Эта была странная пара. Он научный работник одного из ведущих институтов Академии наук России, лет 45—ти, в хорошо сшитом тёмно сером костюме, высокий, с крепкой мужской фигурой,, и она, лет на 20—ть моложе, в аляповатой кофточке и короткой юбчонке. Вся её фигура была какой—то по—девичьи угловатой и, казалось, не могла вызывать никаких сексуальных чувств в душе среднестатистического мужчины. Они сидели в одном маленьком ресторане на юго—западе Москвы.
В последнее время такие ресторанчики возникали незаметно сами собой, как грибы, появлялись на месте бывших столовых, разорившихся магазинчиков и закрытых почтовых отделений. Ресторанчики возникали, обзаводились постоянными посетителями и и также незаметно исчезали, оставляя в недоумении своих клиентов, которые тут же находили в шаговой доступности, другие заведения, с почти такими блюдами, и похожими командами поваров и официантов. Меню тоже имело почти универсальный характер: куриный бульон, манты, чахохбили, пирожки с мясом и картошкой.
Мужчина, медленно помешивая ложкой мутноватый бульон, тихим, ровным голосом обратился к своей спутнице:
— Я же предупреждал, Люся, не дай бог, в теперешних условиях тебе забеременеть. Ты моё положение знаешь: зарплата старшего научного сотрудника смешная, даже с доплатой кандидатской степени. А расходы? Наташке платить надо. Что нам остается? Как жить дальше?
— Но, Сергуня, твоя бывшая жена по закону получает, тут ничего не попишешь. Сделал ребёночка – расплачивайся по полной программе. Да, кстати, когда она рожала, ей сколько было?
Мужчина задумался.
— Двадцать один.
— А мне уже 23. А если надумаем рожать, так мне уже 24 будет.
— Да что ты так торопишься? Мы ещё и не оформили наши отношения, ты ещё не стала мне законной женой, а уже и объявляешь, что собираешься рожать. Не кажется ли тебе, что ты бежишь впереди паровоза? Прежде чем рожать, могла бы и со мной посоветоваться.
— Знаешь, мне справка о наших отношениях не нужна. Достаточно, что ты существуешь в качестве мужа. Это видят и соседи по дому, и коллеги по работе. Да и что меняет регистрация брака? Ни—че—го. Мне только карьеру свою жалко тормозить. Всё—таки отстану от коллектива нашего уважаемого банка на год или полтора.
— Ну, ты просто как мужчина рассуждаешь. Они вечно бегают от беременных жён. Смотри мне в глаза. Я ни одного слова не сказал против твоей беременности.
— Правильно, ты и не мог ничего сказать. Благодаря тебе я и беременна. А теперь делаешь вид, что ты здесь не причём.
— Ну хорошо, пусть я виноват и имею какое—то отношение к твоей беременности, но чем я могу тебе помочь. Носить ребёночка вместо тебя или вместе с тобой кричать во время родов?
— Что значит «пусть»? Ты что сомневаешься, что он твой? И что значит твои слова «имею какое—то отношение к твоей беременности». Ты что дебил? Да ты имеешь прямое отношение к ней. Если бы не ты и не твои «новаторские» способы предохранения от беременности, всё было бы нормально.
— А я не понял, что теперь при моём участии ненормально?
— А у меня всё время депрессия. Как только посмотрю на тебя и увижу твоё постное лицо, а особенно твои пустые глаза, не выражающие никаких чувств, мне становиться страшно. Неужели я всю оставшеюся жизнь буду их видеть?
—Ничего себе, вот так поворот. Ты что первый раз видишь меня, а раньше мои глаза тебя не пугали? Пусть глаза лучше будут пустые, чем счёт в банке. Я так думаю, депрессия тебя накрыла из-за списанного со счёта вчера долга Наташке за алименты. Всё-таки сумма не маленькая.
—Не буду скрывать, я кое-что подсчитала и увидела, в какую финансовую пропасть я попадаю. Тебе уже 45, а ты никто: какой-то кандидат каких-то наук. Даже визуально можно сделать вывод: академиком тебе не стать, хотя костюм у тебя неплохой. Я не говорю уже о Нобелевской премии, которую тебе не видеть, как собственных ушей.
— Слушай, Люся, что на тебя нашло? Мне тоже не очень приятно видеть тебя и днём, и, особенно, ночью на нашем широком диване. Нельзя же заполнять вокруг меня всё пространство только собою. Оставила бы ещё кому-нибудь место. Как-никак я привык к разнообразию.
— Ты привык не к разнообразию, а к разврату. Тебе меня одной мало, подавай ещё одну. И угораздило же меня с тобой так сблизиться, да ещё и понести от тебя. Вот уж точно говорят: «не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь».
— Ну, всё, закусила удила. А вот теперь вспомни историю нашего знакомства. Ты же хорошо помнишь, моего двоюродного брата Борю, который тебе дал мой номер мобильного. А до того, чей он был целый месяц любовник? То- то, твой. А почему тебе Боря дал мой номер? Он хотел, чтоб я с Наташкой скорей расстался. А почему он хотел, чтобы я с Наташкой скорей расстался? Да очень просто: она ему нравилась ещё, когда была моей женой.
— Ты знал и молчал?
—Мы с ней всё равно расходились, так пусть она и моя дочь лучше будут под присмотром моего родственника, чем с чужим человеком.
— Значит, твои алименты плавно переходят к твоему брату?
— Не к нему, а его семье, то есть моей дочери и бывшей жене.
Женщина перестала жевать, порылась в сумке и, достав какую-то бумажку, протянула её мужчине. Он, прежде, чем взять из её рук документ, тщательно вытер руки салфеткой, поднёс его к глазам и прочитал вслух: « Свидетельство о браке между гражданином Фартовым Борисом Андреевичем. и гражданкой Берёзкиной Людмилой Акимовной».
— Так ты была женой Бори, а не его любовницей? А почему никто не знал об этом?
— Мы месяц тихо прожили и поняли, что это наша общая ошибка и решили её также тихо исправить. Кстати, Боря, насколько мне известно, не зарегистрировал отношения с Наташей. Свидетельство о браке у меня. Без него не разведут.
— Людочка, ты не представляешь, какая удача нам улыбнулась. Осталось доказать, что ты беременна от Бориса и тогда он нам будет платить алименты. А он всё-таки управляющий банком и получает раз в сто больше, чем я.
— А если они потребуют сделать анализ ДНК?
— Но мы- то, как ни как, двоюродные братья. Вот и покажет ДНК, что Боря у нас не на 99 процентов биологический отец, а на 98 или 95.Подумаешь на пять процентов не сошлось.
17.11.2018.