Скорей бы закончилась война и досыта поесть хлеба

 

Воспоминания ветерана станции Череповец Северной железной дороги Валентины Макаровны Ахутиной, 1928 года рождения. Беседовала Н.И. Курепина. Подготовила к публикации Е.Ф. Булатова.

« В годы войны мы учились почти без учебников, дадут на класс несколько учебников, так мы собираемся кучками у кого-то на квартире и учим, да и дома-то никаких условий не было. Было, спрячешь под подушку голову, чтоб не было слышно других, так и читаешь. А жили в одной комнате, спрятаться некуда, бумаги писать не было, отыскивали разные клочки и сшивали тетради. Писали карандашом, стирали и снова писали на этой бумаге.
В 1942 году жилось трудно. Хлеб, крупы давали по карточкам. Хлеба рабочим давали 450 гр., инживенцам - 350 гр. Семья наша состояла из 8 человек, положение было тяжелое. Я заканчивала 8-й класс, за учебу платили 150 руб., да и хлеба не хватало. Мне шел 17-й год, и я пошла работать на железнодорожный транспорт, а школу еще не закончила. При сдаче экзаменов в 8 классе в свободное время бегала знакомиться с работой, на которую я должна пойти в должности списчика ваногов – где работала моя старшая сестра. Из нашей семьи на транспорте работало уже 4 человека (отец, брат и 2 сестры). Одна из сестер работала помощником машиниста на паровозе, которая много раз была под бомбежкой и обстрелами. Она рассказывала: были случаи - машинист даст команду прыгать с паровоза, на полном ходу прыгает, а за ней, остановив состав, и машинист прыгает. Прятались от обстрелов в лесу, а когда улетят немецкие самолеты, они поезд ведут дальше по назначению.
В военные годы мы работали по 12 часов в день, а очень часто и сутки без выходных и праздничных дней, а переработок мы и в мыслях не держали, не считались со временем. Не унывали, не уставали – старались чем-то помочь фронту. Обязательно после ночной смены шли еще снабжать паровозы дровами – тяжелыми плахами длиной в метр, некоторые и длиннее.
Вот представьте. Я, маленькая девчонка, а плаха дров очень тяжелая, иногда одной и не поднять наверх на тендер паровоза. Эти дрова – для снабжения паровозов, для отопления служебных помещений – заготовляли сами работники, и я была на лесозаготовках на ст. Лумба. Пилили дрова с корня, лес высокий. Поначалу было страшно, потом привыкли. Я пилила с пожилым мужчиной, с Федюковым, так он меня еще хвалил и другому пильщику не отдавал.
В это время у нас была одна цель: скорей бы закончилась война и досыта поесть хлеба, а о другой роскоши и не думали. Вот и сейчас хлеб я не бросаю. В войну мы не считались, чья работа, помогали друг другу. Я, было, поезд спишу, пока бегу в контору, на ходу подсчитаю его состав, то есть сколько в составе вагонов по роду, общее количество и количество тормозов. Приду в контору – тут же помогаю конторщику, этот состав размечаю по документам, хотя это и не моя обязанность, то есть я сама себя учила, не ждала, когда меня научат вышестоящей работе, сама двигалась вперед. Уличного освещения не было, была светомаскировка – работали с керосиновыми фонарями.
Поезда шли в двух направлениях – на Вологду и на Ленинград. Со стороны Ленинграда очень много шло эвакопоездов. Эвакуировались фабрики, заводы, рабочие, служащие и дети. С Ленинградского фронта шли санитарные поезда с ранеными, которые разгружались и у нас в Череповце, потому что у нас в городе было 11 госпиталей.
Когда шли эвакопоезда, нас призывали в свободное от работы время кормить эвакуированных людей, разносить пищу тем, кто не мог выйти из вагона (слабым). В этих поездах много людей умирало. Бывало, запрыгнешь на тормозную площадку, чтобы перейти через нее, а там покойник. Перешагнешь его и бежишь дальше писать следующий состав. Умерших многих оставляли на нашей станции, а мы в свободные от работы минуты обнашивали на носилках в сарай. Скапливалось их очень много – полный сарай, из сарая – на лошадях, на санях вывозили на кладбище для захоронения. Возможно, кто из вас слышал, что у нас на кладбище (по Кирилловскому тракту) есть братские могилы – за военным кладбищем, длинные могилы, за которыми ухаживают прикрепленные организации города.
