ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В самом сокровенном месте Дуата, в мрачной и зловещей пещере, набирался сил для очередной атаки на Живоначальное Солнце глава всех демонов, повелитель Хаоса, извечный противник богов, гигантский змий Апофис.
Роль его в мироздании велика и неоценима: вот уже не первую вечность он, в предрассветный час, пытается уничтожить Ночную Ладью Миллионов Лет. Барку, в которой боги, Непобедимый Сет, Неодолимая Маат и Несокрушимая Нэйта, по Подземной реке, доставляют Солнечный Диск к восточному горизонту. И откуда, водруженное на Дневную Ладью, защищаемое иными богами (соколом Гор-Уром, коршуном Нехбет, змеёю Уаджет и скорпионом Серкет), Пресвятое Светило начинает свой путь по реке Небесной.
Владыка Апофис невероятно страдал.
К сожалению, не от любви.
Необъятное тело Повелителя Тьмы испытывало жестокие мучения, будучи, во время вчерашней бойни за Животворящий Диск, исколото, вдоль и поперёк, Гарпуном-Молнией Великого Сета.
Да и напарницы Огнегривого приложили прекрасные длани, укрощая свирепого демона.
Хорошо ещё, что не надругались…
С каждым новым приливом боли змий, с оглушительным рёвом, неистово извивался и крутился, впадая в безумную ярость; его тяжелые, толстые кольца с титанической силой ударяли по стенам Пещеры, вызывая на земле губительные извержения вулканов, беспощадные цунами и страшные землетрясения…
* * *
Недолгое отсутствие визиря на пиру никто не заметил.
Ещё бы: Шри Шанкар взялся развлечь народ йогическими трюками.
Лишь Атири, катая в кубке одинокую каплю вина, тоскливо ждала собутыльника.
- А вот и я!!! - воскликнул Гормахис, вновь занимая своё место, - На чем мы остановились, ослепительная госпожа моя???
- На том, ваше Высочество, что без вас меня это вино не пьянит, и я совершенно, до боли в голове, трезва! - вздохнула она, - И это так непривычно…
- Катастрофа!!! - посочувствовал он, - Быть трезвым на пиру – всё равно что быть пьяным на дозоре!!! Я сделаю всё, что в моих силах!!! Ваш бокал, почти златовенчанная…
Опустошая кубки и наполняя сердца, они вновь погрузились в разговор, разговор обо всем на свете, с озорными остротами и далекими воспоминаниями, мудрыми древними притчами и злободневными анекдотами. Разговор о веяниях старины и загадках моды, о вкусах и безвкусии в музыке, поэзии и кулинарии, о нравах Нутжерта и его истории, о нравах его историков, о истории его нравов и прочей высокоинтеллектуальной дряни…
Вдохновленные немереным количеством выпитого, молодые люди делились рассказами о своей жизни: постылом одиночестве шумных дней, мечтах о суете долгих ночей - и… прочее, и прочее, и прочее…
На «ты» не перешли – переехали:
- Очарованью твоему
Амон предела не поставил:
Богиню новую представил,
И воплотил. Хвала ему!
- вливая в чашу вино, произнёс он.
- Благодарю! - в ответ улыбнулась принцесса, - Меня здесь ещё никто не называл богиней…
- Импровизация! - лукаво признался он.
- Восхитительно, как и всё, что рождает твой драгоценный язык! Кстати, я решила, что на текст твоей песни, про аспида и нэчэрит, я напишу картину.
- Ты занимаешься живописью?
- О, да!
- Профессионально?
- Начиналось всё, как обычное детское баловство, но затем, осознав свой талант, я стала брать уроки у самых знаменитых художников, покуда не превзошла всех, кто меня учил.
- Моё тщеславие ты осудила…
- Так они написали в посмертной записке после коллективного самоубийства на почве ревности к моим талантам, - объяснила она.
