СПОРТ В МОЕЙ ЖИЗНИ
Пожалуй, странно выглядит этот заголовок в повести о моей жизни. Так, казалось бы, впору озаглавить свои записки профессиональному спортсмену или хотя бы фанату, но не мне, человеку сегодня спортом мало интересующемуся. Но спорт когда-то занимал в моей жизни едва ли не главное место и даже был её целью. Не вспомнить об этом просто невозможно.
Более того - спорт и сегодня живёт во мне, проявляясь ежедневно. Он не только в моей привычке каждое утро делать хотя бы несколько упражнений физзарядки. И не только в почти маниакальном стремлении давать регулярную физическую нагрузку моему уже стареющему организму. Тут ничего странного, пожалуй, нет - это выглядит естественным.
Странно другое. Воспоминания и мечты, связанные со спортом, возникают у меня почти каждый день. Когда мне нужно внутренне себя взбодрить, или настроиться на лирически-романтическую волну, я представляю себя знаменитым борцом, стоящим на ковре перед восторженными трибунами. Я поднимаю руку, подобно римскому гладиатору, приветствуя своих многотысячных поклонников. Затем почти в деталях вижу схватку, где демонстрирую гроссмейстерский стиль и, конечно, - побеждаю!.. Тут же рождается и душещипательный сюжет о том, как некая девушка предпочла мне другого и как она потом, увидев меня во всём блеске спортивной славы, горько об этом пожалела и раскаялась…
Эти странные фантазии, очевидно, выражают подсознательное стремление хотя бы виртуально компенсировать упущенное, недополученное в юности. Ведь именно в спорте честолюбие может удовлетворить себя в наиболее полном и ярком виде. Превосходство одного над другими здесь выступает непосредственно и зримо. И вот я утешаю себя мысленно, хотя спустя годы, уже совсем по-другому осознаю и оцениваю свои спортивные притязания.
История моего приобщения к спорту по-своему показательна для меня как личности. В раннем детстве по сравнению со сверстниками я был хиловат. Но вот где-то примерно с шестого класса стал обгонять их в развитии. Вытянулся, окреп, и в наших ребячьих забавах начал чувствовать свою силу. В дружеских потасовках тумаки мои становились всё более весомыми, а я всё чаще оказывался сверху. Возможно, с возрастом начала проявляться моя наследственность. Вроде бы отец мой был сельским кузнецом, а эта работа, как известно, требует силы и здоровья.
Потом я увлёкся Джеком Лондоном. Его романы и рассказы о боксёрах, о капитане Волке Ларсене заразили меня романтикой силы, страстным желанием быть всех сильнее. Так же воздействовал на меня и роман Р. Джованьоли «Спартак», которым я тогда зачитывался.
Ощущение физического превосходства, особенно в ранней юности способствует самоутверждению. Но тут возникает и соблазн использовать силу как аргумент в спорах. Другие доводы в юном возрасте чаще всего просто не воспринимаются. Я сильнее – значит, я прав! Хоть и редко, но бывало, и я поддавался соблазну. Ставил на место наглецов или восстанавливал справедливость, как сам её понимал. За один случай мне до сих пор стыдно.
В то лето наша мальчишеская компания пополнилась двумя горожанами. Приехавший гостить к Аркашке Юра как-то сразу нам не поглянулся. Назойливый, прилипчивый, туповатый… Прозвали мы его почему-то Колымой.
Развивая свою силу, я нередко использовал Колыму в качестве спарринг-партнёра, хотя он был и младше меня и, конечно, послабее. Но других противников моего возраста в деревне не было.
Со вторым – Женей Даниловым мы подружились. Он приехал к Соколовым, и поскольку Вовка в то лето отсутствовал, его мне в какой-то мере заменял Женя.
Развлекались мы в деревне по-разному – купались, играли в войну, в волейбол и футбол. А тут кто-то притащил учебную гранату, и мы начали соревноваться – кто дальше бросит. Колыма, как всегда, вертелся между нами, выхватывал у ребят гранату, напрашиваясь на ссору. Но я ему воли не давал, обеспечивал порядок.
