НЕ ТОЛЬКО ПРО ШКОЛУ…
В школу я пошёл почти восьмилетним. Семь лет мне исполнялось только в декабре, и мама решила отдать меня в школу на следующий год. Тем более, что моя деревенская подруга Галька тогда тоже должна была пойти в первый класс. C ней на пару мы и преодолевали до третьего класса дорогу от Берелева до школы, пока наша семья не переехала в Завал.
Расстояние вроде и невелико – чуть больше трёх километров. Но весенняя и осенняя распутицы, зимние морозы и метели делали эти километры непростыми и нелёгкими. Зимой, чтобы не опоздать к началу занятий, надо было выходить ещё затемно. Бывало, ещё яркая луна висит на небе, морозная позёмка переметает дорогу, а мы на лыжах с портфелями за спиной прокладываем лыжню мимо чернеющих перелесков, подступающих к дороге, мимо огоньков соседней деревни Ожегина…
Школьные года начинаются с первой учительницы. Нашу звали, как и мою маму – Екатерина Николаевна. Не стану говорить, что мы её любили, - скорее побаивались. Была она женщиной уже немолодой, строгой и не склонной к нежностям, как я теперь думаю. Помнится, на сборе первоклассников, когда один из нас переспросил, приходить ли в следующий раз в школу с сумками, учительница грубовато под общий смех ответила:
- Нет, приходите с корзинками! Будем грибы собирать.
Впрочем, в целом её вполне можно было отнести к разряду «строгих, но справедливых». И никогда не забывал я случай, когда наш класс под руководством учительницы впервые поехал на экскурсию в Галич. Оказавшись в городе, все стали покупать мороженое, а у меня на лакомство денег не оказалось, и учительница купила мне порцию пломбира на свои…
Продолжая разговор об учителях, скажу, что не собираюсь, как некоторые мои ровесники, идеализировать ни самих наших наставников, ни уровень знаний, которые они нам давали. Но учили они нас по-своему добросовестно, наша восьмилетка была в районе даже на хорошем счету.
Учителя жили в тех же деревнях, что и ученики, хотя, конечно, среди односельчан занимали несколько особое положение. Всё-таки это были представители сельской интеллигенции. Живности, как правило, в своих хозяйствах они не держали, ограничиваясь скромным огородом. Учительниц на селе можно было сразу отличить внешне – по каракулевой кубанке, повязанной сверху пуховой шалью. Это у них было что-то вроде униформы.
Нашу деревню Завал можно было назвать «учительской», потому что в ней жило шесть учителей. Для меня они всегда были людьми из другого теста, и это – несмотря на то, что довольно близко приходилось наблюдать их в быту.
К первому классу я был уже достаточно общительным мальчишкой, были у меня друзья-знакомые в соседних деревнях, с которыми мы иногда вместе проводили время. Но всё-таки ни бойким, ни тем более бедовым меня назвать было нельзя. Не было у меня тех качеств, которые, видимо, подразумевают, когда говорят - расти большой, да не будь лапшой.
Помню, впервые, ещё дошкольником я вместе с Галькой, в сопровождении кого-то из взрослых, пришёл в школу на новогоднюю ёлку.
В вечерних сумерках двухэтажное здание, стоящее среди зимнего парка, сияло огнями. Школа освещалась электричеством от движка, тарахтевшего рядом в будке. В деревнях тогда были только керосиновые лампы, и школа была единственным в округе зданием, где зажигались «лампочки Ильича».
Наверное, только в детстве можно испытывать такое праздничное чувство. Праздник этот и в душе у тебя, и снаружи – в запахе хвои, в разноцветном сверкании игрушек на ветвях, в радостном предвкушении чудес. Вспоминая об этом, я вдруг понял, откуда этот нежно-зелёный цвет, сопровождающий меня всю жизнь. Он – от цвета игрушки, подаренной мне тогда дедом Морозом. Это была золотисто-зелёная стеклянная шишка, которую я долго хранил среди своих детских «раритетов».
