Смотрины...

Ксю Мищенко
   Когда я пришла работать на "Скорую", у меня катастрофически не осталось времени на подруг. Я как нормальная женщина, между подругами и любовью, выбирала любовь. Но мои подружки не из тех, кого легко сбить с толку. И раз меня нельзя найти дома, они делегировали самую бойкую из нас, Таньку, ко мне на работу - заценить жениха и дать своё добро, либо разнести мои светлые чувства в пух и прах.

   Митя, тогда ещё для меня Дмитрий Иванович, к девичьим капризам относился спокойно и разрешил Таньке покататься с нами, и даже походить на вызова в качестве практикантки. Условие было одно: руками ничего не трогать.

   Радостная Танька напялила халатик, покрутилась перед зеркалом и уселась со мной в салоне. Мы сходу занялись самым интересным девичьим делом - сплетничать о впереди сидящем докторе. Док был молод, красив и коварно индифферентен... Но по мере того, как наши голоса становились тише, ухо моего будущего мужа прям визуально увеличивалось в размерах. В общем на вызов мы ехали таинственные и возбуждённые, забыв предупредить Танюху о своём профессиональном сленге…

   Дело в том, что обычный коктейль из дибазола и папаверина от давления Митя называл "американским зельем", кардиограф - балалайкой, дефибриллятор - стукалкой, а для вентиляции лёгких у нас был ручной аппарат "мешок Амбу", поэтому, чтоб долго не рассусоливать говорилось просто - мешок на голову, и лишь тонометр Митька упорно называл "аппаратом для измерения артериального давления". Итак, на вызов Танька ворвалась совсем не подготовленной.

   Первый вызов был из тех, о котором и рассказать нечего. Бабулька с давлением, из тех, что каждый день вызывают "Скорую", больше чтоб пообщаться. Митя в плане общения с бабулями был нетолерантен и молчалив. С каменным лицом померив давление и невнимательно слушая пламенную бабушкину речь, мол сама себе надоела, вы б вкололи мне что-нибудь, чтоб померла уже да не мучилась, Митя хмуро сказал:

   - Хорошо, - и повернувшись ко мне очень серьёзно назначил пару кубиков "американского".

   Бабка напряглась, Танька прифигела, а я, со счастливой рожей, кинулась набирать шприц. Я вообще была девушкой жизнерадостной, и светила улыбкой иногда не по делу. Танька же была впечатлительной и за справедливость, в её голове мы за секунду превратились в жестоких убийц, и Танька всей своей массой обрушилась на меня, хватала за руки и умоляла не брать грех на душу.

   Бабуля вначале улыбалась растерянно и недоверчиво, готовая первой посмеяться над шуткой докторов (ну, не первый же раз вызывает), но увидев такую реакцию девицы в белом халате, не на шутку струхнула и пятясь к окну стала орать, что 160/90 - это её обычное давление и не надо ей ничего американского, и вообще ничего уже не надо, мол, ей хорошо, даже очень хорошо, так хорошо она себя вообще никогда не чувствовала, прям прилив сил щаз ощутила, вот прям ого-го она сейчас...

   Мы с Митькой прибалдели от этого концерта, всех успокоили, всех спасли, а Таньке приказали слушаться доктора беспрекословно, то бишь не только ничего не трогать руками, но и ни во что не вмешиваться...

   Сели в машину и поехали на следующий вызов. Но видимо, кто-то там наверху решил подарить Таньке море впечатлений. На обочине лежал мужчина. Мы остановились, вышли, не успели к нему подойти, как Танька сиреной завыла:

   - Убили, мамочки мои, насовсем убили, до смерти...

   Подруга у меня была умная и я привыкла ей доверять.

   - Ужас какой, - поддержала я беседу, - бандитские разборки, вот точно!

   - Девчонки, какие вы всё-таки умные, а может у мужика сердце прихватило, не? - поддержал светский разговор Митя.

   - А может не похмелился, я вот знаю у меня сосед так окочурился, - поделился своими мыслями водитель.

   - Чего ж мы стоим то, "Скорую" ведь вызывать надо, - Танька брала инициативу в свои руки.

   - Милые, в себя придите, - Митя не любил инициативных девочек, - не надо никого вызывать, "Скорая" уже здесь. И это мы.

   Мы с Танькой с уважением посмотрели на доктора, а водитель приосанился...