Был у меня такой случай. Работала в ночную смену. Со стороны Ленинграда – разбомбленный состав, в котором на Ленинградский фронт везли лошадей – полный эшелон, но по дороге его бомбили. Состав был весь потрепан, так обезображен, что страшно к нему было подойти. А я должна списать его каждый вагон. Из вагонов висели кишки, ноги убитых лошадей. Но лошадей-то сопровождали люди. И когда я увидела убитых людей, мне сделалось так страшно, что я убежала от состава, прибежала в слезах к начальнику и говорю, что состав я больше писать не могу. Но писать-то обязательно надо. Тогда дали мне еще девочку, и мы вдвоем пошли дописывать данный состав.
Во время войны железнодорожники были на военном положении, то есть не должны отлучаться никуда с места жительства, постоянно должны быть готовы к любой работе. Вот так списчиком вагонов я проработала 1 год 2 м. Заболела в нашей смене технический конторщик. Начальник станции подвел меня к шкафу с документами на проходящие вагоны и поезда и сказал: «Вот, девушка, принимай документы и будешь работать конторщиком».
Поначалу я испугалась: работа ответственная. Она заключалась в том, что на каждый вагон имеется грузовой документ, в котором пишется станция и дорога отправления, станция и дорога назначения, наименование груза и т.д., а разметку конторщик обязан сделать условную, то есть закодированную, например, ст. Вологда, а я должна написать С-4, Свердловск – Т-4 и т.д. Так вот, конторщик-то и обязан знать эти разметки по всей сети железных дорог как таблицу умножения. А если бы я заслала вагон не на ту станцию, меня в войну могли бы судить – с этим было очень строго. Но я была уверена в себе, что должна справиться с этой работой, и я справилась.
Время шло, и я самоучкой повышалась в должностях. Работала оператором, формистом, кассиром, нормировщиком (окончила курсы) и дошла до инженерной должности инспектора. В должности инспектора проработала 12 лет и ушла на заслуженный отдых. 43 года отработала на одном предприятии, за эти 43 года имею 86 поощрений, из них: медаль «За доблестный труд в Великую Отечественную войну», медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина», «Ветеран труда» и другие.
Был у меня один единственный случай за всю мою жизнь. Это в первый год работы. На планерке мне сказали, что надо работать еще одну смену, то есть работать вторые сутки. Рядом со мной сидел секретарь парткома. Себе под нос ответила: «Сутки работать не буду!» Он, очевидно, слышал и сказал начальнику, а начальник мне сказал: «Сутки не будешь работать. Иди, отдыхай, а завтра приходи стрелки чистить». Я, конечно, начальнику не ответила ни слова, а его указание выполнила. Вышла на чистку стрелок, отработав до обеда, мыла у кипятилки руки. Мимо меня проходил начальник, подошел ко мне и сказал: «Девушка, мой руки, иди, отдыхай и выходи в свою смену», то есть в ночь на работу. Вот так безоговорочно пошла работать в ночь. После этого случая я сделала вывод и никогда за всю свою жизнь не перечила начальству.
А второй случай был такой. В 1942 году, в день железнодорожника, в парке около вокзала собрались на праздник. Самодеятельность ставила концерт. Мы были с подругой. К нам подошла незнакомая девушка и спросила, что за праздник. Мы, конечно, сказали, а потом одумались, стали за ней следить. Она пошла на вокзал – мы за ней. В вестибюле вокзала тогда был раздвижной буфетик, который подвигался к стене. Эта девушка за буфетиком переодела другое платье. Мы об этом сообщили в милицию и позднее узнали, что из Ленинградского пединститута были завербованы 2 девочки в Череповец как шпионки. Нас вызывали в милицию, и начальник милиции нам сказал, что, по всей вероятности, мы заработаем по отрезу на пальто. Конечно, мы не ожидали этого, а позднее все забылось».