Стройбат

Военкомат.

Я учился на третьем курсе индустриально -педагогического техникума. Уже был готов проект по деталям машин, но защитить его не удалось. В ноябре вызвали по повестке в Военкомат.
 Несколько дней нас, новобранцев, заставляли маршировать по плацу по нескольку часов, не кормили и на ночь отпускали домой. Не всех конечно. Деревенские спали на нарах, в длинном и тёмном бараке.  Я ночевал в студенческом общежитии!
Партии за партией уходили на вокзал, кого в Морфлот, кого в десант, кого в ракетные, но моего имени все никак не выкликали.  Срок набора близился к концу.  Железные ворота с красной звездой иногда с шумом открывались и очередная толпа, в основном в отрепье, в рваных клёшах, фуфайках, втекала в двор военкомата. Это были уже призывники из сел.  В предпоследний день в воротах появилась толпа полупьяных парней с гармошкой и лихой парень задорно пел:
-Вьётся, вьётся в рот оно еб-тся!
 Когда он стал петь строку:" Поплыли калоши по реке!", к нему приблизился, красный от возмущения, комендант военкомата и сказал грозно:» Сейчас, ты запоёшь другие песни! «
 Куда-то его увёл, и через час мы увидели певца с большой метлой в облаке пыли, которое он гнал по дорожке! Следом пришла другая партия, правда по меньше. В ней выделялся огромного роста молчаливый парень, башкир. Он был уже на лысо обрит и вид у него был устрашающий, какой-то монстр, богатырь. В точности, как в фильмах, перед битвой русских и монгол.
 К вечеру мы все уже до того намаршировались, что и не рады были.  Команды разойтись не было. За нами был высоченный забор, через который полетели бутылки с водкой. Это друзья каких-то призывников кидали её, зная, что её поймают. Бутылки две разбились, но другие были спасены. Небо начало синеть. Появились звезды, но не много.
Наконец прозвучала команда:» Вольно! « 
На территорию военкомата были и другие ходы, через какие-то дыры в заборе, за туалетом. Так что появились пьяные. Лихой парень, который пел про калоши, что-то не поладил с этим гигантом Башкиром.  Офицеров не было, и толпа из несколько сотен парней образовала круг. Башкир грозно выставил руки вперёд и ждал нападения! Картина полностью соответствовала началу битвы монголов с русскими, но особых симпатий ни к кому не чувствовалось! Русский парень на голову ниже, но крепыш, быстро нырнул под руки башкира и нанёс несколько ударов, в огромную лысую голову. Эффекта со стороны Башкира ноль, он извернулся, ударил прямо в нос парню. Появилась кровь.  Это ещё больше подстегнуло парня, и он юлой завертелся вокруг башкира, который пытался схватить его своими огромными ручищами. Вмешались офицеры, они растащили бойцов, на этом все и кончилось!
Дорога в Саратов.
 В полночь, с последней группой из 1200 человек нас повели на вокзал. Колонна растянулась на километр. Был уже конец ноября, но было не холодно! Много друзей и родных провожали нас. По рядам передавали водку и вино. Мне тоже дали пол стакана вина.
Когда мы пришли к поездам - многие были очень пьяны! Родные совали в руки призывников, всякие продукты. Из окна тамбура, какой-то пьяный, счастливый парень пытался принять от родни жареных куриц, картошку, огурцы. Но все это валилось у него из рук.  И не только у него, так и ходили люди по этим курицам, колбасе, яйцам и бутылкам, валявшимся на перроне.
 Загрузили эшелон и трое суток ехали в Саратов, через Урал к Сызрани.
 Ох и красива же ты земля Российская! Мимо проплывали полустанки, Уральские горы, реки, поля, заброшенные деревеньки с разваливающимися церквями, милые берёзки и хвойные леса! На долгих стоянках в различных тупиках призывники через окна вагона добывали вино, естественно за двойную цену.  Я в этом участие не принимал, любовался пейзажами за окном вагона.
 Единственным богатством моим были шахматы и 25 рублей.  В шахматы никто играть не хотел, и я разбирал партий Ботвинника и Таля.
  Перед Сызранью ребята притащили к нам в отделение мертвецки пьяного сержанта, уложили его на третьей полке. Пролежав там некоторое время, сержант рухнул на столик купе, оборвал все крепления, и оказался на полу. Его осмотрели, но повреждений не обнаружили.  Утащили куда-то.
 Я был романтиком, и не думал, что так начинаются армейские будни. В пути нас кормили. Офицер дал мне большой кусок, килограммов 10, сливочного масла, который предназначался для взвода. В Сызрани нас высадили. Больше половины призывников увезли в неизвестном направлении. Остаток разместили в отгороженной части вокзала.  В стене было окно, закрытое ставнями, а за ставнями комната ребенка и матери.  Через это окно, потекли бутылки с вином к жаждущим глоткам! Моё отделение уральцев становилось все оживлённее.
 Офицеры, на удивление, тоже были не дураки. Вывели нас из здания, построили в тупике в шеренгу.  Когда нас выгоняли из вокзала, мне мой землячек, хоть я с ними и не пил, сунул две бутылки портвейна и сказал, чтобы я их спрятал. Я их и спрятал за пазухой. Капитан двигался вдоль рядов с разложенными вещами и если обнаруживал бутылки, то деловито и спокойно разбивал их об рельс. В моем красивом и элегантном чемодане ничего, кроме огромного куска сливочного масла и шахмат, не было.
"Да лучше бы он сожрал, скотина, эту бормотуху,"- С негодованием произнёс мой земляк: - чем так добро губить!
 Обыскав, стали загонять в вагоны. Первая ступенька была на уровне груди. Как обезьяны забирались в вагон. Офицеры смеялись, когда бутылки с грохотом падали и разбивались об камни. Я, как ни странно, свои две бутылки сохранил, одну из которых, не передыхая, почти полностью, выпил, неизвестно где бывший до этого, помирающий сержант.  Видимо нюх на злачные места, у него был гениальный.
Прибытие в учебку.
Ночью, во 2 часу, прибыли в Саратов! Всех построили, началась перекличка. Подъехали крытые машины, из одной выгрузили какой-то длинный ящик.  Поставили на табуретки! Указав на него, офицер сказал:
- Сынки будьте осторожны, и так уезжают порой из армии!
 На табуретках стоял оцинкованный гроб!
Через час мы были в части. Когда ехали, пытался, сквозь брезент, посмотреть город. Он был пуст. Лишь фонари освещали безлюдные улицы.
 У ворот нас ждали старослужащие.
-Ты откуда земеля? – обратился ко мне рыже-конопатый сержант.
-Из Челябинска!
-А что у тебя в чемодане?
-Масло сливочное!
-А ну пошли со мной!
На кухне дали четверть горячего, вкуснейшего белого хлеба, отрезали кусок масла, налили кружку чая с сахаром.  Больше масла и моего такого красивого чемодана, я не видел.
В спортзале ждали парикмахеры. Как они обрадовались нашим мягким волоса.
-До вас тут, пригнали 90 чурок, из Армении, Грузии и Азербайджана. Ох и помучались мы с ними! Ох и набили мы себе мозолей!
 Через некоторое время мы были уже лысыми. Наш сержант быстро переписывал нас. Это был деревенский парень из-под Курска, на вопрос национальность, я ответил:
» Немец!"
 -Кончай шутить! Ты русский!"
Повели в баню. Всем выдали наволочки, бумагу, и сказали, всю одежду сложить в них и написать домашние адреса.
На мне была одета форма техникумовская, а это китель со специальными пуговицами, брюки, пальто.  Да что там говорить? - трусы, носки, рубашку, обувь, - все мне выдали в техникуме. Нас и кормили три раза в техникуме бесплатно, и стипендия была, правда маленькая, 6 рублей, но мы не бедствовали, так как работы для студентов было навалом.  Работали вечерами и на складах, грузили сахар, мыло, вино, овощи. И заработать 10 и больше рублей, за один день, была не проблема.
Вся моя форма пришла по почте домой. Брат был недоволен. Он не хотел донашивать мои вещи.
После бани выдали военную форму. И надо сказать, она была красивой и все по размеру. Какими нарядными стали мы.
Первые дни!
Я попал в так называемый карантин. Наша рота молодняка, расположилась на пятом этаже обыкновенной Хрущевки.  Перегородки были убраны и получились удобные три нищи, в каждой поместился по взводу, а это 36 человек. Ну и естественно 36 двухъярусных кроватей. К тому же на против этих нищ был сделан проход, куда свободно входила рота, для построения.
Из всей роты, а это больше 90 человек, русских было человек 12, около 10 украинцев, а остальные греки, армяне, узбеки, азербайджанцы, грузины, корейцы.
-Ай какая белый голова! Как жопа! – Восхищался один грузин, глядя на моего земляка Малечко. И действительно у Малечко кожа на голове была белёхонькая. У кавказцев головы были темными.
 Многие из них плохо знали русский или прикидывались, что не знают. Если командир объявлял им пять нарядов вне очереди, то они сразу же говорили:
 «Не имеешь права!»

Отлично и красиво была оборудована бытовая комната, где можно было привести себя в порядок. В ней были утюги, гладильные доски и зеркала.
Из этой комнаты был виден кусочек Саратова, который готовился к Новому году! Виднелся каток, залитый огнями, с катающимися девушками и парнями. На улицах стояли наряженные ёлки. Люди шли по своим делам. Трамваи медленно, с трезвоном, скрипом, визгом забирались на мост и скрывались за углом здания в какой-то переулок. Как же было горько и тоскливо видеть эту свободную жизнь, которой я был лишён.
Так же отлично была оборудована, так называемая Ленинская комната.   Все стены были увещаны разными лозунгами и фотографиями Политбюро.  Каких только пластмасс не было применено для оформления, этой комнаты. А что тут удивительного? Стройбатовцы работали на всех военных заводах Саратова и естественно им никто не отказывал в разных материалах, которые применялись на этих заводах.
Утром в шесть подъём, зарядка, обтирание снегом, и под чудовищный грохот, по лестнице обитой уголком, рота бежала в подвал, в столовую. В первый же день, там начались распри, чуть не до драки. Некоторые кавказцы, сразу же хватали сахар и отхватывали себе огромные куски сливочного масла не думая, что это на десять человек. Но получали жестокий отпор от других, и в конце концов, справедливость восстановилась и равенство, хоть и относительное, восторжествовало.
 Нас учили быть солдатами. Маршировать, отбой за 45 секунд, чистить сапоги, пряжки, подшивать воротнички. И надо сказать офицерам это удалось.
Вечером прозвучала команда
-Рота! Отбой! На все 45 секунд! - Офицер стоял с часами в руках.
Все рвались выполнить команду, но напрасно. Кто-то не мог снять сапог, были такие, кто прямо в сапоге забрались под одеяло. О том, чтобы одежда, аккуратно лежала на табуретке перед кроватью, даже и речи не могло быть. Всё было в хаосе и беспорядке.
-Рота подъём! Построение через 45 секунд! - снова звучит команда.
Такие команды доходили до четырёх раз.
 Один раз перепутали сапоги, и в строю самый маленький солдат стоял в одном своём и втором каком-то огромном сапоге. А бедолага высокий солдат, стоял лишь в одном сапоге. В общем и смешно и грешно!
-Ара ! Ара ! Если ещё раз возьмёшь мои сапоги, мамой клянусь, тебе не поздоровится!
Через неделю, команды отбой подъём выполнялись чётко. Даже маршировали мы здорово!
Даже те, кто считая себя мусульманином заявлял, что есть свинину не будет, через некоторое время уплетал её, как и все остальные. Время шло, и наконец то наступил день присяги.
Да! Да! Не удивляйтесь, мы стройбатовцы, тоже давали присягу Родине и народу. Обещали отдать свои жизни если это потребуется!
 Карабин был со спиленным бойком. Мы клялись, на верность народу и стране.  Атмосфера был напряжённая. Все – грузины, армяне, азербайджанцы, русские, украинцы, узбеки, таджики клялись на верность Родине. Пару человек, упало в обморок. На дворе был 1969 год
Я конечно был воспитан в духе верности Родине! Даже если бы потребовалась моя жизнь, то я отдал бы её без сожаления. Внутренне был готов к этому.
 С детства пацанам внушалось, что приказ - это святое. В одном рассказе описан случай про детвору, играющую в армию. Один пацан получил приказ, от товарища по игре охранять какой-то объект, и произошло так, что никто не отменил этого приказа. Пацаны уже спали в койках, когда какой-то мужчина нашёл плачущего, голодного, замёрзшего часового, который и не думал без приказа покидать свой пост. Этот маленький мальчишка не хотел быть предателем, он не хотел терять свою честь. Долго уговаривал пацана мужчина, чтобы он шёл домой, но пацан, не соглашался. Только когда мужчина представился офицером, и приказал ему покинуть свой пост, отменив прежний приказ, пацанёнок подчинился. Мать и отец, этого пацана уже сбились с ног, ища его.  Сотни фильмов воспитывали молодёжь в верности к Родине. Показывали бесчисленные образцы подвигов Советской армии.
Война закончилась 23 года назад, но к русским немцам относились ещё подозрительно.
Казалось бы среднее образование и почти три курса техникума давали мне шансы быть более достойно использованным Родиной! Но все ещё действовала установка правительства, (со времён войны) немецких призывников не призывать в наиболее престижные, да и вообще нормальные войска.
Так я оказался, наивный и глупый, в среде кавказских народов. В фильмах их показывали весёлыми и наивными, но какие они были на самом деле узнал только в Армии. Оказалось они были очень разграничены по национальному признаку. Азербайджанцы собирались вместе где-нибудь за казармами, играли на своих музыкальных инструментах национальные мелодии и тоскливо пели. Никаких неприятностей у меня с ними не было.
 Грузины тоже держались вместе. Вели себя иногда с высока. А у армян, хоть они и держались вместе, были внутренние распри, и при том жестокие, но об этом позже. 
 После присяги было кино.  В зал забегали по команде:
- Держать шапки руками! Бегом! 
 Мы пробегали по тёмному коридору тамбура в зал, а по обе стороны нас ждали старики, которые срывали шапки с голов новичков.  Вслед летели старые и вонючие. Мне это уже не грозило.  Я уже имел старую, которую заменил мне мой сержант- командир. После обеда в столовой, на моей кровати лежала старая шапка.  Она наградила меня грибком, от которого я потом никак не мог избавиться.  Жена лечила и лопухами и чем только не лечила, но ничего не помогало, и через 25 лет я вылечил эту заразу в Германии, но было уже поздно. Мои красивые волосы, частично покинули мою дурную голову.
 Нас предупредили, что за испорченное обмундирование будут кары. На третий день моей службы, случилась беда. У пряжки, моего ремня отлетел крючок. Без ремня вставать в строй не имеешь права. Ну и что делать? Что мне будет за это? Но делать не чего, доложил командиру роты. Совсем неожиданно на целые сутки я был освобождён от строевых занятий и слонялся по казарме, двору, пока мне не дали новый ремень.