   Мужик был в глухой бессознанке, не дышал, пульса не было, но вполне себе тёплый, зрачок держал и мы затолкали его в машину.

   - Ксеня, кинь мне балалайку и мешок ему на голову - скомандовал доктор.

   - Ребят, а вы вменяемые? - с лёгким испугом спросила Танька.

   - Нет, - отрезал Митя, - но адекватные!

   И со всей дури треснул мужика в грудину. Танюха от такого обращения с покойным одурела и с ужасом посмотрела на ленту, выползающую из кардиографа с прямой линией.
   
   Танька такую картинку видела только в кино.

   - Для стукалки электричества в машине нет, - пояснил Митя, но ситуация для Таньки не прояснилась. Митька ещё покачал мужика, но линия рисовалась прямая и чёткая...

   - Ксень, внутрисердечку, Татьяна, садись мужику на грудь, - входил в раж Митя.

   - Ну нет, вы точно психи! Сначала чуть бабку не угробили, теперь над трупом изгаляетесь. Это уж без меня, - сходила с ума Танька.

   - Я сказал на грудь ему сядь, мужик здоровый, а мне ему до сердца достать надо, - Митя умел быть строгим.

   А я набирала шприцы и Таньке ничем помочь не могла. Танюха прониклась моментом и осторожно залезла на мужика...

   Я уже дала доктору шприцы, заинтубировала дядьку и мерно качала «мешок Амбу». На кардиографе бежала прямая линяя... После укола, не сказать, чтоб мужик ожил, но прямая линяя запрыгала фибрилляцией. Мы в четыре руки что-то кололи, капали и качали. Притихшая Танька покорно сидела на бывшем покойнике... Наконец на ленте кардиографа стали вырисовываться настоящие зубцы и мы с Митькой спели "Нappy birthday tоо you"..., нещадно фальшивя...

   Митя, как дитя своего времени первых видеосалонов и дешёвых боевиков, спросил мужика: - Ты в порядке?

   Мужик молчал как убитый, да и выглядел так же. Но Митька с честными глазами, поведал, что мужик мыслит и общается с нами посредством сердцебиения. А лента кардиографа- это шифровка мыслей.

   Танька не была наивным человеком, но в данный момент находилась в шоке, поэтому наклонилась и чётко спросила:

   - Эй, мужик, что беспокоит-то?

   - Он говорит, что его беспокоишь ты, - сострил Митька не отрываясь от ленты, - Слезь уже с дядьки, а, ты же приличная женщина, Татьяна.

   Танька потихоньку сползла на пол, и поинтересовалась, чем ещё она может нам помочь.

   - Пой, - безапелляционно сказал доктор.

   - Что?, - онемевшими губами прошептала Танька.

   - Что хочешь, но душевно, человек должен знать, что здесь ему рады, - веселился Митька.

   Если б это было до того момента, как на кардиографе прямая линия превратилась в полноценную кардиограмму, Танька бы не повелась, но сейчас она первый раз в жизни принимала участие в воскрешении покойников, поэтому неуверенно затянула: "Ветер с моря дул, ветер с моря дул, нагонял беду, нагонял беду...", потом, видимо вспомнив, что мы тоже пели " happy birthday...", и решив, что это нормально, просто скрывается от народа, ну мало ли какие на "Скорой" секреты, затянула припев уже уверенно и со слезой: "Видно не судьба, видно не судьба, видно нет любви, видно нет любви, видно надо мной, видно надо мной, посмеялся ты, посмеялся ты...".

   Сдерживаться мы больше не могли и ржали в голос. До больницы ехали с песнями, шутками и прибауточками. В приёмный покой завозили уже практически живого пациента с давлением, самостоятельным дыханием, ритмичным сердцебиением и даже что-то мычащего.

   Танька выкурила свою первую в жизни сигарету...

   - Ну что, как тебе Дмитрий Иванович?, - задала я животрепещущий вопрос, - Правда бог?

   Танька посмотрела на меня мутным взглядом...

   - Гад он, конечно, редкий, но бог, тут не поспоришь. Скучать ты с ним точно не будешь. Выходи за него, Ксю, одобряю.

   Танька была свидетельницей на нашей свадьбе.

   А мужик выздоровел, нашёл нас на "Скорой", подарил огромный торт и цветы. Было приятно, нас не часто находят...