=Копылов=
Бессонная ночь давала о себе знать, да и не мудрено, если учесть что и предыдущий день был не из лёгких. Ничего, не впервой, выдюжим.
Но как же трудно всё стало. Недавно ЛИС остался без старшего инженера; капитан Воронков ушёл на повышение, куда-то в строевую часть. Откуда взялся на их головы этот майор, для которого план –любой ценой, а уж за ценой он не постоит. И самое неприятное, когда он начинает лезть в технические вопросы, в которых, мягко говоря, не очень сведущ.
Но зато имел хороший слух, и ухватив в разговоре спецов о каком то возникшем затруднении, быстренько прикинув в уме, какой начальник за это отвечает, бежал к телефону с требованием немедленного реагирования.
Матёрые «лисы» быстро поняли этот метод руководства. Однажды, в момент окончания предполётной подготовки, когда уже скоро в полёт, обратил Пилютин своё внимание на чем-то встревоженных радиста Василия и прибориста Ставрова. Моментально оказавшись рядом, услышал, что какое-то динамическое давление попало не в приборы, а угодило в радиостанции, и виноваты, скорее всего, шассисты, перепутавшие какие-то трубки.
В сборочном цеху несколько раз переспрашивали суть дефекта, жестами подзывая к телефону всё новых и новых слушателей, а предыдущие отходили, утирая слёзы от смеха. С тех пор молодой радист Василий и «дед» Ставров стали демонстративно не «рукопожатными» со стороны начальника производства, что их нисколько не печалило.
В старые добрые времена возникшая проблема, как эта, с гидроаккумулятором, решилась бы легко и просто. Нужное было бы взято из агрегатов, предназначенных для очередной машины, или даже могли снять, если уже стояло на очередном самолёте. Но Копылов, как и все большие и малые начальники знал о приказе строжайше запрещающем такие перестановки.
Да, всё больше признаков, что их завод, много лет назад, в войну, появившийся в этой степи рядом с учебным аэродромом в виде нескольких сараев, станет не нужным в который раз обновляющейся стране. Копылов ещё застал стариков, помнивших те годы, а некоторые работают и сейчас, когда они, в холоде и голоде, в светлое время чинили и латали самолёты, а по ночам в железнодорожном тупике разгружали привезённые с фронта, битые, искалеченные машины.
Под руководством нескольких специалистов, во многих местах страны, старики и подростки, женщины и списанные по ранениям калеки, сначала по немногу, а затем в ощутимых количествах, стали возвращать фронту, так необходимые боевые машины.
По окончании войны абсолютное большинство этих мастерских закрылись, но наиболее перспективные, удачно расположенные географически и вписывающиеся в промышленное окружение своего района, стали бурно развиваться, расстраиваться, и превращаться в современные крупные авиаремонтные заводы.
И вот новые времена. То ли друзей у нас стало много, то ли врагов поубавилось, но стала потихоньку армия и всё, что с нею связано не просто не нужным, а ещё и явно обременительным анахронизмом.
Высшие руководители страны прямо таки млели от похвал новых друзей, а запанибратские похлопывания по плечу вызывали стремление как можно скорее доказать свою преданность и согласие с идеалами демократии, заслужить благосклонность лидеров, и на равных постоять на саммитах, в кучке приторно доброжелательных президентов и премьеров. … .
Принимая и отправляя самолёты, общаясь с техниками и лётными экипажами, он поражался масштабам начинающегося развала некогда, грозной военной машины страны, как и прежде, находящейся в совсем не дружественном, и не сбавляющем своей военной мощи, окружении. Прекратило своё существование лётное училище; с ним завод делил аэродром и его структуры, уступив место выведенной из бывшей республики, авиадивизии.
А теперь, похоже, и их завод, только недавно отстроивший новые корпуса цехов и отделов, наконец –то, закончивший строительство бетонных рулёжек и самолетных стоянок, похоже идёт в расход. Он, не считавший себя великим специалистом в таких государственных вопросах, тем не менее, не мог понять, почему завод, возвращающий в строй транспортные машины, становится ненужным.
Легко потерять завод, но восстановить будет очень трудно, это не только корпуса и бетонка; главное люди, за многие годы накопившие, вобравшие в себя знания и опыт предшественников, создавших определённую культуру отношения к своему делу, штучные специалисты, порой просто незаменимые. Если прервётся преемственность поколений, трудно будет не посвящённым вновь создать наработанную связь заводского организма.
Он шёл мимо цехов, невольно вспоминая, что здесь было раньше, а раньше здесь была почти везде только степь, а за заводскими корпусами, где тоже была степь, за эти годы вырос целый посёлок со всем положенным набором: школа, детсад, магазин… .
