Моя девичья фамилия – одна из самых-самых. Вроде Иванова, Петрова, Сидорова. И все равно подкалывали: не родня ли я этому самому, в «Даурии»? Один мой однокурсник в тех местах служил, под Читой. Там, говорил он, до сих пор семеновцы недобитые бегают.
У нас вопросов не возникало.Мы не то что бы не верили. «Семеновцы», о каких он рассказывал, в любом городе и бегали, и бегают. Не удивительно, если кто-то в тайге разбойничает.
А в школе лучше знали другого Семенова. Поэтому и я была Тянь-Шанская. Еще короче – Тянь-Шань. А то: Тянь-Шань-женьшень. Со мной за одной партой сидел Женька Чернов, хороший мальчишка. (Не знаю, жив или нет: давно мы уехали из родного Арзамаса.) Меня за компанию с ним. А в младших классах – Аллах или Алладин. А как еще? Пугачиху тогда не знали.
Моему Вадиму больше посчастливилось. Фамилия в учебнике, целый абзац, и больше ни одного знаменитого. Вот нет-нет, да и спрашивали: кем атаману доводишься? И когда в комсомол вступал, и в летном училище, и в институте на заочном, когда комиссовали. Пусть ради смеха, а все равно! Он – сын офицера Советской армии, крестьянский внук. Правда, мама его из дворян, прадед был предводителем.
«Одна у нас тут контра! – шутили мы. – Гидра контрреволюции!»
Зато у наших мальчишек без проблем. Ну, скажет учитель пару слов по теме, переглянутся и забудут. Какой еще Каледин? Вот если бы Дураков, как в «Ералаше». А бывало, новый учитель придет, журнал откроет: «К доске пойдет КаледИн». Тут уж смех! Опять Алладина вспомнят.
Теперь – как в сказке. У Артемки, старшего, и «Алладинчик» с косой до попки, и «премудрая-прекрасная». Захожу я как-то за нею в детский сад, спрашиваю, что да как, не дразнят ли.
«Что вы? – смеется воспитательница. – Василиса у них атаман».
Я тоже шучу: «Фамилия атаманская».
У той глаза на лоб: «Какая фамилия?!» Немножко подумав,
переспрашивает: «Каледин – разбойник был такой? Не в нашем районе?»
Видать, краеведением интересуется.
«Нет, – отвечаю я, – в «Тихом Доне».
Вижу, она разочарована. Продолжаю: «Тогда все были разбойники. Алексей Максимович меньше других».
Она в ответ: «А при чем тут Горький? Он тоже был шпана, с ножом ходил?»
Ей далеко за сорок, у нее высшее педагогическое.
Что-то с памятью у нас стало!