После обеда мне надо было отлучиться, и я передал гранату Жене со строгим наказом, никому её не давать и дождаться меня. Но по возвращению меня ждал неприятный сюрприз. Женя в сопровождении ребят явился ко мне, расстроенный почти до слёз и рассказал, что гранату у него отобрал Колыма. Виновник скандала стоял со злополучной гранатой тут же.
Буря гнева поднялась в моей юной душе! Как?! Этот несносный ублюдок посмел нарушить мой наказ и обидел моего друга? Уже не владея собой, я врезал Колыме кулаком по ненавистной физиономии. Выронив гранату, закрывшись руками, он с плачем убежал домой…
Тот случай для меня прошёл без всяких последствий. Но триумфатором я тогда себя не ощутил, догадываясь, что поступил погано. К сожалению, никто из взрослых за Колыму почему-то не вступился, не объяснил мне, как плохо давать волю кулакам, тем более, в отношении тех, кто слабее тебя. Понимание этой истины пришло ко мне с годами.
А к Колыме вскоре приехал отец. Он как-то сразу вошёл в доверие к нашей компании. Мы ходили по окрестностям, показывали ему местные достопримечательности. И никто уже не вспоминал о той мальчишеской ссоре. Только потом я смог оценить, насколько великодушно поступил мужчина, даже на словах не пытаясь наказать меня за избиение сына, хотя я вполне заслуживал урока.
Живи я в городе - непременно записался бы в спортивную секцию и стал бы заниматься под руководством тренера. Но об этом деревенский подросток не мог и мечтать. И я стал по-своему копить в себе силу. Старался делать всё только полезное для своего организма. Занимался физкультурой - зимой лыжами, летом волейболом, плаванием. Поднимал тяжести, отслеживая таким способом рост силы. В качестве «снарядов» использовал и тяжёлый утюг, и вёдра с водой. Однако все эти занятия были нерегулярными и эффект давали скромный. Мне нетерпеливо хотелось большего.
В деревне нашлась чугунная двухпудовая гиря, которая стала для меня прямо-таки фетишем для поклонения. Ну как же! Двухпудовка, которой крестились цирковые атлеты, вызывающая в памяти имена Поддубного, Заикина… Вот она лежит передо мной, и, если её одолеть – можно уже вполне причислять себя к силачам… Я готов был ласкать гирю, очистил её от ржавчины, обозначил краской на круглом боку вес. И – чуть ли не каждый день пробовал: подниму - не подниму. Рука уже запросто выталкивала коромысло с полными вёдрами, но это всего лишь два десятка килограммов. А тут два пуда –32 килограмма!
Гиря долго мне не поддавалась. Но время работало на меня, я рос, набирался силы. И вот, когда я учился, наверное, классе в седьмом, наступил долгожданный момент. Я толкнул гирю от плеча, и она застыла над головой в моей вытянутой руке… Это был мой триумф, достижение, недоступное даже для старших парней.
Потом, уже когда учился в техникуме, притащил из соседней деревни вторую двухпудовку. Эти чугунные снаряды стояли у меня дома, как цирковой реквизит, возбуждая честолюбивые желания. В дальнейшем, когда уже серьёзно занимался борьбой, я эти двухпудовки одновременно вырывал и выжимал, мог поднять гирю одной рукой телом вверх.
Как-то на улице увидел ржавую подкову. Я знал, что силачи показывали силу, разгибая именно подковы - и этот предмет занял место среди моего реквизита. Много лет прошло с той поры, но подкова и до сих пор хранится у меня в деревенском доме – неразогнутая.