Постоянная рота.

В части, куда нас привезли после карантина, был уже другая картина. Два взвода стояли в таком старье, что даже дико стало. Рваные, грязные фуфайки, выцветшие бесформенные шапки, которые носило не одно поколение солдат, старые ремни. Впрочем, сапоги и бляхи ремней были начищены до блеска. Это был новый призыв. Взвод старичков был отлично одет.
 Вечером прибывшим дали матрацы, подушки, простыни, одеяла и заставили привести кровати в порядок.
Сержант, высокий калмык в элегантной форме, только что после учебки, беспрестанно орал:
-Быстро! Быстро!    -  и орал до тех пор, пока не была заправлена кровать. Я думал, что наверно с ума сойду, если так будут орать все время.
Этот сержант не хотел служить, курил травку, а это в то время было дико, ну по крайней мере для нас, тех кто был с Зауралья и Челябинска. Хотя коноплю пацаны покуривали. Месяца через три этого сержанта сняли с командиров взвода, так и болтался он ещё пару месяцев в роте, пока в какие-то выборы в Верховный Совет, его не поймали старики. Трое распяло его в горизонтальном положении, а четвёртый шваброй стал отмывать ему, как они весело говорили, его чёрную жопу! Естественно не снимая галифе, но мокрой шваброй, которую они макали в раковину с водой.
После этого случая сержант исчез из роты.
В первый день нашего нахождения в роте Три раза был подъём отбой.
Старики, расположились на своих кроватях, и наблюдали концерт, как молодёжь отходит ко сну. Они смеялись, но после третьего раза, им это надоело. Больше такого не было.
Стройка за заводом.
 На следующий день наше отделение, сформированное из Челябинцев, отправили заливать фундамент для домика, в котором должна была находится обслуга очистных сооружений. Был лёгкий морозец и к обеду мы стали замерзать. Согреться было не где.  Деревянная будка для лопат, пил, топоров, носилок, продувалась всеми ветрами.
 От завода, который был совсем близко, и стоял могучим красавцем на возвышенности, по белоснежному полю извивался маленький ручеёк, белый туман стелился вдоль его ложбины. По берегу ручья стояли заснеженные кустарники. Вся эта красота была перед нами.  Ручей в десяти шагах протекал мимо нас. Часть скамеек, двери и ещё что-то мы уже сожгли. Скорый поезд, изогнувшись дугой, пронёсся мимо нас. В вагонах люди пили чай и радовались той встрече, которая их ожидала. Такая горечь и тоска охватила меня, что готов был кинутся к нему, чтобы на всегда покинуть это райское место.
Мы мёрзли. Наконец, самые решительные полезли в этот ручей. Воды было по колено, она была прозрачной, сапоги не заливало. Эти бедолаги радовались теплу, которое принёс им этот такой милый ручеёк.
 Я почему-то не полез в этот ручей. Видимо опыт моего детства спас меня.
Мама говорила, когда мы возвращались из школы:
-Свинья, всегда грязи найдёт! 
Ну а как можно было прийти домой чистым?
 Весной, когда таяли снега, между школой и нашим домом, был такие лужи, что надо было лезть по заборам, чтобы их преодолеть. Эти заборы не спасали, ведь не везде они были, так что на наши кирзовые сапоги нельзя было смотреть без содрогания. Каждый день должны были мыть их щёткой, потом их сушить на печке. Утром они были твёрдыми, ногу не просунешь в голенище.  Мазали их дёгтем, а он пах противно.
К вечеру, у тех, кто залез в ручей, нитки в сапогах истлели, и они стали рассыпаться. Оказалось, что в воде, этого ручейка, была кислота. Будку через неделю почти всю сожгли на обогрев.
 Командиром отделения был мой земляк, челябинец, замечательный парень. Фамилия у него была Свешников.  До армии был каменщиком и хорошо знал это дело. Через неделю его от нас забрали, и я неожиданно стал командиром отделения. 
Младший командир.
Став командиром отделения по наивности и по глупости, даже обрадовался этому. Ведь я верил, что в армии порядок и справедливость. Но то что этот порядок надо уметь навести, и его поддерживать, я даже и не предполагал. Через неделю меня перевели командовать отделением плотников бетонщиков.  Жизнь очень скоро разрушила все мои иллюзии, и мою интеллигентскую мягкотелость и веру в то, что кто-то будет мне подчиняться лишь потому что я командир.  В Армии человек освобождается от иллюзий, формирует характер. Армия показывает, что ты за человек, и проявляет все качества человека, как положительные, так и отрицательные.
  В отделении был лишь один русский, Костя Тюнякин, два украинца, три армянина, кореец, грек, азербайджанец и узбек. За столом делил масло я и пускал его по рядам, получал свой кусок последним, сахар делили тоже поровну.  На объекте нам надо было делать опалубку и бетонировать стены и фундаменты для будущих колон   подземного цеха.
Котлован был уже вырыт, он был огромен, где-то сто метров на двести. Стены были до метра толщиной. Высота стен была метров 8.
У нас был гражданский мастер, который учил нас бетонировать и следил за ходом работ. До Армии дрова пилил, топором рубил, но почему-то мне не очень-то нравилось рубить и сколачивать щиты.
 У Керимова, азербайджанца, особенно хорошо получалось работать топором. У него просто на глазах росла стопка щитов. У других дело двигалось ни шатко, ни валко. По указанию нашего комроты, я написал благодарственное письмо его родителям в село. Когда он узнал, про это письмо, то сильно сокрушался:
-Зачем ты это сделал? Ты опозорил меня на все село! У нас хорошо работают лишь ослы.
 Я недоумевал, думал, что он будет рад тому, что его родители будут им гордиться, но это было не так, я оказывается наоборот, опозорил его на все село.

Миносян.

Из госпиталя вернулся в отделение Миносян. Я его не знал. Командир роты, лейтенант Косько, с большой злостью говорил:
-Эта скотина, специально себя изуродовала. Не хочет работать! Вот ведь сволочь какая? Это же надо удумать такое, ломом проломить себе стопу.
Миносян, в первый же день на объекте пробил себе ломом сапог, повредив себе пальцы ног.
И вот он в отделении. Осторожно спрашиваю его, не специально ли он это сделал? Совсем спокойно он сказал
-Ты что думаешь, что я такой дурак, себя уродовать?
Но что-то не верилось мне в его слова.
 Скоро заметил, что кореец Цой плачет. Я стал выяснять в чем дело. Оказалось, что его поколачивает армянин Миносян.
 Это меня возмутило.  Как это так? Мы солдаты и такое у меня в отделении.
-Ты почему бьёшь Цоя?-
-А ты не видишь разве, он не мужчина?
-Ещё раз его ударишь, будешь иметь дело со мной!
Но Миносян , не прекратил применять силу, запугивая ребят в отделении и заставляя их работать , а сам лежал в сторонке.
Скоро я узнал, что и Костю Тюнякина, Миносян хочет отлупить. Пришлось снова вмешаться.
 В отделении был ещё один армянин, Мовсисян.  До армии играл на саксофоне в каком-то ресторане Ленинакана. Самая большая его мечта была стать барменом, в этом ресторане. Он мечтал накопить денег, чтобы купить это место. Для меня это было дико. У нас в Зауралье, и в голову то не могло прийти, чтобы кому-то дать взятку или платить деньги за должность.  Вот эти армяне и стали поначалу меня подкупать разговорами, как они там хорошо живут в своём Ленинакане.  Миносян хвастался теми деньгами, которые получал за одну ходку, отвезя мандарины, в какой-нибудь город.
 Я за месяц работы токарем получал 80 рублей, а он за ходку до 300, и таких ходок было в месяц много. Даже обещал мне купить Запорожец.  Я конечно не был таким наивным, чтобы на это клюнуть.
Дисциплина в отделении стала падать.  Мой гражданский мастер стал мне намекать, что порядок не плохо было бы и кулаками наводить. Что-такой-то и такой-то командир ударами по мордам успешно выполняет план. А план моё отделение выполняло на 30 -50%. Я вообще не мог понять, как и за что дают эти проценты. Мои ребята вроде бы трудились, и гора с готовой опалубкой росла. Да и грунта мёрзлого, мы кувалдами, кирками и клиньями нарубали много. Траншея углублялась вниз, и была широкой. Старики в других отделениях пили, но у них стабильно было выше 100% Я же, наивный, не знал, что нашу работу и им приписывают. Да и вообще приписки там были ужасные. На человека надо было 7 кубов надолбить этой мёрзлой земли и выбросить из канавы. Так же мы кранами из ковшей заливали бетон в опалубку, вязали арматуру. Такие работы всегда очень ценились. На ночь, а бывало до -20, в бетон вставлялись электроды и током бетон прогревали.
 Я занимался обмерами, разными работами, и в общем то не руководил при работе моими солдатами. А там происходили свои процессы. Я водил их строем в столовую, занимался с ними маршировкой, изучением уставов, да и в столовой на ночном дежурстве тоже мне надо было быть с ними.
 Каждый вечер, перед маршем в казарму, рота собиралась перед сараюшкой, в которой жил гражданский завхоз. В складах были лопаты, носилки, тачки и прочее. Вот он и отвечал за это хозяйство. Ни семьи, ни квартиры у него не было. Жизнь у него была не сладкая, и он частенько выпивал, но начальство на это не обращало внимания, так как он был тихим и в его хозяйстве всегда был порядок. И семьи тоже у него не было Он был в детстве беспризорником.
И вот привёл я отделение к месту построения и слышу задушевный блатной тенорок
- "Вы на могилу приведите,
 сто тысяч девушек бля.ей,
 поставьте раком и еб.те
 за упокой души моей!"
 На этой песне естественно концерт не закончился.
 Восхищённый командир роты, старший лейтенант Косько, который знал этого бедолагу не один год, так, как и сам когда-то служил рядовым в нашей части, просил его, ещё что-нибудь исполнить.  Рота стояла в строю и слушала:
- Что мой х.й проходчик, метрополитена,
 а п.зда , что шахта номер 5,
 жо.а заревела, словно как сирена,
стали мы программу выполнять!
И вот после этого великолепного и познавательного концерта выяснилось, что у меня не хватает одного бойца. Старлей озверел, сто бойцов рвутся в столовую, но салаги оборзели. Виноватым был я. Пулей понёсся искать моего заблудшего. Мне уже дали азимут, где он может быть.
  Действительно, он и был там, за вьюками тряпок и рухляди.  Безмятежно спал, как когда-то у себя в узбекском колхозе под кустом саксаула во время жары. Он мне рассказывал, что до девяти часов опылял, возил корм удобрения, ну а потом трактор почему-то застревал в арыке и работать было невозможно. Поэтому то он и спал где-нибудь в теньке. А начальство ему даже ситец давало за хорошую работу.
 Я естественно сразу же наорал на него, но он спокойно поднялся и ещё какую-то речь мне пытался толкнуть, что он плюёт на все, а на меня особенно.
Учитывая, что за мной 100 голодных глоток, да и старлей не погладит меня по головке за разложение дисциплины, этот увалень одним ударом был отправлен опять за мешки. Может быть не надо было этого делать, надо было провести с ним беседу об интернационализме и патриотизме, но мне тогда было не до этого и хотя этот в общем то безобидный барсук, пытался ещё что-то со мной сделать, я поволок его к роте, которая ждала, и которая была со мной солидарна! 
 Почин был сделан, я перешёл на другой стиль руководства.
Другой случай не заставил долго ждать. Буквально через несколько дней утром, при проверке внешнего вида моих бойцов строительного дела, после моей команды:
-Первая шеренга три шага вперёд! Кругом!
 Обнаружилось, что мой армянин, саксофонист и трубач полкового оркестра, не почистил сапоги и пряжка у него была, как говориться ниже Я.ц!
-Ты почему не почистил сапоги? Застегни ремень как положено!
Мовсисян , презрительно посмотрел на меня и толкнул меня рукой в грудь.
Я просто онемел от такой наглости. Ведь это произошло на виду у всей роты. Конечно дальние солдаты роты не видели этого. Но мое отделение и соседнее это видели. Пришли на объект. Отделение сидело у костра, ждали прораба. Мовсисян пошел за огромные ящики- справить малую нужду. Я решил, что это как раз тот случай, когда надо выяснить отношения.
-Ты почему так себя ведешь?
-Да пошел ты…

