Глава 6. Маленькая страна с большим сердцем

ОТРЯД ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ

Они всегда оказываются там, откуда другие предпочли бы бежать куда подальше. На сборы – три минуты. Экипировочка еще та. Вообразите себе, какое количество снаряжения они должны взять с собой на место, где нарушены все коммуникации, и где им придется извлекать из-под развалин десятки, а то и сотни людей, разбирая этажи обрушившихся зданий, поднимая бетонные плиты и разрезая железо. К тому же оборудование должно быть габаритным, переносным, с автономным питанием. Израильские спасатели – настоящие супермены. Они способны услышать шепот человека на глубине десятка метров, принять в экстремальных условиях роды, выстоять на ногах сутки и многое чего еще. И еще: женщин в этой команде ненамного меньше, чем мужчин.

Они побывали в таких переделках, какие иные из нас видели разве что в голливудских фильмах катастроф, участвовали в спасательных работах в подвергшихся сокрушительным землетрясениям Турции, Греции, Индии; ликвидировали последствия терактов в Аргентине, Кении, Египте. Не говоря уже о событиях местного значения – трагедии в «Версале», крушении поездов и многих других.

Между прочим, израильские спасатели, выезжающие на ликвидацию последствий землетрясений в другие страны, без преувеличения, считаются лучшими. В нашей маленькой стране эта служба существует с 1982-го года: ее решили создать после печального события в Ливане, когда под обрушившимся от взрыва здании погибло очень много израильских солдат и офицеров. Случись это сегодня, такого количества жертв уже бы не было, и людей бы успели спасти, как спасали спустя всего несколько лет в той же Армении и Мексике, где израильтяне показали настоящий класс. Сначала группа была довольно малочисленной – около 130 спасателей, сегодня вместе с резервистами на место прибывают более пятисот человек. Критерии, предъявляемые к кандидатам в отряд особого назначения, очень простые: хорошая физическая форма и высокая мотивация.

Суперменами не рождаются, ими становятся в процессе длительных тренировок и учебы. Израильские спасатели обладают самыми различными навыками, они способны в течение считанных минут проникнуть в самый недоступный завал, приподнять бетонную плиту весом в несколько тонн, реанимировать человека, принять роды. Но что правда, то правда: не так-то просто выстоять на ногах без малейшего перерыва 24 часа и больше, не впасть в состояние шока при виде страшных картин – множества трупов, или изуродованных детских тел. Иные спасательные операции продолжаются по пять-семь дней, и времени на отдых, как вы понимаете, у спасателей нет: если человек находится под завалом, любое промедление может стоить ему жизни. И чтобы вынести такую нагрузку, у человека должна быть очень высокая мотивация.

В Турции израильские спасатели в течение нескольких часов вытаскивали из-под развалин пожилого человека, сыновья которого были настоящими мусульманскими фанатиками. Старика удалось спасти, и это, без преувеличения, произвело небольшую революцию в мозгах его сыновей. Не то, чтобы они стали сионистами, но были благодарны израильтянам и уже не воспринимали их как врагов. В те же дни участники миссии на протяжении 18-ти часов вытаскивали из-под развалин женщину. Правда, во время обрушения здания она была тяжело травмирована и ей пришлось ампутировать ногу. Впоследствии эту женщину пригласили в Израиль, где изготовили для нее в больницу Ливенштейн очень качественный протез. Эта история описывалась во всех турецких газетах и произвела определенный эффект.

Событие большого масштаба, по оценке израильских спасателей, землетрясение в Индии, на ликвидации последствий которого им пришлось работать в течение трех недель. Выезжали в максимальном составе, несколько сотен человек, оказали помощь 1200 пострадавшим, приняли 12 родов (в том числе, проводили операции кесарево сечение в условиях полевого госпиталя). Разрушения в Индии были колоссальными – израильтянам пришлось везти с собой различное оборудование и огромное количество снаряжения. Что же касается Израиля, то каждый год в стране происходит от пяти до восьми событий крупного масштаба. Крушения поездов, взрывы газовых баллонов в жилых районах, обрушения зданий…

Они профессионалы и умеют спасать людей, вытаскивая их из самых сложных завалов. Что же касается командира отряда особого назначения, то его главная задача - привезти своих людей домой живыми и невредимыми. Например, когда
в Индии произошло сильное землетрясение, израильские спасатели добирались до места на четырех больших военных самолетах «Геркулес» 17 с половиной часов. При этом везли с собой газовые баллоны, канистры с бензином, баллоны с кислородом, азотом и прочие вещи, которые опасно держать вместе. Малейшая авария - и все превратилось бы в огромный факел. Так что риск есть всегда.

Человек может продержаться под развалинами до пяти суток, но бывают исключения. Например, в Армении спасателям удалось вытащить пострадавшую на восьмые сутки. Она была в тот момент еще жива, но вскоре скончалась от почечной недостаточности.

У израильтян, в отличие от спасателей из других стран, есть одна особенность: они ВСЕГДА вытаскивают из-под завалов не только живых, но и мертвых. Согласно еврейской традиции, тело умершего, и каждая частичка его плоти должны быть преданы земле. В других странах если речь идет о трагедии большого масштаба, в которой погибли тысячи людей, трупы предпочитают сжигать, чтобы избежать эпидемии.

Израильтяне сотрудничают со спасателями всех стран, с которыми у Израиля есть дипломатические отношения. Израильтяне часто принимают у себя в гостях спасателей со всех концов света и охотно делятся с ними своим опытом. Кроме того, они участвуют в совместные учениях с командами спасателей из стран ближневосточного региона – Иордании, Турции, Кипра.

Израильских спасателей готовят к катаклизмам любого рода, включая ядерную атаку или атаку с применением химического и биологического оружия. Они изучают особенности поведения населения во время трагедии и владеют методами, помогающими вывести человека их состояния паники.

То, что видят израильские спасатели на месте землетрясения, картины страшные, не для слабонервных: сложившиеся до самого фундамента многоэтажные здания, длинные ряды разложенных на земле черных пластиковых мешков с телами погибших… Как им удается душевное равновесие после такой работы? За все годы существования службы было всего несколько случаев, когда спасатели, не справившиеся с последствиями посттравматического  синдрома,  вынуждены были уйти из отряда. Самые тяжелые вещи происходят, как правило, не во время событий, а после. На месте трагедии каждый  занят тяжелой физической работой и привычно делает все, что от него требуется. Все действия многократно выверены, и спасатель работает автоматически, как машина. Страшные картины трагедии начинают преследовать его  после возвращения домой. О них может напомнить трупный запах от разлагающегося на дороге животного, сбитого машиной. К этому невозможно привыкнуть. Запах и вечные боли в ногах – это самое страшное, что постоянно преследует спасателя.

Возвращаясь с операции, участники миссии устраивают встречу «по горячим следам», где каждый получает возможность выговориться, поделиться своими переживаниями с другими. Они проходят весь процесс от начала до конца, анализируя, насколько оптимально действовали в экстремальной ситуации и были ли у них просчеты.

…Внешне учебный полигон, где тренируются израильские спасатели, выглядит как свалка железобетонного и строительного мусора. О назначении руин напоминают оранжевые куклы, конечности которых выглядывают из-под бетонных плит там и сям. На этих куклах спасатели и отрабатывают техники извлечения людей из-под завалов. В отряде есть выставка с необычными экспонатами. Здесь есть все, что можно себе представить и о чем вы даже и не подозревали: защитные комбинезоны на случай ядерной атаки; супер-пилы, работающие на автономном питании и способные разрезать стальную конструкцию; подушка, способная в течение считанных минут приподнять плиту весом в 29 тонн; приборы с микрофонами и экранами, позволяющие спасателю видеть человека на глубине трех метров и вести с ним переговоры; прибор для искусственного дыхания, подающий кислород одновременно восьми пострадавшим; радар, позволяющий обнаружить погребенного под завалами человека на глубине десяти метров. Израиль не жалеет денег на приобретение по всему миру новейшего оборудование для спасательных работ - и тут мы впереди планеты всей.


ОТ РАЯ ДО АДА - 30 МЕТРОВ

Сверху побережье Шри Ланки выглядит как земной рай – тропические пальмы, морская бирюза, желтый песок. Но это – из иллюминатора: когда самолет совершит посадку, тем, кто сойдет на землю, местный пейзаж, скорее, покажется адом. 30-метровая цунами, прошедшаяся по побережью, сокрушила все, что здесь когда-то было, и убила много людей. Больше всего поражает то, как спокойно осваиваются местные жители в новой реальности. Только дети после случившегося боятся приближаться к воде – им все еще чудится угроза, таящаяся в океанских волнах.

Едва  в израильскую службу скорой помощи МАДА поступило сообщение о стихийном бедствии в Юго-Восточной Азии, было тут же принято решение послать туда людей. Израильские врачи не раз были участниками разных гуманитарных акций, проводившихся под эгидой «Красного Креста», Министерства здравоохранения, израильской армии, но на сей раз действовали совершенно автономно, потому что так сложились обстоятельства. Руководители МАДА отправились в Женеву, где проходило совещание с участием представителей из разных стран по поводу оказания помощи жителям Юго-Восточной Азии. Но там неожиданно все застопорилось: Индия и Тайланд просили не присылать к ним делегации. В Индонезию, с которой у нашей страны нет дипломатических отношений, израильтяне ехать не могли… Оставалась только Шри Ланка, которая так же сообщила «Красному кресту», что отказывается от приема групп помощи. И тогда израильские медики решили действовать самостоятельно. В это время в Израиле проходила широкомасштабная акция по сбору продуктов и вещей первой необходимости для пострадавших от стихийного бедствия, в которой участвовали многие общественные организации и киббуцы. И медики решили ехать вместе с посланцами Израиля, которые должны были сопровождать гуманитарный груз до места назначения. Однако им, в отличие от других, требовалось специальное разрешение тамошнего министерства здравоохранение на въезд в страну и оказание медицинской помощи жителям Шри Ланки. Пришлось задействовать всевозможные связи. В результате разрешение было получено.

В состава группы было девять человек: четверо врачей – специалистов разных направлений, три фельдшера и две медсестры. Шестеро – работники «Скорой помощи», трое – добровольцы из медицинских учреждений. На этот момент стоит обратить внимание: в отличие от работников МАДА, отправляющихся в командировку, что предполагало сохранение зарплаты и т.п., добровольцы ехали за свой счет. Потом руководство больниц и больничных касс, где они работали, нашло возможность оплатить им дни, проведенные в Шри Ланка, но сами-то добровольцы на это совершенно не рассчитывали, они вообше не думали ни о каком вознаграждении…

Поскольку на сей раз израильские медики находились в совершенно автономном режиме, им пришлось захватили с собой две больших палатки для полевого госпиталя. Это помимо медицинского оборудования и лекарств с учетом, чтобы их хватило на две недели. Большую часть груза отправили с самолетом, который вез гуманитарную помощь, остальное захватили с собой, чтобы можно было тут же приступить к работе. В Шри Ланка израильтяне  встретились с врачами-добровольцами из других стран, которые поехали туда в одиночку. Конечно, их экипировка не выдерживала никого сравнения с израильской, на которую были потрачены десятки тысяч долларов, в основном  пожертвования, поступающие в фонд МАДА из еврейских общин мира.

Полет продолжался 13 часов. Груз прошел через местную таможню очень быстро. Проблема была в другом – найти оптимальное место для развертывания госпиталя. Пришлось поколесить по стране… Дело в том, что в результате стихийного бедствия многие оказались без крова, и в первые дни людей помещали в зданиях местных школ. Но занятия в них возобновились довольно быстро, и «лагеря беженцев» переехали в местные буддийские храмы, которые не пострадали от цунами, поскольку расположены на приличном расстоянии от берега. Что интересно: в некоторых полностью разрушенных цунами домах чудом сохранились невредимыми статуи Будды, очевидно, сделанные из очень прочного материала.

Всего на территории страны образовалось 700-800 временных лагерей, и в каждом находились сотни людей. Место, где израильтяне развернули свой госпиталь, находилось в районе пяти таких лагерей со множеством пострадавших. За восемь дней им удалось принять около двух с половиной тысяч людей. Среди них было немало тех, кто серьезно пострадал от цунами: загноившиеся раны на руках, ногах, по всему телу. После ударной дозы хороших антибиотиков и антисептических средств, доставленных из Израиля, они затягивались буквально на глазах. Было много случаев, связанных с дыхательными расстройствами: в первые дни после трагедии, уцелевшие жители бросились расчищать завалы и сжигать мусор, среди которого было немало пластика, и все дышали этим отравленным воздухом. Потом им объяснили, что пластик сжигать нельзя – это очень опасно. За помочью обращались и страдающие хроническими заболеваниями. Природная катастрофа нанесла тяжелый удар и по системе местного здравоохранения. На следующий день после случившегося 40 процентов медиков из местной больницы не вышли на работу: одни погибли, другие потеряли близких, у третьих были разрушены дома. Израильская миссия оказалась на месте в нужное время. Пока медицинские учреждения оправлялись от удара,  местных больных принимал полевой госпиталь. Едва система оказания врачебной помощи в том районе, заработала нормально, было принято решение вернуться обратно.

Страшная картина предстала перед глазами. Огромные разрушения вдоль всего побережья. Цунами смело все постройки, не оставив от них камня на камне. Остов поезда, в котором в момент трагедии находилось полторы тысячи человек и никто их них не уцелел, напоминал памятник погибшим. Страшное впечатление производили железнодорожные рельсы, висящие в воздухе, потому что насыпь из-под них была вымыта потоком воды.

...Аймад Касис – один из врачей-добровольцев, присоединившихся к группе МАДА. Выходец из семьи арабов-христиан, чей дом был разрушен во время Войны За Независимость Израиля, он будучи педиатром больницы Рамбам, не раз участвовал в подобных гуманитарных акциях.

- Когда я увидел в Интернете страшные снимки с места трагедии, я тут же решил, что туда поеду, - вспоминает он. - Первое впечателние от того, что я увидел на месте, было ужасным. Шри-Ланка – очень красивая страна, настоящий рай. Но так она теперь выглядит только на старых открытках. Сотни километров сплошных разрушений. Люди бродят среди обломков и показывают: «Здесь был мой дом…» У меня эти картины отпечатались в памяти и прокручиваются снова и снова. Больше всего поразило, как эти люди, несмотря на весь пережитый ужас и разрушения, сохранили еще улыбку на лице и ведут себя спокойно, не впадая в панику, не взывая о помощи. Они просто сидят на обломках и надеются на лучшее. Так они вели себя и в нашем полевом госпитале: принимали помощь с благодарностью, совершенно не рассчитывая на ее продолжение. Так они получали еду в полевых кухнях, не думая о том, получат ли ее снова завтра. Я видел, как они помогали друг другу, как очищали территорию от завалов, чтобы заново отстроить на ней дома. Для меня было неожиданностью то, как мужественно и спокойно они справлялись со своими трудностями. Потеряв близких и лишившись всего, что у них было, вдруг снова выходят на рыбалку, сколачивают столы для трапезы, играют на берегу с детьми, чтобы у тех пропал страх перед океанской стихией. Они ведь понимают, что другого места у них не будет, им предстоит жить здесь, около воды, которая иногда приносит смерть, и дети не должны боятся океана, даже если он унес их братьев и сестер, в пучину. В общем, они строят свою жизнь заново, оставив за спиной недавно пережитое, и на меня это произвело очень большое впечатление. Я стараюсь вспоминать об этом чаще, рассказываю другим. Я научился у жителей далекой страны, о которой прежде и не думал никогда: не страдать и не печалиться слишком долго и сохранять улыбку на лице, чтобы не случилось и как бы ни тяжела была жизнь. Если мне еще раз предоставится возможность принять участие в какой-нибудь гуманитарной акции, поеду туда, не задумываясь. У меня желание помочь нуждающимся всегда было на уровне рефлекса.