Теперь-то понимаю, что занятия без всякого контроля, без грамотного дозирования нагрузки приносили не только пользу, но и вред. Конечно, подростка в 14-15 лет с 70-килограмовым собственным весом нельзя было и близко подпускать к двухпудовой гире. Я просто надорвал мышцы, закрепостил их рост, хотя и проявилось это много лет спустя. Но в то время всё компенсировалось молодостью, сила росла, и я продолжал свои бессистемные занятия. Хватался за гирю часто без всякой разминки, не разогрев, как следует, мускулатуру.
На смену джеклондоновским героям пришли другие кумиры. Воплощением легендарной силы и непобедимости стал для меня Иван Поддубный. Книжку Я. Гринвальда о нём – весьма, кстати, поверхностную - я читал с тихим восторгом. Потом, наверное, классе в седьмом мне в руки попал учебник по самбо, из-за него мы даже повздорили с одноклассником. Пришлось вмешаться классному руководителю Ивану Дмитриевичу, который, разбираясь с нами, острил: «Вам - самбо, а мне – амба».
В выпускном классе я был, бесспорно, самым сильным парнем. Меня уважали сверстники в округе. А я, ощущая себя уже местным силачом, жаждал самоутверждения. Любил бороться, правда, прежде чем вступить в единоборство с очередным соперником, долго к нему присматривался, оценивая свои шансы на победу - очень боялся оказаться слабее.
Это была какая-то очарованность силой. Физическая мощь стала для меня жизненным абсолютом, и все люди вокруг существовали относительно её. Встречая человека, я, прежде всего, оценивал его возможности в физическом плане. Сила для меня была и тайной, я пытался разгадать, в чём же она выражается внешне и чем определяется. Это была какая-то очарованность силой, которая длилась у меня не один год. Меня волновало её присутствие и в могучих штангистах, вздымающих штангу над помостом, и в особом запахе ковра из матов в тренировочном зале, и в атмосфере крупных соревнований, проводимых в спортшколе…
Интересно, что уже будучи знакомым и с анатомией, и с изображениями древнегреческих атлетов, я был не в состоянии оценить телосложение реального человека и его силовой потенциал. Одно время обращал внимание только на предплечье. Думал, чем оно толще, тем сильнее человек. Затем стал замечать только бицепсы - опять же без связи с остальной мускулатурой. И только пройдя в восприятии длительную эволюцию, много раз понаблюдав сильных людей на ковре, на тяжелоатлетическом помосте, я научился видеть атлетическое тело в совокупности всех его достоинств и недостатков. Давид, изваянный Микеланджело, по-юношески красив, но мышцы у него только еще начали развиваться. А вот наш Илья Муромец с картины Васнецова. Мужик вроде бы могучий, кряжистый, но болезненно толстый, атлетом его не назовёшь. У художника, видимо, было такое представление о богатырской внешности.
Между прочим, оценить атлетическую красоту и описать её не всегда в полной мере могут даже писатели. Например, В. Шукшин в рассказе «Мастер» так описывает руки своего героя: «Руки у Сёмки не комкастые, не бугристые, они - ровные от плеча до лапы, толстые, словно литые. Красивые руки…». Я так и не понял, какие же руки у этого Сёмки. Скорее всего, у автора весьма своеобразное понятие о красоте сильных рук.
Сегодня участников соревнований по бодибилдингу (раньше у нас они назывались культуристами) трудно отличить друг от друга. А ведь атлетическая красота может быть очень индивидуальной. Я всегда любил наблюдать за обнажёнными телами людей, выполняющих тяжёлую физическую работу. Вот где разнообразие мускулатуры, у каждого развитой по-разному. А как-то раз в подмосковной усадьбе Архангельское увидел скульптуру Геракла. Запомнилась она на всю жизнь. Настоящая симфония мощи и красоты! Подобной больше нигде не встречал, хотя Геракла ваяли многие скульпторы.