Дальше он не успел сказать ни слова. Какая-то ярость обуяла меня, и одним ударом, я отправил его в снег, за ящик.
Это увидел его друг боксер 1 разряда Миносян. С топором он кинулся ко мне, но ударить меня не решился.
 Позже я узнал, почему Мовсисян так себя повел. Меня даже хотели обвинить не в чуткости. А дело было в том, что Мовсисян получил письмо и в нем было написано, что у его друга случилась, какая-то беда.
 К Новому году Миносян получил посылку. Полностью, что было в ней я не видел, но и того что видел меня удивило.  Огромные звезды, дольки в форме овалов, из вкуснейшего мармелада, облитые шоколадом разных цветов, с миндалём.  Орехи в каком-то сиропе и тоже красоты необычной. Сказка!  Я в Кургане такого сроду не видал. Как в прочем и сейчас в Германии.
Они и мне дали немного.  Ну а командир роты Косько получил от них коньяк и денег.
На следующий день я построил отделение и повёл его на обед. С начала было все хорошо, но через некоторое время Миносян и Мовсесян, которые были впереди начали ни с того ни с сего шагать строевым шагом. Пройдя метров 50 таким образом, они вдруг стали шагать на месте, потом снова идти чеканя шаг.
 Я был не готов к такой ситуации. И вот идёт моё, совершенно не управляемое отделение, таким образом к столовой.  И надо же на ту беду по тротуару впереди нас шёл Петя, тоже боец с нашей роты. Он хорошо разбирался в освежителях, лосьёнах и одеколоне "Щипр", который видимо и успел опробовать. Идёт Петя в вразвалочку, ничего не подозревая, очень тихо, а вслед ему идёт моё отделение, в котором Миносян, строевым шагом чеканит асфальт. 
Я иду рядом, как и положено командиру, только ситуацией не владея! И вот Миносян, уже молотит ногами в строевом порыве Петю.  Отделение естественно встало на месте, Петю не столкнёшь так просто.   Петя, под сто килограмм, роста за метр восемьдесят, лицо все в оспинах, силен как медведь. Я бы с ним не стал связываться, так как Петя явно был бандюганом, на гражданке.
 Петя даже не мог понять, что происходит? Ему, как, впрочем, и мне такое и в голову не могло прийти. Петю топчет моё отделение. Он повернулся, схватил Миносяна за шиворот, ведь он выше на пол головы. Миносян нанёс Пете несколько ударов, но видимо недостаточно сильных, и тоже получив удар отлетел в сторону.  Вдруг Миносян вытащил нож, и ударил Петра через плечо в спину.
Я кинулся их разнимать.  Ситуацию спас капитан, совсем не нашей части. Я даже не видел, откуда он появился. Мы скрутили Миносяна, и капитан увёл его к моему командиру роты.
После столовой, я осмотрел Петра. Рана была на спине не большая. Нож был маленький, да и удар через плечо не был глубок.  Петр молчал, а я думал, что теперь будет. Миносяна не было вечером в казарме. При построении роты, Косько вывел меня из строя и поставил в конец отделения. Точка была поставлена, и карьера военного мне больше не светила.

Рядовой.

То, что я снова стал простым солдатом, меня не огорчило. Я был сыт по горло от этих командирских забот.  Да и командовать кем-то я просто на просто не хотел.
 Вместо меня поставили командиром отделения единственно русского, Костю Тюнякина. Это был парень из Ташкента, до армии он получил профессию плотника. Но фактически Костю я защищал от Миносяна, так как он тоже, как и почти все в отделении, были уже запуганы Миносяном.
Уже утром, хоть и сидел я на месте командира, масло делил уже не я, а Каримов, тот самый, который был так огорчён тем, что я его якобы опозорил его перед всем селом, послав похвальное письмо его родителям. Он взял нож и отрезал большущий кусок масла и положил Миносяну на его хлеб.  Мовсисяну, тоже был положен примерно такой же кусок. Себе он отрезал поменьше, и так отрезая произвольно, как ему бог на душу положил, масло было разделено. Никто не возмутился, впрочем, и я тоже. Миносян очень повеселел. Когда завтрак закончился и была как раз очередь Миносяна уносить посуду в мойку, Миносян, довольный, произнёс:
"А посуду будет теперь таскать Крамарук! Он шестёрка!"
 При таких словах, я возмутился и сказал, что у нас шестёрок нет, за что получил мгновенный ответ:
 «Тогда посуду будешь таскать ты!"
Я естественно, все ещё не сломленный этим армянским мужчиной, так же спокойно сказал:
- Твоя очередь! Ты и уберёшь посуду!
 Конфликт обозначался, и при том с нешуточной силой. У меня не было ни одного в отделении, кто был готов меня поддержать. Тут кто кого!
Все восемь отделений сдали посуду, и старики тоже, но в нашем отделении посуда не убиралась!  Ошарашенный старшина, Беготцкий, огромного роста и силы поляк, который мог своим громовым голосом: «Рота подъем!" -  в течении двух десятков секунд, выгнать сонных солдат из постелей, опешил.
Старшина угрожающе приближается к нашему отделению.  Я быстро поднялся и сказал:
 -Товарищ старшина, рядовой Миносян отказывается убирать посуду!
Весь гнев был обращён теперь на Миносяна.  Посуда была убрана.
 Обедал я уже на последнем столе, где столовались разные солдаты, которые не были привязаны к бригадам. Мне никто даже не сделал замечание, на моё самовольство. Но в отделении то я оставался. За этим столом сахар не докладывался до нормы и масло сливочное тоже, хотя и на других столах, где сидели молодые солдаты, было то же самое. Все забирали старички, которые приходили по раньше.  Но мне хватало, да я и рад был, хоть на время, избавиться от Миносяна. Что он был за человек, я ещё не знал. Фигура у него была красивая, мышцы бугрились, да и вообще он был красавчик. То, что он был до ужаса безжалостен, и применял зверские приёмы, которые мне бы и в голову не пришли, я не подозревал. Я жил среди русских пацанов, драки были. Но жестокости я ни разу не видел, ну дадут пару оплеух друг другу, могут и пнуть, но на этом обычно все заканчивалось.
После столовой, Миносян очень оживился, он не был угнетён, за уборку посуды.  Несколько раз высоко подпрыгнул и пару раз ударил с большой силой кулаком по своей ладони.  Я почему-то сразу понял, что весь этот ритуал был направлен в мою сторону. Но я-то его пока не боялся!
 Вечером нас повели на флюорографию. В каком-то подвале мы раздевались, и вдруг ко мне подходит Миносян, и как показалось мне в дружеском тоне предлагает с ним бороться.  Я занимался борьбой классической несколько лет и один год в техникуме самбо. Принял вызов без всяких размышлений. Я просто думал, что это дружеская борьба, и это ничего не значит. Мы были с ним одинаково роста и вес тоже примерно одинаков, около 70 килограмм. Сошлись и в общем то он бороться не умел, то есть не знал приёмов. Поэтому я даже не думал делать ему болевые приёмы или броски, я просто ещё не осознал, что это серьёзно.
 Мы упали на пол, и там не много повозившись, я почувствовал удушающий приём и к тому же рот мой был тоже прижат. Я не мог дышать. Вокруг стояли солдаты, я понял, что судейства и честного конца ждать не приходиться. Теряя сознание, понимая, что он меня задушит, я с неимоверным усилием вырвался из его тисков, вскочил на ноги. Он тоже. Но теперь ему пощады от меня не было. Я схватил его за галифе и со всего маха бросил через бедро, на деревянный пол, прижал к полу. На этом то все и закончилось, но только в этот день.
 Мы продолжали бетонировать те стены, подземного цеха, а рядом стоял новёхонький корпус, и сверкал своими огромными окнами, там был вход, и мраморные лестницы уводили куда-то в высь. Цех был пока не пущен в производство. Я любил в обед там бывать в тишине, чистоте и тепле. Людей там не было.
Утром привезли бетон, я с ребятами принимал его внизу.  Миносян сверху подталкивал его в жёлоб, что было легко. Приемный лоток был наклонен, и бетон сам спокойно тёк вниз.  Миносян стал иной раз лопатой кидать бетон на нас сверху. 
Я ему, что-то сказал, но особо внимания на это не обратил. И когда был там в тепле, на лестничном пролёте, вдруг в полудрёме услышал:
-Ты за что ударил Мовсисяна?
 Я даже сначала не понял, о чём идёт речь. Ведь прошло уже с того случая месяца два.  У меня с Мовсесяном все в порядке. Я даже писал за Мовсесяна солдатские письма одной девчонке, так как он плохо знал русский. А это бывало у солдат частенько, когда писались девочкам письма с такими заворотами:
» Я думаю о тебе день и ночь, неся боевое дежурство, но ты можешь спать спокойно, а я нет! «
Это была самая обыкновенная лапша, полная фантазий. Ну не писать же, что по уши в бетоне, вонючий и потный!
-Почему молчишь? - голос Миносяна звучал спокойно и буднично.
 Я никак не могу понять, как это теперь вяжется с Мовсесяном, и тем что передо мной стоит Миносян, и в руках у него нож. Все тот же небольшой нож, которым он ударил Петю.
 Я знал несколько приёмов защиты от ножа. Но тут как говорится, как повезёт.
- Давай спросим у Мовсесяна, - сказал я и пошёл за ним.  Мовсесян был не готов убивать меня.
-Ты будешь у меня сосать!  -сказал Миносян.
Они перебросились словами на армянском, а до меня стал постепенно доходить смысл сказанного. Теперь мне вместо запорожца в подарок, предлагалось совсем другое, и это было для меня ужасно. Я, хоть мне было 20 лет, не знал таких вещей, но что-то мне подсказывало, что такое я не должен допустить даже ценой моей жизни.  Этот армянский мужчина не успокаивался, он хотел меня сломать любой ценой. На этом разговоре пока все и закончилось.
 К своим землякам я не обращался. Они были хорошими спокойными парнями, и никто из них в лидеры не рвался. Спокойно клали кирпичи в стены домов и цехов.
 В субботу, как обычно, кино. Я любил кино, потому что там спал в кресле, сидя. Было тепло и под музыку и песни индийских фильмов, спалось очень хорошо.  Единственный фильм, на котором я не спал, был "Подсолнухи» где шикарная красотка Софи Лорен крутила любовь с Марчелло Мастроянни. Начался фильм, тепло, я расслабился, закрыл глаза и очутился в нирване благих снов. Ряды стояли тесно и места было очень мало. Мои ноги уперлись в что-то под передним креслом. Почти сразу почувствовал, что меня кто-то отрывает от кресла за плечи.  Сильный удар в нос, сразу же, откинул меня, в мою реальность. Это был Миносян, это он, ухватив меня за гимнастёрку головой ударил в нос. Кровь тёплой, солёной волной полилась из ноздрей. Инстинктивно схватил своего заклятого врага за горло, блокируя его удары плечами и руками, начал валить его в кресла. Я был совсем хладнокровен. Теперь я уже думал, что бы такое сделать ему, чтобы избавиться от этого кошмара. Я просто начал его засовывать под кресла.
 Целая часть хотела спать или ещё что-то делать, а тут два салабона возятся и не дают покоя. Хотя ни Миносян, ни я не произнесли ни слова, ни ругательства, ни стона. Старики, сидящие сзади, начали возмущаться:
"Вот это да! Салаги совсем оборзели!"- Старики нас разняли.
После фильма, я понял, что дальше так продолжаться не может. Мне было уже все равно, что случится. Я был готов драться с ним до победного. Позвал Миносяна за казармы в учебный класс, в котором мы летом занимались. Там я поведал ему историю из жизни моего отца, его чуть не разорвала свинья.  А дело было так.  Мой отец десятилетним пацаном заимел привычку раздражать её всякими оплеухами, и пока она была маленькая, то все было нормально.  Но как то, когда свинья стала большой, отец, после длительного перерыва зашёл в вольер, и хотел по привычке подразнить свинью, но не он, а свинья кинулась на него, и стала его рвать и таскать по сараю. Отец еле спасся. Свиньи помнят зло всю жизнь и не прощают его, как, впрочем, и другие животные: лошади, собаки, коты, петухи, даже бараны. Все это ему рассказал.  Он меня выслушал, и сказал:
 «Мне от тебя ничего не надо, но завтра, после завтрака, я скажу тебе: «Унеси чайник!»  и если ты унесёшь, то все будет в порядке!»
 Я даже сначала не понял, зачем ему это надо? Ну чайник, так чайник! При чём вообще чайник? За всю свою сознательную жизнь, я никого не хотел каким-то способом подчинить себе. Братьев я не заставлял, чтобы они мне что-нибудь делали. Не знаю, что он вынес из этой беседы, но у меня к нему появился страх.  Я его стал ненавидеть. Только позже, я понял, что таким способом, он хотел всем показать, что взял верх надо мной.
 После армии, несколько раз в жизни, мне снились кошмары, в которых передо мной появлялся Миносян.  Я пытался ему что-то там про благородство рассказывать, а он с презрением и превосходством исчезал из сна, я просыпался в холодном поту, и мне стоило огромных усилий вернуть себя в нормальное состояние.  Я понимал, что меня он в Зауралье не достанет, но коварство этого человека, я ощущал много лет.  И хотя прошло с тех пор 45 лет, я его презираю, и даже руки ему не подал бы сейчас.
Самое интересное, что Костю сняли через месяц, и Миносян стал командиром отделения. 
Однажды Миносян зверски избил своего земляка армянина, у того было все чёрное лицо.   Недели две пришлось ему ходил в защитных очках.  Для меня было странно, за что же можно, так зверски избить своего земляка. Что он такое ему сказал? Избитый армянин был человеком очень гордым, не лишённым чести и зла он никому не причинял.
Сапоги.
 Как-то придя в лютый мороз в нашу камеру сушилку, я не обнаружил моих кирзовых сапог. Их спёрли. Так и стоял я в валенках во время осмотра. Беготский, увидев меня в валенках, и узнав, что их тяпнули, скомандовал:
 «Первая шеренга, два шага вперёд! Левую ногу на носок!» - повёл меня вдоль рядов!    Я был уверен, что сапоги найдутся, ведь это армия! Да и были на каблуках специальные знаки, которые я вырезал ножом. Я шёл по ряду и внимательно вглядывался в каблуки, проплывавшие перед моими глазами. Пройдя два взвода, в которых были новобранцы, я не обнаружил мои такие хорошие сапожки. А через дверь в коридоре был взвод стариков. Они тоже стояли, отставив левую ногу на носке. Только я зашёл туда, как ощутил огромную лапу на моей лысине, которая развернула меня и толкнула в ряды новобранцев:
 -Не хер, тебе салобон тут делать! Твои сапоги уже пропиты!
 Оказалось, их утащил один старослужащий в мастерскую и за бутылку водки отдал гражданскому. Много чего было пропито в этой мастерской.
 Старшина вручил старые сапожища, 44 размера, хотя я носил 42. Возразить я не посмел, и ходил в них, как кот в сапогах, до лета. В принципе я не страдал, так как получил посылку от родителей с тёплыми носками, так что с носками и портянками мне было очень тепло зимой, а морозы были до -30.
 В Саратове при сухом климате такие температуры очень казались суровыми.  Да к тому же множество газет, которые нам давали, я втыкал в сапоги, так что они были как бы походной библиотекой.
После 8 месяцев службы, нам выдали новые сапоги.