КОМАНДИРОВКА В АД

В первую минуту Том подумала, что ее разыгрывают, и рассмеялась: «Лететь на Гаити? Почему бы и нет?» Но тут же опомнилась: «А что там случилось?» — «Сильное землетрясение. Собери самое необходимое и быстро в медчасть!» Через несколько часов маленькая и хрупкая девочка из Зихрон-Яакова, парамедик Том Шварц, успевшая отслужить в армии два года, уже летела вместе с другими израильскими специалистами на остров, где содрогнувшаяся земля превратила целые районы Порт-о-Пренса в руины

Два самолета «Эль-Аль взмыли в воздух на исходе ночи: в одном — оборудо­вание для развертывания на месте стихийного бедствия полевого госпиталя, инстру­ментарий, лекарства, в дру­гом — врачи, парамедики, медсестры. 120 человек. Короткая остановка в Мадри­де на дозаправку, и снова в путь. Никто не знал, смогут ли самолеты совершить по­садку в аэропорту Порт-о-Пренса, который, возмож­но, тоже пострадал. Воз­можно, придется садиться в Доминиканской Республике, а оттуда уже перебра­сывать людей и оборудова­ние наземным транспортом в разрушенный город. А это означает потерю нескольких часов, когда каждая минута идет по цене чьей-то жизни. К счастью, израильтянам разрешили посадку в Порт-­о-Пренсе.

Том спустилась по трапу. Гражданский аэропорт был похож на воинскую часть: куда ни кинь взгляд, одни солдаты, множество солдат, и все одеты в форму разных стран. Самолеты, доставля­ющие спасателей и меди­ков из разных концов света, между тем все прибывали.

По дороге в Порт-о-Пренс Том ловила себя на мысли, что все выглядит не так, как ей представлялось в полете. На инструктаже им говорили, что здания разру­шены, на улицах множество трупов и невыносимый за­пах. То, что открывалось де­вушке из окна автобуса, на­вевало мысли о путешест­вии в экзотическую страну. Тропический климат, пыш­ная растительность, краси­вые старинные дома и ни­каких разрушений. Иллю­зии кончились при въез­де в Порт-о-Пренс. Спасатели успели убрать с проез­жей части тела, и теперь они лежали рядами в стороне, прикрытые чем придется. Наступали самые критичес­кие часы, когда обнаружить под развалинами живых бы­ло сродни чуду. Было невыносимо жарко и влажно, потом неожи­данно прошел небольшой дождь. Девушку поразило, что люди продолжают  жить в развалинах своих домов, позже она поймет почему — им просто некуда идти.;;Вслед за израильскими спасателями Службы Тыла Том отправилась на место, где еще недавно возвышалось здание университета. Шесть этажей были разру­шены до основания, и пов­сюду тела. Очень много тел. Пока спасатели работали, разбирая развалы в надежде найти живых, Том стояла в стороне, ожидая своей очереди оказывать помощь раненым. Девушка понимала, что вряд ли сможет когда-нибудь забыть  картины, увиденные в Порт-о-Пренсе, но не жалела о том, что попала на Гаити  в час самых страшных испытаний. Большинство из тех, с кем Том пришлось работать в полевом госпитале, в отличие от нее, солдатки срочной службы, были резервистами. Услышав о случившемся на Гаити, они тут же отложили все дела, привычно надели военную форму и помчались на край земли, чтобы помочь другим. Спасатели искали живых, хирурги не отходили от операционного стола. Каждый был занят своим делом.

Франс Жиль, которого извлекали из-под руин на протяжении семи часов, очень удивился, увидев перед собой израильтян: «Вы прибыли сюда с другого конца света для того, чтобы спасти меня?". Когда спасатели вынесли его наружу, наблюдавшие за ходом операции гаитяне не могли сдержать своей радости. Они окружили израильтян и начали скандировать по-английски: "Мы любим Израиль!"

Добровольцы из ЗАКА - добровольческой религиозной службы, занимающейся спасением людей и сбором останков на месте катастроф, прибыла на Гаити прямым рейсом из Мексики, где занималась сбором останков еврейской семьи, погибшей в авиакатастрофе. Они поднялись на самолет и оказались в Порт-а-Пренсе всего спустя шесть часов после сокрушительных толчков, унесших жизни двух сотен тысяч людей. Когда посланцы ЗАКА потеряли надежду найти уцелевших под руинами местной школы и вышли наружу, где толпились родители и выжившие учителя с учениками, кто-то спросил их: "Откуда вы приехали?" Узнав, что добровольцы - израильтяне и приехали из Иерусалима, одна из женщин обратилась к ним с необычной просьбой: «Научите нас своей песне, которая звучит как молитва». Те образовали с гаитянами на земле кружок, усевшись посреди развалин обрушившейся школы и, не скрывая слез, вместе запели песню "Эвейну шалом алейхем".

Представители ООН распределяли между прибывавшими со всего мира спасателями участки работы. Израильтянам достались руины местного университета, где уцелел всего один этаж из семи. В первый же день добровольцы ЗАКА извлекли из-под развалов восемь выживших студентов, на другой день – еще двоих. Но в основном им приходилось натыкаться на тела людей, погребенных под руинами обрушившегося здания. Поздно вечером работы прекращались из-за опасности со стороны мародеров и грабителей. Всех спасателей в ночное время отвозили в охраняемое здание терминала, где они находились до шести утра, после чего снова приступали к работе. Израильским добровольцам пришлось работать плечом к плечу со спасательными группами из Иордании, России и других стран, с которыми они вряд ли встретились когда-либо при других обстоятельствах. Но здесь у всех была одна цель – спасти тех, кому посчастливилось не погибнуть в момент землетрясения.

Израильская миссия расположилась на большом футбольном поле, подальше от уцелевших строений, поскольку небольшие подземные толчки не прекращались. Шатры установили за слитные часы и буквально с нуля развернули госпиталь: здесь было все начиная от хирургических инструментов и кончая операционными и рентгеновскими аппаратами. Через восемь часов после приземления израильские медики уже начали принимать раненых. Израильский полевой госпиталь уже в первые дни своей работы на Гаити приобрел статус международного. Его состав  увеличился за счет врачей-добровольцев из других стран. К нему присоединились мобильные госпитали Колумбии и Великобритании, врачи-добровольцы из США и Германии. Все миссии работали очень слаженно, помогая друг другу.  Неподалеку от израильтян трудились их французские, испанские и канадские коллеги. Поскольку живых под развалинами уже почти не находили, большая часть раненых поступала в израильский госпиталь из других переполненных больниц. Одного мальчика подобрала на улице и привезла на своей машине журналистка из Англии. Раны были запущенные. Том Шварц услышала, как один из хирургов с горечью сказал: «В Израиле мы проводим ампутацию только в самом крайнем случае. А тут что ни случай - ампутация». Во время службы в армии девушке приходилось сталкиваться с тяжелыми ранениями, оказывая помощь пострадавшим в терактах и дорожных авариях, но с таким количеством пострадавших она столкнулась впервые. Среди раненых было много детей, которых пытался отвлечь от невыносимой бо­ли клоун, прибывший с из­раильской миссией и устра­ивавший небольшие пред­ставления между носилка­ми, на которых они лежали.

Самым большим испыта­нием для Том была пробле­ма выбора. В один из дней принесли красивую годова­лую девочку: она была в ко­ме, множество ран, зараже­ние крови... Врачи ампути­ровали малышке ногу, после опера­ции им удалось вернуть пульс, но шансов на то, что она выйдет из ко­мы, практически не было. Девочку пришлось отключить от ма­шин жизнеобеспечения ра­ди другого ребенка, у кото­рого было намного больше шансов выжить, а раненые все поступали и поступали. Более тяжелого и страшного выбора Том и ее коллегам де­лать еще не приходилось. Но раненых было слишком мно­го, и обреченные уступали место тем, кого еще можно было вытащить с того света.

Посланцы Израиля ра­ботали привычно, как в ар­мии, сменяя друг друга че­рез каждые восемь часов. В шатре было душно: на ноч­лег располагались под от­крытым небом, расстилая спальники на походных армейских кроватях. В те дни всем пришлось при­нимать таблетки от маля­рии, вызывающие тошноту, бессоницу или ночные кош­мары. Однажды Том приснилось, что ее раскачивает и земля ходит ходуном. Наутро она расказа­ла одному из коллег о сво­ем ночном кошмаре, при­писав его действию табле­ток, а тот неожиданно ответили: «Таблетки здесь ни при чем — ночью действительно был очень сильный толчок, а ты даже не проснулась».

Первые дни связи с до­мом не было — большую часть коммуникаций еще не восстановили. Когда Том смогла дозвониться до ро­дителей, она даже по голо­су почувствовала, как они за нее боятся и в какой трево­ге живут все эти дни. Том успокоила близких, как могла, ска­зала, что с ней все в порядке и ей очень важно быть сейчас именно здесь. Роди­тели просили ее быть осто­рожнее и беречь себя.

Встречали Том в аэро­порту Бен-Гурион все члены ее большой семьи — родите­ли, четверо братьев и сестра. В отличие от Том с ее тропическим загаром они были по-зимнему незагорелые. Первое, что девушка сделала, вер­нувшись домой в Зихрон- Яаков, — прямиком отпра­вилась в душ. Потом прова­лилась в многочасовой сон. Позже Том поняла, что все ее страхи прошли и она больше ничего не боит­ся. Самое ужасное в своей жизни она уже увидела там, среди руин Порт-о-Прен­са. Оказавшись в нужное время среди «правильных», как она определила для се­бя, людей, Том усвоила са­мый важный в своей жиз­ни урок. Почувствовала, что ее сила — внутри, и она будет поддерживать ее теперь всегда, что бы ни случилось.

После возвращения с Гаити Том получила предложение пойти на курсы спасателей Службы тыла, чему очень обрадовалась: теперь она сможет выезжать в составе подобных миссий уже не только в качестве парамедика, но и спасателя. Том и по сей день поддерживает связь с людьми, с которыми летела зимой 2010 года в город, выглядевший как ад. И очень огорчается тому, что за три года после землетрясения в Порт-о-Пренсе здесь мало что изменилось и город в запустении. В ее памяти еще свежи воспоминания о героических усилиях по спасению пострадавших и удивительном единстве спасателей со всего мира. Работа закончилась, миссии разъехались, начался процесс выживания среди разрухи, который продолжается на Гаити и по сей день.

Том Шварц — парамедик армейского госпиталя,  развернутого израильтянами зимой 2010 года на Гаити, приехала на  встречу со мной на стареньком велосипеде, привычно подоткнув длинную юбку, чтобы та не мешала ей крутить педали. Глядя на худенькую застен­чивую девушку невысоко­го роста, я пыталась понять, где кроется в ней эта сила, которая позволила ей рабо­тать наравне с мужчинами в течение двух недель сре­ди руин и мертвых тел, раз­гребая завалы и спасая ра­неных...

Экспедиция на Гаити из­раильских медиков была од­ной из самых масштабных акций по оказанию помо­щи пострадавшим во время стихийного бедствия. Само­леты «Эль-Аль», приземлив­шиеся в Порт-о-Пренсе, до­ставили десятки тонн гуманитарного груза, воду, еду, палатки, генераторы, меди­каменты, оборудование для полевого госпиталя, кото­рый в отличие от других был единственным, где могли оказывать помощь раненым в критическом состоянии, проводя сложнейшие опера­ции и возвращая людей с то­го света. Развернутый в те­чение всего нескольких ча­сов с полным набором всех служб, включая операцион­ные, чего в истории спаса­тельных миссий еще не бы­ло, он начал принимать пос­традавших, обнаруженных спасателями среди завалов и находящихся на грани жизни и смерти. За две недели израиль­ские врачи провели более 300 операций но спасению жизни, оказали разного рода помощь тысяче постра­давших, приняли роды у 16 рожениц. Один из младенцев, появившихся на свет а израильском госпитале, по­лучил в честь своих спасате­лей двойное еврейское имя. После свертывания спасательных работ немалая часть медицинского оборудова­ния была подарена уцелев­шим местным больницам.

Что же касается израиль­ских спасателей, выезжа­ющих на ликвидацию пос­ледствий землетрясений или цунами в другие стра­ны, к числу которых теперь  от­носиться и резервистка Том Шварц, то они без преувеличения считают­ся лучшими. Чтобы высто­ять на ногах без отдыха це­лые сутки, проникнуть в не­доступный завал, нужна не только хорошая трениров­ка, но и очень сильная мо­тивация. Израиль — это по­истине маленькая страна с большим сердцем.

ВЫЗОВ ИЗ АДА

«Мы живем между раем и адом», - так говорят о себе добровольцы ЗАКА – службы, собирающей останки на месте массовой гибели людей. Тот, кто получает вызов из ада, должен отключить все эмоции, какие бы страшные картины не предстали перед его взором. Прежде всего ему нужно безошибочно вычислить тех, кто еще жив. Раненые, зовущие на помощь, могут подождать – в отличие от тех, что еще дышат, но на помощь уже не зовут. Можно ли сохранить самообладание, если в памяти отпечатано множество сюжетов ужасных трагедий – развороченные взрывом автобусы с изуродованными телами, искореженные в дорожных авариях машины с залитыми кровью сиденьями, погребенные под руинами дети? Добровольцы ЗАКА - ортодоксальные евреи утверждают, что их спасает Вера. Результаты исследования, проведенного британскими социологами, свидетельствуют о том, что работники ЗАКА в гораздо меньшей степени подвержены стрессу и психическим расстройствам, нежели их коллеги из других стран, выполняющие ту же страшную работу по сбору останков и опознанию жертв на месте катастроф. Но и они платят за это свою цену.

Однажды, когда уже эвакуировали живых, и в автобусе остались только мертвые, представители службы безопасности попросили представителей ЗАКА отодвинуть в сторону тела, лежащие у задней двери – они искали останки террориста. Те принялись освобождать пространство и вдруг услышали плач младенца, лежавшего под мертвыми телами. Ребенок был весь в крови, но уцелел. Позже, прокручивая в памяти события того дня, участники операции увидели в этом  определенный знак: и все-таки, вопреки всему, последнее слово остается за жизнью, а не за смертью.

Самое страшное испытание для добровольцев ЗАКА – когда им приходится опознавать своих близких. Но даже если происшествие не коснулось родственников,  оно может буквально разрушить. Однажды на севере страны перевернулся автобус и одна из пассажирок погибла. Доброволец отправился к ее близким, чтобы сообщить о трагедии. Постучав в дверь, он услышал, что в доме плачет ребенок и зовет маму. «Ну вот, видишь, мама уже вернулась, пойдем скорее, откроем ей дверь», – успокаивал ребенка взрослый, находившийся с ним в этот момент. Человек, принесший в чужой дом страшное известие, до сих пор не может избавиться от тяжелого чувства вины, которое испытал в тот день.

