- Я не могу Вас взять. У меня нет полной ставки, - произносит директор школы.
- Я и хотела бы просить только один класс, - замечаю я, любуясь пепельно-золотистым оттенком волос Светланы Михайловны в свете августовского жаркого солнца, заглянувшего в её небольшой кабинет.
- Вы не работали в школе. По распределению педучилище, потом преподавали в институте.., - она смотрит мои документы. - Почему решили в школу пойти? – спрашивает, глядя мне в глаза.
Я отвечаю на её вопрос.
- У меня есть пятый класс, который никто не хочет брать. Трудные дети, плохая дисциплина и низкая успеваемость. Пожалуй, это первый такой случай в нашей школе. Вы же знаете, мы одни из лучших в городе. Хотя учительница у них была со стажем, но дети "неуправляемые" - так она называла их, к моему глубокому сожалению, – Светлана Михайловна откладывает в сторону мои документы и улыбается.
- Но сегодня уже двадцать четвёртое августа, я не уверена, что смогу найти педагога. Хорошо, попробуйте. Если не получится, сразу же сообщите мне.
- Спасибо, - благодарю я, понимая, чего опасается Светлана Михайловна. Того же, что и моя мама, которая не советовала идти в пединститут: "Твоя доброта и тихий голос… Дети просто сядут тебе на шею".
Дома, разбирая коробки с книгами (мы только что переехали в Алма-Ату), уже выстраиваю свой первый урок. И понимаю, что нужно найти что-то особенное, увлечь детей. Говорить о важности русского языка и литературы? Не сейчас. Привести занимательные факты из жизни классиков? Нет. Прочитать красивые стихи и прозу? Тоже нет.
Возвращаюсь в школу и прошу у секретаря список моего класса.
Марина Пак, Сергей Васильев, Саша Алексеев, Абай Нугманов, Мира Шталь, Лев Дёмин, Марк Громов… Отлично!
***
Свой "неуправляемый" пятый я встретила с улыбкой. Они же влетели в класс, не обращая на меня внимания, швырнули рюкзаки около парт и собрались возле первой, где две девочки громко и резко что-то говорили, а потом начали смеяться над мальчиком в очках, самым маленьким по росту, забившемуся на последнюю парту. Многие дети тоже стали насмехаться над ним. Понятно. Светлана Михайловна меня предупредила, что особенно проблемные в классе девочки, а две из них - Марина Пак и Анна Смирнова - находятся на учёте в милиции. Марина внешне напоминает разбойницу из мультфильма о Снежной королеве: красивая, энергичная и порывистая. Анна, грациозно сложенная, с нежным овалом лица в обрамлении русых локонов, - полная ей противоположность. Внешне. Взгляд же озорной, голос громкий, слова резкие. Пока не будем о словах… Из мальчиков – Саша Алексеев, "очень трудный случай". За этой троицей следуют остальные из списка "неблагонадёжных". Странно. Такие приятные лица и любознательные глазёнки.
Почему эти дети такие? - задалась я вопросом. – И какими они будут во взрослой жизни? Станет ли школа тем местом, куда они захотят иногда приходить, вспомнят ли добрым словом, как я свою? И не предстоит ли им сожалеть о том, чего они не получили в детстве.
Несмотря на то, что многие из нас считаются знающими жизнь и её коллизии, все мы дети. Думаю, в каждом из нас в глубине души сохранился ребёнок: счастливый или не очень, добрый или обиженный на весь мир. И когда нам плохо, это он страдает и плачет. И, приняв испытания и невзгоды, вытерев слёзы, продолжает надеяться на лучшее.
Об этом будущем взрослом ребёнке надо позаботиться сейчас. Передо мной тридцать три маленьких человечка. Смогу ли я дать им то, что желаю? Я хочу совсем немного: чтобы мои уроки и их детский мир гармонировали, учение приносило радость, вызывало желание творить…
Я включаю музыку Толегена Мухамеджанова из фильма «Станция любви». В классе у меня есть Толеген Гайсин, темноволосый, с удивлёнными большими глазами в обрамлении чёрных прямых ресниц. Он сидит на предпоследней парте, не смотрит на меня, что-то рисует. Впрочем, многие ведут себя так, словно находятся в театре, и в ожидании спектакля разговаривают, смеются.. Услышав имя композитора, он встрепенулся, снял очки и цыкнул на рыжего мальчишку, что-то шептавшему ему на ухо.
Через две минуты убавляю звук и начинаю говорить. Слушают все. Тот самый маленький мальчик (это Лёва Дёмин, догадалась я) даже привстал немного (посажу его ближе к себе на следующем уроке). Интересно, надолго ли хватит их внимания? Смотрят на доску, где репродукции картин Марка Шагала (это для Марка Колесникова), Ивана Крамского (для Вани Абрамова), Алексея Саврасова (для Алёши Сухарева)...