Но больше почему-то запомнилось другое. Затерявшись среди галдящей детворы, я отбился от своих и оказался в буфете. Здесь уже стояла очередь, но я встал почему-то не в хвост её, а в начало - у прилавка, с вожделением наблюдая, как буфетчица отпускала ребятам разные вкусности. Денег на буфет мне мама дала, и я всё ждал, что буфетчица спросит: что тебе, мальчик, нужно? Но очередь всё двигалась и двигалась, а на меня никто не обращал внимания. Так и ушёл я тогда с новогоднего праздника обиженный и голодный, наказанный за свою бестолковость.
Теперь, оглядываясь на прожитое, думаю: Боже мой, сколько же раз в жизни мне приходилось и от «своих» отбиваться, и не в тот конец очереди становиться! К счастью, бестолковость - она не всегда наказывается, а бывает, что и вознаграждается…
Заведующей медпунктом в Берелеве Галине Яковлевне, питавшей ко мне симпатию, очень хотелось, чтобы я с первого класса выявил своё превосходство над Галькой. Но я не оправдал её ожиданий. Письмо мне давалось даже трудней, потому что я бы левшой. Переучивание было долгим и мучительным. Гальку я обошёл успехами в учёбе только к четвёртому классу.
С первых же дней учёбы начинаешь осознавать, что школа – это прежде всего куча обязанностей, которых у тебя раньше не было. Надо вовремя проснуться, собраться, к определённому часу прийти в школу, отвечать на уроках, и даже дома не расслабишься - готовишь заданное на завтра… Честно признаться, радостного во всём этом мало.
Но вот уроки заканчиваются, и ты на какое-то время свободен. Домой не торопишься - там ничего интересного. Пока идёшь до своей деревни, облазишь все окрестности, обшаришь все укромные места. Но настоящим праздником был день, когда в клубе для школьников крутили фильм. А это случалось раза два на неделе.
Кино начиналось спустя часа два после школьных занятий. Домой я уже не уходил. До сеанса надо было решить одну проблему – утолить зверский голод. Поскольку обеда в этот день не получалось, есть хотелось чуть ли не до головокружения.
Еду можно было купить в магазине, который был рядом, но где взять лишние деньги? Был один испытанный способ. Надо было найти пустую бутылку, сдать её в магазин и на вырученные 12 копеек купить кусок хлеба или халвы.
В каких только закоулках, на каких помойках и свалках не искал я эти бутылки! Даже из речного дна выкапывал. Найти было мало – требовалось привести их в потребный вид, чтобы приняли в магазине. Долго отмывал бутылки в речке, напихивал в них траву, крутил внутри палкой… С таким трудом доставшуюся посуду продавщица могла забраковать из-за малейших дефектов – какому-то неотмытому пятнышку или, не дай Бог, – выбоине на горлышке. Тогда смотреть кино приходилось на пустой желудок.
К началу сеанса зал в клубе заполнялся. У нас с ребятами места были лежачие – на сцене, перед самым экраном. Мы подкладывали под головы свои сумки и так, лёжа смотрели фильм. Если лента скучная, бывало, даже заснешь, угревшись …
Кино тогда было для меня и моих сверстников настоящим окном в большой мир. Ведь в те годы в деревнях не было ни электричества, ни даже проводного радио. Представление о многих вещах, событиях мы получали с киноэкрана. До сих пор люблю кино первой любовью, хотя сегодня и я другой, и кино изменилось.
Герои кинолент надолго впечатывались в мою юную голову. Некоторыми я буквально заболевал. Посмотрел фильм «Мамлюк», увлёк всех фехтованием, в деревне начали разыгрываться целые сражения с поединками на деревянных саблях. Фильм «Чёрная чайка» - о кубинских революционерах возбудил у меня страстное желание иметь настоящий пистолет. Узнал, что в дальней деревне у мужика есть «ТТ» и с десяткой в кармане отправился туда, надеясь купить боевое оружие. Хорошо, что подойти к мужику не решился –выглядел бы в его глазах полным дурачком…
Удовлетворять свою страсть я начал самодельными пистолетами, проявляя при их изготовлении незаурядную выдумку. Кончилось дело тем, что очередной двуствольный пугач у меня разорвало в руке, и только толстая рукоятка спасла меня от травмы. Этот случай отвадил меня от опасного увлечения.