Опознать – даже когда это почти невозможно - это их работа. Когда они прибыли на место теракта в иерусалимском кафе «Сбарро», увидели страшную картину: в тесном закрытом помещении - сплошное месиво тел.  Добровольцы ЗАКА провели в нем много часов, собирая в пластиковые ящики человеческие останки. Они были отвезены на опознание в институт судебной медицины, где выяснилось, что среди прочих в  «Сбарро» погибла целая семья из пяти человек. Родственники утверждали, что с ними был еще младенец, но среди погибших его не оказалось. Добровольцы ЗАКА снова выехали на место и продолжали искать ребенка, которого из-за небольшого веса могло отбросить взрывной волной. Они прочесали всю прилегающую территорию, проверили каждую яму, кроны деревьев – ничего! Пришлось снова открывать полсотни мешки с неопознанными частями тел погибших и перебирать каждый фрагмент. В одном из мешков обнаружили  силиконовую соску, застрявшую в куске окровавленной плоти - все, что осталось от погибшего малыша.

Они живут между адом и раем, и трудно представить, каково это -  войти ночью домой и услышать сонное дыхание собственных детей тому, кто в течение долгих часов складывал фрагменты тел чужих детей…

…В Тайланд после случившегося там стихийного бедствия добровольцы ЗАКА прибыли одними из первых. Коллеги из Швейцарии, оказавшиеся на месте трагедии чуть позже, спросили израильтян, сколько тел им удалось опознать за первые дни работы. «Девятнадцать», - ответили те, и швейцарцы усомнились: неужели такое возможно в этом аду, заполненном тысячами трупов? Но когда они увидели добровольцев ЗАКА в деле, вопросов уже не возникало. Израильтяне приходили на опознание первыми, а уходили последними, глубокой ночью. «Да они, наверное, и спят там, рядом с мертвыми», - говорили про них. Добровольцам ЗАКА удалось тогда среди прочего, выполнить очень сложную задачу - опознать погибшего от цунами еврейского мальчика из Франции, останки которого не поддавались идентификации. Близкие подростка сказали, что накануне трагедии он был у зубного врача, который установил ему временную пломбу. Осмотрев челюсть погибшего, добровольцы ЗАКА увидели, что на месте указанного зуба зияет дырка. Они предположили, что поврежденный зуб мог выпасть, стали искать его в мешке с разложившимися останками и в конце концов нашли; в зубе еще сохранился кусок временной пломбы. Тело было опознано и передано близким для захоронения.

Я привожу здесь эти страшные истории с единственной целью – чтобы у читателей не осталось сомнения в том, что речь идет о крайне непростой миссии, которой могут заниматься лишь те, кто видит в этом особый смысл. Будем откровенны: никто из нас не хотел бы даже на мгновение оказаться на их месте, собирая с земли еще теплую плоть. Они же выполняют эту ужасную работу на протяжении долгих лет и считают ее богоугодным делом, ведь согласно еврейской традиции, даже самая незначительная часть человеческого тела не может остаться непогребенной. То, что нам не удается опознать,  хоронят в братской могиле. Это благодеяние еще и потому, что мертвый, в отличие от живого, никогда не отблагодарит их за то, что они с уважением относимся к его телу, служившему вместилищем души.

Многие ошибочно считают, что ЗАКА – служба государственная и находится на его попечении. В самом деле, вот уже на протяжении многих лет желтые флуроесцентные жилеты с аббревиатурой ЗАКА мелькают в телерепортажах с мест терактов и катастроф, даже если те случаются в других странах – в США, Кении, Египте, Турции, Тайланде. Однако, ЗАКА всегда была (и остается) организацией сугубо добровольческой и существует исключительно за счет пожертвований, а так же благодаря участию в ее работе полутора тысяч израильтян разных профессий, не получающих за свой нелегкий труд никакого денежного вознаграждения. ЗАКА оснащена несколькими десятками собственных амбулансов, в том числе - бронированных, сотней мотоциклов, самыми совершенными средства связи и оповещения и необходимым оборудованием для спасения человеческой жизни, включая переносные дефибрилляторы.

Инициаторами создания службы была группа ультраортодоксальных евреев во главе с Иегудой Меши-Захавом, которые с 1990-го начали регулярно прибывать на места терактов, участвуя в сборе останков и опознании погибших. Число добровольцев постоянно росло – участие в ЗАКА вызывало уважение в ультраортодоксальной среде, ибо таким образом исполнялся завет, предписывающий предать земле все, что осталось от человека и отдать ему последний долг. Примечательно, что добровольцы ЗАКА выполняют свою нелегкую работу в любое время, в том числе и в субботу, действуя в соответствии с еще одной заповедью, гласящей, что «спасение человеческой жизни важнее Субботы». Аббревиатура ЗАКА («зиуй курбанот асон») в переводе с иврита означает: «опознание жертв катастроф». Но, по сути, добровольцы, окончившие специальные курсы при службе «Скорой помощи», в не меньшей степени занимаются и спасательно-поисковыми работами, и оказанием первой медицинской помощи пострадавшим. Так они работали на месте терактов в Турции, Египте и в Иерусалиме – после того, как там обрушился зал торжеств «Версаль». Когда спасать некого, добровольцы выполняют самую страшную работу - собирают «пазлы», как выразился однажды создатель этой организации Иуда Меши-Захав. Или иными словами, занимаются сбором останков в точном соответствии с галахическими предписаниями относительно идентификации тел погибших. 

До того, как в Израиле появилась ЗАКА, на месте катастрофы обычно работали полицейские и медики «Скорой помощи», которые увозили раненых в больницу, а тела погибших в морг, после чего рабочие смывали с тротуара водой из шланга кровь и мелкие фрагменты плоти; но ведь это неуважение по отношению к погибшему и наносит травму его близким, что совершенно недопустимо с еврейской точки зрения, согласно которой, «каждый человек достоин уважения и после смерти». Помогая египтянам на месте теракта в Тайбе, они увидели, как те собираются распилить электрической пилой тело женщины, застрявшее между двумя перекрытиями, и предотвратили это, подогнав технику и разобрав завал, так что  тело погибшей извлекли неповрежденным.

Опознание, идентификация тел – непростая наука: прежде, чем приступить к работе, доброволец ЗАКА проходит специальный курс и сдает экзамены. В силу особой специфики работы, ею может заниматься далеко не каждый: отсеивается примерно треть. Те же, что остаются, обычно уже не уходят, видя в этом особое предназначение. Иные работают в ЗАКА целыми семьями. К сказанному остается добавить, что специалисты ЗАКА считаются лучшими в мире в области опознанием жерт терактов и катастроф.

Однажды в канун праздника Суккот на маленькую девочку упало тяжелое перекрытие, и ее жизнь оказалась в опасности. Поскольку движение было затруднено из-за праздника, «скорая» опоздала: мозг девочки спасти уже не удалось. Один из добровольцев ЗАКА с горечью сказал: «Я продаю пиццу, и чтобы доставить ее клиентам горячей, сажусь на мотоцикл. А тут – жизнь человека…». После этого случая организация решила взять на вооружении мотоциклы, дабы не зависеть от пробок на дорогах.

Как им удается сохранить самообладание при такой работе? Каждый из них в той или иной степени платит свою цену. Тех, кто переживает посттравматический синдром,  стараются не брать на место массовой гибели людей. В сущности, ЗАКА – это одна большая семья. Они подобны солдатам, которые выжили в тяжелом бою, их связывают такие вещи, которые трудно описать словами… Каждый из этих людей, по сути, живет в двух измерениях: с одной стороны, муж и отец семейства  (в ЗАКА принимают только женатых, полагая, что у них более устойчивая психика), с другой – не принадлежит ни себе, ни своей семье, потому что в любой момент может получить вызов с места катастрофы. А потом, насмотревшись на кошмар, возвращается в обыденную жизнь, где светит солнце и люди говорят о разных пустяках.
Если удается вытащить человека с того света, спасателя может хватить еще очень надолго. Хуже, когда приходится собирать останки.

…ЗАКА известна не только в Израиле – в эту службу постоянно обращаются за опытом специалисты из других стран, так же занимающиеся опознанием жертв на месте катастроф и стихийных бедствий. Я могла бы добавить еще, что добровольцы ЗАКА отмечены многими благодарностями и знаками особого отличия со стороны израильского правительства и международных организации, в том числе ООН; что в 2004-м году один из членов британского парламента выдвинул ЗАКА на соискание Нобелевской премии мира; что добровольцы этой организации по собственной инициативе доставили взорванный в Иерусалиме автобус в Гаагу, где международный суд рассматривал правомочность строительства Израилем защитной стены, и многое другое. Но вот такой парадокс –  доходы организации нестабильные, зависят от пожертвований, а вот расходы не в пример большие: один выезд бригады из пяти человек на место смертельной аварии (теракт – это и вовсе иной масштаб) обходится ей в  несколько сот шекелей. За неделю ЗАКА обслуживает не один десяток случаев неестественной смерти. Извините за подробность: простой пластиковый мешок, в который кладут тело, тоже стоит денег! Добавим сюда полторы тысячи мобильных телефонов, страховку на амбулансы и мотоциклы, стоимость оборудования, перевязочных средств, разовой – в силу понятных причин – спецодежды. И при этом – никакой государственной поддержки, никаких дотаций.  Возникает ощущение, что это мы у нее в долгу, мы все – от правительства и до каждого в отдельности.

КОГДА УМИРАЕТ НАДЕЖДА

«Я привык спасать раненых, ухаживать за больными, но на сей раз мне выпала самая тяжелая работа – поддерживать родителей, потерявших в авиакатастрофе детей. Их страдание не имеет границ: что может быть неестественнее смерти собственного ребенка? К концу недели я ощущал себя членом их семьи, и, едва приземлившись в Израиле, тут же отправился вместе с ними в кфар Йона - на похороны», - говорит Дуди Абаси, возглавлявший посланцев службы «Маген Давид Адом» (МАДА)* в Тайланде.
 
Дуди Абаси попал в МАДА, когда ему было 15 лет. Он жил тогда в Кармиэле, и вызвался быть добровольцем вместе со своими друзьями. Подростков научили оказывать пострадавшим первую помощь, и с тех пор они постоянно крутились на станции, где всегда нуждались в паре лишних рук. Потом Дуди закончил еще несколько курсов и был зачислен в штат МАДА фельдшером. Его дальнейшая карьера сложилась крайне удачно: в конце концов он дослужился до должности главного парамедика* страны, которую занимал в течение восьми лет, и вот уже в течение года является координатором МАДА по связям с  комитетом «Международного Красного Креста» (Израиль стал полноправным членом этой общественной организации в 2006-м году).
 
На то, чтобы стать членом «Международного Красного Креста» у Израиля ушли десятилетия. Уж слишком много было тех, кто этому противился. Наконец, нашли компромисс: Израиль был принят в состав «Международного Красного Креста» вместе с Палестинской автономией, что облегчило решение очень многих проблем, и прежде всего – с доступом в те страны, где Израиль прежде видеть не хотели. Теперь у посланцев МАДА нет нужды, прибывая на место, полагаться во всем исключительно на собственные силы и везти с собой тонны оборудования и снаряжения. С того момента, как МАДА стала полноправным членом огромной международной организации, существующей с середины позапрошлого века, любые просьбы тут же находят отклик, будь то машина для перевозки пострадавших, место в гостинице, или горячий обед.
 
Справедливости ради, нужно сказать, что к посланцам МАДА в мире всегда относились с большим уважением. И не только благодаря их высокому профессионализму и опыту, но и способности с уважением относиться к местным обычаям, чему в МАДА обучают на специальных курсах. Есть страны, где врач-чужестранец не должен смотреть больному в глаза и обращаться к нему без местного посредника. Существует и этическая проблема: в какой степени допустимо использовать современные, западные технологии в странах третьего мира, где больных до сих пор лечат дедовским способом? Предположим, посланцы другой страны совершат чудо, вылечив того, кого местные врачи объявили обреченным на смерть. Они вернутся домой, а весть о чудесном исцелении  достигнет множества ушей и подорвет веру в местную медицину. Все это израильтянам приходится учитывать, когда они прибывают в отсталые страны для оказания помощи пострадавшим. И здесь непременно должно соблюдаться главное правило: необходимо работать в тесном сотрудничестве с местными врачами.
 
Как это странно ни прозвучит, но посланцы МАДА выезжают на оказание помощи пострадавшим от стихийного бедствия даже в Соединенные Штаты (при том, что в одном только Нью-Йорке насчитывается 20 тысяч фельдшеров, в то время как в составе всей израильской службы их от силы наберется полторы тысячи). Но тут речь идет больше о демонстрации уважения и выражении сострадания, нежели о помощи, в которой действительно есть нужда.
 
За 28 лет работы в МАДА Дуди Абас побывал во многих странах мира, куда выезжал в составе делегаций для оказания помощи пострадавшим от терактов, техногенных катастроф или стихийных бедствий. Бессмысленно задавать ему вопрос, какие из увиденных им картин были самыми жуткими. Для специалистов МАДА нет большой разницы между тем, куда их отправляют – на место, где произошло крушение поезда, землетрясение, или авиакатастрофа, потому что это всегда выглядит одинаково страшно. И все же, есть вещи, которые невозможно забыть. Дуди признает, что у него перед глазами до сих пор стоит картина теракта в нетанийской гостинице «Парк», куда он прибыл вместе с первым экипажем скорой помощи в течение считанных минут. («Был Песах. Люди надели белые одежды, пришли на праздник, сели за накрытые столы. Раздался взрыв, и их не стало. Это произошло в закрытом помещении с  довольно низким потолком, и от того картина трагедии была особенно кровавой»).

Во время спасательной миссии в Шри-Ланка, где гигантская волна унесла сотни жизней и лишила крова тысячи людей, Дуди был поражен не только мощью природной стихии, в считанные минуты превратившей в руины целое побережье, но и силой духа местных жителей. Он встретил там семидесятилетнюю старушку, которая в течение шести часов держалась руками за окно, повиснув на нем, пока не сошла вода, обрушившаяся на ее дом. Именно благодаря этому она и спаслась.
 
…Едва в МАДА поступило сообщение об авиакатастрофе в Тайланде, где пострадали израильтяне,  руководство тут же распорядилось открыть на центральной станции комнату по чрезвычайной ситуации (годами отработанная процедура) и все пришло в движение. В МАДА заработала телефонная линия, куда могли позвонить израильтяне, разыскивающие своих близких; установлена связь с израильским посольством в Тайланде; экипирована группа, которая вылетела на место ближайшим рейсом. Кроме Дуду Абаса, в ее составе были врач и парамедик. Полет занял одиннадцать часов, и все это время группа получала на мобильные телефоны SMS от своих коллег из Израиля, которые находились на связи с Тайландом и собирали дополнительную информацию: так что, прибыв на место, израильтяне сразу смогли приступить к работе. Врач и парамедик отправились в больницу, где находились раненые, а Дуду остался на месте аварии, где обнаруженные человеческие останки уже были разложены под соответствующими номерами на столах в специальных помещениях и были готовы к опознанию.
 
Вскоре из Израиля прибыли в Тайланд полицейские криминалисты, специалист из института судебной медицины Абу-Кабир, представители ЗАКА (службы, собирающей останки на месте массовой гибели людей), родственники погибших. На месте постоянно находилась группа представителей израильского МИДа: благодаря усилиям дипломатов все возникающие проблемы решались мгновенно.

