиум Великих Врачей разработал для него стратегию лечения, а Великий Хирург реализовал её инвиво.
Сергей, до этого всерьёз не болевший, осознал произошедшее уже после операции. Первым ощущением был не страх, а стыд, перемешанный со злостью: молодой, а не справился. В спортзал ходил, в горы поднимался, дайвинг, кайтинг и другие модные штучки спортивной молодёжи не были для него пустым звуком. А вот не справился. Противно смотреть на здоровых людей; особенно на бодрых стариков. Перед отцом стыдно: только вошёл в семейное дело...
Когда первый шок прошёл и возникла необходимость решать вставшие перед ним проблемы, Сергею стало легче. Решению проблем его учили в Лондонской школе бизнеса, он успешно справлялся с проблемами растущего семейного бизнеса, очевидно, справится и с новыми, как всегда, грамотно расставив приоритеты, распределив ресурсы и свято соблюдая неизменный принцип эффективности.
Первая проблема - установление режима корпоративной и семейной тайны о случившемся - была успешно решена совместно с отцом. Болезнь свалилась на голову, когда Сергей был занят подготовкой компании к размещению акций на бирже, а в этом деле мелочей нет, важно всё: выбрать наилучший момент, грамотно представить отчётность и, главное, создать и поддерживать имидж успеха, развития, иначе кто же понесёт тебе свои деньги.
Так что Сергей не мог позволить, чтобы имидж семейного бизнеса был нечаянно подпорчен информацией о тяжёлой болезни – а значит несоответствии поставленным задачам - молодого управляющего и акционера компании. О болезни Сергея долго никто не знал: ни друзья и недруги, ни коллеги и коллектив предприятия, ни пресса - никто.
Даже девушка Сергея Татьяна, с которой он планировал связать своё будущее, узнала о том, что за недуг сразил её принца, когда первый этап лечения был завершён. Да и сейчас она знает далеко не всё. Перед операцией Сергей появился на обложке известного бизнес журнала с безупречной улыбкой на свежем лице. Отец оказался сентиментальнее. Он готов был жертвовать доходами ради здоровья и благополучия сына, а сам сын - нет.
Вторая проблема - лечение. Отец постановил: использовать самое лучшее из того, что предлагает мировая медицина и наука. Сергей, естественно, не возражал, но ознакомившись с прейскурантом на современные технологии, дрогнул и заколебался. Он деловым своим нутром почувствовал подвох, как на рынке, где стоит один единственный продавец с безумным ценником. В самом деле: результат обещают улучшить на пятнадцать процентов, да и то с оговорками, а стоимость лечения выше на несколько порядков. Где тут экономика? Где эффективность? Он же не миллиардер Стив Джобс, лечивший свою болезнь в созданной им самим новейшей клинике. Да и то не помогло (Сорри, Стив, ничего личного).
- Лечение стоит столько, сколько оно стоит, - таков был окончательный вердикт отца, - у нас форс мажор, а это значит свистать всех наверх и первым делом забыть про эффективность и прочую английскую муру.
Сергей всё понял и почувствовал нездоровое возбуждение. Раз форс мажор, то сделать всё быстро и радикально: отсечь, убрать, уничтожить все имеющиеся и потенциальные источники болезни, оставить только здоровое тело, набрать форму и вернуться в мир сильным, энергичным, мудрым – каких бы ресурсов это не потребовало. Ради этого быть готовым к ограничениям и к боли. При условии, что всё это когда-нибудь пройдёт.
Ему сказали: про ограничения говорить рано, а боли не будет. И не соврали. Боли не было, и сейчас нет. Ну, разве что очень редко и очень отдалённо, просто чтобы напомнить о том, что болезнь здесь, с тобой, чтобы сбить спесь, нетерпение и предотвратить необдуманные действия.
Когда Сергей понял, что быстро вылечиться не получится и ограничения останутся, перед ним встала третья проблема, которую он продолжает решать и сейчас: место себя - больного - в среде здоровых, слишком здоровых для него людей. Уже в первый год он уяснил, что циклов лечения будет много. Через три года стало ясно, что совсем здоровым - как до болезни - он, похоже, уже не станет. Придётся смириться, что болезнь не покинет его никогда, с ней придётся жить и работать, хорошо, если не выживать или, хуже, - доживать.
