Звуки и запахи. Охота на слова

Александр Ерошкин
Детство.   Сколько звуков. Сколько запахов. Мне сейчас за 70, но я помню, какие звуки и запахи сопровождали меня тогда в почти деревенской избе, где один угол, слева от двери, занимала огромная печь с приткнувшимся к ней огромным очагом, а другой угол - кровать. Впереди было  необходимое: стол, скамейки, табуреты, цветы на подоконниках, комод, зеркало. Перед печью тушилка для угля, самовар с трубой, кадка деревянная с водой, шкаф с посудой, полки за цветными занавесками…

У нас была большая деревянная кровать, я лежу на ней один, старшие ушли в школу, мама возле печи что-то варит, а я не могу открыть глаз, я болею. Я пытаюсь посмотреть вокруг, но кроме двух больших гвоздей над дверью, ничего не вижу. Обычно на них висят шапки, а тут они пустые. Гвозди над дверью, они не только подглядывают, они как бы смеются надо мною. А я не могу им ответить. Я закрываю глаза и чувствую, как под кроватью бурлит  вода, много воды, от неё холодно. Меня морозит. Снова открываю глаза, теперь вижу всю дверь, на ней несколько белых точек куржака на гвоздях, это дед мороз пришёл прямо в дом, потому мне и холодно. Я сказал об этом маме. Она взяла  байковое одеяло и отгородила дверь и снова вернулась к печи. Запахло блинами, а я согрелся и уснул.

…Проснулся я уже в своей дюссельдорфской квартире. Я здоров, ничто не тревожит. В квартире тепло, чисто. Сделал прямо в постели зарядку, потренировал глаза. Вроде бы всё хорошо, но куда делись те запахи добра и уюта, которые были в далёком детстве?

Воскресное утро. Включил телеканал «Россия 24», не смотрю, больше слушаю. Звук идёт рабочим фоном.

Вспоминаю времена СССР, период моего школьного детства. В шесть утра – Гимн Советского Союза. Потом новости – 15 минут. Потом утренняя гимнастика – 15 минут. Потом пионерская зорька – полчаса. Много музыки, много жизнеутверждающих сообщений. Иногда зимой вклинивалось в этот порядок радио Кыштыма, чтобы сообщить, что из-за низких температур занятия в школе отменяются. Но я всё равно в такие дни стремился в школу. Там интереснее. Дома я один, а там мы решаем интересные задачи, до которых в обычные дни у учительницы руки не доходят, играем в шашки и шахматы, слушаем книжки.

«Россия 24» формирует мировоззрение россиян. Охренеть можно. Один убийца в колонии питается икрой, шашлыками и деликатесами…  Другой убийца, осужденный пожизненно,  сыграл свадьбу, у него где-то жена на воле, но потерялась. Он рассказывает о своёй жизни в тюрьме… Полицейские устроили корпоратив и рассекретили своё подразделение  через интернет. Нет, я лучше своими воспоминаниями поживу, но такую хрень в выходной смотреть и слушать не буду.

Я вырос без отца. Он работал на строительстве секретного завода, где потом создадут атомную бомбу.  Он исчез из этого мира, когда мне было четыре года. Что случилось – неизвестно до сих пор. Но те немногочисленные встречи с ним вспоминаются мною особенно часто, особенно теперь.

Отец  приехал. Я не видел, как он вошёл. Его полушубок висит уже на гвозде над кроватью возле самой двери, а он, холодный, подходит ко мне. Я встречаю его, стоя ногами на подушке  Я до сих пор иногда чувствую своими ступнями, как под наволочкой скользят крупные перья в подушке…

А потом, через несколько лет на подушку вставал Лёнька, двоюродный брат…  Я хотел выдернуть из-под него подушку: нельзя на неё вставать ногами. Но он же маленький. Маленькому можно. Сам же стоял… Впрочем,  это была уже другая подушка, да и  кровать тоже другая, железная, а деревянную  давно распилили и сожгли в печке.
Между моим и Лёнькиным топтанием на подушке был ещё эпизод с подушками, о котором надо вспомнить.