Чемпион по узбекской национальной борьбе.

Весной в роту прибыли новенькие. Сразу же бросался в глаза крепыш узбек. Мощный, добрый, выше среднего, всегда улыбающийся, этот человек вызывал чувство уважения и доверия.  Он был чемпионом, какого-то края Узбекистана по их национальной борьбе.
 Один старослужащий, высокий, худющий, под два метра роста, любил баловаться. Сгребёт салабона, своими огромными ручищами, засунет в дужки кровати, ну и имитирует секс. Если попадётся ещё кто-то, то и его засунет. Так двоих и шпарит, те барахтаются, кое кто смеётся.
 Вот как-то опять сгрёб одного, ловко согнул его и вставил в дужку кровати, но ему то мало одного. Не глядя, он ещё сгрёб одного, и как раз этого чемпиона, а тот стоит как скала. Тогда он бросил того, кто был между дужек, и стал гнуть солдата пополам, но не тут-то было, этот солдат сам легко и ловко засунул старичка в проём дужек. Все остолбенели. Молодой засунул дембеля в дужку кровати, нонсенс. Подержал его так не много, и так же ловко вытащил его из дужки. В мощных руках этого человека, дембель почувствовал себя совершенно -беспомощным.  Постояв не много, дембель улыбнулся:
-Ну ты и силен!
Так что все закончилось очень даже мирно.
    Взвод стариков из Курска уехал домой. Всё, их ратная служба закончилась. Теперь Миносян стал притязать на власть над всей ротой. В умывальник, где было штук 40 раковин, зашли Мовсисян с Миносяном. Рядом с Мовсесяном расположился миролюбивейший узбек –чемпион (извините меня читатели, фамилию этого человека я не помню), который начал бриться! Мовсисяну, это не понравилось, салабон рядом с ним, и ведёт себя ну очень уж независимо. Мыльница, зубная щётка с зубной пастой, полетели в угол. Это сделал Мовсесян, мол знай своё место. Миролюбивый узбек, силач, повернулся к Мовсесяну, и не успев, даже сказать слово, получил сильнейший удар сапогом от Миносяна прямо между ног.
 Этого крепкого и такого доброго человека увезли в больницу, где сделали ему операцию. Из роты его отправили в другое место. Миносяну ничего за это не было. Месяца через два я встретил за частью этого узбека. Он шёл от куда то, явно из самоволки.
-Как дела? - Спросил я его.
-Нормально! –с добродушным смехом ответил он.
-Сейчас был у одной, надо же проверить, как у меня.
-Ну и как?
-Всё получилось! Передавай ребятам привет.

Сын предателя.

  После года нашей службы к нам прислали парня из-под Курска.  Оказалось, он был сыном полицая, который служил у фашистов.  Это был крепыш и довольно угрюмого вида солдат. Пахать на дядю он не желал. Начал ворчать, что здесь в роте, одни сынки, которые сладше морковки ничего не пробовали. За два месяца, что провёл в нашей роте, этот сын предателя ни разу не работал, ковылял по казарме в одном сапоге, другая нога была в каких-то грязных бинтах, в тапке.
 Наш старлей Косько с презрением говорил, что эта сволочь специально себе вшивал нитки в мясо стопы и смазывал рану калом, поэтому нога гнила. Для меня это был шок. В газетах писали, что все молодые люди рвались на БАМ, и всякие молодёжные стройки, чтобы отдать свой труд на благо Родины. Геологи месяцами не вылезали из тундры, покрытые гнусом и комаром, в невероятно тяжёлых условиях, искали нефть и разные богатства для народа. Эти богатства потом, через 30 лет, легко перейдут в руки таких пройдох, что и во сне было тогда не представить. А этот тип, тогда явно ненавидел коммунистов, и весь народ, и даже себя калечил.
  В один из дней вовремя подъёма он затянул свою песню, какие тут все маменькины сыны. Рана у него была успешно залечена. Идти класть кирпичи ему было явно не охота.  Было гадко и противно слушать этого сынка предателя. Вдруг быстро между коек к нему подошёл силуэт, и два удара довольно сильных заставили его замолчать, это был Миносян. На следующий день этого солдата в роте не было.
Мастерская.
После той стычки с Миносяном в кинотеатре, меня на следующий день отправили работать совершено к гражданским людям. Я никому ничего не говорил, но судьба меня хранил. Ведь я не мог больше быть рядом с Миносяном.
    Там была такая благодать и спокойствие, и я ожил. Работа была элементарная, надо было стружку от станков прессовать в брикеты. Стружка была из отходов вольфрама, молибдена, нержавейки и стали. Никто над душой не стоял, было ещё два рабочих, и ощущение было такое, как будто я опять вернулся в цех, в котором работал токарем после училища. Неделя заканчивалась и должен был вернутся в бригаду бетонщиков, к Миносяну.
Случайно я узнал, что в одной военной мастерской нужен токарь. Я давно туда хотел. В этой мастерской занимались ремонтом строительной техники, что была на строящихся объектах. Работали в этой мастерской несколько наших старослужащих, и даже тот, который пропил мои сапоги. До той мастерской было километра 3. Самовольно туда пошёл. Мог патруль поймать, но их как правило на объектах не было.  Главный инженер, узнав, что я токарь сразу же связался с командиром части. На следующее утро я был уже токарем. К тому же меня перевели в взвод стариков. Меня они не обижали, да я и был у них единственный салабон. Ребята были из Курска, и почти все русские, за исключением нескольких грузин. Даже было преимущество, перед другими молодыми солдатами.

Подстригальная машинка.

Старшина Беготцкий купил электрическую машинку для подстрижки волос. Старая сломалась.  Фролов, старослужащий нашей роты, уселся на стул, и начал обстригать на лысо салаг. Салагам волосы, как считали старики, не положены.
Салаги, естественно не хотели идти добровольно подстригаться, и двое старослужащих, вылавливали их, кого где, и тащили к парикмахеру.  Держать их у парикмахера в очереди, им надоело. И они придумали способ, стали просто подводить к Фролову, и он выстригал один ряд, кому спереди, кому сзади, ну а после этого эти бедолаги сами стояли и ждали подстрижки. Вскоре были все пойманы, и у всех было выстрижено по клоку волос. Подошли ко мне, но Радько, который отсидел в дисбате три года, сказал им:
-Нашего салагу не трогайте!
 Так я, единственный из молодых, остался с причёской. Когда, Фролов, подстриг человек 10, машинка сгорела.  Вечером было построение, когда наш командир роты зашёл и увидел, полсотни обезображенных солдат, он даже сначала не понял, что произошло. Орал страшно. Но машинок в магазинах не было. Так и ходили пацаны ещё неделю с этими проплешинами, пока не купили новую машинку.
Старшина Беготцкий.
 Наш старшина сверхсрочник Беготцкий был настоящий предприниматель, как это бы сейчас сказали. Солдаты вырыли ему подвал, построили гараж.  Натащили огромную кучу картошки, капусты, лука. Достать это было для Беготцкого пустяком, так по приказу из райкома партии очень часто нас отправляли разгружать вагоны с этими овощами. Ну и естественно старшине приносили столько, сколько он хотел.
 Мой земляк Малечко даже охранял эту картошку, пока гараж не закрыли воротами, и смеясь говорил, что у нашего старшины огромная куча картошки, а командира соседней роты, которого он пустил к себе в гараж, всего небольшая кучка. У старшины все было схвачено.  За два года службы у нас в роте сменилось четыре телевизора. Почему-то у всех происходило какое-то сгорание, и срочно нужно было в субботы заработать денег на новый телевизор. Поговаривали, что старшина просто убирал предохранитель. Тогда роту гнали на стекольный завод, где солдаты убирали разбитое стекло, и на эти деньги появлялся новый цветной телевизор, а старый исчезал.
 Хитёр был наш старшина. Все должны были сдавать рубль на зубную пасту, мыло и гуталин, естественно тут тоже что-то перепадало, старшине. На это все уходило копеек 50, не более, а остальное старшине. Но было хорошо тем, что никто не воровал эти вещи, и они всегда были в достатке.
В роте появились любители курить под одеялом. Как-то старшина поймал Цоя за этим делом. Он посадил его на табуретку и заставил выкурить единым махом пачку. Эти сигареты торчали у него изо рта. Под конец экзекуции Цой уже не в состоянии был дойти до своей койки, но что-то не припомню, чтобы кто-то ещё пробовал курить в казарме.
Со стариками Беготцкий уже вёл себя по-другому. Хотя и им доставалось.  Один нагловатый старичок Фролов заимел привычку продолжать лежать после команды подъём! Так старшина за минуту до подъёма выливал ему из вёдерного чайника приличную дозу холоднючей воды в кальсоны. Фролов с укоризной выговаривал старшине:
-Что же вы делаете, товарищ старшина? Я уже из-за вас простыл! По имейте совесть! -
 Должен сказать, что в роте не было за все время моей двухгодичной службы пьяных. На объектах, кое кто выпивал, но пьяным я никого не разу не видел. Так что в нашей части, поголовного пьянства не было.  В самоволку тоже ходили единицы. А чтобы солдаты из нашей части били гражданских об этом я ни разу не слышал.
Вечером, перед сном, мы как обычно делали прогулку. Был лёгкий морозец, в Саратове температура под-20 считалась уже сильным морозом. Два старика кидают снег с одной стороны дорожки на другую. Они за что-то наказаны Беготским.  После прогулки команда: - Отбой!
 Не прошло и пяти минут как уже два салабона эти старики вытащили из постелей, и заставили работать за место себя. Через какое-то время, когда мы уже спали, появились наказанные. Один из них начал орать, что этот старшина будет вертеться как пропеллер у него на одном месте. Оказалось, что старшина заметил их мухлёж и естественно наказал их еще сильней. Дембель орал до тех пор, пока старшина не вызвал караул, который увёл этого бузотёра на гауптвахту.
По прошествии стольких лет могу сказать, что старшина Беготский был заботливым командиром.   В роте у нас был порядок и чистота. Ну отлупил он некоторых гладилками, так сами и виноваты.  Хотел бы я узнать, как у него сейчас дела? А живет он думаю все там же в Саратове.
Лейтенант Косько.
 Наш красавчик и любитель девушек 28 летний командир роты Косько  службой особо не увлекался, несколько девушек пострадало от него, и были им брошены с маленькими детьми. Утром был развод, и вся часть выстроилась на плацу для доклада командиру части полковнику Ромашкину.
 Ромашкин почему-то задерживался. Это был замкнутый, аристократической внешности, человек. Лейтенанты его побаивались, но никто не мог упрекнуть его в несправедливости. Косько молодцевато прохаживался перед строем, и как всегда рассказывал анекдоты про Чапаева. На сей раз Чапаев   поймал золотую рыбку, и та исполнила его желания. Одно желание у Чапая было такое, чтобы у него был такой же как у его коня. Рыбка исполнила его и Чапай гордо показал все это своему ординарцу Петьке! Который от ужаса воскликнул:
-Вот это пи,дища! 
Косько нравились такие анекдоты, и он их с удовольствием нам рассказывал.  И вдруг появился наш полковник перед нами и у него был огромный чёрный фингал под глазом. Косько потом нам рассказал, что якобы Ромашкин наступил на грабли у себя в саду, что верилось с трудом. Мы не могли представить его за работой с граблями. Это был человек интеллигентного вида, жёсткий и сухой. Часть держал в ежовых рукавицах. Он заботился о солдатах, и его часть была всегда в отличном состоянии. Естественно Косько не удержался от того, чтобы сказать с сарказмом, что не грабли так украсили нашего Батю, а его злюка жена.