У него возникло желание подвести итоги. Какие итоги в 35 лет? Промежуточные, конечно. Итак: он научился всему, о чём мечтал, и удачно стартовал в бизнесе. Семейный тандем успешно работает: связи и опыт, помноженные на знания и энергию, дают результат, который был бы лучше, если бы не этот досадный сбой. Что теперь? Создать устойчивый - в идеале вечный - бизнес, способный развиваться как с ним, так и - как бы плохо это ни звучало - без него.
Мысль про «без него» сначала ввергла Сергея в панику. Он стал лихорадочно готовить себе подмену. Нашёл толкового заместителя и отправил его по собственным стопам учиться в Лондон. Провёл конкурсы на заполнение важных для бизнеса вакансий, победители которых по его направлению уехали повышать квалификацию в Москву. Отец наблюдал за действиями сына, подсказывал кое-что, но в целом не вмешивался.
Однажды ночью Сергей проснулся с новой для него отчаянной мыслью о том, что бизнес бизнесом, но самого главного в жизни он может и не успеть: продолжить род, передать свои гены, продлить себя на десятилетия вперёд, в идеале – навечно. У Сергея появилась новая идефикс: оставить после себя ребёнка, пусть одного единственного, сына или дочь - не важно. Важно чтобы это был его ребёнок. Если не успеет родиться, то успеть, хотя бы, зачать, а там гены доделают своё дело.
Начальные условия благоприятствовали решению новой проблемы. У Сергея была девушка Таня - близкий (читай, «любимый») человек. Она была умна, скромна и красива, но главное, неуловимо похожа - манерами, голосом, характером - на маму, которой Сергею не хватило в детстве. Ему было семь, когда мама заболела той же болезнью, что мучала теперь Сергея. Медицина в те времена была проще и не спасла её. Так что Сергеево детство оказалось коротким, и Таня своим присутствием продлевала его.
Сергей знал, что она хочет за него замуж и был не против, но малодушно оттягивал волнующий момент, сначала, объясняя это необходимостью успешно войти в бизнес, потом желанием полностью выздороветь, затем потребностью дождаться лучшей физической формы. Словом, до официального оформления отношений у Сергея с Таней не дошёл ход, но решением проблемы продолжения рода они занялись энергично.
Быстрого результата, однако, не добились, и Сергей для подстраховки, дабы не «пропасть в пыли веков», сдал свои гены на хранение в две частные клиники (местную и столичную), специализирующиеся на криоконсервации спермы, таким образом решив задачу - пусть и сугубо технологически - обеспечения преемственности поколений в случае самого неблагоприятного сценария развития событий. Это хоть немого, но успокоило его, и он уехал в Англию для очередного курса лечения.
В этот раз терапия оказалась особенно мощной и забрала у Сергея почти все силы. Он отложил дела, сосредоточившись на текущем. Впервые в жизни ему пришла в голову мысль о бессмысленности дальнейшей борьбы, о том, что иногда не позорно и сдаться. Сложить оружие. Сергей остался в Лондоне не потому, что здесь лучше лечат, и не потому, что возвращаться в Россию в таком виде ему было стыдно. Он хотел понять, что с ним происходит и чего ожидать дальше. Врачи, отпуская Сергея из клиники, на прямой вопрос о перспективах ответили, что всё станет ясно после завершения полного курса терапии.
Прозвучало не очень обнадёживающе, но, если исходить из аксиомы, что в Англии принято сообщать пациентам о надвигающемся конце, вроде и не плохо. Так что, может быть, пронесёт. Доктор Ламбертс контролирует ситуацию, Меррит профессионально ставит капельницы и уколы, Фернанда поддерживает его в тонусе и в последние дни является для него главным мостиком во внешний мир.
Сергей почувствовал потребность в таком мостике, когда заметил, что реальность как бы отодвигается от него, постепенно превращаясь из источника информации в источник раздражения, в то время как сам он всё чаще ощущал себя находящимся в мягком коконе, в котором ему было гораздо комфортнее, чем в реальном мире.
Поначалу Сергею удавалось существовать сразу в двух измерениях: внутри кокона, где было хорошо и шла активная внутренняя жизнь, и в реальности, которая раздражала, но которую он пытался держать под контролем, научившись разговаривать, давать указания, задавать вопросы и выслушивать ответы, не покидая комфортного кокона, а лишь приоткрывая его внешнему миру. Выходить же из кокона во внешний мир становилось всё труднее и хотелось всё меньше, так как он - этот внешний мир казался Сергею враждебным.