- Коллективное самоубийство гениальных завистников - серьёзный аргумент для веры в себя.– согласился он. – Вот все мои враги - идиоты. Это так деморализует…
- Если хочешь посмотреть, то буквально за стеной находится моя мастерская…
- Так что ж мы тут сидим, и тратим драгоценное опьянение на лицезрение бухой публики и дешёвые фокусы с материальной энергией!?..
И они покинули пир - благо, их исчезновение сотрапезники не заметили: Шри Шанкар сорвал бурю восторгов, ливетируя под самым куполом.
* * *
Оставшись в своей камере один, но в чудесной компании с тяжёлыми цепями, непроглядным мраком, лютым холодом и апатичными сытыми крысами, Акер начал молиться:
- Отче Атоне, внемли воплю гласа моего, услыши стенание мое! Аще беззаконныя отвратить возжелают меня от путей твоих, угрожая страстьми великими или смертию наимучительнейшею - даждь сил до конца пребыть верным тебе!
Торговец плакал, и его грязные жирные слёзы звонко шлепались на каменный пол, разлетаясь в разные стороны миллионом смердящих брызг.
- Да будет воля твоя! Но если возможно, пронеси мимо меня блюдо сие… Острое оно слишком… Изведи из темницы душу мою! И я сейчас не о теле, а именно о темнице!
Моление длилось долго. А наипаче - слезоточение.
Как известно, слёзы адептов - любимое удовольствие богов, претендующих на то, что кроме них, других богов нету. Слезы почитателей для них приятнее крови неверующих.
И, видимо, усладил-таки Акер своею горечью очи господни.
Ибо, едва иссохли слёзы…
Ржаво взвизгнул подернутый столетней патиной замок.
Дверь узилища медленно, бесшумно отворилась сама собой.
И раздался таинственный глас, странный, словно произносимый одновременно несколькими десятками уст:
- Не погибнет надеющийся на Мя, и верного своего не предам язычником!
Несчастный торгаш оторопел:
- Чаво!?..
- Не посрамлю стезю праведного Моего, не предам до конца, рабы Мои не узрят тления!
- Кто ты, господи? - изумился Акер.
Уж не Гормахис ли решил разыграть его!? Кто знает, что в голове у бесопоклонника -чародея!?
Или в его бездонных карманах!?..
Туда, между прочим, влезала без особых помех шестнадцатитомная «Библиотека волхования», пять талантов благовоний, два гранитных алтаря, а также четыре золотых идола высотою в рост человека. Мало ли, что лидер многобожников задумал на сей раз, заклиная всяческих богопротивных демонов.
Сомнения, сомнения… Глаза торговца снова налились слезами.
Но неподъёмные оковы рассыпались в прах, и невидимые голоса воспели до боли знакомый псалом, да на груди висевший Знак Единого засиял, яко слава небесная.
Ну не сиял Знак Единого при язычниках!
Хоть его всю ночь, с молитвой и постом, начищай кирпичом.
Был сей знак у атонитов детектором веры и свидетельством истинных духовных прозрений: ежели сияет - рядом нет коварных чар идолопоклонников, и не глюки у тебя, а мистический опыт.
- Аз есмь Атон! Веруй мне ныне, как и ранее, и сила моя воздвигнет рог твой! Гряди к Тамариску в оазисе поганого крокоидола Себека! Не бойся ничего: ни беса полуденного, ни стрел вражиих! Да не преткнётся о камень малый кривая нога твоя! Окрест тя положу к ногам твоим всех врагов твоих!..
- Но я должен спасти Ибтити… - удивляясь силе, что неожиданно влилась в его измождённое тело, рёк святой торгаш.
- О, муже праведный, сколь велика радость сердца моего, взирающего на тя, живот готового положить за устои завета моего, в заповеди любви к ближнему не имущего равных себе ни на земли, ни на небесех! Я Сам позабочусь о ней! Ты же гряди в мире и силе! Ты отныне невидим, пока не достигнешь оазиса! Гряди!
* * *
Чудовищной силы землетрясение поколебало твердыню неприступных, непроходимых, вечных, издревле Хрюкающих Скал.