В 1953 году в начале марта сообщили о смерти Сталина. В наш дом эту новость принесла вся заплаканная подружка моей сестры. Пока Нина и моя мать плакали, я под шумок оделся и выскочил на улицу. А там никого. Даже сказать некому. А ближе к вечеру к нам пришла «уличный комитет»  (вообще-то она была председателем уличного комитета) тётя Лиза и сказала, что нужно вывесить траурные знамёна, красное полотнище с чёрной лентой.
- Но у нас нет красной ткани, говорит мать.
- А вон у тебя красные наволочки на подушках. Сними и сделай.

В тот момент у нас было три красных наволочки. Ночью мы спали на них, а днём подушки лежали друг на дружке, накрытые сверху самодельной кружевной накидкой. Мама сняла одну из наволочек, снятую с подушки, и обшила её со всех сторон блестящей чёрной тканью, длинная полоса которой лежала в сундуке. Пришивала вручную, некрепко, чтобы потом не испортить ни наволочку, ни чёрную ленту. К вечеру на каждом из домов нашей улицы висели траурные флаги, а на некоторых воротах - портреты Сталина в рамках из красной и чёрной ткани.

Счастье. Иногда кажется, что вот тогда, когда стоял голыми ногами на подушке и встречал холодного с мороза отца, когда помогал матери, а потом ещё и соседу Тольке, который вместе с матерью  делал траурную рамку к бумажному портрету вождя, и было счастье.  Потом мы с Толькой «помогали» другим соседям, всю улицу прошли, во многих дворах побывали. Тогда в марте взрослые искренне переживали кончину Сталина, а мы, дети, счастливы были помочь в хлопотах взрослых. Вся улица была объединена каким-то общим порывом.  Такого я больше не помню.

После говорили, что при строительстве летнего водопровода соседи были дружны и все выходили на субботники. Но к  тому времени мы уже на этой улице не жили, а субботники по строительству спортплощадок массовыми не были. Жители одного края на другой край не ходили. Массовая посадка деревьев в улице тоже не объединяла.
Что ещё из далёкого прошлого воспринимается сегодня как неподдельное счастье?
Наверное, тихие летние вечера. В горсаду играет духовой оркестр, а на нашем берегу хорошо его слышно.  Много мальчишек и девчонок с улиц Герцена и Красноармейской собирается в срубе строящегося дома. Прежде, чем сруб установить на фундамент, его по частям собирают посреди улицы. Было три сруба. Мы уже набегались, и теперь можем спокойно сидеть на брёвнах и наблюдать надвижение  на нас темноты. Солнце ушло за Сугомакскую гору, гладь воды не шелохнется, а мы сидим и мечтаем. Кто-то пересказывает прочитанную книжку, кто-то читает стихи, а кто-то взирает на небо и мечтает увидеть спутник. Никто никого не перебивает. У нас разный возраст, но мы равны. Кто-то из девчонок постарше просит: «Галя, спой». Я её не знаю, она не из нашей школы. И Галя запела:

 Издалека долго
Течет река Волга.
Течет река Волга,
Конца и края нет.
Среди хлебов спелых,
Среди снегов белых
Течет моя Волга.
 А мне семнадцать лет.

Но это же мужская песня? Она только недавно прозвучала, её поёт Владимир Трошин. Я не до конца знаю слова, мог бы подпеть, но у меня ломка голоса. Не так спою – засмеются. И я просто слушал, а другие начали подпевать. И всё-таки это были счастливые моменты. Кстати, кинофильм «Течёт Волга» и незабываемое исполнение Марка Бернеса и Людмилы Зыкиной будут позднее.

Что ещё вспоминается как счастье?

 Уроки зоологии. Я их лучше всего помню из всего курса седьмого класса, потому что я стоял возле печки. Все сидели, а я стоял.  На одном из первых уроков я нарисовал в учебнике зоологии, а потом под иллюстрацией, где много обезьян, написал изменённую строчку из популярной тогда песни: «Ходят по полю девчонки» и пустил по классу. Зоя Николаевна Склярова поступила сурово: на все уроки зоологии поставила меня к печке. Пришлось смириться: сам виноват. Прошли годы, и я стал воспринимать это наказание иначе. Почему? Я слышал и воспринимал больше, чем все остальные. Некоторые фрагменты тех уроков я помню до сих пор.