Когда-то, как ему рассказывали старики, ещё в войну, в этой степи, прямо за старым лётным полем, один из рабочих авиамастерских, вырыл широкую яму, перекрыл её плоскостями списанных самолётов, завалив сверху всё той же землёй, сложил печь и перевёз из переполненного барака свою семью, а перезимовав, стал потихоньку строить, что- то похожее на домишко. После войны у него сразу нашлись последователи, и за короткое время образовался сначала небольшой, потом быстро растущий посёлок. Его жители, отвечая на вопрос о месте жительства, отвечали-- «за полем», и само собой сложилось название новому населённому пункту—Заполье.
Аэродромные власти смотрели на самострой сквозь пальцы — не на их территории, кроме того, как то решался жилищный вопрос, который в то время не мог решаться государством. Пройдёт много лет и с трудом приобретёт посёлок положенный статус, появятся названия улиц , (про переулки самостийные строители не заморачивались, их просто нет, и до сих пор не легко перейти с одной улицы на другую) а вошедший в силу и получивший новое название «Запольский авиаремонтный завод» построит здесь первый многоквартирный дом, а затем ещё один, практически сняв проблему жилья для своих работников.
Копылов со своим семейством одни из первых въехали тогда в новую квартиру. Пожившие в тесноте и неустройстве переполненных общаг, ютившиеся в коммуналках и старых домишках по окраинам города, в тесноте городских квартир с многочисленными родственниками, все они были по настоящему, безмерно счастливы. На заводе создался, при всех неурядицах , дух товарищества и уважения друг к другу, ещё и потому, что многие, общаясь по работе, стали соседями, многие сдружились семьями.
И вот в наступившие времена всё это уходило. Становящиеся лишними на заводе невольно распространяли свои обиды на тех, кому пока удавалось удержаться на своём месте…
Ладно, чего уж там копаться в заоблачных проблемах, когда в своей семье не можешь разобраться. Мог ли он подумать, что его сын, в котором он был так уверен, которым гордился, сумевшим стать настоящим лётчиком, что в своё время не удалось ему самому, вернётся домой, потеряв всё. И причиной станет пьянство, какое никогда в детстве своём не видел в семье родителей и в родне.
Теперь он с тоской корил себя, что не порадел за сына и не помог ему пристроиться служить где ни будь в крупном гарнизоне, рядом с городом, поближе к цивилизации, о чём просила жена, но против чего горячо восставал сын.
Он любил летать и считал, что в приграничных полках не будет сидеть на земле, теряя профессию и навыки.
Кто мог подумать, что вся наша военная авиация окажется прочно привязанной к земле из- за банальной нехватки авиационного керосина, о дефиците которого, тем более для армии и представить не могли. Лётные дни становились по всей стране настоящими праздниками для лётчиков, и то не всех. И затихли, начали терять привычный, напряжённый ритм жизни лётные гарнизоны, безделье развращало и в числе прочего вело к пьянке.
В тоскливых раздумьях корил себя и за то, что сильно опекал сына, старался оградить от трудностей и любых забот, давя своим авторитетом, навязывал везде своё мнение и взгляды. Вот и вырос слабак, готовый жить только по командам и чужим решениям, не имеющий своего, нажитого в трудах и заботах опыта, стержня человеческого бытия.
Навалившаяся беда лишила привычного, спокойного ритма жизни, всё чаще, несмотря на усталость, заставал его рассвет, не сомкнувшим глаз, привязалась, ставшая привычной, бессонница. В это время и выявилось у него «давление». И, вот, кажется, забрезжила надежда: хороший старый друг Копылова устроил сына на работу, где условия и подобравшийся народ, делают пьянку, что называется, не в моде.
… Копылов уже подходил к ангару сборочного цеха, где носом к кассетным воротам притулился невезучий самолёт, когда его обогнал дежурный автобус, на котором он вместе с Пилютиным ездил в агрегатный, и подрулил прямо к самолёту. Около него в одиночестве топтался нынешний дежурный по стоянке ЛИС радист Василий. Из автобуса, покряхтывая от тяжести, вывалился с гидроаккумулятором в руках Саша Кузьминков, слесарь агрегатного, его давний товарищ и соратник по рыбалке . Увидев Копылова, с деланным возмущением завёл.
- Ты чё, слабак! Итальянить задумал? А я рыжий, за тебя отдуваться?
- А ты знать штрейкбрехером заделался? А ну, марш со стоянки! -в тон ему
ответил Копылов, делая вид, что пытается затолкать его назад в автобус.
- Товарищ майор!—завопил Кузьминков—я с ним не слажу, этот слон нам
сорвёт весь промфинплан!
Из автобуса выглянул Пилютин, всем своим видом показывая недоумение по поводу неуместного веселья. Сделавшись серьёзным, положив руку на агрегат Копылов, глядя на майора, произнёс вопросительно..