Мастерская (продолжение)

После того, как я попал в мастерскую, служба у меня была отличная. В этой мастерской была кузня, в которой было два солдата.  Розовощёкий крепыш из Курска, который был кузнецом, и его подручный армянин, Артак, очень весёлый и озорной. Кузнец был тоже с юмором иногда пел:
- Люблю повеселиться, особенно пожрать, двумя тремя батонами в зубах поковырять!» -
Звали его Миша.
Я часто после обеда сидел у них в кузнице, а иногда лежал в закутке на лавке. Ложится туда мне приходилось потому, потому что я заболел. Ещё в техникуме во время тренировки, я неудачно упал, воткнувшись головой в маты и повредил нерв, который был в вестибулярном аппарате. Ухо оглохло, в нем был постоянный шум и свист. Я не мог стоят, так как все кружилось перед глазами. Да и идти было трудно, земля уходила из-под ног. Старики говорил, наш салабон , кажется еб.улся! Эти приступы были редки, после сна мне становилось легче.
 В мастерской было ещё несколько человек гражданских. Дядя Миша, который в свои 57, мог спокойно взяться за трубу, которая была прикреплена к стене, и сделать горизонтальную стойку. Он был прекрасным слесарем. Во время войны был рулевым на катере, возил по Волге разные грузы. Был еще один мужчина, полноватый, пожилой, всегда опрятный, в застиранном рабочем комбинезоне, в кармане брюк постоянно торчал треугольный бумажный пакет молока. Он тоже числился слесарем, но особенно работой не интересовался.
Было лето, жара! Этот мужчина постоянно брызгал воду на пол.  Набирал в рот воды, и таким образом орошал пол. На это то было противно смотреть. У него было тихое помешательство. До нашей мастерской он работал начальником строительного треста Саратовской области. И как-то на день рождения Сталина вывесил над своим огромным домом чёрный флаг. Видимо этот человек очень страдал, из-за потери своих родных, которые были очень известны в Саратове. За это его сняли с ответственной должности и отправили в сумасшедший дом. Но теперь он был у нас, друзья видимо его к нам засунули. У меня были учебники по истории, я готовился к поступлению в университет. И он это увидел, подошёл ко мне. Мы побеседовали, я был поражён, теми знаниями истории, которые он имел. Он быстро исчез из мастерской.
В обед я часто видел во дворе солдата, который читал книги. В мастерской он исполнял работу сварщика.  Этот солдат вообще ни с кем не общался. Было интересно, что это за человек. Я подошёл к нему, он читал сборник стихов, -Блока, Ахматову, Пастернака.
Родился он в Ленинграде, и чувствовалось, что он не очень-то расположен общаться со мной. Но все равно иной раз он обращался ко мне, так как ни с кем не имел контакта.
 Кузнец- молодец не переваривал его, говорил, что этого еврея надо повесить за яйца на первом суку. И на это у него были какие-то свои причины.
Как-то опять увидел его читающим, сидящим прямо под весенним солнцем на досках. Стихи, меня интересовали. Подошёл и увидел исцарапанную в синяках шею.
-Это что такое у тебя?
-Позавчера был на объекте, варил котёл, пошёл погулять, рядом были посадки. Зашёл в них, они как раз листья распустили. За посадками был картофельное поле, и там две женщины садили картошку, а в округе вообще людей нет. Одна такая хорошенькая в трусиках и лифчике работала, другая была пожилой. Я спрятался, и стал наблюдать за этой красоткой. И так захотел её, что ужас. Я прямо магнетизировал её, и представляешь она пошла прямо ко мне в посадку. Я схватил её, повали в траву. Она сопротивлялась!
-Так ты изнасиловал её? Тебя посадят!
Через пару дней он пришёл ко мне в цех, весь красный, и стал жадно пить газировку!
-Этот чурка, армян (подручный кузнеца) меня пинал, заставил разгружать доски из машины. Что делать?
Связываться из-за него с Артаком не хотелось. Вскоре этот интеллигентный насильник дембельнулся.
 С Мишкой, кузнецом, и его подручным, Артаком, у меня были хорошие отношения. Да и нужен я был им. Артек занялся изготовление колец и перстней на пальцы. Приносил мне бериллиевую бронзу, латунь, нержавейку, и я делал ему заготовки для колец.
 В мастерскую поступили молодые солдаты. Один из них бы циником, и поглядывал на всех с высока, любил поучать. Он был откуда-то из Подмосковья. Туалет был у меня за спиной, и я услышал, как-то его наглый голос:
-Когда же ты наконец посерешь Ара?
Сильный удар кулаком в дверь туалета ухнул громом по всей мастерской.
 Долго ждать не пришлось. Дверь открылась, из туалета, застёгивая ремень и ширинку, медленно вышел разъярённый, взбешённый Артек.
Он схватил огромный гаечный ключ, и начал им бить, этого обнаглевшего салабона. Это был какой-то ураган! Артек был на полголовы ниже, но жилистым.  Салабон увёртывался, получил скользящий удар ключом по голове и кусок кожи с волосами открыл кость на черепе. Удары сыпались на руки, ребра, плечи, вмиг присмиревшего напуганного наглеца.  Артек дико кричал на своём армянском. Он бы убил, этого наглого салабона, но вмешался я.
Я схватил, Артека крепко, не давая ему бить. Уговаривал его успокоится. Прибежал Мишка. Салабон, загнувшись, стоял у стенки. Миша тоже стал успокаивать Артека, его всего трясло. Увели мы Артека в кузню. Салабон в прострации сидел на скамейке. Зашёл Мишка, увёл его, и что он там ему говорил не знаю. Часа через три салабон с перевязанной головой и с тряпочной сумкой явился в мастерскую, в сумке была водка.
Больше со мной Артек не шутил.
-Почему ты не дал добить этого идиота!
Я как мог объяснял ему, что за это его посадили бы. Но ему тюрьма была по фиг. Он хотел защитить свою честь до конца.
  Самое интересное, что этот салабон через время поднял на меня хвост. Я конечно с ним разобрался, но без крови.  Хотя до сих пор хочется вмазать ему в наглую рожу.
 
Струнный ансамбль

  В часть пришёл мужчина.  Он искал среди нас музыкантов, тех кто умел играть на балалайках домбрах. Наш, энтузиаст, преподаватель, очень гордился тем, что участвовал в сьёмках разных фильмов, где играл на домбре. Очень он любил, этот инструмент.  До армии, у меня была балалайка, мне её подарили на день рождения. С год, я пытался на ней играть, при помощи самоучителя, «Во поле берёзка стояла.» и подобные простенькие песенки. Пришёл соседский мальчишка, сел на мою балалайку, и сломал её. Потом в училище, я попал в ансамбль струнных инструментов, который вёл наш учитель черчения. Мы даже с этим Ансамблем заняли первое место на областном конкурсе. Вот это и пригодилось мне в Армии.  Играли «Ивушку»  «За фабричной заставой» и другие. С ансамблем выступали очень много по школам и разным дворцам, во время разных избирательных компаний и праздниках города Саратова.

Смерть Каримова.

Каримов, тот самый азербайджанец, который делил масло, как лиса делила сыр медвежатам, тоже стал командиром отделения! Ему дали молодых солдат. Характера он был злобного, мелочного и придирчивого. У него было отделение кровельщиков.   Шёл второй год нащей службы. Лето в Саратове, это ад. Жара не выносимая! И вот в один из июльских дней, придя в казарму, я узнал новость- Каримов умер.
Они уже неделю заливали битумом крышу одного объекта. Мало того, что и так все плавилось, так он ещё и заставлял людей работать с горячим битумом, который грели тут же на крыше в печке. Ну и у него возникла сора с одним солдатом с Курска. Каримов в бешенстве стал на него орать, и вдруг упал на эту крышу, и пена пошла изо рта.  У него случилось кровоизлияние. Скорая пришла быстро. Но ничего не помогло. Гроб стоял прямо в прихожей спортзал на двух табуретках.  В прихожей находились двери в наш класс для занятий музыкой.  Была суббота. Сильно и приторно-противно пахло из этого гроба, жидкость какая-то текла на пол. Потом труп Каримова запаяли в цинковый гроб.
 После обеда всю часть построили, и под траурную музыку понесли Каримова к воротам части. Рядом с гробом шли его родственники, которым я писал когда-то о их хорошем сыне, который лихо мог сколачивать щиты для опалубки. Курского парня забрала прокуратура, и он сидел с месяц в изоляторе, но его оправдали и отправили в другую часть. Через неделю другое событие.
Смерть Пети цветовода.
Вся территория нашей части утопала в прекрасных цветах. Одноэтажные, чистенькие, покрашенные в белый цвет казармы, на фоне той цветной красоты, выглядели просто замечательно. Цветов было много и так роскошно они росли на газонах, вокруг казарм, и каких только видов их не было.
Так же на территории росло много лип и берез, в тени которых, солдаты играли в шахматы, играли на музыкальных инструментах.
 Очень рано, до рассвета, когда часть спала без задних ног, Петя поливал из шланга, это прекрасное, душистое, природное чудо.
Да это был тот Петя из Ташкента, которого Миносян ударил ножом в спину.
Всегда рядом с Петром кружился маленький, подленький, нагленький- солдатик. Он был как бы ординарцем Пети.
Пару раз, этот маленький шакалёнок, сделал мне подлянку, ну и Петро видимо был с ним. Я конечно их не поймал, так что уж извините, не знаю кто мог это сделать, если это сделали со мной не они. 
        Засыпал я мгновенно, как в прочем и сотня молодых парней, но видимо не все.
Проснулся от обжигающей боли, которая была в районе пальцев ног. Даже не понял, что такое? Пальцы горели! Я начал махать ногами, сбивая огонь. Между пальцев торчали куски обугленной газеты. Было темно, я пытался узнать, кто это сделал, но шутники затаились.
 Через несколько дней, опять беда. Проснулся от радостного и подлого смеха, который издавался из угла казармы, в то время, когда на меня вылилась вода из кружки, которая была привешена за нитки, к кровати второго яруса. Не хотелось шума поднимать из-за этого случая, но дать в морду, этому прихвостню Пети хотелось, хоть и не доказал я это и не выяснил, кто это сделал.  Пару недель пальцы ног жгло, ведь лопнули волдыри. Смазывал йодом. Примерно в это же время, у меня вытащили из военного билета 25 рублей денег. Стал выяснять! Малечко, мой земляк, сказал, что это сделал Миносян, так как он видел, что Миносян ночью проверяет у ребят военные билеты. Вот уж что что, но в это, до сих пор не хочется верить, что Миносян к тому же еще и вор.
Рядом по проходу мой сосед по койке армянин Хачатурян сошёл с ума. Ему было 27 лет и говорили, что есть у него жена и ребёнок. Был он из какого-то горного села, и вообще не говорил по русский! За полтора года не видел, чтобы он с кем-то разговаривал. Силищей он обладал необыкновенной, голова походила на древнего дикаря. Он попросту стал срать в кальсоны, и не поднимался утром с постели, когда была команда подъём. Лежал и занимался онанизмом, прямо в открытую. Его комиссовали и Мовсисян повез его домой! Но правда возмущался, говорил, что не хочет ехать, так как не знает, что говорить родственникам. Может быть читателям все это будет противно читать, но такие случаи были, хотя в основном жизнь текла в части спокойно.
Не прошло и двух недель, новое ЧП. Убили Петьку-садовода. Нашли его под насыпью железной дороги- без головы!
Петя, никогда не отмечался на любых проверках, так как был, якобы всегда обязанным быть у цветов. Вот он и ходил в самоволку к девушке или девушкам, и был слух, что парни в посёлке, который был от нас километра 3, поймали его и положили головой на рельсы. Мовсисян сбегал на то место и говорил, что мозги Петькины, валялись на рельсах.
 Ещё был слух, что он был пьяным, и поэтому уснул на рельсах, но это все догадки, факт Петра нет, и он в цинковом гробу.
 Никакой музыки и построения на сей раз не было, как в случае с Каримовым. Умереть в самоволке было позором и преступлением. Приехали за Петей, старенькие отец и мать с дядей. Они забрали своего единственного сына с собой в солнечный Ташкент, полных цветов и садов, и где-то похоронили.

