В дверь неистово молотила лапками лавандовая лепешка.
Открыв глаза, Василий неспешно поплел на стук петель дышащей на ладан двери.
- Чего надо? – буркнул, не открывая двери, заспанный, похожий на бомжа мужчина.
- Дак ведь это… Вась, это ж я – твой утренний хлебушек, хочу умереть, чтобы ты жил, впусти меня.
- Прочь, адское создание! Вот уже пять лет прошло с тех пор, как я дал обет не есть разговаривающую выпечку, нарушать не планирую, изыди!
- Вась… Тебе надо покушать….
Из Васиного желудка раздался звук очередной взрывающейся сверхновой.
- Надо, не надо! Не тебе такие решения принимать, - с обидой и очевидным голодом в голосе слабенько ответил Вася
- Во времена епископа Бенедикта IV, Василий, тоже многие так говорили: считали нас злом, жгли на костре, но мы все же выжили. Через поколения урожаев пшениц, мы эволюционировали в нечто большее, нечто высшее. Пойми, Вася, твоя жизнь – лишь череда бессмысленных событий, без начала, конца, и сути посередине. У живого хлеба – все иначе. Мы рождаемся, под гнетом массивных рук пекаря, наш характер закаляется в жару печи, приобретает нужные для жизни качества. Хороший, годный хлеб внутри ласковый и мягкий, но снаружи он защищен от невзгод плотной румяной корочкой. Мы не скитаемся по жизни, словно во тьме, нет! Рожденные во свету, мы сразу же преисполнены единой цели – утолить голод вполне конкретного Васи, или Пети, или может быть Маши – да, да, Маши! Хлеб лишен гендерных предрассудков. И знаешь, Вася, я готов к твоему отказу. Я знал, что возможно Отец Кекс захочет испытать меня, отдав на растерзание анорексичке, или вредному ребенку. Я был готов к такому и меня не сломить обычному алкоголику, из-за которого я обрел способность к речи и долю самосознания. Вся моя жизнь, вся моя вера, все мое естество родилось в миг, когда ты решил, что я должен говорить. И я говорю с тобой Вася, лишь затем, чтобы ты открыл рот и съел меня.
Вася словил себя на том что по его рту уже стекает слюна.
- Ладно, хлеб, я открываю…
С этими словами Вася открыл дверцу холодильника, где увидил лавандовую лепешку.
- Но ты же лавандовая лепешка, а не пряный горячий хлебушек! – с горечью воскликнул Вася
- Агрессивный маркетинг, сука! – с этими словами лепешка прыгнула в Васин рот и там и осталась.
Вася жевал лепешку и думал, что она в целом ничего, зря так долго сомневался.
А потом уснул.