Картина поистине страшная.
Честное слово.
Оглушительный рёв земли и ужасный грохот падающих обломков, треск поломанных в щепки вековых кедров, пронзительный стон отрывающихся пласт за пластом ледяных покровов, со свистом несущиеся к основанию скал, сминая всё на своём пути, обильно и шумно разбиваясь на тысячи осколков об острые утесы.
Земля просела, скалы дробились и крушились, поднимая вверх столбы пыли.
В нескольких местах фонтаны кровавой лавы брызнули на холодные камни, и её ядовитые капли зашипели, разъедая и прожигая плоть гранита.
То там, то здесь сталкивались друг с другом массивные камни, падающие в бездонную, алчущую пасть черной бездны, а бездна всё жадно выла, гудела и, казалось, решила поглотить и самые скалы.
Встревоженные птицы стаями покидали свои гнёзда, сопровождая царящее вокруг буйство неуправляемой и безжалостной стихии отчаянными криками сожаления.
Когда пыль рассеялась, то недалеко от единственного прохода, у которого беззаботно стояли нутжертяне и затаились войска Урсы, образовалось нечто поразительное: второй проход.
* * *
- Здесь, конечно, порядка никакого, но, сам понимаешь - гармония рождается из хаоса! - открывая дверь в свою мастерскую и запустив от одной свечи хитроумное зеркальное освещение, от которого стало светло, как днем, предупредила принцесса.
И поставила чаши на поднос, поддерживаемый треножником в виде трех обвивающих друг друга змей.
- Скажешь тоже! - усмехнулся он, выгружая из гигантского деревянного кедрового ящика бутылку за бутылкой, - Хаос!!! Это ты ни разу в Парламенте Нутжерта не выступала!!! Один раз, во время городской эпидемии паранойи, я…
И не закончил.
Первая же картина, которую он соблаговолил увидеть, накинула на него сеть и потащила топить в море Красоты.
- Умопомрачительно!!! Господы боги мои!!! - он покачнулся.
- Присядь сюда, - пригласила Атири.
Сидя на невысокой, широкой, уютно забросанной подушечками пышной софе, можно было одновременно обозревать творения царственной художницы и пить вино.
- Да, ты умеешь воплотить величие в красоту! - не в силах оторваться от поразившей его работы, воскликнул он, - Конвертировать идеальное в материальное без потерь! Огранкой алмазов не увлекалась? Или стоматологией?..
- Гормахис! Это - ЗЕРКАЛО!!!
- А?..
- Вот, сюда смотри!
- Аааа…
С глубоким сожалением отвернувшись от самой прекрасной картины в мире, визирь поплелся к софе, водрузил на нее свой тощий зад и принялся внимательно изучать полотна: исключительной натуралистичности пейзажи, загадочные и выразительные портреты, эротические натюрморты и документальные фантазии на этические темы из мифологии.
То ли с пьяну, то ли от природной живости воображения, персонажи на картинах последней категории показались визирю не застывшими в изысканных позах, а движущимися, беседующими между собою, и слышна стала музыка и ритмический шаг одной из картин, где изображался оргиастический танец юных нагих дев.
- Праздник Мистерий Весны? - спросил он.
- Вообще-то, я назвала картину: «Голые бабы»…
Иерофант едва не поперхнулся вином.
- Но твое видение сюжета весьма интересно… - смущенно призналась художница.
Огромный, в массивной золотой фигурной раме, триптих, изображавший кровавую, жестокую, пылкую битву диких воительниц с верблюжьей кавалерией тут же вызвал у визиря соответствующую ассоциацию:
- «Амазономахия»?..
Однако сама принцесса именовала ее не иначе, как:
- «Бедные животные».
Они выпили и продолжили:
- А вот тот черный квадрат, я думаю, являет символ тьмы современности и несет в себе впечатление от нашего жестокого века?..
- Мм… вообще-то это я кисти чистила, после работы… - смутилась девушка.