Впрочем, окончательную точку поставило ещё одно происшествие.
Ребята достали где-то старинный пистолет. Настоящий, с гранёным стволом, с фигурным курком. С такими два века назад сражались на Бородинском поле, а Пушкин выходил на дуэль. Каким-то образом я приспособил пистолет под современный капсюль. Засыпал в ствол порох, затрамбовал пыжом. Испытывать оружие пошли за деревню в Кукушкин овраг.
Я хотел привязать пистолет к сосёнке и спустить курок с расстояния, дернув за бечёвку. Но Андрюха, отчаянная голова, запротестовал:
- Из такого сам Пушкин стрелял, а мы что- не сможем? Дай, я попробую.
Отойдя в сторону, он поднял руку с тяжёлым пистолетом. Грохнул выстрел! Пистолет выбило у мальчишки из ладони и он, перекувырнувшись, ударил его острым курком прямо в лоб. На ногах Андрюха устоял, но кровь из рассечённой раны потекла ему в глаза...
Я побежал в деревню за бинтом, за йодом. Как назло, навстречу попалась Андрюхина сестра- Галина. Я стал плести что-то о сучке и царапине, но она сразу догадалась, что дело серьёзно. Кинулась в дом, там поднялся переполох, а через минуту к оврагу уже бежали все Андрюхины домочадцы...
Окончилось всё сравнительно благополучно. Рану, оказавшейся неглубокой, Андрюхе зашили в больнице. Пистолет у нас отобрали и отдали в школьный краеведческий музей. Как самый старший из ребят, я, конечно, был виноват больше других. И хотя никто мне об этом не напомнил, я переживал, понимая, чем могла закончится наша детская шалость.
В маленькую героиню фильма «Девочка ищет отца» я влюбился настолько, что и окружающая жизнь, и сверстницы долго казались мне невыносимо скучными. Мечталось найти такую в жизни и любить без памяти. А как хотелось выручить юного партизана из фильма «Орлёнок»! Вернулся после кино домой весь переполненный увиденным. Старший брат, выслушав мой взволнованный пересказ ленты, с завистью спросил:
- И песню, наверное, пели?
(Была такая популярная песня - «Орлёнок»)
- Нет, песню не пели, - ответил я с сожалением.
А разве можно было быть равнодушным к комиссару из «Оптимистической трагедии». Тем более, что в главной роли снялась очаровательная Маргарита Володина. Я полюбил героиню ещё до просмотра фильма, слушая передачу по недавно появившемуся в деревне проводному радио. И вдруг однажды слышу – сегодня в клубе фильм!
Надо же было так случиться, что как раз в это время маме понадобилось зачем-то срочно перепилить кучу дров. Отказать ей я не мог, но работая пилой, был, как на иголках. Но вот дрова перепилены, я смотрю на часы – фильм ещё идёт! Километр до клуба я не пробежал – пролетел. Врываюсь в тёмный зал, а с экрана анархисты, высаживаясь с корабля, залихватски поют «Цыплёнок жареный». И уже эта сцена потрясла мою романтическую душу…
В школе успехи у меня были средние. Я не отличался даже в тех предметах, к которым были склонности – русский язык, литература. Письму, как уже сказано, мешала моя «леворукость», да и чтение тоже далось не сразу.
Впрочем, были уроки, которые я ждал тоже с предвкушением праздника. Это было внеклассное чтение, на котором учительница что-то сама нам читала. Потом она просила пересказать сюжет, и вот тут я отличался – выходил к доске и воспроизводил прослушанное чуть ли не дословно. Здесь мои способности проявляли себя в полной мере. В дальнейшем они всё больше отражались на моей учёбе. К выпускному классу я стал грамотнее других в русском языке и лучше всех писал сочинения. Одно из них, насколько знаю, читали ученикам как образец даже после того, как я уже окончил школу.