Процесс собственного «окукливания» (©), за которым Сергей наблюдал как бы со стороны, вызвал у него беспокойство, и он решил рассказать о нём доктору Ламбертсу. Тот выслушал, помолчал и спросил: «Вы уверены, что это вас действительно тревожит?»
- Странный вопрос, - подумал Сергей. Потом, поразмыслив, ответил: «Не уверен, но всё же скорее тревожит, чем нет.
- Я вас понял, - сказал Ламбертс, - посмотрю, что можно с этим сделать.
На следующий день после разговора с врачом Сергею показалось, что реальность приблизилась и стала меньше его раздражать.
- Лекарство, что ли, заменили? - пришло ему в голову.
- Чем меня лечат? - спросил он пышущую телесным и душевным здоровьем Фернанду, как обычно, тщетно пытающуюся быть серьёзной.
- Доктор Ламбертс знает, - оптимистично ответила она.
- А я? - возмутился Сергей, не разделив её оптимизма. - Я-то не знаю. Покажите мне назначение.
- Великие знания - великие беды, - неожиданно выпалила Фернанда и сама испугалась того, что произнесла.
- Как-как? - удивлённо спросил Сергей, посмотрев в её округлившиеся глаза. - Кто вам это сказал?
- Мама, - ответила Фернанда. На её смуглом лице появились капельки пота, - это вообще-то из библии.
- Ваша мама католичка?
- Да.
- А вы?
- Да. Почему вы спрашиваете?
- Просто так. Не обращайте внимания. Забудьте и улыбайтесь, вам идёт.
- Правда? - Фернанда не замедлила улыбнуться, но вид у неё по-прежнему был испуганным. Посматривая на Сергея, она быстро прибралась в комнате и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
- Молодец, - устало подумал про неё Сергей, - не умеет врать, и это единственная ценность в реальном мире.
Несмотря на обещание врача «посмотреть», он чувствовал, как с каждым днём кокон вокруг него становится всё плотнее, а реальность всё дальше. «Окукливание» ускорилось, но постепенно этот факт перестал тревожить Сергея. Внутри - всё по его желанию: здесь отец, девушка Таня, школьные друзья и даже его будущий ребёнок: хочешь - сын, а хочешь - дочь. Вчера пришла покойная мама, села рядом и улыбалась ему. А снаружи лечат непонятно от чего, колют непонятно чем, входят без стука, без разрешения включают и выключают свет, громко разговаривают и при этом ничего не сообщают.
Сергей не знал, сколько дней он был в полузабытьи. Но однажды утром, ещё не проснувшись, почувствовал перемену. Его внимание привлекли забытые и потому показавшиеся необычайно яркими звуки, доносившиеся извне: звон пружинки замка и щелчок отмыкаемой двери, мягкий, но вполне материальный звук шагов женских ног, обутых в тапки. Не открывая глаз, он увидел, как в комнату осторожно вошла Фернанда и пошла к окну. Он чувствовал пряный аромат духов, слышал быстрое дыхание и шелест отодвигаемой шторы. Через закрытые веки яичными желтками на глаза упал свет. Сергей сел в постели и с удивлением огляделся. Кокона вокруг него не было. Он был в реальном мире. И отлично себя чувствовал!
Странно, - запоздало подумал он, - вчера руку было не поднять, такая слабость. Проспал до обеда, глаза отказывались открываться. Меррит сделала укол, от которого видения даже в коконе приобрели беспокойный характер, а голоса снаружи вызывали не просто раздражение - панику. И вдруг сегодня откуда-то взялись силы и интерес к жизни.
Фернанда, стоявшая спиной к Сергею и смотревшая в окно, обернулась. На гладком лбу у неё сложились трогательные морщинки.
- Доброе утро. У вас сегодня хорошее лицо. Как себя чувствуете?
От звука её голоса Сергею стало спокойно и комфортно, будто он находился в своём мягком коконе.
- Чувствую себя… бодро, - ответил он, ощущая непривычную ясность в мыслях.
- Я молилась за вас, - сказала Фернанда, - и Бог услышал меня. Прикройтесь одеялом, нужно проветрить комнату.