Обращают внимания и на стол возле доски; на нём книги Анны Ахматовой и Марины Цветаевой (для двух "атаманш"), Абая Кунанбаева (для Абая Амирова), Зои Воскресенской (для Зои Чаплыгиной), Льва Толстого (для Льва Дёмина)...
Замечаю, как с последней парты, хитро улыбнувшись, рыжий мальчишка опускается на пол и начинает ползти по середине своего ряда в сторону учительского стола. Остальные делают вид, что не замечают этого и ждут моей реакции. Я продолжаю рассказывать о некоторых их знаменитых и талантливых тёзках.
- Вот это и будет домашним заданием… нам, - произношу в тишине.
- Нам? – удивляется Марина.
- Да, я тоже подберу интересный материал о моей тёзке.
- А как Вас зовут? – это опять Марина.
- Вера Викторовна. Вот и познакомились.
Мальчишка дополз до моего стола, долго ждал моего внимания и, услышав задание, выглянул оттуда. Я наклоняюсь к нему (запах сигарет бьёт в лицо; позже я узнаю, что Сашка - опытный курильщик) и тихо спрашиваю: "А назад так же можешь?»"
Он возвращается тем же манёвром, встаёт и, встав в горделивую позу, спрашивает:
- А я кто? Пушкин что ли? – он ждал смеха одноклассников. Но почему-то засмеялся только Лёва и, не получив поддержки, резко замолчал.
- Мне приятно, что ты знаешь Пушкина, - отвечаю ему. - У вас, Саша, с поэтом одинаковые имена. Но ты можешь стать самим собой, Сашей Алексеевым, знатоком своего любимого дела.
Он доволен, что я знаю его фамилию и расплывается в улыбке:
- Тогда я принесу всё, что найду про Пушкина. Я теперь буду Саша Пушкин.
Все смеются. Но мне нравится этот смех. Он добрый.
- Приятно познакомиться, Саша Пушкин - улыбаюсь я.
Звонок с урока прозвенел, как показалось, слишком рано. Дети подошли к репродукциям и нашли те, о которых я не говорила, но у художников были те же имена, что и у них. Проявили интерес и к книгам своих тёзок.
Они не спешили уйти, собрались возле моего стола. Мы договорились, что составим график сообщений о писателях, поэтах, художниках, музыкантах, учёных, чтобы у ребят было время подготовиться.
***
Каждый год в начале сентября в школе проводились учения на случай землетрясения. Красивые горы вокруг города - источник постоянных колебаний земли. Я стала действовать по инструкции и вывела детей на школьный двор. Представитель из штаба по ЧС долго рассказывал, как вести себя в такой ситуации. Мой Саша Пушкин протиснулся ко мне и зашептал:
- Вера Викторовна, можно я буду Вас спасать, когда начнётся землетрясение?
Полуденное солнце золотистыми паутинками пробивалось сквозь листья дерева, возле которого мы стояли, и подкрашивало и без того яркие веснушки Саши, весело прыгающие по лицу, когда он щурился от лучей. В эти минуты Сашка казался сыном солнца – ярким и тёплым.
- Хорошо, Саша, спасёшь, - улыбаюсь я.
- Нет, я буду спасать, - зашипел Коля. И мальчишки начали отталкивать друг друга от меня. Их пыл я погасила. Но счастливой улыбки скрыть не смогла. Что может быть лучше детской чистой любви?
За две недели на уроке внеклассного чтения со своими сообщениями выступили: "Антон Чехов" (Антоша Зуев), "Василий Суриков" (Вася Игнатов), "Дина Нурпеисова" (Дина Касымова), "Николай Некрасов" (Коля Егоров)... Музыка, репродукции, чтение отрывков из произведений…. Мы увлеклись. Интерес у детей не исчезал…
В конце сентября вместе со звонком в класс вошла Светлана Михайловна. Она села на последнюю парту рядом с Сашей и изумлённо на него посмотрела. Сегодня наш рыжий Саша пришёл в образе своего великого тёзки: он покрасил волосы и брови в чёрный цвет, надел тёмный пиджак (он был слишком велик ему), воротник белой рубашки приподнял, на парте - ручка в виде гусиного пера. (О его эксперименте с внешностью мы уже поговорили перед уроком, и он согласился, что это лишнее)
У нас в этому времени возникла традиция в начале урока литературы пять минут посвящать творчеству: на заданную детьми тему писать стихи или прозу, несколько строк. И сегодня тему предложил Ваня: жёлтый листок. Два-три произведения слушали сразу же на уроке, остальные прозвучат на внеклассном чтении. Сегодня вызвался Абай прочитать свои стихи. (Его перевели в пятый класс каким-то чудом. Он умудрялся в слове делать ошибки в каждой второй букве и читал по слогам)
Сухой листок слетел,
На землю полетел.