О счастье напоминают и те уроки, которые я сам проводил в школе.
 
Сентябрь 1969 года. У меня свой класс, шестой «В». Есть классная комната на первом этаже, самая ближняя к мужскому туалету. Неуклюжие парты из металлического каркаса и толстой фанеры.  За неделю светлая поверхность парт салатного цвета стала уже грязной.  Когда я учился, парты были  на  порядок лучше. Будь моя воля, я бы вернул парты царской гимназии в современные школы, а ещё лучше, когда за партами, как за конторками, можно было бы ещё и стоять. Но тех, гимназических парт давно нигде нет. Есть парты, которые калечат детей. Ну, да ладно. Не в партах счастье.

Веду я урок русского языка. Что-то диктую, а сам думаю о неуюте в классе. Надо бы парты помыть. Неплохо бы цветы на подоконник поставить. Запахло одеколоном. Оглядываю класс. Мне показалось, что Лида на четвёртой парте на среднем ряду что-то прячет под столешницей. Не одеколон ли она пролила? Приглядываюсь. Я уже знаю всех по именам, кто где сидит.
-  Это завхоз пришёл, - говорит Вася с первой парты. Думаю про себя: одеколон пролила Лида, а причём тут завхоз?
- Это от него одеколоном пахнет. Он его пьёт.
Вспомнил рассказ матери. Был в Кыштыме мужик, который пил одеколон, и от него запах за версту чувствовался… Не он ли был у нас в школе завхозом? Я его никогда не видел. И завхоза, пьющего одеколон, тоже не пришлось встретить, его уволили до моего прихода в школу. Он приходил, чтобы получить расчёт. Да, это был день аванса, 16 сентября 1969 года, вторник, шёл третий урок.

Самые любимые мои уроки за все 11 лет работы в школе – это сочинения. Я объяснил задание, ответил на вопросы. Дети пишут, а я свободен. Тогда вышел кинофильм «Доживём до понедельника». Героиня актрисы Ирины Печерниковой ревностно наблюдает, как у её бывшей учительницы литературы дети пишут сочинения на темы, которые им она никогда не давала… А я любил наблюдать за процессом творчества, некоторые лица были такими одухотворёнными… Это потом дома, проверяя тетради, я буду беситься от обилия у некоторых грамматических ошибок. А в классе я любил процесс коллективного творчества и пытался по мере сил его создавать.

Я не любил, когда сочинения пишут целых два урока, а то и три. Я выкраивал 15 – 20 минут, чтобы сочинения для детей не превращались в обузу. На глубокий литературный анализ я не рассчитывал. Для этого нужна серьёзная подготовка. А вот высказать своё мнение – это самое то.
 
Мне много раз коллеги, да и учителя других предметов не раз говорили, зачем так много этих микросочинений, самому же проверять вечерами напролёт. Я соглашался, а потом снова давал сочинения и снова наблюдал, как кто-то писал сам, а кто-то списывал «чужое счастье».

Столько лет прошло, а мне кажется, что самые счастливые моменты  жизни  были вот тогда, когда дети писали сочинения, когда я ходил с ними в походы на Юрму и Таганай, на плотах по Уфе, на привалах где-нибудь на Кизиле или берегу Иртяша, Большой Акули  или Увильдов.

Героиня актрисы Инны Чуриковой в фильме «Тот самый Мюнхаузен» постоянно приукрашивала и усовершенствовала прошлое, делала его достовернее, чтобы подчеркнуть собственное значение. Зачем? Мне кажется, что то прошлое, когда мы не знали ничего о том, что потом случится, было насыщеннее событиями и чувствами, было искреннее, выразительнее,  добрее. Мы были счастливы, хотя тогда казалось, что счастье нас ждёт где-то далеко впереди.

В «Житие протопопа Аввакума» я вычитал, что ад слева, а рай – справа и что движение жизни идёт слева направо. Пускай по прямой, пускай по спирали, но слева направо.