После завтрака, который Сергей впервые за последние дни съел до конца, его внимание привлекли громкие голоса и движение за дверью. Это пришёл доктор Ламбертс, которого сегодня не должно было быть. Он как-то особенно внимательно осмотрел Сергея, смерил давление, выслушал лёгкие - всё без слов и эмоций. Фернанда стояла рядом с последними результатами анализов.
- Вы сегодня хорошо выглядите, - сказал он, завершив осмотр, - объективные показатели без ухудшения. Давление низковато, но эту проблему мы решим. Фернанда приготовит вам кофе.
Двигаясь как в сальсе, с улыбкой на лице Фернанда вышла из комнаты. Из-за двери послышался рёв кофемолки.
- Можно мне сегодня ничего не принимать? - попросил Сергей врача. - Кроме обезболивающего? Я устал.
- ОК, - как обычно выдержав паузу, сказал доктор Ламбертс, - отдохните денёк от капельниц. Завтра я приду на плановый осмотр, и, может быть, скорректируем лечение.
- А сегодня осмотр внеплановый?
Лабмертс не ответил, отмечая что-то в таблице анализов.
- А ходить мне можно?
- Только с сиделкой, чтобы не упасть. У вас низкое давление и брадикардия.
Ламбертс, кинув взгляд на закрытую дверь, наклонился к Сергею, чего никогда не делал, и тихо сказал: «Если улучшение закрепится, а мы будем надеяться на это, разрешу вам выйти на улицу». Он быстро выпрямился, словно испугавшись быть застигнутым врасплох, и уже громко, будто для кого-то другого, произнёс: «На выходных, представляете, ожидаем снег. В Лондоне в ноябре снег! Вот вам и мировое потепление».
Сергею пришло в голову, что врач ведёт себя так, будто комната прослушивается, но тут в комнату вошла улыбающаяся Фернанда с кофе, и он выбросил случайную мысль из головы. Маленькими глотками Сергей допил до конца душистый сладкий напиток, и окружающее стало предельно ясным, как будто аналоговая картинка вдруг сменилась картинкой самой высокой чёткости.
- Раз врачи в Англии не лгут насчёт сроков конца, - подумал Сергей, - можно считать, что сегодня мой срок продлён. А значит, нужна смена стратегии.
Только что его стратегия заключалась в том, чтобы достойно уйти, не стыдясь, никому не мешая и никого не пугая. Как в один чёрный день Сергеева детства ушёл из дома умирать кот Антон, проживший в семье тринадцать лет. Маленький Серёжа считал его своим братом. Отец сказал: «Не иди за ним, он хочет быть один. Если случится чудо, мы его выходим». Чуда не случилось. Сергей играл, читал, рисовал на веранде, но ни на секунду не забывал о том, что в подвале сейчас происходит ЭТО.
Ему же судьба даёт шанс. Это ли не чудо? Свободу умереть поменять на великую свободу жить. На свободу делать то, для чего создан, что умеешь лучше других. На свободу не зависеть от материального, быть сильным, а значит великодушным. На свободу любить и прощать. Последнее трудно, но нужно - так учит и церковь. Сергей крестился уже в разумном возрасте, выучил несколько молитв, но не молился. Ограничивался посещением литургии в Пасху и обильными пожертвованиями.
Зато он знал, что у него есть девушка Таня, которая посещает храм регулярно и горячо молится за него. И Фернанда, как он выяснил, тоже молится за него. Значит всё хорошо, и он готов к тому, чтобы обрести главную свободу - жить дома.
Он создан и приготовлен для жизни в России. Окончил с красным дипломом престижный московский вуз, защитил кандидатскую диссертацию, к написанию которой привлёк талантливый научный коллектив, поэтому работа получилась хорошая. Он и сам бы мог написать, но зачем, если эффективнее отдать непрофильную работу на аутсорсинг. Если бы не болезнь, защитил бы уже и докторскую. Сейчас, понятно, приоритеты другие: бизнес, семья. Но главное остаётся неизменным: всё это - дома.
Значит решение принято: возвращаться домой, пока позволяет здоровье. То есть немедленно. Связавшись через Фернанду с местным управляющим, Сергей распорядился прислать ему неоплаченные счета за медицинское обслуживание. Две суммы, показавшиеся сомнительными, он вернул на проверку. Остальные оплатил через интернет банк.