- Паспорт?
- Слушайте Копылов! Не берите на себя слишком много. Вы отказались
выполнить приказ, и это вам обязательно зачтётся, а сейчас не мешайте
хотя бы делать за вас вашу работу. Ваш механик, кстати, автор всей этой
кутерьмы, а вы вместо того, чтобы как то загладить вину, мешаете!
- Агрегат без паспорта — ничто. А у Тамарина, свернувшего ему башку был
указчик, и я знаю кто это.
- Так! — стараясь увести в сторону, начал Пилютин — Киреев сейчас
заканчивает оформлять бумажку вашу, сейчас она будет здесь. Кузьминков!
Не ведите время.
Ну что ж, дело привычное. В четыре умелые руки гидроаккумулятор через полчаса был водружен на своё место на потолке тесной ниши передней стойки шасси. Кузьминков собрал инструмент, они отошли в сторонку и присели на траве
- Как жизнь то? Смотрю, молодеем мы с тобой, а Валёк?
- Да Санёк, молодеем, а жизнь мою ты знаешь, рассказывать - зря воздух
сотрясать.
- Чего лукавить, наслышан. Правду говорят: маленькие детки — маленькие
бедки… Что сказать? Надейся и терпи, хотя плохой я советчик, да и где
они, хорошие.
Подошёл Василий, радист. Копылов спросил
- Вась! Где народ наш? Предполётная почему не идёт?
- Так доктор же приехал, медконтроль проводит, кстати, и тебе, Валентин
Палыч, велел обязательно подойти.
Копылов поморщился как от зубной боли. С горбачёвских «трезвых» времён обязали в дни полётов всех техников ЛИС проходить медосмотр, что бы не допускать к работе не трезвых или «после вчерашнего». И сразу у Копылова из-за «давления» возникли трудности. Потом врач настойчиво предлагать пить какие-то таблетки, которые он всю жизнь избегал.
Последнее время вообще грозил отстранить от работы. Ну, сегодня доктор не достанет, не побежит же на стоянку. А давление, будь оно неладно, сейчас, наверное, зашкаливает. Шутка ли—бессонная ночь в его возрасте.
- Слушай, а как вы тут сумели так лихо заломить агрегат?—спросил Кузьминков
- Понимаешь, обнаружил течь у штуцера, так, небольшая капля. Пошёл к вам
в цех за вот этой фиксирующей накладкой, без неё, сам знаешь, нельзя
подтягивать гайку. А тут этот деятель, а у самолёта один Тамарин,
новичок. «Что тут у вас? И из- за этого сыр-бор? Ты техник или кто?
Бери ключ и подтягивай». Ну, тот не посмел ослушаться, а от ключа не
идёт! Вот тут майор ему и подсунул кусок трубы, как рычаг, где он её
только нашёл. Вот с помощью этой трубы и свернул парень ограничители
рабочей камеры. Я с накладкой пришёл, а тут дело сделано, и начальник
орёт - « набрали кого попало». Он как всегда—не причём.
- Да, дела, и правда, начальник паники, - проговорил Кузьминков.
- Дядь Саш!—обратился к нему, посмеиваясь Василий—а ты лучше расскажи,
как весь завод вчера в бухгалтерии построил?
- Что? Всё чудишь? Тебе бы в метрики свои почаще заглядывать. Чего опять
устроил?
- Понимаешь, Валентин, --заухмылялся Кузьминков — ну ни в чём не виноват;
бегу в умывальник , а эти, в курилке, уже переодетые - бездельники,
время выжидают. Кричат: « куда торопишься, иди к нам , соври что ни
будь!». А когда я врал? Обидно стало, ну и говорю им, мол, «некогда,
надо скорее руки помыть, зарплату привезли». А ты сам знаешь, сколько
времени эту зарплату ждём. Ну, вся курилка, наперегонки… и в
бухгалтерию, по пути другие цеха извещают, и скоро там не
протолкнуться, даже бухгалтерия в очередь встала у кассы. И тут
кассирша из своего кабинета выходит, дверь ключом запирает, домой
собирается, и интересуется, почему профсоюзное собрание не в клубе, а
здесь.
- Прибьют тебя когда ни будь — утирая слёзы от смеха, сказал Копылов —
как оправдывался-то?
- Народ у нас отходчивый, им главное, сразу под руку не попадайся.
- Ну ладно. А как думаешь? Что там с паспортом? Что-то, по-моему, темнит
Абашев.
- Когда Киреев меня подозвал, Серёга с ним куда -то помчался, может в
ОТК, не знаю.
К самолёту небольшой гурьбой шла бригада. Копылов, стараясь бодрится, встал; надо было начинать предполётную подготовку
Продолжение. Гл.6 http://proza.ru/2018/11/16/1645