Израильские специалисты по опознанию погибших считаются одними из лучших в мире, они работали на месте трагедии вместе с тайцами, исследуя все извлеченные из-под обломков тела, чтобы избежать ошибки. Прибывшие из разных стран родственники пассажиров разбившегося самолета,  с нетерпением ждали результатов, не теряя надежды на чудо. Дуду запомнился один мужчина – ирландец, который обещал своей жене, что привезет их сына из Тайланда домой – живым или мертвым. Он появился в гостиницу поздно вечером – жутко растерянный, и попросил израильтян помочь найти его сына, путешествовавшего в Тайланде со своей подругой: ирландец не был уверен в том, что его сын находился в потерпевшим аварию самолете, просто услышал об авиакатастрофе и тут  же вылетел в Бангкок. Те проверили списки и выяснили, что парень, о котором идет речь, и его девушка значатся в списке пассажиров рейса: ей удалось спастись из горящего самолета, а его судьба оставалась неизвестной. Отец описал татуировку на теле своего сына, благодаря которой израильским специалистам удалось довольно быстро обнаружить его тело среди погибших и передать отцу.
 
…В Тайланде, на месте авиакатастрофы буддийские монахи молились рядом с евреями, читавшими по погибшим кадиш.
Консул Ирана, зная о том, что израильтяне считаются лучшими специалистами по опознанию тел, обратился к ним с просьбой о помощи в розыске погибших граждан своей страны. И в этом не было ничего исключительного. Перед лицом большой беды стираются все предубеждения, расовые предрассудки, многовековая ненависть, и заклятые враги без лишних слов приходят друг другу на помощь. Однажды израильтянам пришлось выезжать для оказания помощи пострадавшим от стихийного бедствия в одну крайне враждебную по отношению к Израилю страну: когда их правительство по неофициальным каналам обратилось за помощью, туда без промедления были отправлены специалисты и необходимое снаряжение.
 
Среди уцелевших пассажиров была девушка из Австралии: она выпрыгнула из люка далеко не первой, но приземлилась на редкость удачно, избежав травмы, и это  было настоящее чудо.
 
В вещах, извлеченных из-под обломков самолета,  обнаружили диск с фотографиями, принадлежавший погибшим. Он был поврежден, и компьютер не смог его «прочесть». Израильский журналист, находившийся на месте аварии, предположил, что фотографии могли быть переписаны на диск в одном из фотомагазинов Бангкока и сохранились в памяти устройства. Туда направили людей, и не напрасно: владелец магазина не успел стереть файлы из памяти устройства, и их удалось восстановить. Это были последние фотографии двух молодых израильских пар, снятые ими в Бангкоке за день до вылета на остров Пукхет, которые тут же  были переданы их родителям.
 
Теперь о том, как работала группа МАДА в Тайланде с момента прибытия на место. Гостиница, где их разместили, находилась в трех километрах от места катастрофы, там же была отведена специальная комната для совещаний, где регулярно собирались представители всех израильских служб для принятия решений. Дуду  следил за поступающей информацией (в списки пассажиров рейса все время вносились изменения), согласовывал действия израильской группы с местным отделением «Международного Красного Креста» и постоянно находился с родственниками погибших, помогая им решить все проблемы, возникающие в процессе опознания и оказывая моральную поддержку. Люди были разрушены своим горем, не вполне понимали, что происходит и как им во всем этом кошмаре выживать. Например, там были родители молодой пары, которые уже опознали своих детей, но продолжали оставаться в Тайланде, поскольку обещали родителям второй молодой пары, так же погибшей во время авиакатастрофы, дождаться окончания процедуры и вернуться в Израиль с четырьмя гробами. Каждый лишний день, проведенный на месте аварии, причинял им лишние страдания. Дуду предложив им улететь с ближайшим рейсом, твердо пообещав, что дождется конца процедуры опознания  второй пары погибших и сам доставит родителям тела их детей. («Нет ничего ужаснее в подобной ситуации, чем сообщить родителям о том, что их ребенок погиб: его опознали. Они в этот момент понимают, что он никогда уже не вернется, начинают плакать, кричать, и находиться с ними в такой момент – очень тяжелое испытание. Ты как будто сам в себе что-то преодолеваешь, подыскивая единственно правильные слова, которые нужно произнести, просто прижимая их к себе - подставляя плечо, на которое они могут опереться и почувствовать: рядом есть человеком, который  разделяет с ними их горе»).
 
***
 
Дуди Абаси прибыл в Израиль ранним утром, доставив последние тела  погибших израильтян. В аэропорту печальную делегацию встречали амубалансы, которые спешили доставить тела в институт судебной медицины, а оттуда - в Кфар-Йону, для погребения. Спешка была оправданной: надо было успеть предать погибших земле. До наступления Судного Дня оставались считанные часы. Дуду не был дома неделю, но без малейшего колебания, прямо из аэропорта поехал вместе с родственниками погибших в Абу-Кабир, а потом на кладбище. Стоит ли объяснять, почему.
 
*«Маген Давид Адом» (МАДА) - служб скорой помощи в Израиле
* парамедик - фельдшер

УШЕЛ И НЕ ВЕРНУЛСЯ

Израилю было бы плохо без добровольческих поисково-спасательных отрядов: скольких они уберегли от неминуемой гибели, скольких обнадежили или, напротив, лишили последней надежды... Настоящую цену этому знают только спасенные и близкие пропавших людей.

Молодого парня из киббуца Гиносар, который вышел из дома и не вернулся, армия и полиция искали очень долго, но только добровольцам, живущим в районе Голан и продолжавшим поиски даже после того, как «дело» было закрыто, удалось обнаружить останки погибшего и передать их родственникам для захоронения. Это случилось через четыре года после того, как парень бесследно исчез.

В Израиле двенадцать поисково-спасательных отрядов. При том, что в их составе одни добровольцы, они оснащены всем необходимым оборудованием. Официальное признание и поддержку полиции добровольческие отряды получили еще в 1984-м году – благодаря тогдашнему министру полиции Хаиму Бар-Леву, и путь к этому был долгий и тернистый.

До 1982-го года поисками пропавших людей в районе Голан занимались отдельные энтузиасты, полевые школы, но, в основном, армия - район считался военной зоной. По этому поводу даже ходила такая шутка: «Рота десантников отправилась на поиски заблудившегося израильтянина. Наутро на поиски пропавшей роты и заблудившегося израильтянина были направлено еще две роты десантников». Но если серьезно: у армии свои задачи, а с поиском заблудившихся путешественников гораздо лучше справляются местные жители, которым знакомы все ущелья, ручьи и тропинки.
После передачи Синая Египту тысячи израильтян, путешествовавших прежде на юге, устремились на север, и  происшествий стало намного больше. Коби Лафер в то время возглавлял службу безопасности местного совета Голан и в 1982-м году решил создать поисково-спасательную группу из местных жителей, которые хорошо ориентируются на местности. Нашлись пятнадцать добровольцев, готовых по первому зову выйти на поиски пропавших людей. Но где взять специальное снаряжение? Что есть у добровольцев, кроме карт и веревок? Благодаря указанию министра полиции Хаима Бар-Лева они получили статус и все, в чем нуждались.

;
У каждого в отряде – своя специализация. Одни сильны в топографии, другие в скалолазании, третьи – в плавании по бурным рекам, четвертые – в оказании первой медицинский помощи. Но, как утверждает Коби, в его отряде есть и универсальные специалисты, умеющие делать все из только что перечисленного. Когда в отряде появляется новичок, его сначала берут на операцию, а потом уже он определяет свой будущий «профиль».

Любая операция начинается с определения места поисков. В отличие от полиции, добровольцы не проводят расследований происшествия: они просто ищут пропавших и пытаются их спасти. Но, как и полиция, начинают работу с опроса свидетелей и сбора данных: где и когда человека видели в последний раз? в каком направлении он двигался?

...Когда пропадает человек, каждому из 60-ти добровольцев отряда  посылается сообщение на мобильный телефон: все, кто свободен, тут же отправляются на своей машине в район поисков. Оплата бензина – единственная компенсацию, которую получают добровольцы. Что же касается снаряжения: часть передает отряду полиция, остальное приобретается на средства амуты «Хилуц Голан», собирающей пожертвования. У поисково-спасательного отряда всего две «казенных» машины: одна от полиции, а вторая - от амуты «Хилуц Голан».

В рассказе о пропавших не обойтись без вопроса, а когда их начинает искать полиция? Если существует подозрение, что человеку угрожает опасность, то немедленно. Во всех других случаях процедура стандартная: поиски начинаются спустя 24 часа после подачи в полицию жалобы о пропаже человека.

Человек не иголка, страна у нас маленькая, и, тем не менее, по данным полиции, в 2007-м году в розыск были объявлены 3 689 человек, включая 399 подростков. Причем, большее число случаев – 970 – было зарегистрировано именно на севере страны. В 2008-м году в розыск были объявлены 3 216 человек, 3 066 из них в итоге нашлись, но восемь из них были мертвы. Добавлю еще, что судьба примерно двух десятков человек, пропавших в течение года, остается невыясненной.

На израильском свете немало мест, где человек может попасть в беду: скалы, каменистые ущелья, бурные ручьи и реки. Добровольцам приходилось обнаруживать и погибших людей, и тех, кого еще можно было спасти. За все время у них умер на руках только один пострадавший, но не от обезвоживания или ран - от инфаркта.

Почему люди теряются на севере? Чаще это происходит оттого, что люди не готовы к путешествию, не планируют маршрут, игнорируют разметки управления заповедников и парков, полагаясь на себя, и ночь застает их врасплох. Либо - проявляют редкостную беспечность, отправляясь путешествовать по северу в резиновых шлепанцах и с маленькой бутылкой воды. Самый напряженный период у спасателей – летние каникулы религиозных ешив, когда тысячи подростков, почуяв воздух свободы, забираются в ущелья, не разбирая дороги и полагаясь на помощь всевышнего. А добровольцам потом приходится  долгие часы заниматься их поиском и спасать от обезвоживания. Впрочем, любые школьные экскурсии самые «урожайные» в этом смысле и сопровождаются разными происшествиями. На природе городские дети, проводящие большую часть времени у компьютера, ориентируются намного хуже, чем в виртуальном пространстве.

Спасателей поражает и другое: как люди не боятся прыгать с высоты 30 метров в каменистый бассейн? Однажды им пришлось вызволять из ущелья Гамла, где находится самый большой в Израиле водопад, трех подростков. Одного из них обнаружили в низовье ручья, второй обнимал скалу, чтобы не сорваться вниз, а третий болтался на веревке в ледяной воде и был уже без сознания. Ночь, кромешная тьма... Хорошо, что на подмогу пришла еще и армия, доставив к месту происшествия мощный прожектор... Сначала добровольцы вытащили из ущелья подростка, который висел в обнимку со скалой. Потом - его приятеля, находившегося в низовье ручья. К третьему подростку спасатель спустился на веревке и привязал его к себе, после чего их подняли их наверх, где пострадавших ждала машина скорой помощи. Ее экипаж, вероятно,  до сих пор не без дрожи вспоминает эту поездку до больницу в 30-градусную жару с печкой, включенной на полную мощность, чтобы парень не умер от переохлаждения. Искателю приключений было всего 16 лет: он спускался по водопаду на веревке и был уже внизу, когда ее заклинило – потому и не смог выбраться из ледяной воды.

Однажды добровольцам пришлось вытаскивать из ледяной воды беременную женщину с двумя собаками. Дело было так:
небольшая компания вышла зимой погулять по берегу Иордана. Женщина с собаками спустилась на отмель и вдруг ее отрезало от остальных бурным потоком, образовавшим из отмели маленький островок. Поскольку течение было сильное, она побоялась выбираться на берег своими силами, и ее друзья вызвали на подмогу спасателей. Они сделали над рекой навес из веревки и по нему доставили женщину на берег. Пока решали, как лучше вытаскивать собак, те неожиданно бросились в бурлящую воду и выбрались сами.

Не забудут добровольцы и случая, когда им пришлось развертывать целую операцию по спасению пенсионеров, которые бродили целый день в ущелье Завитан, а в районе четырех часов дня начали падать от жары и обезвоживания. Положение критическое, если учесть, что каждому путешественнику лет под 80... В этой операции принимали участие 25 добровольцев, вертолет и пять машин «скорой помощи», которые доставляли пострадавших в больницу. Но до эвакуации пришлось прямо на месте делать инфузию десятку обессиленных людей и потихоньку выводить их по очень сложному подъему из ущелья. В итоге все благополучно вернулись домой.

Самая проблемная публика для спасателей – авантюристы и искатели приключений. Однажды 16-летний репатриант поднял на ноги всю  службу. Его семья жила в мошаве. Парень вышел после обеда погулять в ущелье Завитан и к ночи не вернулся. Доровольцы начали прочесывать окрестности, прибыл полицейский вертолет – никакого результата. Из разговоров с родителями выяснилось, что парень самостоятельный, в трудных ситуациях не теряется. Появилась надежда, что с рассветом он сам придет домой. Так оно и вышло. А обнаружить его полицейский вертолет не смог потому, что парень всю ночь просидел на дереве, спрятавшись в его густой кроне. Он прибыл из России, думал, что в израильских лесах тоже водятся медведи, и на всякий случай решил забраться повыше и подождать до утра.

На севере у спасателей своя специфика, считает полковник запаса Хамзи Арайди, который добровольно участвует в поисках пропавших по всей стране на протяжении многих лет: в пустыне открытое пространство, и ее можно читать по следам, а в районе Верхней Галилеи и Голан много лесов, и здесь нужно очень хорошо знать местность.

...Из всех историй, участниками которых им приходилось быть, добровольцы особо выделяют ту, когда им удалось обнаружить останки парня из киббуца «Гиносар» через четыре года после его исчезновения: теперь у родителей хотя бы есть могила сына, которую они могут навестить...

...Что касается выбора направления, в котором лучше вести поиски, тут есть свои нюансы. Например, если речь идет о пропавшем ребенке, Хамзи Арайди предпочитает прислушиваться к словам матери, он доверяет ее интуиции. И чаще всего, оправданно. Когда  в районе Кинерета пропала девушка, он спросил ее мать, верит ли та, что ее дочь жива, и услышал в ответ: «Нет». Оказывается, девушка, чье тело потом обнаружили в озере, страдала от длительной депрессии, и мать об этом знала. Солдата Гая Хевера, пропавшего на севере 12 лет назад, записали в погибшие все, кроме его матери. Хамзи считает, что у нее есть право надеяться («Если у тебя нет стопроцентных доказательств гибели человека, ты не можешь сказать матери: «Я думаю, твоего сына нет в живых».)

...В отличие от Хамзи, Коби больше полагается не на интуицию, а на вещественные свидетельства и слова очевидцев. Место, где пропавшего видели в последний раз, или где он оставил свою машину – все эти детали сужают район поиска.  Используя этот метод, добровольцы обнаружили останки парня, которого полиция искала в течение нескольких лет.

…Пора сказать несколько слов о самих добровольцах, занимающихся поисков пропавших людей на севере. Коби Лафер воспитывает пять приемных детей из Гватемалы. Гай Реувени – сельскохозяйственник, всю жизнь работает на земле. Поиском пропавших занимался еще во время службы в армии.  Яир Элькаям, отслужив в «Голани», решил стать профессиональным пожарным. С 1994-года участвует в качестве добровольца в поисково-спасательных операциях.