Отпустив Фернанду, Сергей решил проверить свою физическую форму. Он поднялся с постели и в одних носках прошёлся по комнате. Нормально. Осмелев, подошёл к окну и потянулся к ручке, чтобы открыть створку, но здесь его ждало разочарование. На долю секунды потеряв концентрацию, он качнулся и, схватившись за занавеску, стал сползать вместе с ней на пол. Сверху послышался долгий треск, посыпалась штукатурка и, косо мелькнув перед его глазами, в пол ударил карниз, развалившийся от удара на несколько частей. Вся конструкция едва не накрыла Сергея с головой.
Дверь распахнулась, и в комнату вбежала Фернанда.
Сергей, сидя на полу, ловил горлом разреженный воздух, но мозг его, соскучившийся по информации, работал чётко, а острый взгляд подмечал мельчайшие детали.
- Зачем вы без меня? Доктор ведь не разрешил!
Сергей обозначил движением бровей печаль и разочарование.
Задвинув обломки карниза ногой в угол, Фернанда помогла Сергею встать. Держась за её мягкую руку, он на слабых ногах дошёл до постели. Голова кружилась, но взгляд оставался острым, а мозг по-прежнему схватывал и анализировал всё вокруг.
- Как вы? - тревожно спросила Фернанда, укрыв его одеялом и присев в ногах.
- Ничего, - заплетающимся языком ответил Сергей, фиксируя при этом острым взглядом мельчайшие движения её губ и глаз.
- Позвольте мне смерить давление.
Фернанда надела ему на руку манжету и включила аппарат, повернув его экранчиком к себе таким образом, чтобы Сергею не было видно показаний. Завершив процедуру, она привстала и пощупала у Сергея лоб и руки.
- Сейчас вернусь.
Как только за ней закрылась дверь, Сергей начал приводить себя в форму: сжимал кулаки, как перед сдачей крови, приподнимал по очереди ноги, напрягал живот и ягодицы. К возвращению Фернанды ему удалось унять дрожь в теле, головокружение тоже почти прошло. Только дыхания по-прежнему не хватало.
- Всё будет хорошо, - сказала Фернанда, - доктор Ламбертс сказал поставить вам капельницу.
- Неправда, - вспоминая разговор с врачом, слабым, но твёрдым голосом возразил ей Сергей, - доктор Ламбертс обещал, что сегодня капельниц не будет.
- Он изменил своё решение.
- Потому что вы ему позвонили и сообщили, что я упал?
- Да, поэтому. Я обязана была сообщить. Дайте, я погрею вам руки. Холодные.
Фернанда сжала его сухие ладони в своих мягких руках.
- Вы будете ставить капельницу? - спросил её Сергей.
- Нет, придёт Меррит и поставит.
- Сегодня же ваша смена.
- Доктор Ламбертс сказал ей прийти.
- А вы?
- Я тоже буду здесь. Я вас не оставлю.
За дверью послышался шум.
- Меррит пришла, - Фернанда аккуратно накрыла его руки одеялом и, поднявшись, посмотрела сверху оценивающим взглядом. Быстрым материнским движением пригладила растрёпанные волосы у него на голове и, почему-то заволновавшись, вышла из комнаты. Сергей услышал из-за двери её непривычно тревожный голос. Через минуту дверь распахнулась и в комнату быстро вошла Меррит с капельницей в руке. Она тоже показалась Сергею взволнованной.
- Что-то все нервные сегодня, - подумал Сергей, любуясь профессиональными движениями медсестры, которые подействовали на него успокаивающе. Через минуту он спал, и ему снились перемены. Несколько раз напомнила о себе тупая боль, забитая лекарствами, но он отбрасывал её в сторону, думая только о переменах.
Проснувшись, Сергей первым делом убедился в том, что он не в коконе, а в реальности. Йес! В теле ещё оставалась слабость, зато в голове - исключительный порядок. Значит, сегодня, или никогда. Итак, верхняя одежда - в гардеробной за дверью, документы - в тумбочке. Телефон, зарядка… Сообщить кому-нибудь, о том, что вылетает, пусть встретят? Не надо, будет сюрприз. Вызвать такси - «убер» в помощь. Откуда ближайший рейс? Хитроу? Стэнстед? Хитроу надёжнее, значит, едем в Хитроу. Куртку тёплую не забыть, на Урале снег, сто процентов, если уж здесь снега ждут…
Сергей решил перед отъездом позвонить отцу. Тот обрадовался, но странно удивился звонку сына, будто не ожидал. Спросил о самочувствии и сообщил, что сегодня вылетает в Лондон.
