Слом эпох состоялся. Кто успел – покаялся, кто не успел – попытался вписаться. Сильные задним умом осознали, наделённые воображением были готовы. Впрочем, подсознательно были готовы все – фильмы-катастрофы и тома книжной фантастики давно нарисовали возможные варианты развития событий.
Разбитые полосы асфальта, покорёженные машины, изуродованные дома, следы пожаров и выбоины от снарядов и пуль – вот что осталось от былого величия города. Рыжая ржавчина и потрескавшийся камень – результат смертоносной игры.
– Петровна, ты опять у колодца первая? – Егоровна подмигнула подруге через стекло антирадиационного костюма с замкнутой системой дыхания.
– Не бойся, Егоровна, больше положенных двух литров не унесу! – Петровна потрясла герметично закрытой канистрой.
– Эх, молочка бы! – мечтательно закатила глаза к сизым небесам Никитишна.
– А что, и молочком разжиться можно! – Егоровна заговорщицки поманила подруг поближе, чтобы было лучше слышно через резину и пластик респиратора.
– Взаправдашним? – глаза Никитишны увеличились на весь диаметр очкового узла.
– Ну как сказать, – замялась Егоровна, – с Пустоши привозят, говорят, мутировавшие коровы у них там есть. По вкусу молоко, как молоко, только зелёное!
– Да мне фиолетово, какое, лишь бы хоть кружечку! Позови, когда опять привезут! – Никитишна взбодрилась, и кокетливо оправила воздушную трубку у дыхательной маски.
– Да уж, нонеча, не то, что давеча! – вздохнула Петровна, закручивая канистру. – Ох, что же это делается! Опять Никитка с Захаркой добычу с пустоши не поделили!
Посреди улицы и впрямь разворачивалось действо, привлёкшее внимание изголодавшихся без интернета и прочих средств информации прохожих. "Хлеба и зрелищ" жаждал римский народ, аналогичные желания были не чужды и на сломе эпох. И если хлеб, точнее, скудный паёк из консервов и галет, уже приелся, то зрелища всегда обещали прилив адреналина. Ник и Зак, всегда ходившие на Пустошь в паре, молотили друг друга всерьёз. Уже были опробованы хуки с правой в челюсть и с левой в корпус, удары головой, в нос и левой задней, но парни не унимались.
– Чего не поделили-то? Не разлей вода ж всегда! – сокрушительно покачала респиратором, а заодно воздушным шлангом Егоровна.
– Ой, смотрите, подсечка! Уронил-таки Захарку! – Петровна ощутила воодушевление, будто опять, как в юности, смотрела блокбастер "Анискин и Фантомас".
Ник крепко прижимал Зака левой рукой, а правой занёс армейский нож над головой. Зак отчаянно сопротивлялся, но Ник всегда отличался силой. Время будто застыло, заморозив секунды и выпустив на волю воспоминания.
Второй класс. Тетрадки с примерами и задачками, карандаши и ранцы. Никита и Захар, лучшие друзья. Наташка, в которую оба влюблены, и хотят сидеть с ней за одной партой. Но Наташка одинаково дружит с обоими, и всегда носит плюшевого мишку, коричневого, с блестящими бусинами вместо глаз и вышитой улыбкой.
Пустошь. Склад мародёров, полупустой, покинутый. Леска, булавки, фольга, парафиновые свечи, блокноты. Детский ранец, тетрадки в косую линеечку, карандаши и ручки. Зачем-то они потащили ранец с собой в город, а открыть решили только здесь, на площади. Ник вытащил тетради, и рука дрогнула: "Ковалёва Наташа, 2-А". Тетрадки выпали из рук на щербатую мостовую. Зак протянул руку, и достал… того самого плюшевого мишку, Наташкиного.
Время отмерло, понеслись секунды, побежали минуты. Зак на земле, Ник, готовый нанести удар.
– Отдай! – крик, полный отчаянной злости.
Медвежонок вылетел из руки Зака, завис в воздухе. Лезвие ножа блеснуло, отразив случайный луч солнца, пробившийся сквозь дымную пелену. Глаза резануло солнечным зайчиком, отрезвляя. Ник опустил нож, помог другу подняться:
– Прости, Зак. Я вспомнил.
– Знаю, я тоже, – Зак нагнулся, поднял упавшего мишку, протянул Нику.
Нет больше школы с ранцами и тетрадками, нет больше того, старого мира, нет больше Наташки. Остались Ник и Зак, и ещё мишка, плюшевый, с глазами-бусинками и вышитой улыбкой.
– Угомонились! Ну и правильно, они ж с малолетства вместе! – Никитишна с облегчением выдохнула, и вдохнула фильтрованный воздух.
– А я уж как распереживалась! – добавила Петровна. – Покалечат друг дружку – кто ж нам будет припасы с Пустоши носить!
– Ох и меркантильная ты, Петровна! – погрозила канистрой Егоровна.
Ник и Зак уже уходили с площади. Ник бережно держал в руках плюшевого мишку, а Зак задумчиво листал старую тетрадь.
А там, высоко, на крыше многоэтажки, она стояла и смотрела. На израненные дома, на разрушенный город, на дымный горизонт, на этот умеренно радиоактивный эквивалент ада. Она смотрела на тётушек, не теряющих чувства юмора и живого интереса к угасающему миру, на жителей города, сумевших приспособиться и выживать в диком хаосе. Она смотрела на тех, кого знала с детства, и кого потеряла на сломе эпох, на Ника и Зака, и на своего медвежонка.
А ещё она видела будущее. Будто протестуя урагану смерти, что пронёсся здесь, повсюду пробивались молодая поросль. Она упорно искала дорогу, её не смогли сдержать ни ржавчина, ни бетон. Ползучие растения затягивали раны города буйством зелени, паутиной живой изгороди скрывая напоминания о страшном прошлом. Молодые деревца уже зеленели, цепляясь корнями за стены высоток, росли на крышах, поближе к живительным лучам солнца. Ещё немного, ну или чуть подольше – и рассеются сизые облака, исчезнет ядовитая примесь, можно будет снять респираторы и противогазы. Снять, чтобы дышать чистым воздухом, чтобы смотреть друг на друга без маски смерти, чтобы увидеть глаза и улыбку.
– Человечество может справиться с чем угодно. Но стоит дать ему ещё один шанс! – кинув прощальный взгляд на друзей, и на своего медвежонка, ангел расправила крылья, и поднялась в небеса.
Рассказ написан на конкурс "Вижу - Пишу" в группе "Чемодан" ВК:
https://vk.com/club172038367
Рисунок Сергея Захарова:
https://vk.com/id87829129