Было утро обычного дня. Прихватив подготовленный с вечера пакет мусора, я вышел из квар-тиры. Путь до гаража шёл стороной от помойки и каждый раз приходилось тащить мусор в гараж. Выкатив машину, я клал пакет на пол перед пассажирским сиденьем и трогался в путь. После объез-да хоккейной коробки, слева, буквально в пяти метрах от дороги, открывалась площадка с мусорны-ми бачками. Обычно, не покидая машины, я бросал пакет в бачок прямо из открытой двери. Как правило мои броски были точны. В тот же раз мне пришлось не только открыть дверь, но и поки-нуть машину. Между остановившимся мной и мусорными бачками стоял УАЗ-буханка с нижего-родскими номерами. Это обстоятельство исключало возможность точного броска. Сознательно му-сорить мне не хотелось, вот и пришлось нести пакет ножками. Мой поход к бачкам без воздаяния не остался, между машиной и бачками стоял…
Это был настоящий, старинный, бронзовый, трёх рожковый, ручной работы канделябр внушитель-ного размера. Он был чист, и как видно давно не использовался по назначению. По замыслу автора это был парный канделябр, но на помойке он стоял без пары и без одной розетки под свечу. Сам ро-жок держателя торчал, как культя у инвалида, а розетки для свечи не было. Второпях подивившись находке, разглядывать канделябровы проблемы мне было некогда, я ничтоже сумняшеся взял под-свечник и положил его в машину. Как там прибаутка звучит: – "Знал бы прикуп – жил бы с Сочи"? То-то, что не знал, не подозревал даже,… о последствиях, которые не заставили себя долго ждать.
Работал я тогда в ателье "Дома тканей" и езды до него мне было, при худшем раскладе, минут 25-30, в тот день на работу я добрался через три часа.
При выезде из квартала на улицу меня чуть не снёс в кусты навороченный "паркетник", затормозить я успел, но – ценой новых седых волос. Уже идя в потоке машин дважды уворачивался от столкно-вения, оба раза за другим рулём были дамы. На третий раз всё же случилось, случился субтильный мужичонка – так догнал же (гад). Он своей фарой ткнул мне в задний фонарь. Стёкла треснули, у меня покрошилось даже, но я предложил разойтись миром. Менты, протоколы, страховка, это же морока какая, это пятно в страховой истории, это… но чудик не согласился, захотел всё по закону. Хотя, что с него взять – начинающий, ещё не научен дорогой опытных водителей слушать. Вдруго-ряд он может кого-то и послушает, а в тот раз… Словом, на работу я тогда опоздал, на много, к кли-енту опоздал аж на два с половиной часа. Клиент прождал час, очень оскорбился и ушёл недоволь-ный. А это не есть хорошо, это имиджу урон.
Продолжение дня тоже не заладилось, рабочий алгоритм сбился и все дела пошли напереко-сяк. Обедать не пошёл, поставил в банке воду кипятить для чая – банку опрокинул, разбил, стол во-дой залил. Ладно бы просто банку разбил, так собирая стёкла порезался вдобавок. Стол залил не бе-да, вода высохнет, а крой подкладки для костюма, что на столе лежал? Материал-то заказчик при-нёс, а я его на помойку, и где теперь такой же искать? Голодный, чая не попил, порезанная ладонь саднит, о загубленной подкладке голова болит, уж скорее бы день кончался. Как бы там ни было до "гудка" досидел, задерживаться не стал, и… напрасно, лучше бы в цеху задержался.
