Учебный год стремительно двигался к завершению. Лёнька потихоньку втянулся в немилосердный ритм жизни, ожидая поездку в стройотряд, способную решить почти все проблемы, во всяком случае, текущие.
На серьёзный заработок и возможность провести лето на природе с любимой он рассчитывал очень конкретно.
Алина нервничала, срывалась, иногда кричала. Парень, как мог, гасил напряжённость, хотя ему было не легче. Иногда их встречи заканчивались ссорой. Инициатором свары всегда оказывалась девушка. Она то и дело пыталась доминировать, ставить любимого на место, грубила.
— Алиночка, почему ты сегодня такая сердитая?
— Опять зачёт не сдала. Курсовую который раз завернули. Да этот грёбаный препод ко мне просто придирается. Другие девочки совсем ничего не знают, а он им удовлетворительно ставит. Мне просто жить из-за него не хочется.
— От неудач и депрессии есть одно замечательное средство — шоколад "Алёнка". У меня случайно в кармане одна плитка завалялась.
— Давай сюда. Сладкое тоже не помогает. Не поверишь, в глотку уже не лезет. Эта плитка третья сегодня.
— Странно. А любовью лечить пробовала?
— Тебе только бы поржать.
— Я серьёзно. Радикальное средство. Секс до полного изнеможения, потом двести граммов ликёра и расслабляющие танцы. Под ламбаду, например. Неприятности, как рукой снимает.
— Ну, если по-другому нельзя...
— Можно. Двести граммов коньяка с лимоном, потом любовь. И в кино. Но это дороже. И дольше. Сама знаешь, после возлияния половой акт может никогда не закончиться. Хотя, для пьяного какая разница?
— Мне уже всё равно, лишь бы сессию не завалить. Коньяк, так коньяк. Наливай.
— Ну и умничка. За что я тебя и люблю. Никогда не перечишь. Просто идеальная жена.
— Но-но! Не люблю, когда подкалывают. Вопросы семьи и брака мы до осени отложили. Кстати, примерь свитер. Я почти связала, осталось определиться, где резинки на рукавах начинать.
— Классный свитерок. Это для кого?
— Догадайся с трёх раз.
— Какая же ты рукодельница.
— Научишься тут, когда карман пустой. Не представляешь, как хочется пожить по-человечески, чтобы не нужно было экономить, жрать недоваренные макароны, унижаться перед экзаменаторами. Между прочим, меня обещали консьержкой на зиму устроить. Ты рад?
— Если честно, не очень. Ты ведь на лекциях спать будешь, не говоря про секс. Без того тебе учёба трудно даётся. Давай оставим этот разговор на потом. Хочу иметь качественную эротику с жизнерадостной девочкой, а не со скрюченной недугом усталой дамой.
— Тогда и ты бросай свою подработку. А свадьбу отложим до диплома.
— Обещаю тебе, Алина, я выдержу. Честное пионерское. Снимем квартиру, поживём вместе, притрёмся. Я без тебя не могу. И не хочу. Ну что, наливать?
— Так ты заранее знал, что я опять зачёт завалила? Коньяк приготовил, лимон, шоколад. Откуда у тебя столько деньжищ?
— Каюсь. Доложили. С девчонками договорился, нас никто не побеспокоит до девяти вечера. Небольшая взятка шоколадом и все дела. Гуляем, любимая. Вдвоём. Выбрасываешь из головы всё. Кроме меня, разумеется. За вас, красивых женщин, из которых получаются замечательные, самые лучшие в мире жёны! И матери тоже.
— Врёшь, не получаются. Из меня, точно ничего хорошего не выйдет.
— Уже вышло. Готовить умеешь, вязать тоже. Для начала очень неплохо. Я уж не говорю про секс.
— Ха, все девчонки это умеют, и что с того?
— Глупая. У них нет такого Лёньки. Вместе, мы сила.
— Хвастун. Наиграешься и тоже бросишь.
— Не дождёшься, родная. А ты, ты не такая?
— Откуда мне знать, какая я? Сама себя не понимаю.
— Зато я знаю. Давай сейчас напишем, каждый своё предположение, что будет с нами через год и через три года. Запечатаем в конверты и отдадим кому-нибудь на хранение. Вскрывать будем вместе.
— Я боюсь.
— Чего именно?
— Напишу, а выполнить не смогу. И что тогда? Ты даже не представляешь, о чём я думаю. Самой иногда страшно.
— Не справишься, я помогу.
— А если мне это совсем не нужно будет?
— Об этом и напиши. Главное, себе не врать.
Писали долго. Намеренно отвернулись друг от друга, чтобы не видеть реакцию другого. Расстались, отчего-то, довольно холодно. Что выплескивали на бумагу, неизвестно, но настроение было испорчено основательно. Вроде и причины никакой нет, а что-то происходит. Словно кислород перекрыли.