А ещё, как ни странно, полюбил я геометрию. В этом немалая заслуга преподавателя Алексея Матвеевича. Доказав нам на уроке очередную теорему, он спрашивал: кто желает повторить доказательство? Желал, как правило, я один. Привлекала меня в этом деле логика. И может быть, уроки геометрии и развили во мне способность чётко мыслить и излагать свои мысли логически. Это стало проявляться в дальнейшем, когда стал журналистом.
Пионерская пора сохранилась в памяти эпизодами. Вспоминаю, с каким приподнятым чувством возвращались с Галькой домой после школьной линейки, на которой нас приняли в пионеры. Мы были детьми своего времени и наполнялись решимостью жить под лозунгом: пионер – всем ребятам пример!
О том, что мы пионеры, нам всегда напоминали, когда надо было, к примеру, помочь колхозу, или собирать золу или макулатуру.
А разве можно забыть пионерские костры? Парк, где стояла школа, граничил с лесом, и здесь на опушке, в ложбине рядом с полем, собиралась куча хвороста. Ближе к вечеру куча поджигалась. Это был настоящий праздник! Фейерверк искр, взвившийся к небу, треск пламени, заглушаемый нашими криками «ура!». Потом над костром подвешивался большой котел, в котором варился компот.
В этот день с занятий нас отпускали пораньше, мы приходили домой, брали миски, ложки и шли обратно. Шли, весело барабаня ложкой по посудине, и эта дробь далеко раздавалась окрест, извещая о предстоящем радостном событии.
Уже сумерки спускались на землю, когда компот закипал в котле, делался наваристым. И тогда начиналась раздача – кому наливали половником в кружку, кому в миску… После трапезы на свежем воздухе начиналась весёлая кутерьма. Взявшись за руки, мы образовывали длинную живую цепь, направляемую ведущим. По опушке, по ближайшим холмам цепь пускалась бегом, извиваясь и закручиваясь, весело теряя тех, кто не удержался в мотающемся хвосте. Вечерний лес гудел от криков восторга, визгов, хохота…
Классе в четвёртом меня определили барабанщиком, и на торжественных линейках я вместе с горнистом сопровождал вынос пионерского знамени. Барабанить я научился в деревне летом. В тот год пастуха почему-то не наняли, и скот пасли по очереди. Я пас за маму и, собирая по утрам скотину, выдавал такую дробь палками по доске-барабанке, что хозяйки, выгоняя коров со двора, заслушивались. Говорили даже, что под мою деревянную дробь бурёнки выходят из хлевов гораздо охотнее.
Пионерский стаж свой я отбыл вполне благополучно. А вот с приёмом в комсомол вышла заминка. Принимать нас решили сразу всем классом, и это меня, что называется, заело. Почему принимают скопом, даже не поинтересовавшись моим мнением? Подавать заявление о приёме я отказался. Такого в школе, конечно, допустить не могли. Как так? Весь старший класс – комсомольцы, кроме одного. Классный руководитель намекнул мне, что мой поступок отразится в будущем на выпускной характеристике. Пришлось сдаться - диссидента из меня не вышло.
В пятом классе я влюбился в новую учительницу Галину Геннадьевну. Она вела у нас русский и литературу. Молоденькая, со стройной фигурой и миловидным личиком, она выглядела особенно привлекательной рядом с нашими пожилыми учителями. Подозреваю, что в классе был тайно влюблён в неё не один я. Но поскольку нежные чувства в таком возрасте обычно проявляются дёрганьем девочек за косы и стремлением обратить на себя их внимание, ситуация в классе сложилась ненормальная.
Судя по всему, наш класс, в который её назначили ещё и классной руководительницей, был у Галины Геннадьевны первым в её педагогической практике. Не берусь оценивать её как преподавателя, но с дисциплиной она явно не справлялась. Наших учителей мы всё-таки уважали, хотя больше, наверное, побаивались. Новенькая строгой быть не умела, и наша ребятня на её уроках распоясывалась на полную катушку.