Вход-выход у ателье один через приёмный зал с кабинками, потом коридорчик с дверями комнатушек, потом цеха, склад и прочие необходимости. По этому коридорчику я и шёл на выход за Зиночкой-брючницей, дамой приметной и приятной во всех отношениях, веселушкой и хохотуш-кой. У неё была яркая индивидуальность, отмеченная псевдонимом – Зина-монумент, столь она бы-ла объёмна. Зиночка распахнула двери в приёмную, я перед ними замешкался, и двери закрылись. Когда же я их открыл и шагнул в зал…
Маленькая, седенькая Феоктистовна закончила влажную уборку клиентского зала, на поли-рованном мраморе пола кое где поблёскивала влага. Вот на таком мокром блюдце и поскользнулся наш Монумент. Нет-нет, Зиночка не упала. Воздев к небу руки она, перебирая ногами ловила равно-весие, при этом по дуге двигаясь к двери из которой выходил я. Воспитанный человек не оставит даму в трудную минуту, он сделает навстречу шаг помощи. Я и шагнул, поддержать. Её ответная реакция была совершенно естественна и… для меня сокрушительна. Наши руки встретились, "мо-нумент" обрёл дополнительную точку опоры. Беспорядочное вальсирование прекратилось, тело об-рело равновесие, правда, посредством каблука-шпильки на пальцах моей ноги. Я взвыл мучительно, но коротко, мужчина же. Зиночка, развернувшись на моих пальцах виновато улыбнулась и сказала – "Простите".
Простите, – а что мне оставалось делать, драться с ней что ли? С кем, с милейшей Зиночкой? Да по-милуйте, уж лучше БТР на мотоцикле таранить. С одуванчиком Феоктистовной? Э нет, в её сторону чихать-то страшно. Создал же Господь столь воздушное существо, и как её только по ателье сквоз-няками не носит?
А нога разболелась не на шутку, пухнет, из туфли вылезает. Столпились коллеги, умные советы да-ют, бесплатно. Зиночка причитает-кается и Феоктистовну костерит, та за спинами прячется, боясь на глаза показаться, а я уже и на пятку едва могу ступить. Словом, дела плохи. Внеплановое проф-союзное собрание постановило незамедлительно отвезти меня в больницу. Поскольку сам я оказался руленепригоден, отвезти меня поручили нашему приходящему скорняку. Мы живём относительно рядом и после окончательной доставки меня домой ему до своего дома добраться будет не сложно. Собрание настаивало на Первой городской больнице, я же предпочёл травм-пункт в Олимпийской деревне, это почти у дома. На том и порешили, уступив мне как раненному.
Забрав ключи скорняк Коля вышел подать машину поближе к дверям ателье. Милосердные коллеги дружно подставили свои плечи желая помочь дойти до машины. Но вернулся Николай с из-вестием, что оба левых колеса спущены. Нога тут же заболела сильнее и это явно отразилось на мо-ём лице. Зиночка, ощущая свою вину и снедаемая раскаянием, развила бурную деятельность. Она позвонила домой мужу и велела немедленно явиться к ней на работу. Зиночка жила в двух домах от ателье и её супруг появился через считанные минуты. Отобрав у Коли ключи от моей машины, она передала их мужу и велела принять необходимые меры для возвращения ей(машине) должной по-движности. Затем, нашла адрес травм-пункта в Олимпийской деревне показала его мужу и велела пригнать машину туда по готовности. Признаться, меня стала тяготить вся эта суета, а Зиночка, подхватив меня одной рукой за талию, практически вынесла на улицу. Такси мы поймали быстро и доехали удачно, без долгих светофоров. Народу в травм-пункте было на удивление мало. Доктор, рентген-кабинет, опять доктор, лангета и опять доктор, заняли менее полутора часов. А нога… Если большой палец считать первым, то на третьем и четвёртом злосчастный каблук свой след оставил боюсь навечно, что-то там с суставами. Мой палач, и одновременно милосердная сестра, Зиночка всё это время была со мной и чуть ли не на руках носила. К моему удивлению во всех кабинетах, куда бывал заботливо вносим, с нами были приветливы и исключительно вежливы. Зря видно на медработников досужие языки наговаривают. Во всяком случае "больничный" мне дали без проблем и за лангет денег не спросили.