Одно дело поцелуи и объятия и совсем иное — пытаться разметить судьбу на годы вперёд.
Когда отбрасываешь мажорные фантазии, вплетая в рассуждения реальные проблемы, настоящие претензии, пытаешься всерьёз воссоздать картину жизни, события не желают выстраиваться в линейку, норовят улизнуть далеко в сторону.
Откуда ни возьмись появляются амбициозные суждения. Хочется намного больше, чем уже есть. В голову лезет нечто немыслимое. А ещё больше чего-то не хочется. И всегда, получая желаемое, понимаешь, что на самом деле хотел совсем другое. Попробуй, определись, если единственный оппонент и советник именно ты.
Лёнькины суждения уместились на двух тетрадных листках. Он сложил их вдвое и положил в конверт.
Алина писала, комкала, выбрасывала, начинала снова. Сосредоточенно, нервно, закрывала листки ладонью. Потом разорвала всё на мелкие кусочки и сказала, что это нелепая затея.
— Откуда мне знать, что с нами может быть? Мало ли чего я хочу на самом деле?
— Об этом и напиши.
— Не хочу.
— Это же игра, фантазия.
— Вот именно. Жизнь слишком серьёзна, чтобы над ней шутить.
— Тогда давай целоваться.
— Хочу побыть одна.
— Значит до завтра, любимая.
— Прощай.
После Лёнькиного ухода Алина не удержалась, прочитала, что он написал. Это было пространное признание в любви. В конце было обозначено три пункта: свадьба, диплом, рождение дочки.
Она заплакала, начала собирать из разорванных кусочков свои записки, в которых так и не смогла поверить в серьёзность своих намерений. Именно своих.
Лёнька смог.
Когда он пришёл на следующий день, девушка всё ещё злилась. Разговор не клеился.
Юноша взялся читать случайно купленный на улице еженедельник. Одна из статей навела на мысль, что наладить отношения проще всего при помощи юмора.
— Алина, тут пишут, что самая распространённая женская фантазия, практически поголовная, жить с двумя мужчинами сразу.
— Зачем ты читаешь жёлтую прессу? Это бред. Ты же совсем не знаешь женщин.
— Почему, бред? Просто ты не умеешь слушать до конца. Дальше написано, что один из мужчин готовит, а другой убирает и следит за детьми.
— Так бы и сказал.
— Не успел. А мы сегодня...
— Мне некогда.
— Как хочешь. Хотел в кафе пригласить.
— И какие проблемы?
— Ты отказалась, сказала некогда. Придётся одному идти. Так хотелось сделать для тебя что-нибудь хорошее.
— Э-э! Я же не тебе сказала. В кои-то веки пожрать можно по-человечески. Через двадцать минут буду готова.
— Да, голод — не тётка. А поцеловать?
— Покупаешь?
— Мирюсь.
— Я своё письмо завтра напишу. Можно? Только ты не сможешь со мной жить, я чувствую. Сама не понимаю, чего хочу, мыслей своих боюсь. И всегда разная чепуха на уме. Лёнька, прости, а?
— Дурочка. Я же люблю тебя. Лучше скажи, в какое кафе пойдём.
— В дорогое можно?
— Если денег хватит. Вот, считай, тут вся наличность.
Когда ребята пришли из кафе, в окно смотрел ясный небосвод без единого облачка, усеянный звёздами. Почти полная Луна отражалась от волглого снега жёлтыми искрами. Ажурные остовы деревьев отбрасывали невесомые колышущиеся тени.
Фантазии уносили мысли в замечательный мир, где могли исполниться любые сокровенные желания, которые толпились в очередь на воплощение. В них можно было загадать всё, что угодно, не таясь раскрывать душу, которая переполнена страстью и нежностью.
Лёньке хотелось дотронуться до родного лица, обнять, поцеловать в мягкую шею, взъерошить непослушные волосы, прикоснуться губами к пушистой щеке, раскрасневшейся от смущения.
Он хотел, чтобы желание близости первой выказала Алина, поэтому с надеждой и верой смотрел в её затуманенные сомнениями глаза. Девушка несколько смущённо положила голову ему на плечо и вздохнула.
Её влажные ресницы дотронулись до Лёнькиной шеи, по телу от этого прикосновения пробежала волна нежности. Юноша прижал любимую к груди, во весь объём лёгких вдохнул аромат родного тела, прильнул к её горячим губам. Этого стало достаточно, чтобы погасить любые сомнения
Больше ничего говорить стало не нужно. Дальше решения принимали вошедшие в незримый контакт оголённые души, которые давно и точно знали, что произойдёт дальше и чем это всё закончится, но не могли и не желали в это верить.