В нашей округе были свои Гераклы. Невероятные слухи ходили о силе тридцатилетнего тракториста Коли Мялкина. Говорили, что он запросто поднимает за передок трактор «Беларусь». Как-то мне довелось увидеть его на пляже. На Коле были выцветшие трусы-семейники, но даже они ничуть не портили впечатления от его фигуры. Он стоял, словно врытый в землю, необъятный в груди и в плечах, прямо-таки ослепляя своей гранёной мускулатурой. Помню его рассказ о том, как служа в стройбате, он сгибал под нужным углом руками, без всяких станков и приспособлений водопроводные трубы…
Отъезд в Кострому на учёбу отодвинул на время мои честолюбивые притязания. Через несколько месяцев сидения над учебниками и конспектами я почувствовал, что мои хвалёные мышцы слабнут. Однако расставаться с мыслью о своём физическом превосходстве мне вовсе не хотелось. И вот в общежитии я начал понемногу заниматься с гантелями, постепенно обретая утраченную форму.
Городские афиши сообщали о соревнованиях по тяжёлой атлетике, по боксу. Ну и, конечно – по борьбе! Состязания на борцовском ковре, я смотрел во все глаза. Помню какое-то первенство, проводившееся в цирке. И среди участников – мастер спорта! В наших краях это была редкая птица - среди костромских борцов даже перворазрядников было немного. А тут – мастер, кавказец по фамилии Будаев. Он спускался на ковёр откуда-то с верхних ярусов цирка в красном махровом халате, распахнутом на мощной волосатой груди. Я смотрел на него заворожённо. В тот момент он воплощал для меня чуть ли не всех моих романтических кумиров… В схватке, правда, кавказец героем не выглядел. Боролся уверенно и победил, однако положить на лопатки жидковатого по сравнению с ним соперника не смог. Что, впрочем, ничуть не убавило моего восхищения мастером.
Созрел, наконец, и я для спортивных подвигов. Пришёл в спортивную школу молодёжи и попал на тренировку самбистов. Хорошо помню первое впечатление. Крепконогие ребята в белых перетянутых поясами куртках топтали ковёр, разучивая приёмы. Я смотрел на них, не отрываясь. Вот, думал, откуда поднимаются на вершину спортивной славы!
Записался в секцию самбо. Моего первого тренера звали Юрий Садриев. Судя по фамилии, он был татарин, ещё и сам выступал в соревнованиях по самбо и по вольной борьбе. Кое-чему у него я научился. Отдавая должное моим силовым качествам, он нередко использовал меня в качестве своего спарринг-партнёра. Однако стать спортивной звездой под его руководством мне было не суждено.
Вначале занятия в секции самомнения у меня даже прибавили. Со мной тренировались далеко не слабые ребята, но моя накопленная в деревне сила давала мне ощущение превосходства. Освоив азы борцовской техники, я действительно уламывал на тренировках даже более тяжелых и опытных соперников. Однако первые же соревнования нанесли ощутимый удар по моим амбициям.
Проводился чемпионат Поволжья, съехались борцы из Ярославля, Рыбинска, Иванова… По своей всегдашней наивности я масштаб события не представлял, а вот тренеру едва ли стоило допускать меня, новичка, после трёх месяцев занятий до соревнований такого уровня. Впрочем, может ему хотелось сразу окунуть меня в суровую реальность.
Помню первого противника - паренька из Рыбинска по фамилии Русинович. В расписании поединков было указано, что у него первый взрослый разряд, в переводе на юношескую классификацию – кандидат в мастера спорта. Но это обстоятельство меня не очень смутило, и сопротивлялся я отчаянно. Тем не менее, во втором периоде судья остановил нашу схватку ввиду явного преимущества соперника.