Влюблённость мальчишек в молодую учительницу, если и была, то носила явно извращённую форму. Участвовал в этом неблаговидном деле и я. Стараясь выглядеть разбитным малым, я надеялся почему-то именно этим привлечь внимание учительницы.
Своими выкрутасами на уроках мы доводили её почти до слёз, соревнуясь друг с другом в пакостях. В отчаянных попытках утихомирить хулиганов она часто выглядела беспомощной и жалкой. А нам в своей подростковой жестокости было интересно наблюдать, как она отреагирует на нашу очередную выходку.
О безобразиях на уроках Галины Геннадьевны заговорили, наконец, в учительской. Кто-то из старших учителей вроде бы даже подглядывал за классом в замочную скважину, стараясь выявить самых отъявленных разгильдяев. Нам назначили другого классного руководителя, историка Ивана Дмитриевича, бывшего фронтовика, который пообещал согнуть нас в бараний рог, если не прекратим издеваться над учительницей.
Хотя крутым он оказался всего лишь на словах, ситуация со временем как-то сама по себе стала рассасываться. Лично я уже в шестом классе, видимо, резко повзрослев, понял глупость своего поведения и даже проникся сочувствием к учительнице, которую постепенно мы всё-таки начали уважать. Сошла на нет и моя детская влюблённость.
Со временем я начал обгонять сверстников в физическом развитии. Среди товарищей до этого я обычно занимал весьма скромное место и вдруг начал чувствовать, что становлюсь сильнее других.
В подростковом мире свои критерии оценки людей. Ещё не научившись уважать ум, подросток ценит физическую силу – качество, наиболее заметно проявляющее себя внешне. Ценит как в других, так и в самом себе. Вот и я, почувствовав своё физическое превосходство, начал расти в собственных глазах. У меня пробудилось честолюбие, дотоле дремавшее где-то в глубине моей натуры. В седьмом классе я уже был признанным силачом.
В школе все силачи были на примете. Силой мы не мерялись, но никто вроде бы моего первенства не оспаривал, тем более что почти все конкуренты были меня младше. В шестом классе учился Коля Афанасьев, не знавший себе равных на лыжне. Бывало, глядя на его невысокую коренастую фигуру, ребята меня подначивали:
- Ну, этого тебе так просто не скрутить, повозишься с ним, потопчешь вокруг него снежок…
На лыжне дотянуться до Коли я даже и не мечтал. А он был моим соперником ещё и в другом - ухаживал за той же девчонкой, что и я, причём в отличие от меня – с успехом.
В одном из классов учился ещё один здоровяк, мой ровесник по прозвищу Миша-сила. В учёбе он отставал, но сила, по слухам, у него была незаурядная. Раз я видел его выступающим на школьной сцене в акробатическом номере. Миша-сила держал на себе четырёх человек. С ним вступать в единоборство я бы, пожалуй, поостерёгся…
Хотя и был я парнем крепким, но на школьных лыжных соревнованиях мне никогда не везло. Может из-за плохой экипировки – старых, с обломанным задником лыж и самодельных палок. Помнится, на соревнованиях в последнюю перед выпуском зиму меня на трёхкилометровой дистанции обошёл одноклассник Володя Самойлов, паренёк жилистый, выносливый. К тому же в день соревнований я по просьбе учителя физкультуры прокладывал новую лыжню и, видимо, силёнки порастратил.
Через неделю школьная команда лыжников должна была выступать на районных состязаниях. Наш классный руководитель Иван Дмитриевич, смотрю, отряжает в команду меня.
- Как же так? - говорю ему, - Самойлов бегает лучше меня, вот его и надо посылать!
- Ничего-ничего, - отвечает, - ты у нас поздоровей будешь. Перед выходом на дистанцию съешь кусочек сахара…
Возражать против такой несокрушимой логики было бесполезно. Выбрав себе школьные лыжи, я накануне целый вечер приводил их в порядок, подгонял под свои валенки, а утром наша команда выехала в Галич. Выступили мы - так себе, только Коля Афанасьев произвел фурор, как всегда, намного опередив соперников.