В свои студенческие годы я не мог этого понять, а после не задумывался: некогда было. Ответ получил тогда, когда понял, что в древности русский мир жил в согласии с солнцем и свою солнечную идеологию пытался навязать всей планете, всем народам, которые на ней жили. Русские многому научили другие народы, а в ответ – одни упрёки: русские - варвары, русские – агрессоры,   русские – оккупанты.

Западный мир вновь собирает силы против русских. Подобно героине Инны Чуриковой западные политики приукрашивают своё прошлое и причерняют, притемняют, принижают прошлое русских. Но они забыли напрочь, что русские не сдаются. Гарантией этому служит великий и могучий русский язык, который, несмотря на все переделки и реформы, сохраняет своё божественное начало.

Есть какая-то магия в русском языке. Слов не хватает, чтобы передать возникающие чувства.

Мы видим и зрим. Вид и обзор. Взгляд и зрение. Зрители смотрят спектакль. Если слово ЗРИТЕЛЬ записать всё  латиницей        (SRI(Н)TEL), а потом прочитать по-русски, то мы услышим нечто похожее на СПЕКТАКЛЬ.
Взгляд и глаз. Но возглас. Провозгласить. Согласие и согласовать. А голосить? Зримые образы вдруг перешли в звуковые. Как такое возможно?
Еду иногда на велосипеде по парку или иду по пустынной улице, а в голове роятся слова: звук переходит в образ, в движение, в запах, то обретает вес, то оказывается в невесомости. Понимаю, что эти образы связаны со словами. Берусь записать на бумаге, а выходит нечто несуразное.
 
Какое счастье погружаться в эти мысли.
И какая мука выжимать из себя несколько строчек об этих мыслях.
Мы слушаем и слышим.

Говорить и сказать. Позвать. 
Позвать и познать. Какие разные понятия, а отличаются одной буквой.
Гром. Мы его слышим, но можем и сами греметь. И громить можем. Вы понимаете, что такое громить? А погромы? Но громить – совсем другое слово. Гром к погромам тоже не относится.
Зов. Мы его слышим.  На ЗОВ мы отЗЫВаемся, но можем и сами поЗВать, ЗВать.
Зов, но звук, отзвук.
Зов, но звон, звонок, позвонить, вызвонить, перезвонить. Нельзя дозвониться. На сотовых – хэнди уже и звонков никаких нет, а есть уютные для каждого мелодии. Но что мы говорим друг другу при расставании? «Позвони».
Звон мы слышим. А позвонок-то и позвоночник как оказались в этом ряду?

А знаменитая череда слов, различающихся всего одной буквой:  доклад, оклад, клад, или слад, лад, ад.
 
Сколько таких рядов можно выстроить?
 
Ад, сад, осад, осада, посад, посадка …
Аз (азъ есьмъ), лаз, глаз, глас, сглаз, оглас, возглас…
Ра, рад, рада, радар, прада
Ра, раб, араб

Иногда у меня возникает мнение, что человека искусственно отвлекают от всего, что вызывает необходимость думать, размышлять. Наш мир перегружен не только отходами производства, не только отходами жизнедеятельности, мусором, но и светом, но и шумом, но и запахом. Пора заняться и экологией света, и экологией звука, и экологией запаха.

Современная цивилизация загнала нас в какое-то порочное колесо, которое не позволяет нам  остановиться, осмотреться, оглянуться, одуматься. Нас вечно куда-то тянет, нам что-то надо добыть, достать, получить, выжать, дожать, дожить. Жуть. Мы вечно  не удовлетворены.

Думаем о материальном даже тогда, когда пора задуматься о духовном. Несколько лет назад был на проповеди. Собралось не менее тысячи человек. Проповедник убедительно говорил о торжестве духа. И тут же напомнил, чтобы мы не забыли положить деньги в коробки, которые запущены по рядам. После этого напоминания я уже не смог настроить себя на восприятие речей о духовном.

Когда-то нас убеждали, что всё лучшее будет там, впереди, за поворотом, за горизонтом. Должно быть, только работай, и ты  реализуешь желания, добьёшься своего, достигнешь поставленных целей. А сейчас и этого нет. Желай. Потребляй. Прожигай. Играй. За твои деньги тебе подскажут, как смочь всю ночь… Интернет в прямом смысле засрали всякими рецептами, призывами, рекламой, лживыми новостями. Можно найти всё, но для этого приходится перелезать через монбланы разных заманих, преодолевать пропасти пустых обещаний.

