Глава пятая
В комнату с весёлым шумом впорхнули Лариса и Славик и прервали мучительный разговор Чистова и Веры.
- Великолепно устроилась команда молодости нашей, мы на кухне вкалываем, как папа Карло за растрату, а они душевно попивают водочку, воркуя над фотоальбомом своей тревожной молодости,- позавидовал Славик, приглашая к праздничному столу широким жестом гостеприимного хозяина.
Широкий стол полон яств! Веселие Руси ести - пити! Спиртное на любой вкус, зелень и овощи. Заморские фрукты, о которых простые смертные семидесятых годов просто не ведали, копченые колбасы и прочая, прочая. Во главе стола царствовало солидное блюдо с Московским традиционным салатом "Оливье".
- Вечер трогательной встречи старых и новых друзей объявляю открытым. За здесь присутствующих! - объявил первый тост Каменев. Следом последовал второй тост "За милых дам!", потом тост "За нас с вами и за хрен с ними!", Лариса ввернула свой, похоже любимый тост "Чтобы хотелось и моглось!", следом должен пойти тост "За здоровье белого медведя", но к счастью в этот момент Славик заметил в уголке прикорнувшую гитару, которой он виртуозно владел. Так же замечательно он исполнял романсы и дворовые песни. Чистов успокоился. Теперь всё внимание сосредоточится на Каменеве, который будет красоваться, и сводить с ума очередную жертву, которой предстоит сгореть в ненасытном пламени Славиковой страсти.
День и ночь роняет сердце ласку
День и ночь кружится голова...
Запел томным баритоном Славик знаменитый романс о том, что только раз бывает в жизни встреча. Вечер и посвящен этой романтической встрече. Все дружно подхватили припев. Теперь женщины будут смотреть Славику в рот и подпевать. Романсов и песен Каменев знал великое множество.
У Чистова развязаны руки и он может погрузиться в скорбные воспоминания и выполнить желание напиться до потери пуульса, чтобы с утра начать новую жизнь, близкую к природе. Известие о гибели первой любви выбило из колеи. Кто тогда был прав, кто виноват? Теперь остался один виноватый. Это Чистов! Придётся нарушить один из принципов, который Чистов соблюдал незыблемо. Никогда не напиваться с горя! На радостях, сколько угодно, но не с горя! То, что на свете больше нет Ветки, было невыносимо, непостижимо уму и отзывалось в грудной клетке физической ноющей болью. Все, все, все вокруг живы, а её нет, и НИКОГДА не будет! Безысходность и нелепость ситуации не укладывалась в трезвой голове.
- Напиться немедленно, чтобы качало лежа и вырубиться до утра",- твердо решил Чистов, наливая полный стакан "Столичной".
Чтобы водка взяла быстро и качественно у Чистова свой жизненный секрет. Он представлял, что в стакане налит чистый спирт, и он его родимого одним махом "глушит". Представили? Вот то-то!
Осушив полный стакан он внезапно ощутил реальный свет, исходящий от двух синих очаровательных звезд, глядящих на него из темноты. Таинственный свет проникал через зрачки вглубь Чистова и там разливался в крови, будоража и выворачивая наизнанку сознание немыслимым образом помимо его совершенно трезвой воли.
- Кажется "Столичная" начинает слегка забирать,- повеселел Чистов и ласково подмигнул полтора раза звездочкам, которые поглядывали на него с интересом.
Потом Чистов взглянул ещё раз на то, что находилось перед ним напротив. Оказалось, что лучи исходили из глаз женщины, которую он оказывается давным-давно знал, не позабыл её запах и к тому же любил всю свою беспокойную, неустроенную личную жизнь.
Ему, совершенно трезвому, вдруг безумно захотел покрыть поцелуями "уста, и очи, и чело". У Чистова мелькнуло в трезвой голове, что такую синеву глаз видел однажды у Элизабет Тейлор в фильме "Клеопатра". Не уж-то, передо мной Лизка Тейлор?! Стоп, стоп, господа, значит он всё ещё стёкл, как трезвышко!
Чистов потянулся за бутылкой, плеснул двести боевых грамм в стакан.
- Ах, как хороша эта женщина напротив, не важно знал он её раньше или нет, он Чистов обязан захватить драгоценную добычу! Она его! Трезвого Чистова ничто и никто не остановит!
- Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять! - напомнила столичная водка из последней четверти стакана и Чистов кивком головы согласился однозначно и с водкой, с коммунистами, заодно и с большевиками-ленинцами.
Чистов почувствовал, что свет от синих звезд обладает магической силой. Эта потусторонняя сила заставила Чистова подняться над полом взять на руки податливую добычу, из глаз которой продолжал исходить таинственный свет и отнести трофей в соседнюю комнату. Комната засияла загадочным светом. Чистов бережно положил добычу на раскрытую постель и ... глаза красавицы закрылись, голубой свет погас, а ночь надежно покрыла черным бархатом переплетенье жарких тел.