- Не надо, папа, - сказал ему Сергей, - сдай билет. Я сам сегодня лечу в Россию. Дела надо восстанавливать. Как Таня, как ребёнок?
Отец кашлянул и замолчал.
- Шутка, - исправился Сергей и засмеялся, - ничего, приеду, займёмся с Таней этим вопросом вплотную. Будет тебе внук.
Они перекинулась парой фраз, и Сергей почувствовал, что устал.
- Держись, завтра встретимся, сынок, - сказал напоследок отец.
- Плачет, или мне кажется? - подумал Сергей. - Совсем измучился старик, надо будет поддержать. А сейчас отдохнуть, собраться с силами и - на выход…
Он снова забылся, но в этот раз, как ему показалось, ненадолго…
Полседьмого вечера, на улице темно, в доме тихо. Сергей выходит на улицу и, с трудом передвигая отвыкшие от ходьбы ноги, идёт к стоящему на обочине белому автомобилю. Свежий влажный воздух придаёт силы.
- Заказ в Хитроу?
Смуглолицый водитель, по виду пакистанец, кивает и, толчком открыв дверь, начинает вылезать наружу.
- Багажа нет, - говорит ему Сергей, показывая пустые руки.
Таксист, облегчённо вздохнув, втягивает большое тело обратно в машину. Некоторое время они движутся по узкой деревенской улице, на которой едва ли разъедутся два приличных мотоцикла. Сергей представляет здесь свой белый «Ленд крузер» с внедорожным обвесом и невольно усмехается. Водитель, заметив его усмешку, осторожно спрашивает:
- Откуда вы?
- Из России, - отвечает Сергей, и расправляет плечи.
- Путин! - радостно восклицает таксист, выставив вверх большой палец с розовым ногтем.
- Я не Путин. Меня зовут Сергей. А вы откуда?
- Я британец, - отвечает водитель, - меня зовут Али.
Они с Сергеем переглядываются и вместе смеются.
Попетляв по деревенским переулкам, автомобиль въезжает в небольшой городок -предместье Лондона, и останавливается перед низким, словно игрушечным светофором. Из приоткрытого окна слышится звук тяжёлого рока.
- Пятница, - говорит Али, опуская стекло и отщёлкивая пальцами ритм, - последняя вечеринка перед долгой зимой.
В центре круглой площади, сформированной несколькими одноэтажными магазинчиками и автозаправочной станцией, Сергей видит деревянную сцену, на которой играет рок группа из четырёх человек. Перед сценой тусуется молодёжь, сбоку стоят люди постарше. Десяток мотоциклистов сидят на своих железных конях и кольцами пускают вверх сигаретный дым.
- Я выйду на минутку, - обращается к Али Сергей, - надо поощрить музыкантов. В последний раз перед долгой зимой.
Он достаёт тонкий бумажник с эмблемой семейной компании и, наобум запустив пальцы внутрь, вытягивает оттуда несколько банкнот. Али с беспокойством поглядывает на Сергея, пока тот не протягивает ему купюру.
- Это в счёт оплаты, сэр, - тролля туго соображающего водителя, говорит ему Сергей, - пять минут, ОК? Сэр?
- ОК. - Али глушит двигатель и, приоткрыв свою дверь, закуривает.
Сергей, размяв затёкшие ноги, идёт по площади и чувствует себя в центре внимания. Несколько парней уступают ему дорогу, остальные смотрят как на инопланетянина, вылезшего из космического корабля, который залетел к ним в сад и помял газон.
Чем ближе Сергей подходит к сцене, тем явственнее ощущает напряжение, разливающееся в воздухе. Преодолевая необъяснимое сопротивление, он подходит к деревянному помосту с купюрой в руке. Положить её некуда: ни кружки, ни открытого футляра от гитары, куда благодарные слушатели должны кидать деньги. Сергей протягивает купюру клавишнику, стоящему за потрёпанной «Ямахой», облепленной цветными наклейками. Парень отстраняется, не прекращая играть, и Сергей видит в его глазах страх. Сергей переводит взгляд на мускулистого бас гитариста, косящего под Роберта Фриппа. Тот прячет взгляд, но Сергей успевает прочитать и в его глазах необъяснимый страх.
- Не бойтесь, друзья, - разочарованно говорит Сергей, стараясь сохранять улыбку на лице, - вы хорошо играете. Спасибо.
