— А ты хотел бы стать птицей? Свободно парить, кувыркаться в облаках!
— Птицей? — Витатий смешно наморщил нос, подумал немного. — Нет, птицей не хотел бы.
— Почему? — Четырепять посмотрел на кружащего в небе орла. —Летающий ёжик… это сильно!
— Ну да. — усмехнулся Витатий. — Небо, тучки, проказник ветер, радуга под носом. Вот только черничного пирога рядом нету.
— Птицы, они, вообще-то, мошками питаются. — задумчиво поправил друга заяц.
— Так это ещё хуже, чем совсем ничего! — в ужасе от такой перспективы воскликнул ёжик. — Вместо булочек с корицей — мошки!
Четырепять громко фыркнул, рассмеявшись.
— И Ёжиньки рядом нет. — вспомнил Витатий, приглаживая встопорщившиеся на макушке колючки. — Один, значит, я там буду… только я и мошки… скукота!
— Пфф. Скукота ему, видите ли! Ты, брат, это самое… за-ви-си-мый. Во! — Четырепять покатал мудрёное определение на языке. — За-ви-си-мый! От пищи. Да, да! Без черничного пирога, получается, и небо не нужно? А без булочек и солнце не слишком ярко светит, так что ли?
Но Витатий и думать не собирался о таких сложных вещах, ему и даром не нужны были облака, ветер, радуга, если там, в небесной вышине, окажутся наедине только он и противные мошки.
— Дети, идите кушать! — голос мамы Йожены заставил зайца встрепенуться и мигом забыть обо всём на свете.
— Пойдём скорее! — дёрнул он Витатия за руку. — Пироги же остынут!
— И кто это — мне — только что — говорил — про зависимость от пищи, а?! Ха-ха-ха! — заливисто расхохотался Витатий.
Четырепять сконфуженно пошевелил ушами, не зная, что ответить, беспомощно огляделся по сторонам и вдруг просиял:
— Я говорил, да. Ну и ладно! Но, как ты думаешь, кого это я только что увидел на тропинке, ведущей прямо сюда? Бьюсь об заклад, что этому гостю тоже будет неприятно, если пироги остынут! Ёжинька! — махнул он рукой. — Мы здесь, милости просим к нашему шалашу!
Ёжинька, только что вошедшая во двор, весело вскинула ладошку, приветствуя друзей.
И тут вдруг Витатий стал — птицей! За спиной его выросли могучие, хотя и невидимые крылья. Он взлетел высоко в голубое небо и парил, парил над родным лесом, обнимая его счастливым взглядом. И даже суетящиеся рядом мошки, казалось, не гудели нудно «взз!», а пели какую-то свою, мудрую, им одним понятную песню.