Чистов по привычке открыл глаза ровно в шесть часов утра. Правильная привычка осталась с детства. Рядом ровно дышала, вновь обретенная драгоценная женщина. И в тот же миг Чистов с тоской вспомнил, что сегодня суббота, а он с утра обещал матери приехать на дачу, чтобы окучить картошку, гори она огнём! Он не смог приехать в прошлую субботу и вот сегодня день начинается не так. Чистов с закрытым глазами сосчитал до десяти и всё вспомнил. Точнее почти всё. Как оказался в кровати Веры, он не смог вспомнить, как не напрягал многочисленные извилины воспалённого, добровольно отравленного качественным алкоголем мозга. Проклятая водка! Вот Славик, молоток, пил французский коньяк и наверняка всё помнит, как пить дать! Ладно, потом расскажет!
Чистов огляделся по сторонам. Обои в цветочек. Прежняя мебель. На письменном столе стоит бюстик Есенина, подаренный Веруну когда-то Чистовым, и также дружески улыбается, как прежде. Рассветало. Подошел к окну и взглянул во двор. Квартира на первом этаже. Заглянул под окно. Палисадник на месте. Через этот палисад Чистов в глупой молодости по-воровски проникал в комнату Веры. Предварительно дожидался на проезжей части, куда выходили окна комнаты родителей, и терпеливо ждал, когда в окнах погаснет свет, потом мчался во двор, чтобы одним махом прыгнуть в полураскрытое окно, и броситься в объятия пылкой подруги.
Моя ласточка, называла его Вера. Сколько же раз геройствовал через окно Чистов? А может это был сон? Было! Металлический карниз погнут до сих пор от ног Чистова. Рано утром тем же путем любовник уходил спать домой. Фантастика! Ещё раз посмотрел вниз. Земля далековато. Сейчас бы ему и голову не пришло подтянуться и одним прыжком взлететь в окно. Вот как тогда хотелось женской теплоты!
Однажды поздней осенью, когда дворники убрали цветы в палисаднике, Чистов на черной земле выложил под Вериным окном из спичек фразу "Вся жизнь в тебе!" Фраза должна хорошо смотреться из окна. Выложил слова любви, когда Вера находилась в одном из длительных рейсов, и он скучал по своей возлюбленной. Через день позвонила взволнованная подруга.
- Чистый, это ты признался мне в любви таким оригинальным способом,- спросила Вера.
- Каким-таким способом?- прикинулся дурачком с чистой шеей Чистов.
- Не прикидывайся, и не валяй Ваньку, больше не кому! Колись!
- Помилуй! Тебя Бутырский хутор обожает и весь Гражданский флот,- напомнил Чистов.
- Какой хутор? Ко мне знакомые мужики поздороваться бояться подойти на пушечный выстрел, зная твой бешеный характер,- возразила Вера.
- Ладно допускаю, а Гаврилов?
- У этого мямли ума на такое не хватит. Колись, Чистый, колись!- настаивала Вера,- облегчи свою душу.
Тогда Чистов так и не признался на словах, что любит Веру. К слову "люблю" он относился крайне осторожно. Он вообще не привык говорить ласковые слова. Возможно, это семейное, где отец никогда при детях не говорил матери нежные слова. Он и по имени её никогда не называл. Обращался со словом "мать" и больше никаких нежностей телячьих.
Чистов на цыпочках отошел от окна, чтобы не потревожить драгоценную то ли находку, то ли добычу. Собрал с пола свои разбросанные по всей комнате кем-то вещи в охапку и отправился в ванную комнату, чтобы привести себя любимого в божеский вид и по - аглицки усвистеть на дачу и уже оттуда позвонить по автомату и дико извиниться перед Верочкой за вынужденный побег. Телефон Веры он помнил четко, и помнил даже номер своего армейского автомата АКМ-47. Нет, с памятью все нормально. Проклятая водка! Гори она огнём вместе с тем гадом, кто её придумал! Голова гудит и разламывается!
Приняв душ, поискал глазами халат. Не нашел. Пришлось облачаться в свои одежды, и вешать на шею галстук. В таком подозрительном виде его и встретила за дверью ванной комнаты очаровательная Вера. Она стояла, уперев руки в зажигательные бёдра и эротично покачивая ими.
- Так, так, так! Чистый в своём репертуаре собрался удрать через окно, не прощаясь! Нет, ласточка моя, со мной больше такой хитрый номер не пройдет. Дудки! Не улетишь, пташечка! Понял! Решил, что нас закадрили вы? Чёрта с два! Это мы взяли вас тёпленьких на абордаж. Я тебя сразу приметила, и шансов улизнуть у тебя на площади Киевского вокзала не было. Разоблачайся немедленно или я тебе сейчас врежу в лобешник. Сегодня командовать парадом буду я! - скомандовала Вера.