Примерно такая же картина повторилась и в последующих поединках. Я проиграл все семь схваток, чувствуя себя с каждым разом всё более неуверенным и подавленным. К концу двухдневного турнира у меня было только одно желание - чтобы поскорее закончились эти пытки ожидания выхода на ковёр. Я уступил даже новичку из Иванова, и это было для моего самолюбия совсем уж позором. Было, правда, слабое утешение, что пока ни одному сопернику не удалось выиграть у меня чисто - болевым приёмом. Сила меня выручала, но… только до финального поединка. Ярославец Корнилов налетел на меня, как ураган, нырнул в ноги, бросил на ковёр, и я опомниться не успел, как моя рука оказалась больно зажатой на приём…
Интересно, что прошли десятилетия, а я почему-то до сих пор помню их фамилии - тех, кто охладили тогда мой честолюбивый пыл. Хотя случались в моей жизни, конечно, более важные, судьбоносные для меня события, но эта первая заданная мне трёпка накрепко засела в моей памяти.
Конечно, неудачу я переживал. Передо мной слабо, но замаячила истина, что для победы на ковре одной силы недостаточно. Но вместо того, чтобы приналечь на технику, я решил поменять самбо на вольную борьбу. Там, как я думал, меньше условностей и больше свободы для применения силы. И я перешёл к вольникам, к тренеру Евгению Мореву.
На первых же соревнованиях на приз областной газеты «Молодой ленинец» я занял третье место в весовой категории до 70 килограммов. До сих пор храню выцветший диплом третьей степени, который когда-то принёс с соревнований в наше студенческое общежитие. Потом к нему добавился диплом второй степени – за «серебро» на первенстве спортшколы среди взрослых - уже в весе до 82 килограммов. Честолюбивые мечтания начали вроде бы сбываться. Смущало, правда, что эти успехи были достигнуты при малочисленности участников в моём весе.
Но главное - я сделал неприятное для себя открытие. Оказывается, превосходство на тренировках ничуть не гарантирует успеха на соревнованиях. На тренировках я смело шёл на любого противника, подавляя напором и силой, не боясь самому оказаться на лопатках. На соревнованиях всё разительно менялось. Я боялся проигрыша, как когда-то в деревне, и это лишало меня уверенности, сковывая действия. Даже откровенно слабые противники становились для меня камнем преткновения. В моём характере явно недоставало бойцовских качеств, совершенно необходимых в спорте.
На ковре я действовал уверенно только тогда, когда чувствовал, что явно сильнее соперника. Малейшее сомнение в своём превосходстве повергало в смятение. Побеждать равного себе в силе и технике надо было морально. А здесь-то и было моё слабое место. Но осознать этот недостаток мне, скорее всего, мешало честолюбие. Легендарный образ Ивана Поддубного по-прежнему будоражил воображение и не давал покоя.
Компенсировать свою слабину я решил усиленной физической подготовкой. Я сделался чуть ли не фанатиком тренировок. Когда не было занятий в секции, приходил в залы тяжёлой атлетики, гимнастики, опять брался за гири, поднимал штангу. Всё-таки неистребимо жила во мне вера прежде всего в матушку-силу, которая не выдаст на ковре.
Со временем у меня начинало что-то получаться, появились любимые приёмы. В стойке это были броски в ноги, в партере – приём со звучным названием - переворот обратным захватом дальнего бедра. Эти приёмы требуют силы, которой у меня как раз хватало. Неплохо получались подсечки, броски через бедро. Мне присвоили второй взрослый разряд.
Не знаю, чего бы я достиг при своём фанатизме. К сожалению, выступить на соревнованиях на пике готовности мне не пришлось. Сначала занятия в секции прервала полугодовая производственная практика в Волгограде. Потом были преддипломная практика, дипломное проектирование. Физическую форму я старался не терять, тренируя себя любыми способами и где только можно. Но заменить единоборство на ковре всё это никак не могло.
Последняя попытка вернуться в спорт была, когда уже работал в Красногорске, перед армией. Стал ездить в Москву, в секцию на стадионе «Динамо». Но после первых же занятий понял, что мой поезд, увы, ушёл. Сила у меня ещё почти сохранилась, но технические навыки были основательно подзабыты и о каком-то преимуществе даже на тренировках говорить не приходилось. Вскоре призыв в армию окончательно похоронил мои надежды, связанные со спортом.