В заголовок я взял два слова ЗВУКИ и ЗАПАХИ, а вместо разговора о словах получился некий набор, отрывков мыслей о прошлом.

А что говорят этимологи об этих словах?

ЗВОН в этимологическом словаре русского языка Макса Фасмера
род. п. -а, звоно;к, -нка;, звони;ть, укр. звiн, дзвiн, род. п. дзво;на, блр. звон, ст.-слав. звонъ ;;;; (Супр.), болг. звъне;ц, сербохорв. зво;но "колокол", словен. zvo;n, чеш., слвц. zvon "колокол", польск. dzwon "колокол", в.-луж., н.-луж. zvon. Чередование zvьne;ti (см. звене;ть).
Алб.-тоск. zе;h "голос", гег. za<h (из и.-е. *g;hvonos), арм. jain свидетельствуют о звонком начале слова в дослав. эпоху; см. Педерсен, KZ 36, 338; 38, 198; 39, 406 (иначе об арм. слове Хюбшман 469); Г. Майер, Alb. Wb. 483; Перссон, Beitr. 191 и сл. Наряду с этим существовало и.-е. *svonos : лат. sonus, др.-инд. svana;s "звук", sva;nati "звучать", д.-в.-н. swan "лебедь"; см. Уленбек, Aind. Wb. 361; Вальде 724. Распространено мнение о том, что zvonъ произошло из *svonъ под влиянием зову;, звать; см. Мейе, IF 5, 333; Мейе–Вайан 29; Блумфилд, IF 4, 76; Младенов 189. Ошибочна попытка Брандта (РФВ 25, 221 и сл.) объяснить zvonъ из *svonъ фонетически. Лит. zva;nas "колокол", лтш. zvans – то же заимств. из слав.; см. М.–Э. 4. 765.

Звон. Общеслав. Того же корня (с перегласовкой), что и звенеть (см.). Считается переоформлением *svonъ (ср. др.-инд. svan;s, лат. /sonus «звук») под влиянием звать (см.).
Происхождение слова звон в этимологическом онлайн-словаре Шанского Н. М.

ЗВУК в этимологическом словаре русского языка Макса Фасмера
род. п. -а, звуча;ть, русск.-цслав. звукъ ;;;;, чеш., слвц. zvuk, в.-луж., н.-луж. zuk. Вероятно, из *zvo;kъ; ср. с другой ступенью чередования *zve;k- в звя;кать (см.), сербск.-цслав. зв;къ ;;;;, ;;;;, сербохорв. зве;к, род. зв;ка «звон», польск. d;wie;k «звук» (со звукоподражательным dz). Далее ср. звон, звене;ть; см. Мi. ЕW 404; Брюкнер 114; Траутман, ВSW 374; Перссон, Beitr. 586 и сл. Ср. также сл. слово.

ЗВУК. Общеслав. Суф. производное (суф. -к-) от той же основы, что и звенеть (см.).
Происхождение слова звук в этимологическом онлайн-словаре Шанского Н. М.

ЗАПАХ в этимологическом словаре русского языка Макса Фасмера
па;хнуть па;хну, укр. па;хнути, блр. пах «запах», чеш. расh — то же, p;chnouti «благоухать», слвц. р;сhnut;, польск. расh «запах», pachna;; «пахнуть» Предполагают звукоподражательное происхождение и родство с пахну;ть (см.) (Преобр. II, 29; Младенов 415; Голуб 188) [Махек (LР, 4, 1953, стр. 122) объясняет рахаti из раlаti «гореть, пылать», что недостаточно убедительно. — Т.] пахну;ть см. паха;ть.

Пахну;ть. Общеслав. Суф. образование от пахъ «дуновение» > «запах» (во многих слав. яз. и диалектах еще известно), суф. производного от звукоподражательного па- (ср. аналогичное пыхтеть и т. п. с другой огласовкой).
Происхождение слова пахнуть в этимологическом онлайн-словаре Шанского Н. М.