- В таком случае, я надеюсь, чудный морской пейзаж, где на фоне пронизанных солнечным светом и теплом лазурных волн трудятся рыбаки, называется «Рыбалка»?
- Снова не угадал…
- ???
- Он называется «Быдло», - ничтоже сумняшеся, гордо объявила Атири.
- М-да…
Принцесса рассказала, как приходят в голову идеи картин, как в один день можно написать их несколько штук, и как неделями невозможно сделать ни одного мазка кистью:
- Вдохновение - странная и капризная вещь…
Он в ответ, пьяно сбиваясь с полушепота на громогласную декламацию, импровизировал:
- Творя свое произведенье,
Что хочет автор показать?
Как указует вдохновенью
Он форму нужную принять?
Идет ли он, влекомый смыслом,
Тропой таланта, в мир идей,
Ведя вражду с банальной мыслью,
С непониманием людей?
В мученьях, стонах и проклятьях
Кляня толпу, чей вкус царит?
Как дышит он в ее объятьях?
Как в кандалах ее парит?
Он в небесах под градом яда,
Что посылает злобный Рок,
Неукротимый, как менада,
И хладнокровный, как пророк???
- Именно так!!! - широко раскрытые, лучистые глаза Атири будто пили его душу.
- Се - путь стремлений непонятных,
Желаний странных, неземных…
- продолжил он, но остановился, чтоб передохнуть и выпить.
Ее тело чуть заметно дрожало от возбуждения, грудь часто и тяжело вздымалась, отчего верхняя часть «платья» - плотно натянутые, крест-накрест, от колец на плечах к кольцам на бедрах, алые шелковые ленты - провисла и почти не скрывала наготу; на лбу выступили маленькие капельки благоуханного пота:
- Вещей божественно-невнятных
Мистерий страшных и святых!
- жарким шепотом закончил он, и, не отводя глаз от взгляда девушки, указательным пальцем осторожно поправил один из ее длинных непослушных локонов, что, озорно выпрыгнув из роскошной прически, упругой спиралью спускался к ее губам.
Тишина…
Гормахис почувствовал серьезное напряжение.
Тишина, как известно, состоит из двух видов молчания: нашего – и окружающего мира.
Да, иерофант великолепно молчал, когда слушал.
К чему слова, когда начинаешь слышать мысли собеседника?..
Особенно, если он – твой собутыльник?..
Наливай, да пей… и закускою угощай.
Вино роднит, вино врачует, благословляет, возносит, преображает… Закуска – обоживает!!!
Но вот проблема: Атири то ли от хмеля, то ли еще от какой-то блаженной дури, не только не говорила, но и не думала!
А его, наоборот, распирало на словеса. На стяжание восхищения от премудрости своей, в глаголах воплощенной! Причем, сильнее чем, обычно!
К тому же, боясь потерять равновесие и упасть, принцесса и ее визирь осторожно поддерживали друг друга, медленно сближаясь лицом к лицу, и Гормахису становилось все более неловко: он и она явно пресуществлялись из двух в нечто единое …
Странно, необычно, для непревзойденного аскета - ересь сущая!
Но – о, искушение! – иерофант алкал и жаждал растворить свою природу в ее! До потери ипостаси!!! Поймет ли кто, уразумеет ли, почему?..
Лишь бы сейчас вино предательски не иссякало и не прекратилось свершающееся чудо!
Но вино ли виною происходящему?..
Или, на самом деле, звезды уже давно все предсказали, и судьба поневоле наконец-то расщедрилась на счастье?..
Сердца смотрят друг на друга, души осознают древнее родство, и лишь мозги глупо мешаются?..
Так, или иначе, но губы к губам оказались ближе, чем чаши.
Юноша и девушка на мгновение застыли, почти перестав дышать.
И… поцеловались.
Но почему я вру??? Чего я брешу-то, как предсказатель?..
То был не поцелуй – то был космических масштабов шаг в бездну Блаженства!
