После ужина на кухне установилась тишина. Чистая посуда расставлена по местам. Блестит плита. Протёрт пол. Дневные дела завершены. Скоро ночь. Опускаю жалюзи. В холле бубнит телевизор. Мельком замечаю на экране надоевшую аудиторию политической программы, но всегда интересную моему супругу. Прохожу в кабинет, к нашим книгам. Здесь хорошо и спокойно. Ужасающие новости, говорливые политики, раздражающие серийные золушки остались за дверью. Здесь только книги. Безмолвные, пока не прочтёшь первые строчки.
Читать перед сном вошло в привычку, и не раз в течение дня предвкушала вечернее удовольствие. Даже подгоняю день, стараясь приблизить вечер. Удобно устроившись, включаешь бра и раскрываешь книгу. Не важно, на какой странице, и пусть ты уже знаешь сюжет. Таинство слов, магия мыслей автора уносит в пространство, называемое наслаждением, будто набираешься новых чувств изумления, восторгов, тихих вкусных радостей слияния со словом. Перелистывая страницу за страницей, следуя за автором, держишь в уме те строки, которые минуту назад восхитили, удивили. Возвращаешься, вновь и вновь поражаясь силе обыкновенных слов, впитавших мысль, переплетённых в предложении раздумьем, переживаниями героя, блаженствуешь. Закрыв последнюю страницу, ещё продолжаешь жить в событиях и долго сидишь, задумавшись в тишине ночи. А за окном другое время, другая жизнь.
Вчера дочитан, вернее, перечитан Драйзер.
Сегодня начну, наконец, читать Синклера Льюиса. Почему-то прежде рука не тянулась к его томику. Их девять. Одних писателей перечитываешь, его же – обходила. Открываю. На первой странице красивый продолговатый штамп с затейливыми завитушками по бокам. Сверху два слова: личная библиотека, внизу фамилия и в центре номер: пятьсот десять. Листаю, и на пол слетает листок, листок календаря. Пожелтевший, воскресный, за тысяча девятьсот шестьдесят девятый год. На оборотной стороне, с краю, почерком свекра написано: поздравить, с восклицательным знаком в конце. Кого же и с чем хотел поздравить он в том далёком году, в июне месяце?! Уже не спросишь.
Зато вспомнились приходы почтальона с извещением о прибытии на почту книги. Каждый очередной том свекор заносил в дом особенной походкой, будто в руках у него было что-то хрупкое, которое может вдруг разбиться. Высвобождал из картонной обёртки и долго держал в руках, бережно листал, осторожно разделяя слипающиеся пока свежие страницы. Как бы прописывая книгу в доме, вносил запись в непременный журнал и на первом листе припечатывал штамп, предварительно дохнув на него несколько раз, и вписывал номер. Вздыхал, будто закончил важную и ответственную работу, и ставил томик в ряды предыдущих книг. И только прочитав новинку, предлагал нам, взрослым. Ненавязчиво, кратко изложив самую суть.
Детям же доверял книгу, только предварительно прочитав лекцию о бережном отношении к книгам, так как книга «не рубашка, которую можно выстирать», книгу надо беречь, чтобы можно было читать её потомкам и в следующем веке. Говорил он громко, чтобы лишний раз услышали все. Мы же, всегда занятые, спешащие, озабоченные житейскими проблемами, слушали вполуха, с лёгкой усмешкой и торопливо разбегались по делам.
А на полках нас ждали Пушкин, Лермонтов, Паустовский, Блок, Есенин, Голсуорси, Бальзак, Флобер, Конан Дойль, Золя, Стендаль, Толстой, Куприн, Дюма, Чехов, Дмитрий Снегин, Сабит Муканов, Абай, Иван Шухов, Ануар Алимжанов ...
Очень расстроился свёкор, когда перестали издавать книги, приложения к журналу «Огонёк». Он и книжный магазин в городе не оставлял без внимания.
Вспомнила свекра читающего. Любимое старое кресло. Рядом стол. Очки в толстой оправе. Справа телевизор, почти постоянно закрытый куском красного плюша, который он выпросил у свекрови. Недовольно ворча, она отрезала ему ровно метр, сетуя на непригодность «таперша» остатка, хотя свекор намекал на больший размер. На маленький чёрно-белый «Рекорд», правда, хватило с избытком.
Внукам разрешалось смотреть в день только один раз, и только мультфильм, и только убедив деда программой передач. Плюшевая накидка аккуратно складывалась на стул, щёлкал включатель, и дети замирали в ожидании.
Вечерами смотрел новости, если же вдруг показывали фрагменты из балета, или фигурного катания, и внуков, и внучек, заигравшихся в зале, выпроваживал из комнаты, негодуя зрачками и недовольно поглядывая на экран.
Как все женщины-хозяйки, свекровь мечтала иметь модный в то время мебельный гарнитур, с множеством полочек, где можно красиво расставить посуду, со шкафчиками, куда можно поместить постельные принадлежности. А как хотелось ей разгрузить старенький шифоньер. Но свёкор покупал очередной книжный шкаф.
И всё же, когда свекровь считала, что никто не видит, она брала книгу, рассматривала её, разглядывала фотографию автора, немного прочитывала, водя пальцем по строчкам, и затем аккуратно ставила на место.
Небогатая программа передач была отмечена свёкром красным и синим карандашами. Наверно, по значимости. Концертам, фильмам, спортивным передачам цветность не предназначалась. Любимой передачей был «Клуб кинопутешественников». Её свёкор обводил дважды. Уважал Шнейдерова. Переживал его смерть. Привыкал к Сенкевичу.
Приходя на обед, я находила газеты, оставленные для меня, с подчёркнутыми строками, цитатами, которые, как ему казалось, могли быть полезны для моей работы.
Когда мы с мужем отделились, он подарил нам новую мебель, тот самый гарнитур, мечту свекрови. С виноватым видом я поглядывала на свекровь, но добрая и рассудительная, она с удовольствием подсказывала, куда и как лучше расставить вещи в комнате. Подарил нам свёкор и бОльшую часть своей библиотеки. Большинство книг было уже прочитано, и меня тогда интересовала мебель.
И только сейчас, на восьмом десятке, я поняла, какое счастье оставил нам с мужем, детям и внукам мой свёкор. Счастье – перелистывать, накрывшись ночной тишиной, страницы, иметь возможность выбора автора по настроению, по желанию, порой по необходимости и главное – сию минуту.
Счастье, которое можно в любое время суток взять в руки, читать, смаковать, прогуляться в давно минувшие века, сравнить, удивиться, восхититься, и находить новое в перечитываемом.
Имея всего четыре класса образования, он был грамотен, руководил в своё время крупным отделом, очень любил читать и знал цену книгам, потому и оставил нам ни с чем не сравнимое наследство – бесценные книги. Чтобы когда-нибудь, когда его давно уже не будет, мы, почитывая, продолжали обогащаться знаниями, получали наслаждение, погружаясь в давние события, в иные времена, сопереживая, забывая о своих проблемах, коими полна земная жизнь.
Не принято особо у нас высказывать вслух свои мнения и суждения свекру и свекрови. Подразумевается, что выводы делаются по поведению, косвенным высказываниям, по поступкам, по отношениям.
Но всё же осталось ощущение незавершенности, недосказанности, что не всё сказала при жизни его, не поговорила с ним по душам, что-то не объяснила, где-то обделила вниманием, и не поблагодарила… Как поздно приходит мудрость.