Голубоватый небесный свет отражался в её глазах, родных и желанных.
Любимая, единственная, родная.
На этой романтической ноте они и расстались. Всё замечательно. Разве можно прожить без сомнений?
*****
Алина подбежала к Лёньке, как только он закрыл за собой дверь её комнаты. Юноша привлёк к себе хрупкий девичий стан, физически ощутил волнение нежного тела.
Подруга провела ладонью по его волосам, тыльной стороной нежно прикоснулась к его лицу, закрыла глаза и требовательно протянула свёрнутые трубочкой губы.
Горячие поцелуи покрывали лицо, губы, шею, грудь, руки жадно ласкали упругие округлости. Наслаждение медленно поднималось из глубин возбуждённых тел, мягко обволакивая их нетерпеливой дрожью.
Прикосновения значили для них больше, чем слова, поэтому хотелось продлить такое состояние как можно дольше.
Алина всхлипнула, оставив на Лёнькиной шее невидимую, но весьма ощутимую слезинку. Собственно, по этому поводу он и пришёл. Если девушка не закроет сессию, а это становится вполне возможным, им придётся расстаться почти на все каникулы: в стройотряд не берут неуспевающих студентов.
Поцеловав её несколько раз в губы, юноша посмотрел в смоченные слезами глаза. Девушка была похожа на обиженного ребёнка, которого невыносимо хотелось приласкать и успокоить.
— Алина, напрягись, нас же предупредили: кто сессию завалит — в стройотряд не возьмут.
— Я стараюсь. Этот старый козёл, Мирошников, всё время подмигивает и непристойно на грудь пялится. У меня впечатление создаётся, что преподаватели делают всё, чтобы я чётко усвоила, чем мне до конца жизни не захочется заниматься. Он же старый. Ему, наверно, лет сорок.
— А учить не пробовала?
— Не умничай, Лёнька, я же не блондинка какая-нибудь. Вот, сам проверь. Если на какой вопрос не отвечу, с меня...
— Раз тестирую я, значит и условия, предъявляемые к испытуемому, тоже мои. Один неверный ответ — готовишь ужин, два — наказание, три — переэкзаменовка. Учить тогда будем вместе.
— Какое еще наказание?
— Не волнуйся, приятное.
— Я тебе что, часто отказываю в близости или ты сексуальный маньяк?
— У кого чего болит? С чего ты взяла, что я про это подумал? Тогда у меня другие условия. Чтобы исключить эротический фактор, сначала нужно освободить голову. Клин — клином вышибают. Значит, сначала секс до отрыжки, чтобы потом неделю не хотелось, а тогда знания проверять.
— Ага, умник! Тогда мне спать захочется. Кстати, если я на все вопросы отвечу, тогда как? Ты сколько денег накопил? Мне Алка за двести рублей джинсы предлагает, настоящие Левисы. И импортную помаду.
— Торговаться будешь или на вопросы отвечать?
— Денег зажал для любимой девушки?
— Так мы никогда ничего не накопим. Сама же хотела комнату снять.
— А если я на все вопросы отвечу, но всё равно не сдам?
— В деканат пойду. Скажу, что Мирошников до невесты домогается.
— Тогда он меня совсем закопает. Ты этого хочешь?
— Не этого. Хочу вместе в стройотряд поехать, заработать денег, снять квартиру, на тебе жениться. И тебя постоянно хочу. А для этого, прежде всего, нужно сессию вовремя сдать. Раздевайся, начнём.
— Дурак. Дверь, хотя бы запри. Жених хренов! Не все же такие умные, как ты. И вообще, к тебе-то не пристают.
— Ещё как домогаются.
— Кто?
— Ты, например.
— А ещё?
— Алинка, ты же знаешь, я парень видный.
— Ещё одно обидное слово и я оденусь.
— Вот и помолчи. Делом займись. Дай человеку сосредоточиться. Мне ещё экзамен принимать, а я не могу от посторонних мыслей освободиться. Выставила напоказ свои прелести, а разговор завела о пристойности.
— Замуж выйду — отомщу. Каждый день буду зачёты по всем предметам принимать: стирка, уборка, готовка. Не сдал — наказание. Не удовлетворил — переэкзаменовка.
— Хватит ворчать, любимая. Какая же ты сладенькая у меня. Просто съесть хочется. Здесь, здесь и вот тут. Везде.
— Не сомневаюсь. Там тебе всегда хочется.
— Можно подумать тебе всё равно.
— А ты не думай. Делай вид, что добиваешься моей любви. А я, будто бы смущаюсь.
— Это как?
— Помнишь, как было в первый раз? Сделай так же.
— Не получится.
— Это ещё почему?
— Я всё помню. Как по морде получил, тоже.