Такого сладкого лобзанья не знали ни мифы, ни легенды, ни яркая ложь, ни горькая правда.
В этот момент иной Хатор, кроме Атири, для иерофанта не стало.
О, умопомрачительный аромат и неизглаголанный вкус ее медовых, мягких, увлекающих в волшебную страну наслаждений, губ! С чем сравнить сие, и чему уподобить, дабы тайну изъяснить, не пороча сущности неизъяснимого?..
Но разве только губы? Я же сказал, что поцелуй послужил лишь шагом в бездну!
Сама бездна, Амон мне свидетель, совершенно неописуема! Почти как избранный мною Свидетель.
Ах, Атири, Атири…
О, этот чудный плен ее невыразимо приятных объятий, в которых соединились дары застенчивой страсти и тайны огненной нежности! В ответ иерофант священнодействовал, прикасаясь руками к ее длинным ногам, ощупывая широкие бедра, осторожно обнимая тонкую талию, знакомясь с упругой попкой… Спроси его кто, существуют ли вообще иные храмы, кроме её тела, он бы в ответ собственноручно вырвал язык такому дебилу.
Ах, Атири, Атири!!!
О, как восхитительные груди ее близки, как доступны для робких поглаживаний, медленно переходящих в жадные обхватывания! Какое это небесное удовольствие – упоение их упругостью! Созвездиям такое не снилось!
И, главное, он все еще до сих пор не получил по морде!!!
О, о, о!!!
Но…
Сдохнуть от счастья Гормахису и на сей раз не пришлось.
Послышались шаги бесчисленных ног, громкая речь, смех и восклицания, – пир закончился, и, с веселым шумом, обитатели дворца расходились по купальням и спальням, и большинство – не по своим.
Гормахис, смутившись, оторвал свои губы от уст Атири, снял руки с ее горячих бедер, чуть отстранился:
- Мне… пора возвращаться. От тебя к себе…
- Мне тоже… - грустно сказала она, опустив глаза.
Молодые люди залпом допили ящик вина. Попрощались с картинами.
Погасили свет.
Но, закрыв двери мастерской, девушка, воспользовавшись тьмою не глупее партизан, вновь обняла его и подарила последний поцелуй, едва коснувшись его губ, подобно тому, как бабочка перед взлетом упирается своими хрупкими крылышками в лепестки цветка.
Влюбленные расцепили свои объятья…
Гормахис еще некоторое время смотрел, как нетрезвой, слегка шатающейся походкой Атири удалялась в темноту коридора, заботливо освещая красавице путь пылающим от счастья взором.
Пройдя до конца коридора, она обернулась, сказав на прощанье:
- Все было чудесно, Гормахис! Я с нетерпением жду нашей завтрашней встречи!
И, не дожидаясь ответа, скрылась в своих апартаментах.
Визирь вздохнул:
- Я тоже! Что-то со мной не так…
* * *
Итак, исход грозил стать не второй книгой в КНИГЕ, а провалом.
Справа – зловещая пропасть. Слева – жутко зловонное и ещё более жутко непредсказуемое болото. Впереди, как оказалось, не только невинные жертвы испуганных клоак, но и толстая железная решётка. А сзади, откуда только что сюда пришли – тупик!
Каменный, добротный, с расписным барельефом…
Ну и куда идти, если идти?..
Приуныли овцы пажити господней, восскорбело малое стадо.
Да, малое, увы!.. Много званных, но мало избранных: немногие из вошедших в подземелье дошли сюда.
Адепты эпилептика пали на колена и принялись истово молиться:
- Обратись, Господи! Доколе!? Да явится на рабех Твоих слава Твоя; и да будет благоволение Господа Бога нашего на нас, и в деле рук наших споспешествуй нам, в деле рук наших споспешествуй!
Долгая тишина…
И вдруг…
- Не презрю уповающих на Мя!
Ибтити и её присные ошалело огляделись.