Выйдя на улицу, мы увидели машину и Зиночкиного мужа. Отвозя меня домой, он рассказал, что колёса целы, даже не проколоты, а вот замки на дверях закрыты небыли и болты правых колёс были ослаблены. Кто-то пошутил или поиздевался, вывернул ниппеля и бросил их там же, интерес-но кому и зачем это было нужно. Подвезли меня без новых приключений прямо к дому. Зиночка помогла доковылять до лавочки у подъезда, где мы с ней и посидели, ожидая пока её муж поставит машину в гараж. Монумент весь вечер истекал извинениями, меня это на столько напрягло, что я пригласил своих провожатых на чай, дабы завершить болезненное для обоих сторон событие - мир-ным чаепитием. Супруга рассказ о травмировавшем меня происшествии восприняла философски: – "Всё в руце Божией", – сказала она, разливая чай. Зиночка, видя наше с женой к ней расположение, постепенно успокоилась. Нога беспокоила терпимо, казалось, что порез на ладони саднит сильнее. А вообще-то, работать именно он теперь мешать будет, какое-то время, хоть бюллетенить с ногой буду.
Лечился я без дураков, целых три дня лечился. Лечение моё состояло в максимальном покое для ноги, что я и соблюдал. Потом пришла суббота, пора было гараж навестить. На столь долгий срок я его никогда не оставлял, как бы соседи чего плохого не подумали. После полудня похромал на костыле к гаражам, с народом пообщаться, своё добро проведать. С мужиками встретился, стоим треплемся. Подъезжает Боря-белорус, он майор ДПС и всесильный вершитель "левого" прохождения техосмотра. Загнал машину в гараж и к нам подходит, тем временем я живописую как Зиночка меня по поликлинике чуть ли не подмышкой носила. Посмеялись над моим приключением и попросили показать обществу мою помоечную находку. Открыл я гараж и,… чуть не ступил в лужу тормозухи расползшейся из под машины. Ладно, лужу переступил, полез в машину и… обомлел. Три дня назад блиставшая полировкой бронза была покрыта изрядным слоем патины. Откуда в закрытой машине дыхание кислоты? Я вытащил канделябр на улицу и поставив его перед гаражом рассказал историю находки. Отдельно отметил странность столь скорого окисления металла. Все с интересом стали разглядывать определённо старинную вещь, а я задумался – откуда тормозуха?
Тут в разговор включился Валёк из тридцать пятого дома: – Мужики, а я ведь кажется знаю откуда эта штуковина. Жена с тёщей надысь болтали про смерть какой-то одинокой бабки из "быв-ших". Добра дескать в её квартире много, а прямых наследников, претендентов на квартиру, к сроку не объявилось. Вот дальняя родня и понаехала отовсюду в закромах усопшей пошарить. Квартира её отойдёт государству, а имущество считай бесхозным остаётся, так его потихоньку и растаскивают.
"А похоже и я про это кое-что знаю, - сказал Боря-белорус. – На прошлом дежурстве с окружной ушла в кювет приезжая "буханка". Парни рассказывали, что в ней барахла всякого под завязку было, а путного ничего, так, какой-то ломбард на колёсах. Номер я не запомнил, может это твоя "буханка" была, околопомоечная?"
С ещё большим интересом взгляды присутствующих упёрлись в светильник. А он изрядно позеле-невший, раненый, одинокий, стоял перед кучкой глазеющих на него людей гордо вперяя обломан-ный факел в небо. Хотя, почему стоял – стояла!
Канделябр был явно парный и представлял собой фигурку женщины в тунике, на уступе ска-лы над морским прибоем. Поворот головы, полушаг обозначенный выступающим из-под одежды коленом, рука с факелом направленная вверх и вперёд, всё это ясно указывает на устремление жен-щины. Она ждёт, она указывает страннику путь, она освещает дорогу к дому. Сзади фигуры, как бы в ближней перспективе, колоннада символизирующая дом. По фризу над колоннадой, между двух розеток для свечей, надпись – ;;;;;. Надпись уже не оставляет сомнений кто стоит на берегу, это Пенелопа. Легендарная царица освещает своему Одиссею путь к родной Итаке, вздымая ввысь фа-кел. Следовательно, пара к данному светильнику просто обязана быть, должен быть Одиссей, а пока, … пока они разлучены – насильно.