             Боец Пак и Боковина.

На самом деле этот Боковина был такой болтун, что уже через неделю, как прибыл в роту, так надоел всем, что никто, кроме корейца Пака, который был его соседом по койке, его и не слушал. Сам Пак, от которого я не слышал ни одного слова за время службы, да наверно не только я, относился к нему, к Боковине, как к вынужденному другу, так как других у него не появлялось, да и быть не могло.  Один раз они даже поругались. Вернее ругался Боковина.
 После отбоя, когда уже лежали с пол часа в кроватях, мы услышали гневные слова:
-Хорошо же ты дружок устроился! Я изливаю тебе свою душу, а ты оказывается спишь!
 Да и как узнать, когда Пак спит, ведь глаза у него такие узкие, что не поймёшь спит ли он или не спит?
- Я тебе спички вставлю! - возмущался Боковина.
Да и сказать, что Боковина был вынужденным другом Пака, тоже как-то не верно! Боковина был самым верным, заботливым другом Пака.
С самых первых дней в роте Паку была невезуха.  Этот молчаливый, медлительный, небольшого роста солдат, сделался постоянным нарядчиком, то есть перед отбоем он был вынужден каждый день драить туалет, коридоры, и все что заставят его делать дежурные сержанты.
Когда звучала команда:
-Нарядчики выйти из стоя, - то Пак безропотно выходил из стоя и брал ведро со шваброй. Он просто считал долгом быть наказанным. А наказывали его, то плохо почистил сапоги, то задержался при построении в курилке, ну в общем за всякую ерунду.
Так что иметь другом Боковину, для Пака было счастьем. Только один он заботился о нем, и был почти всегда рядом .
 Как-то в пол двенадцатого ночи, возвратилось в казарму отделение.
Своё прибытие, оно означило пьяными голосами, плесками воды в моечной, каким-то шараханьем, шипением пара и криками на высокой ноте:
-Уйди от Пака! Не то вдарю!
Затем послышался довольно таки задушевный голос с оттенком грусти о своём селе забытом Богом, где-то в лесах западной Украины:

-Червону руту Не шукай вечорами,
 — Ти у мене єдина, Тільки ти, повір.
Это пел Боковина, который шел шатаясь и держась за стену прохода к своей кровати.
При ходьбе он  всегда выставлял правый бок вперёд, за что и прозвали его «Боковина».
Это была наглость высшего разряда! Какую на хрен руту не шукай? Тут не рута, а рота уже спала больше часа. Солдат спит служба идёт. А этот доходяга, которым был по полному праву Боковина, теперь явно выпрягся, решил нарушить ход армейской службы
-Салабон ! Молчать! – сапог из угла , где спали старики, со свистом полетел в сторону певца.
Утром рота стояла в строю. Несчастного Пака с опухшим, в синяках лицом и какими-то волдырями на руках, шее, ногах, спине, одели и утащили в лазарет.
Старшина Бегоцкий был в ярости.
-Ну и отличилось же вчера, это отделение!
Больше всего конечно этот поляк, могучий двухметровый мужик, боялся за себя.
Он не хотел, чтобы у него были сложности по службе из-за этих, сорвиголов.
А история была такова. Боковина достал на заводе спирт, где они как раз строили военный объект, ну и угостил естественно Пака. Ну а как же? Друг ведь!
 Пак не выдержал такого удара спиртных паров, и оказался в глубоком нокауте!
А Боковина хоть и пошатывался, но был как огурчик. Не зря же он прошёл отличную тренировку при употреблении самогона из сахарной свёклы и картошки у себя в родном селе.
Про свои попойки Боковина рассказывал охотно.  Как он пьяный бегал по девкам, и все они были только его. И даже однажды в соседнем селе ему пришлось спрятаться под телегу с соломой. Такие две девахи гарные были, но не судьба. Пришли три хлопца, хорошо успел под телегу спрятаться. Так и лежал он под телегой, а парни тискали этих девок и пили его горилку, которой он хотел угостить девах. Дивчины не выдали его, и не сказали хлопцам, что он уже второй час, пока их тискают, лежит под телегой. Все бы ничего, но парни оправились по малому под телегу, ну и конечно его зацепили. А что он мог сделать? Так и лежал тихо, пока они, обоссав его, ушли.
Так что Боковина уже был стреляным воробьём.  Мертвецки пьяного Пака притащили на плечах к забору части. Ну не на проходную же его тащить. Боковина знал, что это как-то плохо. Друга, во что бы то не стало, надо было доставить до казармы, и он знал чётко, как это сделать!
У забора было много снега. Боковина с помощью сослуживцев, перебрался через забор, и скомандовал:
-Кидайте Пака ! Я его поймаю!
Пака кинули через забор, в сторону голоса и Пак упал в трёх метрах от Боковины, как мешок с костями! От больших бед его спасло то, что снега было достаточно, чтобы погасить силу удара  тела  об землю.
Уже в умывальной комнате, в которой по сторонам стояли штук по 20 раковин, положили Пака на несколько раковин.  Пак стонал и его трясло от холода. Боковина  стал его отливать тёплой водой из  шланга. Вода в этом шланге сначала шла чуть теплая, что и было почти всегда,но потом она стала теплой и сильно горячей.
 Потом недели три Боковина смазывал волдыри от ожога своему соседу по кровати.

Политзанятия.

На политзанятиях, которые проводились в роте, я бывал редко, но был там очень необходим. Вся эта братия кавказская, вообще ничего не знала и не понимала в политике. Да и братия, которая была с западной Украины тоже не знала, что СССР окружён НАТО, СЕАТО, СЕНТО, и ещё какими-то военными блоками, которые так и жаждали погубить страну.
То, что есть 15 союзных республик, они тоже не знали. Даже то, что Брежнев является генеральным секретарём коммунистической партии Советского Союза, тоже не знали.  Замполит заставлял их выучить наизусть хотя бы полный титул Брежнева, но безуспешно. Если были проверки, которые были из вне, то есть не с нашей части, то была просто катастрофа. Меня находили где бы я не был, и я должен был спасать честь роты или части.
23 февраля прибыл майор с проверкой политических знаний солдат и сержантов нашей роты. Он чётко прочитал лекцию об загнивающем империализме, в котором даже безработные ездили на машинах, в бюро по трудоустройству.  Закончив свою речь, обратился к нашему бойцу большой совковой лопаты по кличке Боковина, который был родом из глухой деревни, Западной Украины, что он знает о военных блоках, и может ли он назвать их?
 Боковина молчал, как партизан с Брянщины.

  Наш замполит роты, уже начал ему подсказывать шёпотом:
-НАТО! – Ну а кто мог ещё в роте знать, какой блок военный, самый злобный и опасный? Только замполит, ну и я конечно.
  Боковина услышал это и сказал:
-НАТО .
- Молодец! Ещё какие блоки знаешь? – Майор даже не расстроился, что ответ шёл явно не от знаний самого солдата.
 Боковина молчал!
-Ну вспоминай! Вспоминай солдат! -вопрошал Боковину неунывающий майор, который хотел донести до солдат важную мысль о том, что страна не только пашет землю и доит коров, но и окружена врагами, которые непрерывной стеной стоят возле её границ!

 Но Боковина вообще ничего не мог вспомнить.
 Вдруг кто-то прошипел довольно громко:
 - Шлакоблоки!
 Ну уж что что, уж про кирпичи, шлакоблоки, Боковина знал много.
 -Товарищ майор, ещё есть шлакоблоки и стеклоблоки! - С радостью сообщил он.
 Все засмеялись, но не майор с нашим замполитом.
-Кто знает? - Спросил майор.
Я поднял руку.
Отвечайте! -сказал майор.
- СЕАТО и СЕНТО.
-Когда было основано НАТО?
- НАТО основано 4 апреля 1949 года в США. -ответил я. Замполит повеселел.
-Можете назвать хоть одного участника СЕНТО? - Спросил майор.
-США, Франция, Англия, Пакистан! - отчеканил я.
-Отлично! Назовите вашу фамилию?
-Рядовой Ремпель!
Майор записал меня в свою книжку.
-Если ответите на мой последний вопрос, то я буду просить командира части дать вам 10 дней отпуска- сказал майор.
Вот тут уж моё сердце забилось бешено!  Отпуск у нас не получал никто, кроме шофёра, который возил командира части. Он даже получил три отпуска. Пара человек ездило на похороны родителей, и это все.
-В какой день и год родился Ленин?
Я даже подумал, не ослышался ли я. Ведь в прошлом году, отмечали 100 со дня Рождения Владимира Ильича.
Через три дня я открыл дверь моего родного дома. Встретила меня моя Бабушка, которая как раз в это время готовила ужин. Комнаты мне показались очень уж маленькими. Пришли соседи, друзей не было. Они служили. Отпуск пролетел как один день, и 9 Марта мне надо было улетать. Мороз был – 32 градуса. И это в Кургане.  До аэропорта было всего то с километр, и я решил прогуляться до касс и уточнить время. Дело в том, что просто не знал по какому времени билеты, по московскому или местному.  Когда зашёл в зал ожидания приятный женский голос объявил: «Регистрация билетов на самолёт до Свердловска закончилась! Объявляется посадка!»  В Свердловске, у меня была пересадка на самолёт в Саратов.
Не знаю, за сколько времени я пробежал путь туда и обратно, в мороз -32, да ещё скидал вещи в чемодан, но рекорд был наверно. Очень не хотелось опоздать в часть.
Самолёт Як -40 выруливал на взлётную полосу, а я бежал к нему полуживой махая чемоданом.  Лётчик остановил самолёт. Спустили трап. Через час был в Свердловске. Не знаю почему ко мне подошёл мужчина, и сказал пойдём в ресторан.  Я сказал, что у меня нет денег, но он сказал я плачу. Пошли и выпили по 250 грамм коньяку. Время был в запасе, и решил посмотреть Свердловск. Такой город красивый, как мне говорили. Где-то высадился. Иду, вокруг красивые здания, какой-то современный кинотеатр. Даже решил пойти в кино, но из-за угла появился патруль. Ещё патруля мне до полного счастья не хватало. От коньяка я прилично опьянел. Быстро спрятался за киоск, но не тут-то было. Офицер, и два курсанта стояли около меня. Рассказал я им мою одиссею, показал документы. Имели полное право меня забрать на губу. Но не хотелось туда очень.  Офицер сказал:
- Приведи себя в нормальный вид, садись в Автобус, и чтобы тебя тут больше не видели. -
 Жаль, так и не посмотрел славный город Свердловск, теперь он Екатеринбург.  В часть добрался вовремя, в третьем часу ночи.  Угостил своих друзей домашними кушаньями, и служба потекла дальше.
 
Из стройбата в университет.