- Верун, не надо в лобешник, он и без того раскалывается, побойся Бога! С чего ты взяла, что ЭТОТ собрался удрать. Просто вспомнил, что обещал сегодня матери приехать на дачу и окучить картошку, а тебе, дорогой и ненаглядной, сразу же оттуда позвонить, пока ты отдыхаешь. Честное пионерское! - зачирикал на голубом глазу Чистов.
- Раздевайся, юный ленинец! Помнишь, что ты всю ночь мне обещал или уже забыл? Ночь прошла - стала не нужна! Хорошенькая у тебя память заместитель директора института, нечего сказать!- продолжила Вера.
- Верун, если я разденусь, то окажусь на даче только вечером, а я обещал матери, что приеду утром и разделаюсь с картошкой, гори она синим пламенем! - лепетал Чистов.
- Что ты заладил "про картошку, дров поджарить". Я не прошу снимать брюки, мне ночью любви хватило, снимай пиджак и пойдем убирать с праздничного стола остатки прежней роскоши,- другим тоном заговорила Вера.
Испепеляющие синие брызги из глаз уже не летели в сторону Чистова, но в голове явно полегчало.
- Верун, ей Богу, я обещаю вторую неделю помочь матери. Я мухой туда и обратно,- пообещал чистосердечно Чистов.
- Раздевайся и шагом марш, мыть посуду. Про картошку потом потолкуем,- ещё мягче заговорила Вера.
- Ладно, объясняться с матерью будешь сама!- согласился Чистов.
- Что ты сказал? Повтори еще раз, я не ослышалась? - не поверила своим ушам Вера.
- То и сказал, что будешь объясняться с моей матушкой за задержку её любимого сына на обещанное окучивание картошки. Ты помнишь, как зовут мою маму?- спросил Чистов.
- Я всё про тебя и твоих родителей помню даже, когда у них дни рождения, а вот ты забыл, в чём всю ночь мне клялся! - выдала Чистову Вера.
- Твоя взяла. Подчиняюсь силе! - сдался Чистов.
- Интересно, что я ночью мог наговорить Вере, оказавшись в медовой ловушке? Не обещал ли жениться? - обреченно подумал Чистов и голова стала снова трезвой, как стеклышко.
- Запомни, так будет всегда! Против лома-нет приёма. Понял?" - утвердительно спросила Вера.
Последней фразы, к своему счастью, Чистов не слышал, он был уже на кухне и гремел посудой в раковине, не раздеваясь, весь в пижонских одеждах и при галстуке на шее.
-Лови фартук, любовник-герой,- издевательски обронила и бросила Чистову свой кухонный фартук Вера.
На шум показались из своей комнаты счастливая Лариса и Славик с узенькими глазками, как у японца с острова Хонсю.
- Доброго утра!- пожелала восторженная Лариса.
- Бу-бу-бу!- подтвердил Славик, который едва видел белый свет через щёлочки глаз, но ещё не мог выговорить даже слово "мама".
- Простите, что нарушила ваш безмятежный сон. Спешу сообщить последнюю новость и поздравить с трудовым субботником. Через час отправляемся на окучивание картошки в Юрово. Слышали про такое? - торжественно объявила Вера.
- Я и слышал, и бывал много раз в подмосковной Швейцарии, там хорошо,- прорезался сиплый голос у Каменева.
- Там не просто хорошо, там замечательно! Открываю большой секрет для маленькой компании! Однажды в баснословной молодости были однажды летней ночью повенчаны стогом сена два Раба Божьих, которые невзначай встретились, и в этом огромном стоге нашлась и обрела друг друга пара счастливых иголок. Чистый, ты обрёл меня? Колись!
- Верун, очень ты образно заговорила с утра, даже пробежал холодок за ворот! Обрёл тебя так, что до сих пор прийти в себя не могу. Честное пионерское! Только голова очень болит. Проклятая водка! - застонал Чистов.
- Каким ты был, таким остался! Что ты заладил со своей головой. Хорошая голова не заболит, а плохую не жалко, - выдала Вера.
Умывайтесь, дорогие гости, приводите перышки в порядок и добро пожаловать за стол. Праздник продолжается! Пока умывались и приводили себя в приличный вид Лариса и Славик, Вера вкратце рассказала о своей жизни с Гавриловым.