Музыканты, опустив глаза, продолжают исполнять свои партии, но Сергею кажется, что играют они всё тише и осторожнее. Сергей кладёт купюру на помост, придавив её обломком кирпича, машет парням рукой и идёт обратно к автомобилю. Ему слышится за спиной вздох облегчения.
- Они боятся! - удивлённо и расстроенно думает Сергей, садясь в машину. - Как можно шарахаться от всего нового, незнакомого? Трусы!
- Поехали? - выдержав паузу, тактично спрашивает его Али.
- Вперёд, - машет рукой Сергей, - выезжай уж на какую-нибудь автостраду. Зря, что ли, Тэтчер у вас их строила?
Такси выворачивает на шоссе и вливается в сверкающий поток автомобилей. Сергей напряжённо провожает взглядом информационные щиты с названиями населённых пунктов и с облегчением вздыхает, когда в свете фар появляется информационный щит аэропорта Хитроу. В чёрном небе весело мигают огни взлетающих и садящихся самолётов.
В пассажирском терминале светло и празднично. Очаровательная сотрудница Аэрофлота с мягким славянским лицом, провожает Сергея в бизнес-лаундж. Он подходит к стеклянной стене с бокалом красного вина в руке, чтобы наблюдать сквозь стекло за движением самолётов на перроне. Окно напротив выходит в зал прилёта аэропорта. Там смотреть нечего, но что-то толкает его подойти к этому окну. Он напряжённо вглядывается в поток пассажиров, идущих за багажом, и взгляд его выделяет статного мужчину в модном пальто песочного цвета, таком же, какое Сергей выбрал в «Стокманне» в подарок отцу на шестидесятилетие.
- Папа! - кричит он, не слыша собственного голоса. - Я лечу домой!
Отец как в немом кино, не оглядываясь и не смотря по сторонам, проходит мимо и исчезает в глубине огромного зала.
- Домой… - Сергей, часто дыша, а потому теряя силы, опускается в кресло и, откинувшись на спинку, закрывает глаза. В голове тяжесть, будто он не спал несколько ночей подряд.
- Не пропустить бы рейс... - протяжно думает он.
- Ре-е-е-е-й-с, - отзывается в его сонном мозгу. Слово длится бесконечно, а по рулёжке так же бесконечно катится самолёт, вздрагивая на стыках бетонных плит и мигая огнями. Кажется, что он тоже устал, ещё не успев взлететь. Развернувшись, самолёт долго стоит в начале взлётно-посадочной полосы, пробуя двигатели на разных режимах работы. Над полосой кружатся белые хлопья. Наконец в грохоте и тряске машина страгивается с места и начинает медленно набирать скорость. Слишком медленно для взлёта.
В середине полосы самолёт, зарывшись колёсами в снег, прекращает разбег и, свернув на рулёжку, возвращается в исходную точку. Вторая попытка заканчивается тем же. Так повторяется бесчисленное количество раз. Как в дне сурка, самолёт начинает движение с начала полосы и, достигнув её середины, возвращается обратно. Снегопад усиливается. Самолёт, в последний раз сделав попытку взлететь, утыкается носом в сугроб и окончательно останавливается.
Двигатели замолкают, и с неба хищной кошкой прыгает тишина, накрывая всё мягким снежным животом. Один за другим гаснут огни аэропорта, исчезает взлётно-посадочная полоса, проваливается в темноту перрон. Последними потухают огни на крыльях одинокого самолёта, замершего в вечности.
Отец опоздал на несколько часов. Он вошёл в лондонский дом, когда тело Сергея готовились увозить в морг.
Хоронили Сергея на родине, и провожало его много народу. Говорили долго и хорошо. Отец крепился, девушка Таня плакала. Через год на могиле установят красивый памятник.
Акции семейной компании разместили на бирже, но не удачно и не вовремя. Новый экономический кризис ударил по капитализации семейного бизнеса, и предприятие было признано банкротом.
Лондонский дом пошёл на продажу. Случайно, или нет, но, как только продали дом, внутри у девушки Тани - не с первого раза - зародилась новая маленькая жизнь. В положенный срок на свет появился мальчик Серёжа, которого дед уважительно кликал Сергей-Сергеичем. Колесо жизни, скрипнув, продолжило движение - вдали от чёрно-белого Лондона, отвергнутого и забытого, словно в попытке обрести бессмертие.