    Командир роты, старший лейтенант Косько, брезгливо обходил казарму. Все солдаты лежали в койках.  На отбоях он бывал редко, но что-то дёрнуло его на сей раз осмотреть то, что было разложено на табуретках и стояло перед ними! Сам Косько которому было 28 лет, выглядел безукоризненно. Великолепная, высокая, стройная фигура, безупречно сидящая на нем как с иголочки отглаженная форма, красивое лицо, делали его каким-то инородным телом среди его солдат, которые были одеты в основном в заляпанные раствором, гудроном и ещё черт знает, чем-  гимнастёрки, пилотки, галифе.   Раз долбаные сапоги, были намазаны обувным кремом. Уж чего чего, но крема, всегда было в роте в избытке.
    Но что же так выводило из равновесия нашего бравого командира? Июнская жара в Саратове просто нестерпима. За всю весну и июнь, не было ни одного дождичка. Солнце жарило невыносимо.
-Старшина, что это за скотство? Как можно дышать в   этой конюшне?
      Косько брезгливо смотрел на портянки и старался не дышать, тех зловонных паров, которые шли от сапогов.
            Вдруг он оживился, в его голосе почувствовалась нотка уверенности, что не все уж так отвратительно, в его роте, которая по итогам соревнования, постоянно была первой в части:
 -Есть же еще люди! Чьи это сапоги?      
    -Мои! –сказал я. 
А сам подумал, что если бы я работал в таких условиях, что и мои товарищи по службе, то у меня были бы такие же портянки и гимнастёрка с галифе. Я ведь работал в мастерской, единственный из роты, и в ней были душ и второй комплект одежды.
Косько посмотрел на меня, радость его сразу же потухла. После того, как он отстранил меня от командования отделением, между нами возникла стена отчуждения. Он как бы не замечал меня. 
 -Завтра вся рота идёт на оперетту!  - На всю казарму объявил Косько.
      Что это за оперетта, в роте почти никто не знал.
Мне тоже было совсем не до оперетты. Накануне, а если ещё точней, после ужина, в Ленинской комнате, на столе, я увидел маленькую газету, всего на пол листа «Вечерний Саратов».   Большими буквами, во всю половинку стояло:» Саратовский университет имени Чернышевского, объявляет набор на исторический факультет».
         Меня просто дрожь пробрала, так я захотел в нем учиться. Я забыл, что раньше сильно мечтал учится на орнитолога, начитавшись книг Бианки, рассказов про охотника Дерсу Узала, да и вообще кучу книг про животный мир.
      Я даже с лёгкостью выиграл школьную олимпиаду, по зоологии и получил книгу, про космические корабли. И вообще читая журналы «Наука и жизнь», «Вокруг света», обращал внимание, кто написал статью. Если написал кандидат наук, или доктор наук, то это меня так зажигало, что я готов был рвать и метать, но тоже добиться такого же звания.
 Что делать? Я не мог спать, так и не заснул ни на минутку.
        После обеда, рота в парадной форме, но в старых почищенных сапогах, все в тех же вонючих портянках, строем пошла на оперетту.
Не помню название оперетты, даже не помню была ли это вообще оперетта, так как пения не помню тоже, может это был балет.  Но помню, что на сцене танцевали какие-то люди в колпаках, в каких-то средневековых сандалиях, и самое главное, что поразило были у них сшиты специальные, как бы это назвать, даже не знаю, мешочки, для поддержания детородного органа с яичками.
     Зал был заполнен не полностью, и рота села хоть и кучно, но не много рассеяно. Заметил, что некоторые интеллигентные женщины, а их было больше всего, стали молча уходить от солдат, которые мирно сразу же заснули в креслах. Некоторые даже захрапели, при том очень громко, но получали затрещину от единственного сержанта, который не спал, и следил за порядком. Косько, где-то спрятался с какой-то дамой. И его не было видно до окончания спектакля.
Я продолжал думать лишь о университете, и как мне подать туда документы для поступления.
-Товарищ майор, разрешите обратиться! Рядовой Ремпель.
-Ну что у тебя случилось солдат? - Зам командира части, майор Танчик, который через пару месяцев уходил в запас, устало посмотрел на меня.
        -Разрешите мне поступить в Саратовский университет, на истфак! 
-Да ты что с дуба пал? Ну дела! Сколько тебе ещё служить? Косько знает? 
-Полгода. Косько не разрешит! Товарищ майор, дайте мне всего четыре увольнительных! Неужели вы это не можете сделать?
-Да могу я это сделать! Ну ты и чудак! Да только поступить тебе туда, нуль шансов! Моя дочь медалистка поступала два раза, и только на второй раз поступила, да и то на вечерний. Ты что не знаешь, что туда поступают разные партийные функционеры, чтобы подняться повыше по служебной лестнице? Там все занято!   
 Я этого конечно не знал, но учится хотел сильно:   
 -Дайте мне лишь четыре увольнительные, я вас очень прошу!
-Ладно! Иди! Скажу Косько, он тебе выпишет четыре увольнительных!
     Написал в Курган, своей тете Нине Белотеловой, чтобы сделала копию аттестата о среднем образовании, и чтобы выслала учебники по истории и литературы.
Косько , видя меня за учебниками, зло сказал:
 - Мне только историка, в моей роте не хватало!»

    Университет ошеломил меня, и ошеломил меня не тем, что был окружён великолепной оградой из кованных решёток, а тем, что около входа бурлила весёлая, взволнованная толпа из красивых девушек, и таких же красивый юношей. Девушки конечно больше взволновали.    Представьте себе молодого человек, который вообще почти не видел девушек и женщин полтора года, а тут пожалуйста, на расстоянии вытянутой руки была девушка, да не одна.
 Я конечно очень стеснялся, ну просто ужас как. Парадную форму мне не дали! Я правда и не просил. Я вообще был рад, что мне старшина дал увольнительную.
В зал посадили около ста человек. Каждого за отдельный стол. Дали совершенно чистую бумагу с штемпелем, ручку, сказали, что за любое нарушение, за появление шпаргалок, каких-то чистых листов, которые не относятся к тем, что были выданы, любой поступающий будет лишён возможности поступления в университет в этом году.
На доске появились темы:
1. Катерина – «Луч света в темном царстве»
2. Обломов и Штольц. 
Третья тема была свободной.
3. «Без пользы жить, безвременная смерть» - Гете. 
Я обрадовался, темы мне близкие и знакомые. Образ Катерины сложный, чувствительный, чистый, возвышенный, романтичный, довольно таки смелый, мне был мил. Даже её суеверность, не портила его.
Катарина наделена ярким воображением, она мечтательна и эмоциональна. Слушая различные истории, она как бы видит их наяву. Ей часто снились райские сады и птицы, а когда она входила в церковь, то видела ангелов. Даже речь ее музыкальна и напевна, напоминающая народные сказания и песни.   Недаром Н.А. Добролюбов назвал ее “лучом света в темном царстве”.  Катерина самая привлекательная из тех персонажей, что описал А. Н. Островский в своей пьесе «Гроза».
      Естественно мне нравился образ Кулибина, а больше то и назвать то некого, ну не муж –тряпка Катарины, не говоря о хаме, тупице и самодуре Дикому или такой не понимающей людей Кабанихе. Я презирал и Бориса, за его бесхребетность и не способность оценить, на какую жертву идёт Катерина, любя его.   Она не хочет и не может обманывать и прямо заявляет:
-Обманывать-то я не умею; скрыть-то я ничего не могу! 
 Любовь к Борису — это все для Катерины: тоска по воле, мечты о настоящей жизни. И во имя этой любви она вступает в неравный поединок с “темным царством”. Она не воспринимает свой протест как возмущение против целой системы, даже не задумывается об этом. Но так устроено “темное царство”, что любое проявление независимости, самостоятельности, достоинства личности воспринимается им как смертельный грех, как восстание против их основ господства самодуров. Именно поэтому пьеса заканчивается смертью героини: ведь она не только одинока, но и раздвоена внутренним сознанием своего “греха”.
    Гибель такой женщины — это не крик отчаяния. Нет, это нравственная победа над “темным царством”, сковывающим свободу, волю, разум. Самоубийство, по учению церкви, не прощаемый грех. Но Катерина уже не боится этого. Полюбив, она заявляет Борису: 
 -Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда.
А последними ее словами были: 
-Друг мой! Радость моя! Прощай!
       Вторая тема «Обломов и Штольц» была для меня много лет очень болезненной. Я боялся быть похожим на Обломова. Видимо черты характера Обломова были мне присущи, я хотел быть похожим на Штольца, но вместе с тем я почему-то все время не мог отдать мою еще воображаемую, а потом реальную «Ольгу», этому энергичному Штольцу.
 Эти противоречия очень сильно, раздирали порой мою душу.
      Третья тема «Без пользы жить безвременная смерть!» захватила сразу. Мне было 20 лет. Вся жизнь впереди.  В этой теме можно было сослаться на жизнь Обломова, который желал жить лишь в покое. Вкусно есть и сладко спать. Чтобы никто не нарушал его покоя. По идее жизнь никчёмная, похожая на смерть. Я написал там и про Штольца и про Обломова, сравнил их жизни. Написал, что самое главное, надо жить как Данко – для людей, не щадя своей жизни.
 «А лес все пел свою мрачную песню, и гром гремел, и лил дождь... — Что сделаю я для людей?! — сильнее грома крикнул Данко. И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой. Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещённый этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота. Люди же, изумленные, стали как камни. — Идем! — крикнул Данко и бросился вперед на свое место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям.» 
И хоть люди не заметили смерти Данко, но он совершил подвиг.  Естественно и о Павке Корчагине написал:   
« Самое дорогое у человека — это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества.» 
     Меня волновал смысл жизни — вот поэтому я взял для написания экзаменационной работы образы вышеперечисленных героев с их достоинствами и недостатками. 
По залу ходили ассистенты, они потихоньку выводили людей, которые нарушили правила. Таких оказалось 8 человек.  Иной раз возле меня останавливалась очень красивая, приятная женщина, лет около тридцати. Когда я написал своё сочинение, и проверил. Она подошла ко мне и тихонько, дотронулась пальчиком до одного слова и ещё в одном месте. Сама доброта спешила мне на помощь.  Не было запятой и была ошибка в слове.
Из 39 человек, в том списке, куда я был записан, сдали сочинение на 4 лишь я и еще одна девушка, еше одиннадцать сдали на три. Остальные сдали на двойки и единицы.
Конкурс был двенадцать человек на место.
 
Вступительный экзамен по истории.