Теперь думаю: хорошо это или плохо, что прервалась моя спортивная карьера? Конечно, ценой больших усилий, изломанных ушей, а может быть и рёбер я бы дошёл до заветного мастерского норматива. Но при нехватке у меня бойцовских качеств это был бы предел. Чтобы пробиться к спортивным вершинам, надо иметь незаурядные способности. Причём важней именно моральные качества. Стать физически могучим может каждый, но бойцовский характер даётся от природы. Это становится понятно, когда узнаёшь подробности жизни знаменитых спортсменов. По молодости, по глупости я свои способности явно переоценил. Ведь даже по чисто физическим показателям я был далеко не феномен. Сегодня в деревне соседский Никита подтягивается 25 раз, а моим высшим достижением, помню, было 16 подтягиваний. Очевидно, что «блистать» я мог только в провинции.
Начитавшись книг о подвигах силы, о чудодейственном влиянии физических занятий на организм, я доверился печатному слову. Из всего прочитанного вытекала главная идея: чем больше ты себя растрачиваешь, нагружаешь физически, тем больше энергии и сил пробуждаешь в организме. Однако мой жизненный опыт заставляет в том усомниться.
В каждом человеке природой заложен определённый ограниченный запас жизненной энергии. Можно найти своё призвание, овладеть секретами мастерства и многого достичь в жизни. Это напрямую зависит от количества природной «закваски» в тебе. Однако любая деятельность - это растрачивание «закваски», но никак не накопление. Потому так важно расходовать её рационально, а главное – целенаправленно. Есть грань, за которую переступать не следует. Можно растратить себя не на то, износиться, сгореть раньше времени. В какой-то мере эта беда коснулась и меня. С годами появилось понимание, что тратил я себя неумно, неумеренно и не совсем на то, на что следовало.
Заниматься надо было физкультурой, но не спортом. Ведь цели у них едва ли не противоположные. Регулярные занятия физкультурой – это здоровье. А спорт, особенно теперь - бизнес, деньги, политика, нацеленность на результат, не считаясь со здоровьем. Собственно, так было всегда. Только со страниц газет и журналов внушалось другое. Превозносились достижения выдающихся атлетов, но мало что говорилось об их дальнейшей судьбе. А она нередко была печальной. Ведь человек, не знающий другого ремесла, кроме как бегать, прыгать, поднимать штангу или ломать противника на ковре, чувствует себя лишним, когда уходит из спорта. Ещё вчера за ним бегали тренеры, разные меценаты и антрепренёры, а сегодня он никому не интересен. И многим жизнь приходится начинать сначала, да ещё с растраченным здоровьем.
Вообще говоря, цели, связанные со спортом, на которые мной угроблено столько сил и времени, сегодня кажутся мне довольно примитивными. А ведь только случайность помешала мне посвятить спорту жизнь. Перед армией я успешно сдал вступительные экзамены в пединститут на факультет физвоспитания, собираясь стать тренером. Не прошёл конкурс только из-за отсутствия практического стажа. Экзаменационный лист с оценками храню до сих пор.
Давно убедился, что интеллектуальная деятельность намного богаче, привлекательнее и благодарнее. Физическая сила и мощь хороши, скорее, как дополнение к чему-то более важному и значительному – к интеллекту, широкой эрудиции. Понял это, разменяв седьмой десяток, когда в жизни ничего изменить уже нельзя. Но убеждён и в другом: физическая культура непременно должна входить в общую культуру человека. Более того – считаю, что человек, пренебрегающий физкультурой, каких бы интеллектуальных и культурных высот он не достиг, выглядит ущербно. Здесь, как и во всём, нужна гармония. Надеюсь, мои заметки помогут кому-то осознать эту истину.
Назад к Главе 16:
http://www.proza.ru/2018/11/18/1553
Далее к Главе 18:
http://www.proza.ru/2018/11/18/1571