Теперь о том, по каким критериям набирают добровольцев в отряд, при том, что нет отбоя от желающих попасть в него. Предпочтение отдается самым умелым. Критерии очень простые - мотивация, профессиональные навыки, нестереотипное мышление, возможность участвовать в поиске и спасении пропавших людей. И, конечно же, физическая подготовка, учитывая, что добровольцам нередко приходится вытаскивать из ущелий и ручьев людей, которые весят в два раза больше чем они. Из бурных рек человека может спасти тот, кому приходилось заниматься рафтингом. Ну а если пострадавший находится в критическом состоянии, каждый доброволец способен оказать первую медицинскую помощь. Кстати, в отряде есть специалисты узкого профиля – например, по извлечению человека из-под развалин.

Мне остается добавить совсем немного. Как я уже сказала, в Израиле 12 добровольческих поисково-спасательных отрядов (в их числе – два спецотряда для поисков под водой) и они разбросаны по всей стране: у каждого – своя территория. Впрочем, когда речь идет о широкомасшатбной операции с участием многих добровольцев, территориальное деление значения не имеет. Поисково-спасательный отряд на Голанах считается одним из лучших и самых профессиональных. Он первым получил официальный статус и «прорубил» окно для других, а в конце 1980-х был награжден за успешную работу по спасению людей фантастической по тем временам правительственной премией в 15 тысяч долларов, на которые тут же приобрел новейшее снаряжение для спасательных работ.

И ТОГДА ПРИШЕЛ КЛОУН...

Его можно увидеть в  больнице Асаф ха-Рофе. Клоуна зовут Шломи Эльгоси. Он приходит сюда утром в неизменном белом халате, широченных коротких штанишках и нелепых ботинках с загибающимися круглыми носами. В руке – саквояжик, на шее – стетоскоп, скрученный из туалетной бумаги. «Ты врач?» - спрашивают его дети? «Нет, я врачиха», - с серьезной миной отвечает клоун, и в этот момент серая кепочка на его растрепанном парике подпрыгивает в воздух, совершая сальто и опускаясь прямиком в его ладонь. Дети покорены - с этой минуты они будут делать все, что предложит им этой смешной человечек – пускать мыльные пузыри, надувать воздушные шарики, играть в пинг-понг с помощью пластиковых тарелочек, вытаскивать карту, привязанную к колоде ниткой.

Прежде, чем появиться в палате, Шломи должен добиться согласия ребенка, ведь тот может быть не в настроении. Клоун заглядывает в окошко-иллюминатор, так, чтобы его было видно ребенку, лежащему на кровати, и начинает осторожно скрести пальцами по стеклу, делая умильную рожицу. Затем он начинает подбрасывать в воздух разноцветные капроновые платочки, после чего снова прилипает носом к окошку, жестами спрашивая малыша – можно ли ему войти. Тот отвечает слабой улыбкой. Клоун становится на четвереньки и заглядывает в палату уже через дверь, изображая собачку. Малыш смеется. Шломи извлекает из саквояжика баночку и начинает пускать мыльные пузыри. Один из них почему-то не лопается, а начинает подскакивать у клоуна на рукаве. У мальчика от удивления округляются глаза. Он как завороженый следит за прыжками чудо-пузыря. Из-за занавески выглядывает маленькая девочка. Шломи незаметным движением прячет шарик из тончайшего пластика в карман и предлагает больным малышам поучаствовать в игре импровизированного оркестра. Он извлекает из саквояжа трещотки и раздает их детям, а сам выводит соло на трубочке с невероятно смешным звуком. Веселье в полном разгаре. Представление прерывается только с приходом медсестры: наступает время процедур.

Шломи шествует по отделению в сопровождении шестилетнего мальчика в больничной пижамке. Малыш из арабской семьи, где, в отличие от еврейских семей, не принято приглашать клоунов на дни рождения и другие праздники. Мальчишка страшно гордится тем, что Шломи его друг и рассказывает об этом всем детям. Вот они появляются в палате, где лежат дети постарше. 15-летнюю Даниэль скоро повезут на операцию.

- Можно тебе дать что-нибудь с собой в дорогу, чтобы ты не грустила? – спрашивает клоун девочку. Та с улыбкой кивает.

- Сыграем в пинг-понг? – Шломи извлекает из саквояжа две маленькие пластиковые тарелочки фиолетового цвета и протягивает одну девочке. Он показывает ей, как извлекать из импровизированный ракетки звук, напоминающий удар мячика, и игра начинается. Об обещанном подарке в дорогу Шломи тоже не забыл: пока медбрат подкатывает к постели девочки каталку, чтобы перевезти ее в операционную, клоун быстро скручивает из длинного воздушного шарика маленького медвежонка, прикрепляет к его лапке крошечное красное сердечко и протягивает игрушку девочке. Медвежонок уезжает вместе с ней в операционную. Мать девочки благодарно улыбается клоуну, но в ее глазах - слезы: каким-то будет исход операции? Шломи выходит из палаты, вытирая пот со лба, и только в этот момент можно представить,  насколько ему нелегко веселить тяжелобольных детей, делая вид, что все прекрасно - и особенно за пять минут до их отправки на операцию.

В  больничном кафетерии Шломи снимает красный пластиковый нос, стирает грим с губ, стягивает с головы рыжеватый парик, обнажая аккуратный ежик коротко подстриженных черных волос, открывая лицо усталого и грустного человека. Между прочим, одного из первых в Израиле клоунов. В прошлом – Короля уличных представлений, удостоенного на одном из израильских фестивалей – в 1995-м году - главной награды. Первого клоуна, работающего в медицине и и участвующего вместе с врачами в реабилитации детей. Учителя полутора сотен клоунов, работающих ныне по всему Израилю. И так далее.

Интересно, какие еще тайны скрывает его саквояж и огромные карманы белой куртки? Сейчас мы это узнаем! Клоун раскрывает саквояж и подобно фокуснику (а он, собственно, факусник и есть!) извлекает оттуда табличку с надписью «водитель-новичок», игрушечный деревянный стульчик, фонарик, маленький глобус, две колоды карт и другие вещицы.

Когда перед ним маленький мальчик в инвалидной коляске, клоун вовлекает его в игру, предлагая получить «водительские права» на вождение коляски. Это целая церемония, которая сопровождается всяческими фокусами, в конце которой ребенок даже начинает гордиться тем, что у него, в отличие от других, собственное транспортное средство, на котором он может разъезжать по всему отделению. А вот для чего Шломи стульчик, фонарик и глобус? Дело в том, что в больнице очень много посетителей, и клоуна часто останавливают и спрашивают, как пройти в туалет. Он тут же извлекает глобус и начинает показывать, где тот расположен, добавляя в конце: «Только не берите слишком влево, а то промахнетесь, и попадете в Рамле». Фонариком клоун высвечивает себе место в палате, где находится много людей. Оттого, что это происходит днем, всем становится особенно смешно. Ну а стульчик Шломи носит с собой, чтобы присесть, когда для него не найдется места, уверяю всех, что за пару грошиков тот запросто вырастет до размеров обычного стула. Карты, конечно же, тоже с подвохом. Одна из них – беспроигрышная, причем, выигрывает всегда клоун, потопу что все карты двойные. Вторая колода, из которой клоун предлагает вытащить карту, скреплена ниткой, и всякий раз она раскрывается веером. Коллекция красных круглых носов в клоунском саквояжике - самая главная. Он надевает носы мамам, папам и самим малышам, делая их участниками представления. Кстати, Шломи привез их из Парижа: в Израиле таких качественных носов не найти!

Теперь о том, почему он решил стать клоуном. Шломи с детства любил строить уморительные рожицы и всех смешить, отчего ему часто говорили, и в школе, и в армии, и во дворе: настоящий клоун! Он пошел учиться в театральную школу Бейт-Цви, но предпочел актерской карьере уличные представления, размалевывая лицо посмешнее. Своего цирка в Израиле нет, а детям такие представления нужны всегда, рассуждал он. Когда-то Шломи начинал как клоун-самоучка, потом учится искусству клоунады в Нью-Йорке, Лондоне и Париже, причем, у известных мастеров. Ездил на курсы в Канаду.

Специализацию «клоун в медицине» Шломи освоил еще в 1994-м году и был в Израиле первым. Поначалу он разыгрывал перед детьми короткие представления за тот короткий промежуток времени, который отделял их от погружения в общий наркоз. Одежда у него тогда была другой: вместо белого халата – зеленый, какие обычно носят оперирующие хирурги. Ребенок, глядя, что на клоуне то же облачение, что и на врачах, переставал испытывать перед ними страх.

Кстати, Шломи работает не только с детьми, но и со взрослыми - в отделениях диализа, онкологии, искусственного оплодотворения…Чтобы оплодотворенная клетка прижилась, женщине какое-то время приходится лежать, и она должна пребывать в состоянии душевного комфорта, не переживать о том, каким будет результат. Вот клоун и создает ей это комфортное состояние своими представлениями, потихоньку избавляя от внутреннего напряжения.

Шломи заметил, что взрослые получают огромное удовольствие от простейших фокусов – с мыльным пузырем, который никогда не лопается, фонарика в светлой комнате, стульчика, который должен вырасти и прочих мелочей. Иногда они с таким азартом пытаются отгадать, какого зверька Шломи скрутит из воздушного шарика, чтобы получить обещанный приз, что клоун и сам забывает об их возрасте.

Он верит в том, что в каждом взрослом продолжает жить ребенок. Вот вам и ответ на вопрос откуда в не все это? Он приходит в детское отделение и на лицах тут же расцветают улыбки, как будто кто-то повернул выключатель и зажег свет. Между прочим, это смешной человек и сам рано узнал цену страданиям от недуга. В детстве Шломи поставили диагноз: врожденный полиэмелит, причем, были поражены и руки и ноги. Из-за своевременного лечения ущерб оказался меньше: у клоуна только одна нога тоньше другой и плохо работает, но поскольку он ходит по отделению в огромных клоунских ботинках шаркающей походкой, этого никто не замечает. А, может, эту способность – располагать к себе людей – Шломи унаследовал от родителей? Ведь он вырос в очень теплом доме, полном любви.

…Однажды в детское отделение посупила 16-летняя девочка, которая до несчастья, случвшегося с ней, очень любила танцевать, ходила на дискотеки. И вдруг у нее отказали ноги, и ей пришлось сесть на инвалидную коляску. Она запаниковала, впала в депрессию, ей казалось, что ее жизнь кончена. Шломи провел с ней в отделении реабилитации почти полтора года. Научил ее делать фигурки из шариков, она стала его помощницей и участвовала в представлениях, которые клоун разыгрывал для малышей. Родители спросили потом Шломи: «Как тебе это удалось? Наша дочь снова стала улыбаться, и у нее появилось столько планов!» Он и сам замечал, что девочка начала потихоньку вставать с инвалидной коляски: сначала она ходила, как астронавт, держась за стенки, а потом настал день, когда ее выписали. На прощание она подарила клоуну свою фотографию, на обратной стороне которой написала в его адрес теплые слова.

Был еще такой случай - с девятилетним мальчиком, который случайно опрокинул на себя большую кастрюлю с кипящей водой. Все его тело было покрыто бинтами. Он поступил в больницу в канун Пурима*. Шломи зашел к нему в палату и спросил: «Ты думаешь, если я клоун, так ты можешь меня разыгрывать? Да, нечего сказать, ты придумал классный костюм на Пурим, я до такого не додумался!». Он сделал мальчику из воздушного шарика лук и предложил попасть в него, в тот время, как сам ловко увертывался от воображаемых стрел. Мальчик начал смеяться и забыл о боли. Вечером Шломи позвонили его родители и спросили: «Когда ты придешь еще? Наш сын тебя очень ждет». Они очень подружились: по вечерам мальчик звонил клоуну домой, чтобы поболтать о том, о сем. Врачи в отделении, наблюдая за тем, как развиваются события, говорили: «Ты самый лучший врач. У мальчишки половина тела обожжена, а он ведет себя так, как будто не чувствует боли».

Присутствие клоуна на разных процедурах - часть работы клоуна. Малыши обычно сопротивляются, когда врач хочет выслушать их с помощью стетоскопа. И тогда на помощь приходит Шломи, извлекая из саквояжа свою «слушалку», скрученную из туалетной бумаги,  и подавая в воображаемый микрофон смешные команды, подобно ведущему телешоу: «А теперь все вместе: раз, два, три!». Или клоун начинает жонглировать, чтобы отвлечь внимание малыша, у которого в это время берут пробу крови для анализа. Если ребенку предстоит сделать первые послеоперационные шаги, Шломи  сооружает для него из воздушных шариков поводыря – собачку на длинном упругом поводке, а сам ползет рядом на четвереньках, чтобы не возвышаться, а быть на одном уровне с малышом. И всякий раз клоун вовлекает родителей во все эти представления: ребенку очень важно видеть их лица смеющимися, а не заплаканными и полными тревоги.

…Детская больница – очень непростое место, здесь слишком много страданий, и, наверное, тут нужны двадцать таких, как Шломи, чтобы хоть немного разрядить эту тяжелую обстановку. Вряд ли клоун забудет пятилетнюю девочку, которая периодически попадала в больницу. Он подружился с малышкой и всегда начинал свой обход по отделению с ее палаты: мастерил ей собачек, смешил. Однажды, когда  Шломи снова увидел в отделении ее отца, он обратился к нему как к старому знакомому: «А вы снова здесь?» - «Нет. Моя дочь уже не здесь, она умерла», - ответил отец. У клоуна в горле встал ком и стало трудно дышать. В этот момент он уже не был клоуном, а был Шломи, у которого тоже есть дети, и ему хотелось одного - забиться в какой-то угол и зарыдать. Отец девочки положил ему руку на плечо: «Спасибо тебе, Шломи, она очень тебя любила». 

…Однажды Шломи позвали к восьмилетнему мальчику, который находился в реанимации и пребывал в состоянии комы: глаза его были открыты и уставлены в одну точку. Клоун начал пускать мыльные пузыри, потом принялся жонглировать, и врачи вдруг заметили, что мальчик следит за предметами глазами: это была его первая осознанная реакция, и появилась надежда, что он выйдет из комы и начнет возвращаться к жизни.

Кстати, Шломи входит в палату только с согласия ребенка. Больница – это место, где все решают за малыша, что он должен делать, и он начинает терять чувство внутренней безопаности. Шломи пытается вернуть ему утраченное: в случае с  клоуном ребенок сам решает, вступать ему в игру с ним или нет, и тот выполняет его желания, а не навязываю ему свои. Эта ситуация напоминает езду на машине, когда важно вовремя нажать на тормоз, или, напротив, добавить газ: игра клоуна очень тонкая, тут нужно чувствовать все нюансы настроения ребенка и быстро, точно реагировать.

У самого Шломи два маленьких сына.  Старший сын во всем копирует отца, так что пришлось соорудить ему похожий наряд – парик, башмаки, халат - и вооружить саквояжиком со всеми клоунскими атрибутами. Иногда он участвует в отцовских представлениях. Но самое интересное - это то, что малыш и родился в Пурим!

*Пурим - еврейский праздник, где и дети, и взрослые надевают карнавальные костюмы

ДОМ, ГДЕ СОБИРАЮТСЯ СЕРДЦА

...О пожаре она узнала, вернувшись из-за границы, где собирала пожертвования для «Бейт-Шан ти». Мариума восприняла это как знак судьбы: сгорело прошлое, дом, где все начиналось, где она провела самые счастливые годы и где произошло то ужасное, о чем бы ей хотелось забыть.