И плачет на земле.
О родине он плачет, - нараспев декламирует Абай.
Светлана Михайловна что-то записывает в свою толстую тетрадь и довольно улыбается.
Через несколько дней к нам на уроки потянулись учителя:
- Можно у Вас присутствовать?
- Да, конечно, - хотя удивлена.
Когда пришли физик, историк, а за ним учитель английского, я спросила:
- Что случилось? Я не против видеть коллег на своих уроках, но как-то странно...
- Светлана Михайловна на педсовете велела: "Идите к Вере Викторовне и учитесь работать с детьми", - улыбается физик.
Я была смущена и чувствовала себя неловко.
Мой "неуправляемый" класс радовал меня. Я была счастлива: мои дети любили читать, писать, рассуждать. Они сочиняли, рисовали иллюстрации, мастерили. Надо сказать, родители стали участвовать в наших делах: один папа собрал книгу сказок и стихов ребят, другие помогли с костюмами для спектаклей, ездили с нами в театр и музеи.
В моих отношениях с детьми было много красивых моментов, которые давали мне ощущение невесомого чистого счастья. Я летела на работу утром, возвращалась ближе к вечеру. Мои дети кружились вокруг меня, как трудолюбивые пчёлки.
Светлана Михайловна пришла к нам и на урок русского языка. Она хотела понять, как у меня получается оценивать почти каждого ребёнка на каждом уроке. Но иначе было нельзя. Грамотность в классе неважная, чтобы иметь хороший результат, ребёнок должен выполнять интересные задания каждый день и за свой труд получать оценку. Это требовало моей основательной подготовки дома: составление индивидуальных заданий на карточках (причём, не просто что кому попадёт, а именно то, что нужно Марине, Пете или Егору), множество плакатов, картин, схем с алгоритмами рассуждения, распределение занятости каждого ученика на разных этапах урока. Все сорок пять минут были расписаны, как партитура для симфонии. Мама, видя это, смеялась: "Ты, Верочка, продумываешь каждую минуту, словно генерал перед сражением".
Мне повезло, что в это время я могла себе позволить взять только один класс. Теперь муж обеспечивал семью. До этого приходилось работать на две ставки, но это не отражалось на качестве моих уроков. Конечно, тогда я очень уставала.
Большую часть времени я проводила в школе, особенно когда начали репетировать спектакль по сказке, сочинённой детьми. Тогда-то я и услышала дома фразу: "Может быть, ты раскладушку поставишь в классе?" Этого я не сделала, но многие вещи из дома постепенно перекочевали в наш кабинет: детские книги, альбомы с репродукциями художников, магнитофон и диски с классической музыкой, реквизит для спектаклей, вазы и подсвечники, чайная посуда, скатерти…
Мне казалось, что у моих пятиклассников с дисциплиной порядок и на других уроках. Но это было не так. На математике, у Лидии Петровны, они вели себя примерно и с удовольствием выполняли все задания. На остальных же, к сожалению, продолжали слыть "неуправляемыми". Конечно, положительные изменения наблюдались, но медленно. Проходя по коридору, я иногда слышала, как мои "писатели", "художники" и "композиторы" буквально срывали урок. Особенно Саша. У меня же он – первый помощник по хозяйству. Что-то прибить, покрасить, поправить, перенести – эту работу он не доверял никому. Саша предложил сделать на заднюю стену большое панно, куда крепились наши сообщения в специальных ячейках. Учитель труда помог осуществить его замысел.
Саша, добрый и чуткий мальчик, предложил заботиться о тёте Шуре, которая сидела за маленьким столиком в коридоре и давала звонки.
- Она одинокая и больная. К ней два раза приезжала скорая в школу. У неё сердце, - понизил он голос. - И у неё никого нет. Давайте ей помогать: приносить продукты домой, убирать в квартире. А ещё ей на стол будем ставить цветы.
- Давайте! – закричали мои тимуровцы.
За первый учебный год мы успели многое: главное, учились с удовольствием и создали свой театр, который начался с вечеров (вернее, с утренников) поэзии. В нашем кабинете стало по-домашнему уютно. Дети принесли много цветов. "Наш зимний сад", - гордо заявляли они. Нам выделили ещё один шкаф и книжные полки. На окна я сшила тёмные поднимающиеся шторы и прозрачный тюль. Летом родители помогли обклеить стены светлыми обоями; нам не нравились синие крашеные панели, как в больнице.
У каждого ребёнка появились обязанности – хозяйство наше стало большим. Но… не устают ли мои дети? И на репетиции я спросила:
- Ребята, вы устали? Кажется, я вас слишком загружаю.
- Перезагружаете, - глубокомысленно заметил Саша, театрально приложив руку ко лбу. И все засмеялись.