Печальная судьба у этих ребят. Рано ушёл из жизни Володя Самойлов, подорвавший здоровье на электросварке. Утонул в реке при невыясненных обстоятельствах Коля Афанасьев. Миша-сила выучился на крановщика и погиб от удара электротоком, залезая в кабину своего крана…
За восемь школьных лет любой мальчишка взрослеет, выявляет свои способности, кем-то становится в глазах сверстников. Думаю, что мой рост, внешний и внутренний, пожалуй, всё-таки был не совсем обычен и по-своему примечателен.
Придя в первый класс неприметным мальчишкой, в чём-то даже уступающим сверстникам, я к выпускному классу выдвинулся почти в негласные лидеры.
По учёбе я был в середнячках, разве что по русскому языку да по литературе считался одним из лучших в классе. Лидерство моё держалось на другом. По мере взросления я становился значимее, весомее как для самого себя, так и для одноклассников. Меня приподнимало появившееся сознание растущей во мне силы. Это притягивало ко мне ребят, вызывало симпатию - тем более, что своим превосходством я никогда не кичился.
Эта внутренняя сила ощущалось мной не только на физическом уровне. Что-то было во мне и сверх того. Помню свои метания летом, после окончания школы перед поступлением в техникум. Во мне бродило творческое, начало, я смутно ощущал в себе подспудные силы, искавшие проявления. Я то пытался писать акварелью пейзажи, то сочинял рассказ, который, в конце концов, отослал в газету «Сельская жизнь» и даже получил по почте отзыв литконсультанта, правда, отрицательный…
Про акварельные пейзажи следует сказать подробнее. Дело в том, что с младших классов за мной закрепилась репутация "художника". Помню, как-то после урока рисования меня встретили ребята из старших классов и заставили показывать свой альбом. Главным моим "шедевром" было изображение космической ракеты, стартующей в клубах дыма и пламени. Удивительно, но при почти полном отсутствии таланта увлечение рисованием сохранилось у меня до первого курса техникума. Дальнейшая жизнь показала, что обладаю всего лишь скромными оформительскими способностями.
Можно считать, что и само намерение поступить в техникум с моими-то «тройками» выделяло меня среди однокашников. Подвигла меня на такой шаг, конечно, мама, но всё-таки и я не сплоховал, трудностей не испугался. Из ребят нашего класса только Витя Смирнов, аккуратист, почти отличник отважился, подобно мне, поехать в Кострому поступать в автодорожный техникум.
…Школьные годы, остались позади. Надо было вступать в новую жизнь. Восьмой класс я окончил жизнерадостным, общительным подростком, с оптимизмом смотрящим в своё будущее, как, собственно и должно быть у юного человека, стоящего на пороге большой жизни.
С улыбкой вспоминаю о своих тогдашних наивных представлениях о предстоящей жизни в Костроме. В воображении рисовалось, какую поддержку получат там все мои намечающиеся таланты – литература, музыка, живопись, спорт… Ласковые, умные наставники, пришедшие в тихий восторг от моей одарённости, начнут пестовать мои способности, развивая их, совершенствуя и продвигая меня…
Конечно, никто меня, зелёного провинциала, не ждал с распростёртыми объятиями. Первый же год учёбы в техникуме резко изменил моё внутреннее самочувствие. Самостоятельное, вдали от дома существование, с новыми требованиями, сделало меня замкнутее, сосредоточеннее, жизнерадостности у меня поубавилось. О своих притязаниях и талантах пришлось на время забыть. А только начавшая пробуждаться внутренняя сила вся ушла на учёбу, освоение скучных технических дисциплин. Надо было крепко держаться за гриву коня, на которого мне удалось вскочить, а это оказалось непросто.
Назад к Главе 5:
http://www.proza.ru/2018/11/18/1490
Далее к Главе 7:
http://www.proza.ru/2018/11/18/1501