Мальчиков перевели в дом, где жили девочки — временно, пока подготавливались комнаты на первом этаже, их разместили на крыше, благо дни стояли теплые: как и в минувшем году, лето в Израиле не спешило уступать место дождливой зиме. «В старый дом возврата нет, все дети будут жить здесь» — так решила Мириума.

Дом с открытыми дверями

Началась вся эта история 19 лет назад, когда девушка со сложной судьбой (об этом чуть позже), репатриировавшаяся из США, поселилась в одном доме с Дино Гершони — уроженцем страны, художником и бывшим кинематографистом. Дино, который был старше Мариумы на 24 года, покорил ее своим веселым, общительным нравом, у него было множество друзей. Чтобы понять, какое впечатление этот человек и его образ жизни произвели на Мариуму, надо знать ее предыдущую жизнь.

Мариума Кляйн родилась в Нью- Йорке, ей было три года, когда родители репатриировались в Израиль и вскоре развелись — отец вернулся в США. Спустя какое-то время туда отправились и мать с дочерью — они поселились в Бостоне. Мать пропадала на работе, обеспечивая существование маленькой семьи, а ее 13-летняя дочь, предоставленная самой себе, большую часть времени проводила на улице и порой даже ночевала в парках и под мостами. Спустя два года мать отправила Мариуму назад в Израиль — в религиозный интернат. Потом в жизни девочки случился Синай, перевернувший все ее представления о Всевышнем — именно там, в пустыне, она, по ее словам, ощутила присутствие Бога, и для нее отпала нужда в штудировании книг о Нем. Мариума оставила интернат. Теперь она училась в «тихоне», по вечерам работала официанткой и снимала квартиру. В 17 лет с ней произошло самое страшное, что может произойти с девушкой. Последствия травмы, результат жестокого изнасилования, она залечивала в одиночку, без помощи психологов. Потом была армия, затем встреча с Дино.

С первых дней совместной жизни двери их дома были открыты для всех друзей, которым негде было встречать Шабат*. Друзья приводили своих друзей, прослышав о бесплатном угощении, сюда потянулись и уличные бедолаги, среди них подростки, бежавшие от родителей или из интернатов. Некоторым из них некуда было идти, и они оставались на ночлег в гостеприимном пристанище. Порой сюда добирались даже подростки с юга, обитавшие прежде на эйлатских пляжах: у Дино и Мариумы им была обеспечена еда, кровля и защита. Никто здесь не лез детям в душу, не спрашивал: «Как ты дошел до жизни такой, где твои родители?»

…Когда я впервые набрела на «Бейт-Шанти» в начале 1990-х, Дино объяснял, почему предпочитает держать двери своего дома открытыми: «Когда ты идешь по улице и замечаешь в толпе людей с потухшими глазами, то невольно начинаешь задаваться вопросом: «Почему кому-то плохо, когда тебе так хорошо?» Что толку жалеть бедолагу, если он нуждается в помощи? Так начинается твоя миссия».

В главном Дино и Мариума оказались очень похожи. Она тоже предпочитала жить в доме, где всегда была масса народу и много радости. Так — сама собой — в жилище Дино и Мариумы образовалась коммуна. Постепенно сформировались и принципы: жизнь под одной крышей без алкоголя, наркотиков и насилия. А потом у дома появилось и название, совершенно случайно. Девушка, вернувшаяся из путешествия по Индии, проведя у Дино и Мариумы трое суток, сказала: «Как мне тут было славно — просто шанти!» Слово «шанти» в переводе с хинди означало «любовь и покой». И вскоре над входом появилась вывеска: «Брухим ха-баим ле Бейт-Шанти!» («Добро пожаловать в Дом любви и покоя!»)

Убежище для подростков

В начале 1990-х двухэтажный обветшалый дом производил — по крайней мере внешне — удручающее впечатление. По обеим сторонам лестницы — темные провалы комнат, вместо дверей — занавески. Сырые облезлые потолки, граффити на стенах. Единственный уютный уголок находился на втором этаже, где располагались жилые комнаты хозяев, салон с кухней, и все стены были увешаны картинами и безделушками. Никто из обитателей не платил за свое проживание, коммуна существовала на средства, которые зарабатывали Мариума и Дино: Мариума преподавала в школе, Дино трудился слесарем. Когда же денег на такую ораву не хватало, Мариума отправлялась собирать пожертвования, а Дино ехал на рынок «Кармель», где сердобольные торговцы всегда были готовы дать для бедных подростков немного овощей и фруктов. Муниципалитет Тель-Авива относился к идее коммуны, принимающей бездомных подростков, благожелательно, но и только. «Наша помощь заключается уже в том, что мы им не чиним никаких препятствий», — считали чиновники.

...В 1997 году, наведавшись в «Бейт- Шанти» во второй раз, я  с трудом нашла знакомое место — так здесь все преобразилось. Вместо пересохшей земли и разбитого асфальта — площадка, выложенная керамическими плитами, окруженная растениями в кадках. Отремонтированные комнаты. Хорошая мебель. Холодильники, полные еды. Благодаря газетным публикациям, о «Бейт-Шанти» узнали многие, и сюда потекли пожертвования. Деятельность дома-убежища, принимающего на неограниченное время молодежь любого возраста, оказавшуюся на обочине жизни, была признана полезной обществу: сюда даже стали направлять подростков различные ведомства — социальная служба, полиция, суды по делам несовершеннолетних. Жители Тель-Авива завезли в «Бейт-Шанти» мебель, холодильники, плиты, телевизоры, компьютеры. Фирмы, производящие продукты, заполнили холодильники провизией. Художники разрисовали стены комнат бабочками и ангелами. Кто-то притащил связки мелодичных колокольчиков, которые тут же повесили на крыше, где гуляет ветер. Певцы и музыканты устроили благотворительные концерты по сбору средств для «Бейт-Шанти». Нашлись и кулинары-добровольцы, пожелавшие готовить детям горячую еду.

В конце 1990-х бразды правления сосредоточились в руках энергичной Мириумы, которая стала полноправной хозяйкой дома. В районе Неве-Цедек вскоре был снят просторный дом, куда Мариума перебралась со своими тремя дочерьми и девочками-подростками. Мальчики-подростки остались в старом доме — вместе с Дино. Отношения между супругами к тому времени превратились уже в чисто дружеские.

Тайны «Бейт-Шанти»

...Однажды в «Бейт-Шанти» забрела девушка с таким выражением лица, что ее молча провели на кухню, накормили, дали одеяло и показали, где она будет спать. Девушка провела в постели три дня. Ее не беспокоили. Мириума терпеливо ждала, пока та заговорит сама.

Истории подростков, попадающих в «Бейт-Шанти», порой беспросветно страшны. Вот, например, история Роми.
Она с детства была строптивой, нетерпимой к любым ограничениям собственной свободы. Сначала сбегала с уроков, потом начала бегать из дома. Ночевала у подруг; воровала деньги у родителей. В 13 лет оказалась на улице, попробовала наркотики и нашла пристанище у 20-летнего парня, который в качестве платы за угол требовал, чтобы Роми занималась уборкой, стиркой, приготовлением пищи и спала с ним. Потом произошло ужасное: один из знакомых парней пригласил девушку на прогулку и привез на пустынный пляж, где его поджидал приятель-араб. Оба жестоко насиловали Роми в течение нескольких часов, после чего вырезали ей ножом на спине крест и уехали, пригрозив убить, если она заявит в полицию. Через некоторое время Роми, обнаружила, что беременна. В отчаянии она била себя кулаками по животу, у нее случился выкидыш. Девушка бродила по улицам, спала в парках и на пляже. Какое-то время была курьером у торговца наркотиками.

В «Бейт-Шанти» она попала случайно: приехала навестить жившую там подругу. Роми и не помышляла о том, чтобы остаться здесь: в ту пору она обитала у арабского парня, который ее избивал, но даже это жалчайшее существование она не желала променять на приличное общежитие с правилами, ограничивающими ее свободу После разговора с Мириумой девушка почувствовала, что ее судьба небезразлична хозяйке этого большого дома, и решила провести здесь день-два. К порядкам, установленным в «Бейт-Шанти», она привыкала нелегко, но спустя какое-то время уже стала членом этой большой семьи, у нее завелись новые подруги, к которым она относилась как к сестрам. Роми снова пошла учиться,  потом закончила курсы, а главное — помирилась  с родителями, предпочитая все же жить в «Бейт-Шанти». («Раньше я была такая непримиримая, что готова была ударить каждого, кто на меня косо посмотрит, теперь я научилась прощать и быть в ладу со всеми, и прежде всего — с собой»). От прошлого у нее осталась единственная отметина — крестообразный шрам на спине.

Еще одна история — несовершеннолетней Вики, репатриировавшейся с родителями из бывшего Союза. Вскоре мать умерла, и девочка осталась с отцом, который оказался настоящим чудовищем — насиловал ее в течение нескольких лет. Когда об этом стало известно социальным работникам, насильник угодил в тюрьму, а его жертва нашла убежище в «Бейт-Шанти». Глядя в воспаленные, непрощающие глаза девушки, полные желания отомстить отцу, я думала о том, что ее раны заживут не скоро, если вообще заживут.

...13-летний Морис с ранних лет терпел побои от родителей. За всю его недолгую жизнь он не услышал от них ни единого доброго слова. Он был в семье лишним и постоянно задавался вопросом: что же он сделал такого, в чем провинился перед матерью и отцом? Почему, в отличие от других детей, он для них «черная овца»? После побоев подросток  часто сбегал из дома. Дважды пытался свести счеты с жизнью. Когда социальные работники направили его в «Бейт- Шанти», он не верил, что здесь ему помогут В тот момент Морис вообще не верил, что на свете есть люди, способные любить других людей. Но неожиданно обнаружил, что дом полон таких же, как и сам он, отверженных, однако и они обладают правом на смех и радость. Первую ночь подросток проплакал. Наутро осмотрелся и решил, что теперь ему есть для чего жить. («Бейт- Шанги» спас меня, вытащил из ямы — только здесь я ощутил почву под ногами»).

...Отца своего Фаина не знала, мать села в тюрьму, когда дочери исполнился год (дело было в России), а освободилась лишь 12 лет спустя. В тюрьме у матери родился еще один ребенок, о котором девочка узнала не сразу, уже находясь в интернате. Вскоре мать вышла из тюрьмы, через полгода суд разрешил ей забрать детей, и она отправилась с ними и с новым мужем в Израиль. Первый конфликт с матерью произошел в ночь прилета в новую страну. Мать требовала, чтобы дети, падавшие с ног от усталости, помогали ей убирать квартиру и распаковывать вещи, а когда те не подчинились, выгнала их на улицу — под зимний дождь. Дети переночевали на крыше, утром вернулись домой. Ситуация обострилась вторично, когда Фаина прогуляла школу. Мать избила ее так, что на голове у девочки образовалась кровоточащая рана. Третий инцидент положил конец их отношениям.  Фаина вернулась с дискотеки навеселе. Наутро мать заставила дочь выпить полбутылки водки, не закусывая, и выкурить несколько сигарет подряд, чтобы «отучить от вредных привычек». Фаину после такого «урока» непрестанно рвало в течение целого дня, а затем она просто ушла. На улице, где девушка провела восемь месяцев, арабские подростки приучили ее к наркотикам. Однажды кто-то из прохожих спросил ее, почему она не живет дома. «Мне некуда идти», — ответила она. Прохожий рассказал девушке, что в Тель-Авиве есть дом, где принимают таких подростков, как она.

В «Бейт-Шанти» ее ни о чем не спрашивали, всего лишь показали место ночлега и накормили. Никому не было дела до Фаины, и вдруг она оказалась окруженной теплом и заботой. Единственное, к чему девушка долго не могла привыкнуть, — это дружеские объятия, принятые в этой большой семье; она не знала, что такое бывает заведено у людей. А с наркотиками покончила практически сразу — чтобы не огорчать Мириуму. Фаина устроилась работать официанткой, начала подумывать об учебе.

Все эти тайны не выходят за стены «Бейт- Шанти», о них не сообщают в соответствующие организации, не заводят на детей «дел». Так решила Мириума. Здесь каждый начинает новую жизнь с нуля, не оглядываясь на свое прошлое. Зачем кому-то знать, что девушка, собирающаяся идти в армию, когда-то была изнасилована своим отцом и дважды пыталась свести счеты с жизнью? Мириума не хотела, чтобы на биографии детей, прошедших через «Бейт-Шанти», оставались темные пятна. Каждый, кто испытал тяжесть судьбы, должен научиться прощать, чтобы выйти из состояния жертвы и перевернуть страницу.

Мириума гордится успехами своих многочисленных воспитанников. Может внезапно сорваться с места и махнуть на север, где один из бывших ее подопечных служит в боевых частях, а недавно закончил с отличием офицерские курсы. А ведь его семья считала, что парень - полный ноль и ничего не добьется. Зато в него поверили в «Бейт-Шанти», и он оказался настоящим молодцом.

...За 19 лет через «Бейт-Шанти» прошло около 13 тысяч подростков. Более 9 тысяч из них провели здесь от 24 часов до недели, после чего вернулись к родителям или в интернаты. Для тех же, кто прожил здесь месяцы и даже годы, этот дом стал единственным местом их обитания — им некуда было вернуться. "Бейт-Шанти" открыт 24 часа в сутки и принимает всех, кому нужна помощь, кто попал в беду. Мириума считает, что дети оказывают ей не меньшую поддержку, чем она им, подтверждением ее слов служит история, которая началась в 2000 году и завершилась два месяца назад.

Черная полоса

Все началось с того, что Дино Гершони, бывший муж Мариумы Кляйн и отец троих ее детей, был приговорен к 17 годам лишения свободы за сожительство с несовершеннолетней, не являвшейся воспитанницей «Бейт-Шанти». Согласно заявлению, поданному в полицию, он встречался с ней в  пристройке, куда Дино поселился после развода с Миримой.

На первые заседания Мариума ходила — ей не верилось, что Дино мог совершить подобное преступление, потом она перестала бывать в суде. В одном из интервью Мариума сказала, что уважает решение суда, а о бывшем супруге отозвалась так: «Очевидно, он просто больной человек». Хотя последние три года Дино не имел никакого отношения к «Бейт-Шанти» и за все время не обидел никого из детей этого дома, а только помогал им, случившееся изрядно подкосило Мариуму. В минуты слабости ей хотелось уехать куда глаза глядят, но чувство долга, а также поддержка детей помогли ей справиться с болью.

После пожара

Пожар в пристройке, той самой, где раньше  жил Дино, удалось потушить. Мириума съездила за границу, собирая пожертвования на реконструкцию дома. «Бейт-Шанти» получил 150 дунамов земли на юге, в районе Негева - под строительство еще одного комплекса для подростков — с реабилитационным центром и конефермой. А в 2000-м году Мариума удостоилась чести зажечь свечу в День независимости Израиля и получила благодарственное письмо от президента страны. Теперь государственные субсидии составляли пятую часть бюджета «Бейт-Шанти». Открылся фонд помощи «Бейт-Шанти» для нуждающихся подростков. К Мириуме обращалось все больше и больше детей, которым некуда было идти. 90 процентов подростков, которые провели в «Бейт- Шанти» непродолжительное время, больше не вернулись на улицу. 78 процентов из тех, кто прожил тут достаточно долго, успешно адаптировались в обществе: отслужили в армии, закончили университеты, создали семьи. Некоторые нынче за границей. Например, Лера, репатриантка из России, обитавшая до «Бейт-Шанти», на площади Дизенгоф. К Мириуме она попала в 15 лет. Девочка неплохо рисовала. В «Бейт-Шанти» ей купили  краски и холсты, устроили выставку. Мириума приложила немало усилий, чтобы ее воспитанницу приняли в художественное училище. Лера стала художницей, живет в Голландии, вышла замуж. родила.