***
На следующий год ребята вернулись после каникул с новыми сообщениями теперь уже о великих тёзках родителей, бабушек и дедушек (хотя я такого задания не давала). И тут у нас возникла идея собрать историю своих семей. И мои пчёлки погрузились в новое важное дело…
Через две недели Саша перестал ходить в школу. Надо сказать, он нередко сбегал с других уроков, но не с моих и не с математики. Заболел?
Оказывается, в школу приходили с киностудии: искали мальчика на роль главного героя. И Саша им подошёл. Директор разрешила ему пропускать уроки во время съёмок при условии, что помощник режиссёра в такие дни будет его забирать и приводить в школу хотя бы на последние уроки. Так получалось, что мои уроки он пропускал почти все.
Появился Саша у меня в конце октября. На перемене дети окружили его и просили рассказать о том, как снимался фильм. И он, нисколько не важничая, а даже немного смущаясь, начал говорить, потом изображать героев в лицах, приседая, подпрыгивая, падая…
- В фильме мальчик, которого я играю, должен курить. И режиссёр хотел убрать эту сцену, – Сашка хохочет, согнувшись пополам. – Я ему говорю: "Да я с шести лет курил. Но бросил". Он поговорил с родителями, эпизод решили оставить. Но я не затягивался. Мне подносили зажжённую сигарету, и я только делал вид, что курю.
- О чём фильм, Саша? Как называется? – спрашиваю я его.
- Я не всё понял. Снимали не по порядку. Но я спасаю мальчика- инвалида и делаю так, что он стал ходить, - гордо заявляет мой Пушкин. – Режиссёр мне сказал, что иногда человек, попадая в стресс (я не исправляю Сашу, слушаю), выздоравливает. И вот в фильме я своему другу велел прыгнуть с девятого этажа.
- И что, Сашка? – теребят его девочки. – Он умер?
- Потом всё узнаете, - хитро улыбается мой Саша Пушкин. - А то неинтересно будет.
Всем классом мы ходили на премьеру. Этот фильм получил награду на Московском кинофестивале. По сюжету Саша пишет письмо, которое я вижу на экране крупным планом. У него диктанты всегда были на двойку, но он выполнял много других заданий и честно зарабатывал свою тройку. А тут – ни одной ошибки и написано красиво.
- Саша, ты молодец, - сжимаю в темноте его руку.
А он шепчет мне:
- Вера Викторовна, я это письмо, наверное, десять раз переписывал…
Только два года я была с этими детьми. Я скучала по своим любимым ученикам... И когда вновь приехала в свой город, то первым делом пришла в школу. Со мной была Галя ("Галина Серебрякова"). Моим детям было уже по девятнадцать лет. Все эти годы мы писали друг другу, но то, о чём сейчас рассказала Галя, расстроило меня до слёз.
- Это случилось вскоре после Вашего отъезда. Сашка прыгал с какой-то постройки. Оказалось, он боялся высоты и хотел победить этот свой страх.
- Галя, но почему я не знала? Вы мне писали, что он с родителями переехал в Германию и у вас нет его адреса.
- Мы не хотели Вас расстраивать. Саша запретил, - отвечает Галя. – Он повредил спину и ноги. Год находился в инвалидной коляске. Нужна была сложная операция. Вот они и уехали в Германию к родственникам. Операцию сделали. Но, к сожалению, Саша передвигается только с помощью костылей.
- Дай мне его адрес, Галя? Как он сейчас? – я не могу скрыть тревогу и боль.
- "Надо бороться с трудностями и побеждать их", - эти Ваши слова Саша не раз упоминал в письмах. Он учится на мультипликатора. Я Вам покажу одну из его студенческих работ, она победила в конкурсе молодых кинематографистов, - успокаивает меня Галя.
Пока мы с ней разговаривали, подошли ещё пятеро моих любимых "неуправляемых". Мы долго сидели в школьной библиотеке, вспоминали, смотрели работу Саши, его фотографии и всех моих взрослых, красивых, дорогих мне детей.
Я сожалела, что не смогла встретиться со Светланой Михайловной. Она уехала в Израиль.
Только постаревшая тетя Шура всё так же сидела в холле за столом, на котором стоял скромный букетик ромашек. Приносить ей цветы стало традицией школы. Мы обнялись с ней, как самые близкие люди.
- Вот, - улыбнулась она. - Приносят…. Уже другие. А ваши теперь уж взрослые. Но иногда заходят…
Я поднялась на второй этаж в свой кабинет. Пахло свежей краской. Я вспоминала наш первый день...
Душно. Распахнула окно и сквозь шум августовского дождя, вытянутыми каплями скользящего по листьям постаревших деревьев, услышала голоса моих детей. Я обернулась:
- Здравствуйте, мои любимые, Саша Пушкин и все-все…