- Аз есмь Атон, Господь ваш! Силою вышнею изведу вас из града нечестивых, и от руки грешных спасу вы! Грядите к Тамариску в оазис лжебога Себека! Избавлю от дрожания колена ваши, и изгоню из сердец уныние и смятение; очи ваши узрят спасение, уста будут пить воды милостей Господа вашего! Мною клянусь!..
Железная решётка… растаяла.
Подземелье моментально залил яркий солнечный свет и чистый воздух.
И Хоругвь, невидимою рукою поднятая из пропасти, сияя, указала им путь…
Исполнились души сынов Атона веры, и сердца их – решимости:
- Слово Твое - фонарь дороги моей, и высококачественное освещение стопам моим!..
* * *
Рядом с пустыней Нуб, где властвует Сет, за болотами Черных Гиппопотамов,
располагается Краят, коим правит его могущественная супруга, Нефтида.
Краят - это место, где природа тысячелетиями смеётся над самомнением рода людского
Тут растут гигантские деревья, столь прочные, что их невозможно срубить.
Плоды на них висят так высоко, и так крепко увязаны с ветками, что, сбивая их, можно ненароком серьезно покалечить созвездия и спровоцировать метеоритный дождь, при этом так и не сбив ни одного.
Обитают здесь гигантские дикие монстры, способные, чихая, разметать целые армии, а горячей кучей своего свежего навоза - случайно разрушить город.
Местная грязь растворяет золото. Эпидемии первым делом отправляют на тот свет именно врачей. Обильно текущие молоко и мёд одинаково и неизменно несъедобны.
Здешние злые кусачие черепахи, особо любящие полакомиться молодой человечинкой, охотясь, обгоняют гепардов; здесь блеянье ягнёнка смертельнее, чем поцелуй гадюки;
коварно таят, на один брод четыре водоворота, бурные реки; засасывают издалека, сами почти невидимые, но безошибочно чующие вокруг на несколько часов пути всё живое, вязкие топи - уникальная форма разумной жизни, местные королевы пищевой пирамиды.
И лишь на нескольких скалистых плато, куда не могут добраться жадные джунгли, стоят города, связанные между собою огромными пролётами каменных мостов; и если бы не драгоценные камни, которые краятийцы веками добывают в шахтах плато, и не торговля самоцветами с другими странами, то вряд ли бы эти города были обитаемы - вот как малопригодны местные земли для земледелия, скотоводства и охоты!
Зато местные купцы продают во все пределы континента лекарство против смерти, а в случае, если оно не помогает - честно возвращают деньги.
Медленно бродит по этой земле огромный чёрный смерч, на самой вершине которого расположена обитель Нефтиды - Дворец Ужаса.
Что это там в тронном зале происходит?.. Приблизимся, о читатель, и узнаем…
- Повтори? - угрожающе склонилась с высоты своего престола нэчэрит.
Стоявший перед нею на коленях демон сжался от страха:
- Он не только убил меня на несколько часов, но и забрал осколки!
- Вон отсюда! - крикнула владычица кошмаров.
И смыло демона в ужасающую неизвестность воронки урагана.
А Нефтида вскочила и завопила, заскрежетала зубами, надрываясь злобою:
- Я её похитила, чуть не сдохнув от восторга перед самой собою! Спрятала так, что стая Анубисов не смогла бы её разыскать, потратив тысячу лет, перевернув всё мироздание! А заумный задохлик, укуренный вусмерть, спотыкаясь, едва не сгинув в руинах Хренограда, случайно - нашёл! Разбила - не отступает, хочет собрать! И ведь может! Он вообще что-то в последнее время может слишком много… Неужели неуёмная похоть к Хатор так полезна маленьким самовлюблённым тварям!?..
* * *
С незапамятных времён стоял в оазисе Себека, рядом с прохладным и чистым водным источником, высокий, раскидистый, вечнозеленый Тамариск.