По составу «Бейт-Шанти» можно изучать географию Израиля, его этнический и национальный состав, а также историю алии. Здесь можно встретить подростков-бедуинов и друзов, репатриантов из Эфиопии и стран СНГ, детей из светских и религиозных семей. Проблемы, приводящие их сюда: конфликты с родителями, насилие в семье, инцест. Девочки, забеременевшие в раннем возрасте, солдаты-одиночки, не имеющие семьи.  Подростки, оказавшиеся на улице...

…Сюда попадают дети с улицы, видевшие немало бед и горестей. Приходилось ли кого-то из них выгонять? Крайне редко, и только тех, кто нарушал главные правила «теплого дома» — употреблял наркотики, алкоголь, прибегал к насилию, воровал. предпочитаем разбираться с его виновниками сами, не прибегая к помощи полиции. «Бейт- Шанти» — не казенное учреждение. Это дом, в котором живет много детей. Одна большая семья. Поэтому в «Бейт-Шанти» всегда предпочитали разбираться с нарушителями сами, не прибегая к помощи полиции.

Островок спасения

Затерянный в Негеве островок спасения для бежавших из дома подростков подобен миражу. При приближении к нему со стороны скоростной трассы разноцветное строение с зубчатными стенами и высокими пальмами то исчезает за песчаной дюной, то возникает вновь, маня своими полуразмытыми очертаниями, дрожащими в раскаленном воздухе пустыни.

«Шанти бе мидбар» - в буквальном переводе с хинди и иврита означает «Дом любви и покоя в пустыне». Не молодежная коммуна, а именно дом – для детей юга, отверженных своими близкими. «Младший брат тель-авивского «Бейт-Шанти», - как говорит о нем его создательница Мириума Бен-Йосеф.

«Меня научили выбирать жизнь…»

Здание разделено на две половины: в одной живут девочки, в другой мальчики. Слышно, как журчит вода – внутри дома, в переходах, снаружи - везде, она выводит  к небольшому искусственному пруду, где ветер качает высокую траву и головки камышей.

...Сегодня уже никто не узнал бы в этой улыбчивой и энергичной 23-летней девушке ту озлобленную на весь мир 14-летнюю девчонку, которая переступила порог «Бейт-Шанти» девять лет назад. За свою короткую жизнь Наташа пережила совсем недетскую беду: бежала из дома от жестоких побоев отца, жила на улице, пыталась покончить собой, прошла восемь интернатов, пока судьба не привела ее к разноцветным воротам в южной части Тель-Авива.

Наташа попала в Израиль, когда ей было всего пять лет. По кавказским обычаям маму сосватали отцу, который постоянно бил и жену и детей. Мать не могла их защитить, она была совершенно сломанным человеком. Наташе тогда казалось, что все семьи живут также и по-другому не бывает. В 13 лет она попала после отцовских побоев в больницу. К девочке привели социальную работницу. Сначала Наташа боялась ей что-либо рассказывать из-за страха перед отцом, а потом все решилась и даже согласилась пойти в полицию. Больше она домой не вернулась.  Сменила восемь интернатов и хостелей. Домашней и забитой девочке приходилось бороться там за свое выживание. Наташа научилась быть злой и отвечать ударом на удар. Била больше от страха: в  интернатах творились ужасные вещи. А потом она убежала и три месяца жила на улице. В городе бродяжничали и другие дети, которые рассказывали, что в Тель-Авиве есть такое место – «Бейт-Шанти», где дают еды сколько хочешь. Наташа решила идти туда.

Как  с ней  там вначале намучились! Наверное, Наташа была одной из самых трудных девочек, нашедших приют в «Бейт-Шанти»: на всех огрызалась и все время орала - ей казалось, что иначе меня никто не услышит. От этой привычки пришлось избавиться, когда девушке дали тетрадку и предложили целую неделю общаться со всеми только письменно. Постепенно она училась доверять другим и любить себя. И еще она поняла разницу между дружескими объятиями и теми,  от которых она убегала в детстве, преследуемая дедушкой и дядей.

«Бейт-Шанти» - самое лучшее, что могло случиться в ее жизни. Наташа успешно закончила школу, съездила в Польшу и Голландию, и стала, как Мириума, «второй мамой» для таких же несчастных девочек, так похожих на нее саму  в детстве. Она работает здесь инструктором и собирается поступать в университет. Главное, чему девушку научили в «Бейт-Шанти» за те годы, что она  провела здесь: любить себя и других и выбирать жизнь. («Когда я помогаю другим детям, я как бы помогаю и себе. Их проблемы напоминают мне те, с которыми я столкнулась в детстве, и я пытаюсь уберечь их от ошибок. Я веду своих подопечных девочек в первый раз к гинекологу, как это делала бы любая мать. Теперь я еще более отчетливо понимаю, что имеет в виду Мириума, когда говорит о воспитанниках «Бейт-Шанти»: «Наши дети». Я всегда поражалась тому, как она успевает дойти до каждого из нас: выслушать, успокоить, дать нужный совет. Три ее дочки росли в «Бейт-Шанти» с нами. Они мне как сестры»).

Наташа долго не теряла надежды вернуться домой. Но каждый раз, когда приходила повидаться с мамой, отец набрасывался на дочь с кулаками. Когда Наташе исполнилось 18, она пошла с мамой в рабанут и помогла ей добиться развода. Теперь родители живут отдельно, и Наташа может навещать свою мать.

С тех пор, как она переступила порог «Бейт-Шанти», у Наташи, наконец, появился настоящий день рождения - с шариками, подарками, тортом и поздравлениями. Даже сейчас, когда она уже живет в киббуце со своим другом, все свои дни рождения предпочитает отмечать с ним в «Бейт-Шанти». Ведь это ее дом, ее семья. («Бейт-Шанти» - такое удивительное место, что мне даже кажется, что в нем живет бог. Он и начинался когда-то со встречи Шабата, когда Мириума открывала двери своего тель-авивского дома для всех отверженных детей. Эта традиция сохранилась до сих пор: свечи зажжены и начинаются задушевные разговоры, которые затягиваются до поздней ночи»).

«Бейт-Шанти»  стал для многих подростков домом, где у них началась другая жизнь.

«Только тот, кто пережил подобное, способен понять…»

«Бейт-Шанти» существует 27 лет. За это время через него прошли 24 тысячи мальчиков и девочек, переживших недетскую беду: инцест, побои, немыслимые издевательства. Одних выгоняли из дома за то, что они не хотели вести хотели вести религиозный образ жизни. Другим после развода родителей не нашлось места в новых семьях матери и отца. Из огромного количества историй детского несчастья можно было бы составить «черную книгу».

Те, кто прожил в стенах «Бейт-Шанти» не один год, считают Мириуму своей второй мамой. Хотя сама она с самого начала твердила каждому из них: «Тебе нельзя забывать своих родителей. Я не могу их заменить, но сделаю все для того, чтобы тебе здесь было хорошо». О каждом беглеце она сообщала в социальную службу, и если родителям была небезразлична судьба их ребенка, Мириума предлагала им встретиться в «Бейт-Шанти». Но таких было мало. Многих детей никто не искал. Им просто некуда было вернуться.

«Безопасная дорога начинается здесь…»

...Мы не виделись с Мириумой довольно давно. За это время она успела счастливо выйти замуж и сменить фамилию Кляйн на Бен-Йосеф (на свадьбе гуляли все ее дети – родные и приемные). На открытии нового филиала в Негеве
присутствовал президент страны. «Бейт-Шанти» сегодня известен не только в Израиле, но и за рубежом. Сюда довольно часто заезжают молодежные делегации из других стран, путешествующие по Израилю.

Казалось бы, все вышло, так, как она хотела. Откуда  у Мириумы ощущение, что она все еще в пути, и  поезд никак не может прибыть на конечную станцию? Как и много лет назад, она по-прежнему каждое утро встает с одной и той же мыслью: что можно сделать еще для того, чтобы ее детище не погибло из-за нехватки средств. Да, «Бейт-Шанти» частично поддерживает государство, помогают фонды и частные пожертвователи, но это ведь не регулярная помощь, на которую можно рассчитывать и строить планы на будущее. Мириума никогда не рассказывает детям о трудностях. Они не должны об этом знать. «Бейт-Шанти» - это дом радости, таким он задуман, таким она хотела бы его сохранить.

...И в самом деле. В негевском «Шанти» не увидишь унылых стен, выкрашенных скучно-однообразно белым, или бежевым. Разноцветьев красок, журчащая между плитами вода, буйство зелени, фонтанчики, скульптуры, витражи, освещение, создающее домашний уют. Таким задумала новый дом Мириума, а трудились над его созданием все обитатели «Бейт-Шанти» – от воспитателей до воспитанников. То же разноцветье красок и в тель-авивском «Шанти», начиная от расписных ворот.

Эти подростки пережили слишком много тяжелых вещей, и, попадая сюда, хотели бы как можно скорее забыть  о своем прошлом. «Бейт-Шанти» не должен напоминать им интернат, или хостель. Это сказочный дом-мечта, которого у них никогда не было, но в котором они хотели бы жить. И когда дети заходят и видят перед собой райский уголок – это  уже начало их реабилитации. На юге у подростков уже завелись хорошие друзья: летчики с военной базы, расположенной по соседству. Они часто навещают детей, играют с ними в футбол, делают шашлыки, готовят их к службе в армии.

Оба дома  - тель-авивский и тот, что в Негеве - одинаково дороги Мириуме. И что с того, если подросток провел в них
несколько часов и вернулись домой. Значит, он не собирались его покидать: просто поссорился с родителями, хлопнул дверью и пошел куда глаза глядят. В этом возрасте такое случается. Мириума только  рада, когда детям есть куда вернуться. У нее всегда было одно желание -  отогреть их, чтобы они снова научились кому-то верить и выбрались на хорошую и безопасную дорогу. Мириума знает наверняка, что  любую мечту можно осуществить – надо только собрать вокруг себя людей, которые в нее так же, как и ты, поверят. Главное – нужно точно знать, куда ты идешь и зачем.

Бог дал ей много детей – своих и чужих, и это самый лучший подарок, считает Мириума. Ей бы хотелось, чтобы «Бейт-Шанти» продолжал существовать даже, когда ее не будет. («Ты знаешь, что это такое – видеть сегодня в «Гивати» или «Голани» мальчишек, которые несколько лет назад жили на улице? - говорит мне она - Или девочек со своими детьми и мужьями, которых их собственные родители когда-то выбросили из дома и из жизни? Поверь, для меня нет большей радости, чем видеть их счастливыми»).

*Шабат -  суббота, по еврейской традиции в этот день все  отдыхают

ОДИНОЧНОЕ ПЛАВАНИЕ (1999 год)

Хотите верьте, хотите нет, но в 1997-м году одно судно отправилось в дальнее плавание без капитана, с командой юнг на борту, без денег, припасов и - благополучно достигло берегов Земли Обетованной, где ВЫЖИВАЕТ уже целый год.

Когда житель Хайфы рассказал мне о семье из девяти  детей, репатриировавшихся в Израиль без родителей и  продолжающих жить одним домом - не растащенных по приемным семьям, не разбросанных по интернатам, - я просто не поверила: да возможно ли такое в Израиле? При том что старшей девочке едва исполнилось 20, а младшему - всего шесть. На что же они живут? Откуда деньги на съемную квартиру? Как вообще ВЫЖИВАЮТ?

Даже при первом приближении мне показалось очень странным, что израильская социальная служба, известная своей принципиальностью и где-то непримиримостью (вспомним истории детей, отобранных у репатриантов по одному намеку на неблагополучие и возвращенных в семьи лишь после долгих судебных тяжб), позволяет семье Табакиных самосохраняться при отсутствии взрослых.

Но что думать да гадать? Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать: я тут же выехала в Хайфу.

Первое впечатление: красивый высотный дом; просторная квартира из пяти комнат; из мебели – лишь самое необходимое; поразительная чистота; из кухни доносится запах свежеиспеченного пирога. "Уж не к приезду госте подготовились? В иных семьях один-два ребенка, а беспорядка хватит на целую детсадовскую группу, а тут - девятеро по лавкам..." - заподозрила было я, но Светлана Кокина, помогающая семье по поручению социальной службы, тут же заверила нас: "У них всегда так. Каждое утро дети проводят жеребьевку и распределяют обязанности, кто отвечает за уборку, кто выносит мусор, кто идет в магазин, кто готовит обед".

Но это - первое впечатление. Потому что за крепким фасадом отличной организованности детей (не будь ее - смогли бы они выжить на Украине при нынешнем экономическом кризисе, самостоятельно перебраться в Израиль и уцелеть здесь?) проглядывает уже подступающая нужда. Пока о ней знают лишь старшие дети, которые распоряжаются скудными пособиями, получаемыми от Службы национального страхования. Трудно понять, как семья в течение года выживает на пособие репатриантки-одиночки, которое получает старшая сестра, и детские пособия - около 160 шекелей в месяц на каждого ребенка. Съем пятикомнатной квартиры, в которой они живут по двое-трое в комнате, обходится семье Табакиных в 600 долларов, плюс плата (правда, минимальная) за школу, которую посещают шестеро детей, и садик, куда определен младший Гриша. А коммунальные платежи (даже при режиме жесткой экономии, благо что нынешняя зима была теплой)? А еда? Одежда? Учебники? Не говоря уж о самом необходимом - зубной пасте, шампуне и прочих мелочах, которые приходится покупать ежемесячно?

Семье помогают, но - единовременно. Один раз привезли деньги, недавно пожертвовали газовую плиту, утюг, микроволновку, в другой раз завезли коробки со сладостями, принесли кое-какие вещи... Но разве это решает проблемы УНИКАЛЬНОЙ для Израиля детской семьи?

Самое время приоткрыть завесу семейной тайны и хотя бы намекнуть читателю (дабы лиший раз не причинять детям боль), почему они ОДНИ.

До репатриации семья жила в Днепропетровске. Глава ее - из колена Коэнов. Все дети записаны евреями и носят фамилию отца. В семье Табакиных никогда не было благополучия. Мать рожала детей, но не занималась ими, неделями не появляясь дома. Что-то пытался сделать отец (по рассказам детей - очень добрый, но слабый человек). В основном семьей занималась бабушка Талина, мать отца детей (идея вывезти их в Израиль принадлежит именно ей), и старшая девочка Света, которая уже с 14 лет взвалила на себя заботы о младших сестрах и братьях.

Тамошние власти предпринимали попытки лишить мать и отца родительских прав, разлучить сестер и братьев, разбросав их по интернатам и детским домам (Света Табакина: "Однажды к нам в квартиру ворвались какие-то люди с милицией, забрали всех детей и увезли куда-то, как потом выяснилось - сначала в больницу, где представили их бездомными. Я была в ужасе, помчалась к бабушке, потом в больницу. Меня туда долго не пускали - мол, бери разрешение в инстанциях. Я взорвалась: "Да люди вы или звери? Дайте хотя бы покормить детей! Известно, как у вас в больницах кормят!" Наконец меня пустили к детям. Они были такие голодные, что глотали куски, почти их не жуя". Бабушка тем временем обратилась к мэру, и в конце концов моих братьев и сестер вернули домой").