Гаврилов считался в Москве лучшим тромбонистом и его переманил в свой оркестр самый тогда популярный лабух Олег Лундстрем. Работал оркестр, когда не было сольных концертов в лучших ресторанах. Домой Валерка возвращался поздно, обязательно навеселе. Когда работала стюардессой на заграничных рейсах, и сама бывала дома редко, радовалась хоть такой семейной жизни. Хотя, кто сказал, что это была семейная жизнь? Эрзац, какой-то! Ты знаешь, как Валерка относился к бабам и бабы к нему. Они слетались, как мухи на мед, а у него характер мягкий, ни одной не откажет. Ходок тот ещё! Я в постели только с тобой могу беситься, а с другими мужиками бревно бревном и с Гавриловом, в том числе. Ничего не могла с собой поделать. Заворожил ты меня!
Однажды летом, когда родители и дочь жили на даче, он не явился ночевать. Не долго думая, собрала два чемодана вещичек и выставила на лестничную площадку. Попросила соседей передать, что подала на развод. Такая вот печальная московская история.
Праздничный завтрак продолжался не долго. Поправили здоровье все, кроме Веры. Она объявила, что на субботник повезет тружеников тяпки и мотыги на "Волге", подаренной отцом, а вечером, когда вернутся, возьмет своё.
С Бутырского хутора до Юрова езды около тридцати минут. Поехали по Куркинскому шоссе, чтобы Лариса могла полюбоваться панорамой с Куркинской горы на живописную пойму реки Сходня с левой от шоссе стороны и белоснежным Храмом с голубыми куполами шестнадцатого века с правой стороны.
Приехали на дачу около девяти утра. Родители отдыхали перед домом на лавочке после завтрака. Чрезвычайно были удивлены большой кампанией молодых веселых людей. Чистов всегда приезжал один после развода с женой. Мать Чистова, узнав Веру, несказанно обрадовалась встрече. Обняла и стала целовать со слезами на глазах.
- Верочка, как я рада, что ты вернулась. Мне сын давно о тебе не говорил. Какая ты красавица! Куда упрямец смотрел?! Я всегда ему твердила, что от добра, добра не ищут, не будет лучше жены, чем Вера. Накуролесил, наломал дров и возвратился к разбитому корыту,- запричитала со слезами мать.
- Не надо так, Анна Алексеевна. Для меня Ваш сын всегда прав, а если не прав, то он всё равно прав, он виноват не больше, чем другие участники давних событий. Моя вина ещё больше, давайте, о хорошем! Вы прекрасно выглядите и Виктор Иванович тоже! Просто молодцы! Так держать! А мы решили помочь всем колхозом окучить картошку. Сколько у вас земли под картошкой?- спросила Вера.
- Четыре сотки.
- Пустяки. Четвером за час управимся.
- Спасибо, ребятки. Мы с отцом сами справимся, а вы отдыхайте, отдыхайте. Сходите на плотину позагорайте, искупайтесь. Завтра Ильин день и купаться потом будет нельзя,- поведала притчу Анна Алексеевна некрещенным ребяткам.
Чистов со Славиком в двух руках принесли пакеты с провизией, а Лариса доставила рабочую одежду, чтобы переодеться. Чистов собрал необходимый инвентарь и все, кроме Веры отправились на зада усадьбы, где ждала заботу о себе картошка с затейливым названием "Синеглазка".
Вера осталась на несколько минут, чтобы поговорить с Анной Алексеевной и рассказать о неожиданной встрече, которая произошла накануне.
- Анна Алексеевна, я так была счастлива, узнав на стоянке такси Вашего сына. Думала, что разорвется на части сердце. Зашлось дыхание. Оказалось, что продолжаю любить сильней, чем в молодости,- поведала Вера.
- А что он? - спросила мать.
- Обещал жениться. Но я-то знаю: "Обещать - не значит жениться!"- засомневалась Вера.
- Куда он денется! Полюбуйся, девочка, на себя в зеркало. Красота - страшная сила! - и с нежностью оглядела ладную Верину фигурку.
- Спасибо, Анна Алексеевна, я так рада нашей встрече,- проговорила Вера и взметнулась альбатросом догонять капризную судьбу.
Чистова озарило, когда он увидел рядом матушку и Веру. Оказывается Вера очень похожа на его мать. Такие же красивые волосы, небольшой рост, овал лица, чувственные губы и главное синие глаза. Мать говорила, что в молодости у неё были очень синие глаза и цитировала Есенина, стихи которого знала наизусть: "Я не знаю: мой конец близок ли, далек ли, были синие глаза, да теперь поблекли".
Чистов только теперь начал понимать, что он всегда в знакомых женщинах бессознательно искал черты лица и характера своей матери и, если не находил их, то быстро разочаровывался в подруге, не понимая причины. Наконец непреодолимое влечение к Вере прояснилось. Он понял, что Вера всегда была желанной именно по причине сходства с его любимой матерью.