По соседству с нами в Большом доме, через стенку, жила девочка Маня со своей мамой и маленьким братиком Сашей.
В комнатке, не более десяти квадратных метров, которую они занимали, стояли
одна железная солдатская кровать, сбитый из грубых досок кухонный стол под окошком, две самодельные табуретки и конечно лежанка, которая топилась из коридора.
Тётя Шура Комиссарова была эвакуирована с маленькой дочкой Маней на руках из самого пекла войны. Ни мужа, ни родственников, в живых никого не осталось. Возвращаться после войны на Родину не было смысла, а здесь уже как бы и привыкла.
«Хоть крыша над головой есть...», — говорили ей соседи. После войны родился у тёти Шуры мальчик Саша, но и со вторым мужем ей не довелось долго жить, он был инвалид войны — умер от тяжёлых ранений, потому что медицинской скорой
помощи в селе тогда вообще не было.
От темна до темна работает тётя Шура в колхозе возчиком. В её подчинении была такая же несчастная и замученная тяжёлой работой старая лошадка Сивка. Тихая, безропотная женщина с доброй душой никому в помощи не отказывала. Во время уборки урожая всем поможет выбрать картошку и перевезти с поля за кусок хлеба,
крынку молока или за десяток яиц. Кто что даст, и на том спасибо — всё детишкам радость.
Свою картошку тётя Шура выбирала одна в поле, только грачи да вороньё в это время гуляют по паханной голой земле. Уже «мухи белые» полетят, когда тётя Шура привезёт картошку домой. Придёт с поля, снимет с себя старую фуфайку, бросит её на пыльный пол возле лежанки, ляжет на неё, вытянет натруженные ноги, закроет
глаза, и не понять, то ли она спит, то ли дух испустила. Потом её Маня тихонько разует, накроет какой-нибудь тряпицей, и не шелохнётся тётя Шура до самого утра.
Маня — это необычная девочка с карими грустными глазами, в длинном тёмном платьице с постоянной заботой о ближних, была похожа на блаженную. В свои четырнадцать лет она никогда не училась в школе, но всегда была незаменимой помощницей для матери.
Она тихо говорила, ни с кем никогда не спорила, ни о чём не спрашивала, ничего не просила. Таковы дети войны, они рано взрослеют, часто болеют и ни на что не жалуются. Большинство из них рано ушли из жизни.
Голод и бедность почему-то постоянно приходят на память. Кто может сейчас понять, как страдали дети, когда в бывшем барском саду поспевала черёмуха. Крупная, сладкая ягода — её собирали вёдрами. Голодные дети ели её досыта. Маленький Саша ел черёмуху прямо с косточками, а Маня, собирая ягоды, всё
подкладывала ему какие покрупнее, да послаще. Зловещая ягода сделала своё дело. Заболел Саша, закаменело всё у него в животике.
Мается с ним Маня, носит по улице его на руках с голой попкой. Вытягивается Саша в струночку, плачет навзрыд, а ребятишки сочувственно ходят за Маней. Взрослые все на работе и уповать оставалось только на Бога. Саша Комисаров, конечно, выжил с Божьей помощью, ведь все дворовые дети переживали за него своей ещё
не окрепшей душой.
Шло время. Люди стали постепенно покидать этот большой старый дом. Они уходили работать на стройку. Там получали они в новых бараках комнату для семьи. Все удобства на улице, печное отопление, и люди были счастливы. А тётя Шура не пошла
на производство как все. Она в соседнем селе купила старенький домик за бесценок и переехала туда на постоянное житьё. Завела курочек, козочку, да свой сад и огород рядом. Выживали потихоньку.
Саша учился в школе и довольно успешно. Способный был мальчик. После школы поступил в военное училище.
А Маня, какой бы странной она ни казалась, но нашёлся человек, который смог понять её и полюбить. Он согласен был на всё, чтобы только быть рядом. Бедный деревенский парень с открытой, доверчивой душой нашёл своё счастье. Бедность их не тяготила, они к ней привыкли. Им казалось, что так живут все. Они не были жадны и завистливы, поэтому наслаждались той жизнью, какой она была в те суровые годы.
Тётя Шура не могла понять, неужели такое бывает, неужели так можно любить.
Глядя на молодых, она вспоминала свою военную молодость и плакала тайком.