Где-то странствует бронзовый Одиссей и я один из виновников их разлуки с Пенелопой? Эта мысль пронзила меня огненной стрелой, я уже другими глазами посмотрел на скульптуру. Да-да, на скуль-птуру, фигурка уже не воспринималась по её прикладному назначению. Это был памятник – памят-ник верности и любви.
Ещё немного посудачив о тонкостях наследственного права и про отношение родни к одино-ким старикам все разошлись по своим делам. Я поставил светильник на верстак, открыв дверь ма-шины присел на заднее сиденье и задумался.
День начинался как обычно, не предвещал ничего из ряда вон... Почему же на меня, тогда, столь яростно посыпались несчастья? Ну пусть не несчастья, пусть только неприятности, так ведь вполне же себе ощутимые. А какова первопричина, случайность или чья-то злая воля запускает механизм беды и можно ли этому противиться? Может и правда существует всепроникающая сила, которую человек в упрямстве своём не желает признать и считаться с ней? Если это метафизика в действии, так может не стоит дразнить провидение, не сами ли мы творцы своих несчастий?
Едва отправившись в путь по дороге совершенствования человек поспешил провозгласить се-бя "Разумным". Монополизировав это высокое звание он и не подумал интересоваться мнением окружающего мира на этот счёт. А согласен ли с этим мир, признаёт ли главенство человека? А если не признаёт, то может смирился с его самовластием? Но даже тогда следует понимать, что суще-ствует некая точка отсчёта, по прохождении которой человек приобретает свой самозваный статус. До этого момента он такая же россыпь химических элементов, как и любой другой их набор для со-здания – предположим, жука-навозника, или… абрикосового дерева.
Из абрикоса мастер сделает дивнопевный дудук, душевность голоса которого не оспаривается ни кем. Жизнь без души возможна, души без жизни не бывает. Раз у песни, пропетой дудуком, есть ду-ша, то наградил ею сам имеющий души в избытке – певец-дудук, существо поющее и живое. Пусть флейта сама не поёт, пусть музыкант оживляет её своим дыханием, но это она хранит достоинства праотца-абрикоса, мастера-создателя и музыканта-вдохновителя, дарящего жизнь. Любая жизнь предполагает действие, подразумевает совокупность обязанностей и прав. Обязанность певца – петь, право певца – иметь собственные права и быть уверенным в их охране.
Эта логика применима и к предметам иным, молчаливым, но также несущим в себе тепло рук и часть души создающих их мастеров, например, к скульптурам? Не каждый ваятель Пигмалион и не каждая скульптура Галатея, но каждая женская фигурка, созданная мастером, несёт в себе свет и тепло его души, его послание миру, и… свою историю. Каждую работу скульптор выполняет еди-ножды, жизнь в неё вдыхает единожды, в служение людям отправляет единожды, и… навсегда. Дальше она живёт в своём мире, мире душ в людском понимании неодушевлённых. А ведомо ли че-ловеку, что этот мир так же умеет чувствовать, переживать, и порой заходить в мир людей – с пре-тензией.
Полтораста, а может двести, лет назад отлитая мастером пара канделябров была благословле-на им на долгую и светлую жизнь. Она и началась счастливо, первой обителью Одиссея и Пенелопы стала супружеская спальня молодой аристократической пары в загородном доме. Шли годы, старели баре, вошли в пору и стали покрываться благородной патиной "итакийские цари", неутомимо несу-щие свет хозяевам долгими вечерами. Но, ни что не вечно, окончился земной путь старых хозяев, царственная семья перебралась на камин городской квартиры одного из наследников.