Я поступал в университет можно сказать экспромтом.   Восьмилетку закончил в школе №14 города Кургана, в которой был просто блестящий состав учителей.  А среднее образование получил уже вечерней школе.   Ни в какие подготовительные классы я не ходил и для подготовки к вступительным экзаменам имел лишь учебники литературы и истории. И время где-то пару недель, да и то не надо забывать, что я был рядовым в армии, это вам не у себя дома, под крылом заботливой мамочки. То, что я очень много читал разных научных журналов, то это конечно очень много значило тоже. Уже с пятого класса, читал журнал «Семья и школа» всякие журналы по медицине, много книг по истории, журналы «Вокруг света», «Наука и жизнь» и т. д.
Мне предстояло сдать второй экзамен- историю.
Моя учительница по истории и географии Мальцева Нина Варламовна поступила со мной будем говорить мягко нехорошо, конечно она уже умерла, и по идее ни каких претензий к ней уже не может быть. У неё остались два прекрасных сына, у которых прошу прощения, за то, что пишу.  Но пишу то что было. Она была женщина вздорная, историю не знала.  Для неё надо было лишь отвечать по учебнику. Хорошо с её уроков помню лишь то, как у неё болели сыновья, то свинкой, то корью, то она везла к одному врачу сына, то к другому, что у неё замёрзла картошка и лук в погребе, и вот все в таком же духе. Дома я почти никогда не готовил историю. Только лишь на перемене быстро просматривал материал, который надо было ответить.  Помню, что иной раз голова начинала чесаться, и возникало желание, чтобы она спросила только не меня.   Когда она, глядя в класс говорила:
- А отвечать пойдёт?!  -    я открывал учебник под партой и лихорадочно старался запомнить то что видел в щель между крышкой и столешницей. 
-Пойдет?-  Повторила она и начинала оценивать кого бы вызвать? ... эта бегала за булочками, та ещё, что-нибудь хорошее для нее сделала, в общем она выбирала жертву, кто для неё ничего хорошего не сделал, а это был я.  Учебники открывать было нельзя, за этим она следила очень строго.   
-Отвечать пойдёт …?- она внимательно оглядывала класс…, цепенели, Я поступал в университет можно сказать экспромтом.  За плечами была вечерняя школа, а это 9, 10, 11 класс. Восьмилетку закончил в школе №14 города Кургана, в которой был просто блестящий состав учителей. Ни в какие подготовительные классы я не ходил и для подготовки к вступительным экзаменам имел лишь учебники литературы и истории. И время где-то пару недель, да и то не надо забывать, что я был рядовым в армии, это вам не у себя дома, под крылом заботливой мамочки. То, что я, очень много читал разных научных журналов, то это конечно очень много значило тоже. Уже с пятого класса, читал журнал «Семья и школа» всякие журналы по медицине, много книг по истории, журналы «Вокруг света», «Наука и жизнь» и т. д.
Мне предстояло сдать второй экзамен- историю.
Моя учительница по истории и географии, Мальцева Нина Варламовна , поступила со мной будем говорить мягко , нехорошо,  конечно она уже умерла, и по идее ни каких претензий к ней уже не может быть. У неё остались два прекрасных сына, у которых прошу прощения, за то, что пишу.  Но пишу то что было. Она была женщина вздорная, историю не знала.  Для неё, надо было лишь отвечать по учебнику. Хорошо, с её уроков, помню лишь то, как у неё болели сыновья, то свинкой, то корью, то она везла к одному врачу сына, то к другому, что у неё замёрзла картошка и лук в погребе, и вот все в таком же духе. Дома я почти никогда не готовил историю. Только лишь на перемене, быстро просматривал материал, который надо было ответить.  Помню один случай.
 Идет урок истории и Нина Варламовна глядя в класс говорит:
- А отвечать пойдёт?!  - и тут она начинала оценивать кого бы вызвать? ... эта бегала за булочками, та ещё, что-нибудь хорошее для нее сделала, в общем она выбирала жертву, кто для неё, ничего хорошего не сделал.
  Учебники открывать было нельзя, за этим она следила очень строго, вот я и положил учебник на колени, и в щель между крышкой и самой парты, просто фотографировал, то что там написано.
-Отвечать пойдёт! …- повторила она, при этом внимательно оглядывала класс…, продолжая ходит и мучать нас. И вот она видит меня, который буровит взглядом какую-то щель.
-Ремпель !...Ты должен смотреть на учительницу, когда она обращается к классу!-слышится возмущённый, голос Нины Варламовны, которому нельзя не подчиниться.
Делать нечего, я начинаю просто пожирать её глазами. Ну обидно же, что она не понимает, как это тяжело терять время, когда могут спросить.
 Нина Варламовна, продолжает всматриваться в класс, но теперь она не может выбрать другую жертву, кроме меня.
-Ремпель, что это такое? Ты как-то подозрительно на меня смотришь!  Я ведь не твоя любимая девушка! -  Заулыбалась она, довольная своей шуткой.
- Ну если ты так хочешь, то иди отвечай! 
 У меня уже было 12 оценок одна тройка и остальные были четвёрки, которые поставила она в течении четвертой четверти.  А получил я столько оценок, потому что отвечал на её вопросы, которые она задавала классу. И у многих вообще было всего по две оценки или три, я это чётко помню, потому что изучил журнал на перемене.
Трояк был законный, я тут ничего не скажу. Но дело было в том, что она вывела мне трояк за четвертую четверть и несмотря на то, что за первую, вторую и третью четверть у меня были четвёрки, выставила тройку за год и на этом основании поставила тройку в аттестат за восьмилетнюю школу. Примерно ту же комбинацию она провела и с оценками по Географии, так что у меня было две тройки за восьмой класс.  Тройки (даже одна) в свидетельстве об окончании восьмилетней школы, в те времена не давали право учиться дальше в дневной школе. Не буду тут обвинять Нину Варламовну, что из-за неё я не пошёл в 9 класс нормальной школы.  В то время, в 15 лет я сам не знал, что я хочу. Скажу коротко, по тем временам, я знал географию на пять, а историю на твёрдую четверку.   
     Перед классом, где сдавали историю,  толпа бывших школьников.   Я в своей солдатской робе, хоть и чистой, встал чуть поодаль.   Совсем рядом стоит группа офицеров, человек пять, они весело о чём-то говорят.  Среди лейтенантов, один майор.  Я конечно не рискую к ним подойти. Кто они? Да они офицеры! А кто я? Я рядовой солдат стройбата. Не много горько, но ничего не поделаешь как говориться со свиным рылом не лезь в калашный ряд.
 Вызвали майора, потом лейтенанта, потом нескольких школьников. Прошло какое-то время, красный, возбуждённый, счастливый выходит майор.
Офицеры бросаются к нему:
-Ну как?
-Да все отлично. Сдал на пять!
-Поздравляем товарищ майор! С вас пол-литра!
-Да поставлю! Какие проблемы! Прямо пруха какая-то пошла! Майора дали вне очереди, теперь вот тут везёт. Они ещё о чём-то говорили. Вышел лейтенант красный, потный.
-Не сдал я! Ну не знал я этих вопросов, хоть убей! Ни одного не знал.
Вызывают меня. И вдруг майор, бравый крепыш не высокого роста глядя на меня все ещё не отошедший от того счастья, от сданного на отлично предмета история, говорит мне:
-Солдатик! Иди в правый ряд и садись за предпоследний стол!
Я так и сделал.
Но перед этим вытянул билет.
Было всего три вопроса.
1. Общественная и политическая жизнь Российского общества в 30-50 годы 19 века?
2. Апрельские тезисы – основные положения.
3. Третий вопрос не помню.
Второй вопрос для меня был известен. Я его знал, очень хорошо. В «Апрельских тезисах» были сформулированы основы ленинизма. Это бы план борьбы за перерастание буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую, предложенный В.И. Лениным в апреле 1917 года.
Поэтому я быстро набросал десять пунктов этого плана. 
Вспомнился майор, зачем он приказал садиться на это место? Заглянул в стол. О Боже! В столе была вся изорванная на клочки огромная книга по истории.
Спасибо Нина Варламовна, за то, что я у вас прошёл начальные уроки чтения под столом! Чудом нашёл в этих клочьях нужную тему, а там было страниц пять и впился в эти страницы.
Очнулся от очень приветливого и доброжелательного голоса высокого, красивого, интеллигентного мужчины, который стоял рядом со мной:
-Я вижу молодой человек, что вы уже готовы!
Нет я был не готов к тому, чтобы меня с позором вывели из класса, ведь я помнил, как выводили людей из зала, где сдавали письменный экзамен по литературе, за списывание со шпор.
Резко прогнувшись животом, я отправил этот хлам в конец нищи стола, взял свои листки и пошёл за преподавателем. Он привел меня к столу, где сидела еще одна преподавательница.
-Профессор Прохоров, ( имя отчество забыл.)- представился мужчина!
-Отвечайте на первый вопрос! – сказал он.
Я не знаю видел ли он то что я читал под столом книгу, думаю, что видел, и бесконечно благодарен ему за его человечность. Для меня этот человек является разрушителем тех стереотипов, которыми была довольно таки основательно, заполнена моя голова. Я помню какое влияние оказала на меня книга Виктора Гюго «Отверженные». Особенно то, что сделал епископ Мириэль Диньской. Своей ложью полицейским о том, что каторжник Жан Вальжан оказывается не украл у него серебряную посуду, а эту посуду епископ подарил этому «отверженному» человеку, этот епископ спас Жана Вальжана от жестокой каторги, и изменил отношение этого человека к людям. Естественно я не был преступником, и людей я любил, и Родину тоже.
-Успокойтесь! Что вы можете сказать по первому вопросу? - его такой доброжелательный спокойный голос, просто оживил меня.
- В общественной жизни России в 30-50 годах 19 века были две доминирующие философские мысли, которые выражали западники и славянофилы. - Начал я.
-Между ними был важный спор с точки зрения выбора не только будущего России, но и ее устоев и традиций. Это не просто выбор к какой части цивилизации относится то или иное общество, это выбор пути определение вектора будущего развития. В российском обществе еще в XIX столетии состоялся принципиальный раскол во взглядах на будущее государства. -продолжил я.
-Ну и в чём заключался, этот раскол? - спросил профессор.
-Западники, а к ним относились Тургеньев, Чичерин считали, что Россия должна следовать примерам развития западной Европы.
А славянофилы, к которым относился Герцен, Аксаковы, Самарин считали, что Российская Империя должна иметь свою особую модель развития. Эти две идеологии вошли в историю соответственно, как «западничество» и «славянофильство». Однако корни противостояния этих взглядов и сам конфликт не удастся ограничить только XIX веком. Для понимания ситуации, а также влияния идей на сегодняшнее общество следует немного углубиться в историю и расширить временной контекст.
В духовной сфере славянофилы взяли за основу Православие-как главную духовную опору, а западники взяли за основу, развитие просвещения, науки, техники, правового сознания.  У обоих было единое идейное воззрение. А это вера в возможность России в процветании, отмена крепостного права, и решительное отрицание революционного движения.
-У меня нет вопросов к этому молодому человеку! Я думаю, что он заслуживает оценки отлично! - обратился профессор Прохоров, к молчаливой женщине, которая сидела с ним рядом.
У меня не было ни каких восторгов по поводу моей четвёрки и пятёрки полученных на вступительных экзаменах, я хотел очень страстно поступить учиться в этот прекрасный университет.

Экзамен по литературе и русскому устно.

В день сдачи экзамена по литературе и русскому все явно желало не допустить того, чтобы я попал на это такое важное для меня мероприятие.
Все началось с того, что старшина Беготский просто на просто не дал мне увольнительной. К Косько обращаться было бесполезно, а майора Танчика не было в части. Обратиться к полковнику Ромашкину, командиру части, я не решился.
Пришел в свою мастерскую, там тоже, дело труба, назначили нового начальника мастерской капитана Горбатенько. Он был такой педант, что даже думать обратиться к нему за увольнительной, было безумием.
Делать не чего решил идти самовольно на сдачу экзамена.  Пробираясь среди хлама, гор земли, траншей в строящихся гаражах вышел к гаражу, где обычно стояли машины на которых работали как гражданские так и водители –стройбатовцы.  В одном из проулков, который я проходил, стояла машина. За рулём сидел жиганистого вида водитель, которому было где-то лет около 30. Было видно, что алкоголь, хоть и не лучший, но вполне обычный его друг. Рядом с ним сидел грузин, и на подножках машины, с двух сторон, стояли еше два грузина. Все грузины стройбатовцы.
-Отдай ключи! - и сразу же последовал довольно таки сильный удар по зубам водителя от грузина, который стоял на подножке, рядом с ним.
Сердце моё обожгло от всего того, что я увидел.
Грузины отбирали машину, чтобы поехать куда-то по своим делам.
-Вы  что делаете? Оставьте его в покое!
Теперь грузины обратили все внимание на меня.
-Шел бы ты своей дорогой!
-Слуший! Ты чего лизишь, туда куда не надо?
Я в самоволке, грузины тоже. Им нужна машина. Мне тоже.  Водитель русский парень явно не будет мне помогать в драке. Мне было его жалко. Скрепя сердце не солоно хлебавши, провожаемый злобными взглядами грузин, я продолжил свой путь.
Что за день то такой несчастливый,-думал я, идя по полевой дороге до шоссе.
Вдруг остановилась машина, в ней сидел солдат:
-Куда тебя подбросить?
-Мне надо в Саратов, прямо на площадь!
-Не могу туда ехать, но квартала за четыре до неё, я тебя доброшу.
Я был рад этому! Уже приближался к заветному университетскому зданию опасаясь патрулей, когда на перекрёстке остановилась нарядно наряженная «Волга». Из машины вышла красивая пара, и прелестная, красивая девушка – невеста махнула мне рукой, как бы предлагая остановиться. Они оба подошли ко мне, и она протянула мне чудесный букет гладиолусов. Все это было для меня, как в каком-то кино. Но это было на самом деле.
Мне, обычному рядовому солдату, цветы.
-Это вам цветы в знак памяти и уважения к солдату, к наследнику славных традиций наших отцов и дедов, которые не жалели крови и самой жизни в защите нашей Родины. Она обняла меня и поцеловала в щеку. Её жених тоже пожал мне руку,
-Служи так, чтобы Родина могла спать спокойно!
Я просто на просто растерялся! Но пожелать им счастья и счастливой жизни, все-таки догадался.
И вот иду я , с этим большим букетом, ну прямо , как тополь на Плющихе, только он стоит, а я привлекаю внимание всех прохожих, этими красивейшими и роскошнейшими гладиолусами, и боюсь патруля. 
Самого экзамена я не боялся.  У меня была учительница по русскому и литературе, ну очень уж дотошная. Её звали Елена Михайловна Пескова. Она гоняла нас по правилам грамматики и синтаксиса. После контрольных всегда был разбор ошибок, и тут она была очень настойчива в том, чтобы ученик понял свои ошибки. Меня даже заставила сидеть за учебниками пару недель, и учить правила разбора предложений, синтаксис.
В моей группе, уже все сдали, так что я был последний. Цветы отдал очень строгой, красивой, молодой преподавательнице.
Она даже удивилась:
-Столько приняла экзаменов, и вы первый, который пришли с цветами.
Берите билет.
По литературе был вопрос
1. Лев Толстой, как зеркало русской революции. – В.И. Ленин.
Я на этот вопрос ответил, что Ленин, очень хорошо понял сложную натуру, великого русского писателя. Толстой является выразителем тех идей и настроений, которые сложились у миллионов русских крестьян. Толстой является зеркалом крестьянской буржуазной революции.
Противоречия в произведениях, взглядах, учениях Толстого- действительно кричащие.  У Толстого , гениального художника, который описал картины русской жизни, и которые являются первоклассными произведениями мировой литературы с одной стороны показан сильный , искренний протест против общественной лжи и фальши, - с другой стороны , он проповедует не противление лжи , насилием. Навязывая обществу, своего выдуманного Христа.
По русскому был дан текст, где надо было расставить правильно знаки препинания и поставить правильно пропущенные буквы, кроме этого было дано очень сложное, сложноподчинённое предложение, где надо было тоже правильно поставить знаки и определить тип придаточных предложений.
И за этот экзамен, мне была поставлена пятерка.

Продолжение следует.