Маня, как всегда была спокойна, уважительна, но душу свою не открывала. Тайной завесой душа её прикрыта. Порой она была холодна и замкнута, но муж любил
её и такой. Наглядеться на неё не мог.
К осени родился у них маленький, светленький, голубоглазый мальчик. Солнечный зайчик стали они звать его. Как с куколкой играют с ним родители, когда он откроет глазки после сна.
Тётя Шура опять задумывается — хорошо ли это или плохо, и надолго ли такое безоблачное счастье. «Как будто по какой-то укороченной программе они живут», — говорит она себе.
Мальчик — солнечный зайчик растёт не по дням, а по часам. «Папа», «мама» уже лепечет, кушать просит. Задумались родители. Много чего нужно купить мальчику. Пошли они к председателю колхоза просить работу. Чтобы их не разлучать, председатель предложил им пасти колхозную скотину.
Лето. Солнце яркое, травы пахучие, дали красивые. Пасут они скотину, горя не знают, перекликаются издали, а то и в тенёк присядут поговорить, пока коровки устало травку щиплют. Так проходит день за днём. Уже рожь начала колоситься, красные ягоды на солнечных полянках появились, по опушкам грибы-подколосники
стали попадаться. Вечером домой ягод и грибов принесут, доярки ребёнку молока литровку дадут.
Мальчик — солнечный зайчик, как оголец, аж из рук выскакивает, когда родителей увидит. Лесным гостинцам радуется, бабушке в рот суёт, чтобы и она оценила насколько это вкусно. Отец от радости малыша вверх подбрасывает, а у Мани от страха сердце замирает, когда она видит этот необузданный восторг отца и сына.
Работы в хозяйстве много, тут и покос начался. Одна забота сменяет другую, а третья на пятки наступает. Всё успеть надо — и скотину пасти, и свои дела переделать. Подолгу с ребёнком играться некогда.
— Не чеши язык, а чеши пятки, — часто говорила Маня. Муж
возмущался:
— Кто сказал такую ерунду? — в сердцах говорил он.
— Кузьма Прутков... — опустив голову, тихо скажет Маня.
Однажды разбрелись коровы по скошенному лугу. Маня посмотрела на спящего поодаль мужа и говорит:
— Проснись, сын божий, пригони дальних коров поближе к стойлу, — он подскочил, как будто и не спал вовсе и ушёл, посвистывая. А когда стал гнать отбившихся коров к стойлу, то увидел, что Маня уходит совсем в другую сторону, через всё поле, по не скошенной ржи к дальнему лесу. Муж кричит в отчаянии:
— Маня! Ты куда пошла? Маня! Маня! — а Маня даже не оглянулась. Она шла и шла... только белая косынка мелькала во ржи. Мечется между полем и стадом.
— Маня! Вернись! Маня! — продолжает кричать растерянный муж.
Он не знает, что ему делать. и коров бросить нельзя, чтобы её догнать.
Дойдя до опушки, Маня скрылась в лесу.
— Зачем она туда пошла? — недоумевал муж. — Вернётся, спрошу.
Но Маня не вернулась. Искали Маню всем селом, помогала и милиция. Как в воду канула Маня. Следа нигде не оставила. Грибники и охотники по лесам ходили, никому она не встретилась. Соседние сёла опросили, никто её не видел. Ушла Маня как будто к Богу в гости, сразу на небеса.
Долго горевала мать. Плакал ночами муж, уткнувшись в подушку. Ждал он Маню, места себе не находил, и сыночек уже был не в радость.
Но однажды уже осенью, когда лес скинул свой багряный наряд, рано утром он ушёл из дома и больше не вернулся.
Остался мальчик — солнечный зайчик сиротой, один с бабушкой.
И с этих пор солнечного весёлого мальчика больше не стало, рядом с горемычной бабушкой рос серьёзный мальчишка с большими грустными глазами.
— Боже, зачем, — скажет бабушка, глядя на внука, и прервёт свою мысль на полуслове. Опустив голову, смахнёт украдкой набежавшую слезу, быстренько
наденет на ноги большие не по размеру резиновые сапоги и уйдёт в огород.
— Господи! Дай силы мне. Помоги нам, Господи! — трижды перекрестится она и примется за работу.