Как и его ровесники молодой человек входил в жизнь шумно, гулял, понтировал, не чурался дамско-го общества, но, всё до поры. В назначенные судьбой лета остепенился, женился, расплодился, дабы род его не угас, и… почил в бозе. "Царственная пара" сопроводив усопшего к последнему порогу стала служить его потомкам. Немало лет пропутешествовав по разным семьям пара фигурных кан-делябров коротала век в двухкомнатной "хрущёбе" у благообразной старушки, носившей старинную и славную фамилию.
Старушка была одинока, и когда однажды утром она не пошла в магазин этого никто не заметил. Она так и пролежала в своей постели больше недели, пока по сигналу почтальонши принёсшей ей пенсию власти не вскрыли входную дверь. Соблюдя все формальности старушку забрали, а квартиру опечатали в ожидании наследников.
Положенные месяцы прошли, претендентов на "двушку" не появилось, но появилась группа лиц, объявивших себя дальними родственниками. На квартиру они претендовать прав не имели, а вот фамильное добро без внимания оставлять не хотели. Видимо властям были представлены какие-то убедительные доводы (в твёрдой валюте), потому как печати были сняты, двери открыты, и толпа мародёров ввалилась в квартиру. Если поискать, то где-то под плинтусом в той квартире найдутся бронзовые слёзы гордой Пенелопы и неустрашимого Одиссея. Даже они не сдержали слёз при виде начавшейся вакханалии.
Искали, конечно, золото с серебром, не преуспели, но на халяву и бронза – золото, дошла очередь и до подсвечников. К машине тащили второпях, нагрузившись дармовым добром без меры, теряя его по пути. Уронили и канделябр, уронили и… Нет, подсвечник не сломали, его ранили во время раз-бойного налёта, обломили часть факела с розеткой. – Вот же невезуха, но не тащить же обломки за сотню вёрст, да и ехать легче будет. – Так рассуждал мародёр, отставив Пенелопу и укладывая в "буханку" Одиссея, оглянувшись на кучу ещё ожидавшего погрузки добра.
Верного Одиссея поглотил тёмный зев неведомой пещеры, а безутешная Пенелопа так и осталась стоять под ещё тёплыми, но уже гаснущими лучами осеннего солнца. Это была их первая разлука за почти две сотни лет, проведённых вместе. Всю холодную ночь простояла Пенелопа у закрывшегося входа в пещеру, а утром налетевший шквал подхватил её и унёс в неведомые дали. И тогда, всегда терпимая к Богам Царица возроптала и обратилась к ним, сразу ко всему Олимпу, с упрёком: – Раз-ве я Пенелопа, царица Итаки, не доказала своей верностью права на счастье? Разве мой муж Одис-сей своими подвигами не заслужил покоя и почёта? Зачем вы разлучили нас и за какие грехи мно-жите наши страдания? Разве не справедливее будет обрушить ваш гнев на наших разлучников?
Голова уткнулась в задник подголовника водительского кресла, скользнула влево, врезалась переносицей в верхнюю проушину ремня безопасности, и… я проснулся от боли. На переносице торчит изрядный клок содранной кожи, справа на лице что-то мокрое, а нос что-то вынюхивает на средней стойке машины. Заснул, надо же, а что это мне во сне привиделось? Поднял руку почесать нос, эге, а крови-то не шуточно, это что же – напасти ещё не закончились и надо ждать продолже-ния? Ну нет, друзья мои, хватит испытывать судьбу и дразнить неведомое.
Честно скажу, расставаться с канделябром было жаль, я уже прикинул, как его можно поправить и привести в потребный вид. Я даже место в доме ему приискал, а теперь… Теперь решение принято, хоть и с опозданием, но… – "Не буди лиха, пока оно тихо".
Закрыв гараж, я поковылял к помойке. Одна рука держала костыль, другая крепко сжимала обло-манный факел Пенелопы. Фигурку я поставил на то же место откуда взял её в тот злосчастный день, и… вздохнул с облегчением. Дальше судьбу пусть кто-то другой испытывает, а с меня хватит, мне бы до дома без приключений дохромать.
24.09.2017