Легенда гласила, что оный Тамариск вырос над местом, где когда-то Анубис собрал тело Озириса, невинно расчленённое на четырнадцать частей его младшим братом, Огнегривым Сетом. С тех самых пор источник считался чудотворным, а дерево являлось вожделенным объектом поклонения паломников со всего континента.
Приятно ли было Тамариску их назойливое внимание или нет, неизвестно.
Скорее всего, он просто радовался тому, что в этой бедной деревом области континента его не срубили…
Пустыню накрыла глухая ночь.
Ибтити с присными, ведомые гласом Атоновым, выбились из сил, но, достигнув пункта назначения и увидев там несколько десятков спешившихся всадников и невредимого Акера, чуть не скончались от радости:
- Любовь моя! Ты жив! - возопила царица и бросилась в его объятья.
- Атон вёл меня! - рыдал Акер, не могший до сих пор поверить в то, что избежал ужасной казни, а теперь едва соображавший от счастья вновь видеть возлюбленную.
- И нас вёл! Милосердием его восхищены мы из тенет вражиих!
Минут пять они обнимались и плакали, вызвав у лошадей желание отвезти их обратно в Нутжерт и сдать властям.
- Но кто это с тобой? – опомнилась она, - Я вижу на их одеждах символ Атона…
- Урса прислал за нами эскорт, чтобы мы могли беспрепятственно прибыть в его лагерь.
Ибтити недоверчиво отступила назад:
- Невозможно! Проход сквозь Хрюкающие Скалы только один, и охраняется войсками, которым наверняка уже доложили о нас и приказали схватить!
- Тут снова помогла нам могучая десница Господа Атона! – объяснил торговец, – Они утверждают, что несколько часов назад, от сильного землетрясения, расступились Скалы, и образовали второй проход.
- Второй проход? Чудо!
- Точно, чудо! Кстати, Скалы теперь не хрюкают, а блеют…
- Дивны дела Твоя, Господи! - воскликнула Ибтити, лицо её просияло от радостных известий. Она повернулась в сторону Города, и погрозила кулаком его неприступным стенам и гордым башням:
- Трепещи, гнусная обитель язычников! О, Владыко Атоне! Ты уготовал предо мною трапезу из врагов моих, и чаша мести моей будет преисполнена!..
Долго над скрывающимся во тьме оазисом звучал её противный безумный хохот…
Но вот, хохот наконец-то окончился…
Царица и остальные, оседлав коней и верблюдов, направились к Хрюкающим Скалам.
Скоро их голоса стихли.
Да и ржач атонитов тоже.
Гордая в своей холодной и неприступной красоте, как прекраснейшая из толстушек, Луна, что так любила красоваться в зеркале воды оазиса, печально поделилась со звёздами:
- А Тамариск- то засох!
* * *
Стоит ли и говорить, что визирь долго не мог заснуть!
Его услаждали воспоминания и во всю дурь колошматила совесть.
Лишь на рассвете его сморил сон, и чьи-то заботливые, нежные руки бережно укрыли уютным мягким одеяльцем.
- Мой маленький жрец…Спи, отдыхай…
О, если б я была твоей богиней!
О, если б мой алтарь тебя манил!
Я б стала жертв твоих послушною рабыней!
Я б не стояла бездыханным истуканом,
Прельщая призрачными ласками небес,
И от тебя всех окружая храмом.
Я б снизошла, оставив трон и силу,
В моих объятьях счастье обретя,
Ты б понял цену своему кадилу.
Я б отдалась тебе пред всей Вселенной,
Убив свой стыд кинжалом из страстей!
Мои мечты - кощунство дерзновенной!
Тебя безумно к идолу ревную!
И зависть к ней бессмертна и горька:
Напрасно всё, что над тобой колдую…
Ты безмятежно, как младенец, дремлешь.
Но каждый раз, вставая ото сна,
Ты лишь кумиру каменному внемлешь.
Молю, хоть в снах, хоть раз, побудь со мною!
Не в снах моих, где ты со мной всегда:
Я в снах твоих хочу любви с тобою…