Как они выживали на Украине? Что-то зарабатывал отец, бабушка помогала чем могла. Света в 9-м классе вынуждена была прервать учебу и начать подрабатывать. Потом начал подрабатывать 15-летний Миша, выучившийся на газоэлектросварщика. Но ситуация на Украине становилась все хуже: иные не могли найти работу, а те, кто работал, месяцами не получали зарплату. Кроме того, у 14-летней Лены обострились проблемы со щитовидкой (во время чернобыльской аварии детский лагерь, где она отдыхала, накрыло радиоактивное облако), а где взять денег на врачей? Бабушка решила: пришло время спасать детей - увозить их в Израиль. Так семья Табакиных - 19-летняя Света, 16-летний Миша, 15-летняя Лена, 14-летний Денис, 12-летняя Аня, 10-летний Дима, 9-летняя Ксюша, 7-летняя Таня и 5-летний Гриша - оказалась в Израиле. Пока социальная служба решала, кого прикрепить к не вписывающейся в привычные рамки семье, дети сами разыскали в Израиле свою бывшую соседку Свету Кокину и попросила ее выступить в этой роли (Светлана Кокина: "Я знаю эту семью много лет. В нашем дворе было всего несколько еврейских семей. Я помню все дни рождения этих детей. Мы всегда помогали им, чем могли. Старшая Света - очень сильный человек. Она с малых лет ходила в няньках у младших, при этом была отличницей в школе, училась в элитарном классе, побеждала в разных олимпиадах, читала массу книг"). Когда Светлана Кокина навестила их в первый раз в Израиле, детям не на чем было сидеть - стоял январь, а они сидели на полу. На следующий же день Светлана привезла им ковер, а вскоре социальная помощь узаконила ее в роли помощницы семьи.

Потом для семьи настали трудные времена. Если на первых порах выручала корзина абсорбции»*, то теперь им рассчитывать не на что. Пособия на детей не покрывают нужд этой большой семьи. Миша, хоть и имеет специальность газоэлектросварщика, не может устроиться на работу - никто не хочет брать на себя ответственность за несовершеннолетнего. На Свете - весь дом. Младшие дети учатся в школе.

...Прибытие детей в Израиль совпало с забастовкой в аэропорту. Первую ночь они провели в гостинице, а на другой день - уже к ночи - перебрались на съемную квартиру, предложенную маклером. Через полгода возникли новые трудности: хозяева продали квартиру. Найти другую оказалось невероятно трудно: никто не хотел сдавать квартиру необыкновенной семье, состоящей из девяти детей. На помощь пришел тот же самый маклер, и вскоре дети перебрались в дом по соседству. Мир оказался не без добрых людей: хозяева прежней квартиры взяли на себя маклерские расходы по съему нового жилья для семьи.

А что же родители детей? От матери за год – ни одного письма, отец написал всего дважды. Дети любят отца и мать, острее всех переживает разлуку с отцом 11-летний Дима. Решится ли отец на репатриацию в Израиль? Хорошо ли от этого будет детям? (Света Табакина: "Мне кажется, что лучше пусть будет так, как есть. Дети очень любят родителей, которые от нас далеко, и я бы не хотела, чтобы они прошли через те же разочарования и боль, через которые в свое время прошла я, живя с родителями").

У многодетной семьи - свои приметы. Все вещи передаются от старших к младшим. Вся посуда на кухне - максимального размера. Если варится суп - то в большой кастрюле и на один раз (просто он съедается сразу - слишком много едоков). Здесь никогда не выбрасывается еда (потому что ничего не остается). В этой семье каждый ребенок (за исключением последнего - Гриши) умеет пеленать детей и варить кашу (приходилось!). Здесь свои отношения. Для девочек непреложен авторитет старшей сестры, для мальчиков - старшего брата Миши, хотя поначалу, когда Гриша был маленьким, он долгое время считал своей мамой Свету и всюду следовал за ней хвостиком. Здесь каждый имеет свои обязанности, о которых друг другу не напоминают. На рынок ходит Миша - он в семье самый сильный. Супы варит Денис - у него это здорово получается. Пироги печет Света. Посуду моет Аня, полы моет Лена. И даже маленький Гриша вносит свою посильную лепту - поднесет ту или иную вещь, когда его об этом попросят. Но и в этой на редкость сплоченной семье случаются маленькие ЧП. Например, Дима, прогулявший несколько уроков,  с тех пор ходит в школу с сопровождением (так решила семья). У Лены неважно с ивритом - взяли репетитора. Денису нелегко дается учеба. Но разве это проблемы по сравнению с тем, что в ближайшие месяцы остро встанет вопрос об элементарном экономическом выживании семьи?

Свете не раз предлагали в Израиле определить часть детей в интернат. Но она всякий раз отвечала социальным работникам: "Поймите наконец, мы – семья. Пусть необычная, но, кроме друг друга, у нас никого нет. Мы выжили там, где сегодня не выживают даже бездетные семьи. Так почему же вы хотите разлучить нас здесь? Почему?». При воспоминании об этом на глазах «железной» девушки Светы выступают слезы, и кто-то из детей стремглав бросается в кухню за стаканом воды.

...Нестандартная семья, репатриировавшаяся в Израиль, требует нестандартных решений. А что может предложить ей (и периодически предлагает) социальная служба? Стандартный набор: отправить детей в интернаты либо передать на усыновление. Почему бы не признать за семьей, которая при очевидном внешнем неблагополучии (дети без родителей, предоставлены сами себе) вполне благополучна (младший устроен в детский сад, старшие учатся в школе; дома - чистота, порядок), особый статус - семейного детского дома и не обеспечить нестандартным (тем более что речь идет пока об единственном подобном случае) пособием, позволяющим детям жить нормально?

Пока же дело обстоит так: об изобилии здесь мечтать не приходится, но, тем не менее, дети не ходят голодными (Света Табакина: "Мы как в той сказке: варим суп из топора, но пока, слава Б-гу, сыты"). Но, судя по всему, в ближайшее время семья окажется на грани катастрофы. Все пособия, получаемые детьми, в сумме не достигают и 3 тысяч шекелей, из которых две с половиной уходят на оплату съемной квартиры. И то, что семья Табакин действительно находится на грани, очевидно даже тому, кто не силен в арифметике. При этом - надо отдать им должное - дети не впадают в панику, не просят милостыню, а ведут обычную жизнь - вопрос в том, насколько ее можно назвать нормальной по сравнению с жизнью других израильских семей.

...Оказалось, что пирог дети испекли "по случаю" - ждали гостей, то есть меня. Он лежал на большой тарелке, аккуратно нарезанный на квадратики.

- Ну, как же вы уедете, не отведав пирога? - шепнула Светлана Кокина. - Дети так старались, так вас ждали...

Я взяла кусочек. Пирог оказался простым, без начинки - сразу пришла на ум фраза "суп из топора", - но вкусным.

- Берите, берите еще, - сказали дети.

Я вспомнила о причине своего визита сюда. Вспомнила о супе, который варится в огромной кастрюле и съедается в один присест. И второй кусок пирога в горло не полез.

***

После публикации этой статьи дети получили особый статус: случай был признан беспрецедентным и государство назначило семье Табакиных специальное пособие – восемь тысяч шекелей в месяц. Так же дети получили помощь от множества незнакомых людей, хайфского муниципалитета и общественных организаций. Однако, спустя несколько лет в семье разразился новый кризис.

ОДИНОЧНОЕ ПЛАВАНИЕ (2004 год)

В Израиле продолжается уникальный социальный эксперимент, начавшийся в Украине и поставленный самой жизнью. В 1997 году к израильскому берегу прибило суденышко с командой юнг на борту, которые отправились в одиночное плавание без капитана, денег и припасов. Но настоящие бури и шторма поджидали их на суше.

Не скрою, впечатление от того, что я увидела весной 1999-го в хайфской квартире, которую снимали дети, было сильным: нужда и обстоятельства, в которых они оказались против своей воли, приучили их выживать в любых условиях. Все дети, кроме самого младшего, умели готовить. Обязанности между ними были строго распределены: старшие отправлялись на рынок, младшие мыли посуду, полы, занимались стиркой и выносили мусор. Так же сообща решались и возникающие проблемы: если кто-то из детей пропускал уроки, на следующий день он отправлялся в школу уже в сопровождении старшего брата или сестры, которые также присутствовали и на родительских собраниях у младших, при том, что сами еще являлись школьниками.

В марте 1999-го я написала об этой уникальной в своем роде семье статью, которая вызвала большой резонанс. Многие восприняли трагедию семьи Табакиных как свою собственную. Люди приезжали к детям со всей страны, везли им вещи, вручали чеки. Ассоциация «Открытое сердце» устроила в Иерусалиме благотворительный концерт, средства от которого передала семье Табакиных. Очень помогли киббуцы, снабдив детей продуктами. Организация СЕЛА организовало для них экскурсию в «Сафари». Но самое главное: государство признало, что речь идет об исключительном случае, и Табакины стали получать от Службы национального страхования около восьми тысяч шекелей в месяц. Муниципалитет тоже не остался в стороне, освободив семью на какой-то период от уплаты налога, платы за школу, детсад, продленку, а также простив им задолженность за воду и подарив новый компьютере обучающими программами.

Все вдруг пришло в движение, и в жизни детей начали происходить удивительные перемены: Лена, которой не давался иврит, стала быстро продвигаться в учебе, Миша пошел учиться на дорогие компьютерные курсы, где с него взяли символическую плату, Света решила наверстать упущенное и сдать экстерном экзамены на аттестат зрелости. Казалось, черная полоса в жизни этой семьи завершилась: будущее представлялось детям исключительно в светлых тонах.

В 2001 году заболела 12-летняя Таня, у которой обнаружили рак печени. Она провела в больнице девять месяцев, пройдя тяжелую операцию и сеансы химиотерапии. Дети круглосуточно дежурили около ее постели, сменяя друг друга. Медперсонал был поражен единством этой семьи.

Таня была еще в больнице, как в дом нагрянули новые беды: старшая из детей - Света, не выдержав гнета проблем, впала в тяжелую депрессию, сопровождающуюся агорафобией (боязнь открытых пространств), один из мальчиков под влиянием уличной компании попробовал наркотики. Дети не поддались панике, а привычно стали одолевать напасти — так, как они умели это делать и делали всегда. Младшие девочки следили, чтобы «мама» Света вовремя принимала антидепрессанты, старшие мальчики принялись спасать своего брата и в конце концов его вытащили: пройдя реабилитацию под неусыпным контролем семьи, он чувствует себя сегодня хорошо, учится в рамках специальной программы, предполагающей профессиональную ориентацию, и полон планов на будущее. Состояние Светы тоже улучшилось, хотя ее и признали инвалидом. Так что семья была вынуждена оформить второе опекунство над детьми на одного из старших братьев – Дениса, который в настоящее время служит в армии.

Одновременно со всеми этими событиями несчастье пришло и в дом Светланы Кокиной, опекающей семью по поручению социальной службы: ее муж заболел раком и год назад умер; сама Светлана перенесла инфаркт и операцию на открытом сердце. Дети не оставляли ее ни на минуту, постоянно поддерживали и помогали, переживая трагедию семьи Кокиных как свою собственную.

Позже в семье Табакиных случилось еще одно ЧП: Таня и Ксюша подверглись в школе нападению других девочек, учинивших над ними жестокую расправу безо всяких причин. Особенно досталось Ксюше, которая приняла на себя главный удар, чтобы отвести его от сестры, вышедшей из больницы всего год назад. В результате у Ксюши пострадала барабанная перепонка, были вырваны волосы — несколько дней она провела в больнице. Состояние здоровья Тани после случившегося – девочка тоже подверглась жестоким ударам, и в том числе в область оперированной печени - тоже значительно ухудшилось. Старшие братья и сестры тут же решили перевести девочек в другую школу и подали жалобу в полицию. Тут важно отметить, что дети из семьи Табакиных никогда не считались в школе трудными: Таня слыла старательной ученицей и успевала по большинству предметов, несмотря на то, что девять месяцев провела на больничной койке; Ксюша занималась спортом и даже состояла в местной сборной по волейболу.

Сейчас семье очень помогает воинская часть, где служит Денис: выделили деньги, постоянно дают продукты, постельное белье, недавно подарили телевизор и стиральную машину. Но семье сейчас катастрофически не хватает средств. Все, что зарабатывает Миша и получает в армии Денис, немедленно уходит на продукты.

...Квартира, которую снимает семья, все та же. Разве что прибавилось книг  — вдоль двух стен тянутся высокие, от пола до потолка стеллажи. На стене свадебная фотография: в августе дети выдавали замуж 19-летнюю Аню, которая теперь живет отдельно. Миша и Лена успели отслужить в армии, Денису еще служить год. Еще в доме появилась собака по имени Лаки — простая дворняжка, которая увязалась на улице за одним из детей, да так и осталась жить в семье.

Денис собирается стать поваром, недавно он закончил с отличием армейские курсы кондитеров. На вечере по случаю окончания курсов семья выслушала немало благодарностей от его командиров за то, что воспитали такого ответственного, дисциплинированного и способного парня. Аня окончила школу с профессиональным уклоном, получив за годы учебы немало грамот, которые в семье бережно хранятся. Работает в крупной компании, собирается учиться на бухгалтерских курсах. Лена собирается выучиться на психолога, а Ксюша на врача. Таню, у которой удалены большая часть печени и желчный пузырь, еще не отпускает боль, хотя операция прошла успешно. Врачи считают ее случай уникальным и продолжают за ней наблюдать. Таня мечтает стать адвокатом: ее возмущает всяческая несправедливость. Дети считают, что из нее может получиться хороший адвокат. Старшая Света, по определению младших братьев и сестер, «ходячая энциклопедия»: благодаря ее стараниям Гриша, привезенный в Израиль в пятилетнем возрасте,  свободно читает по-русски. По паркам и дискотекам дети не ходят. В их семье всегда найдется занятие для каждого и никогда не бывает скучно. Вот, например, как выдавали замуж Аню: когда она привела в дом жениха, он всем очень понравился, а они ему, и вопрос сразу решился.

Миша работает при компьютерном магазине, но подумывает о том, чтобы наняться еще охранником в какую-нибудь фирму: денег в семье катастрофически не хватает. Пять лет назад Табакины получали от государства восемь тысяч шекелей в месяц, но с каждым годом эта сумма все уменьшалась, поскольку старшие дети, достигнув совершеннолетия, лишались пособия. Старшие строго контролируют все покупки, остро ощущая подступающую нужду. Младшие относятся к этому с пониманием, пытаясь внести свою лепту: в летние каникулы Таня с Ксюшей подрабатывали няньками, ухаживая за малышом. Если нужно купить что-то женское, девочки идут к Свете или Лене. Если такая необходимость возникает у мальчиков, идут к Мише или Денису. Вопрос о крупных покупках, таких как дорогой дорогой ингаляционный прибор для Гриши, страдающего астмой, решается сообща, на семейном совете.

Долгое время дети вынуждены были доказывать взрослым, что они - нормальная семья, любят друг друга и их не надо растаскивать по приютам и интернатам. А взрослые не могли поверить в то, что дети могут жить без родителей и заботиться друг о друге. Но ведь это факт — дети не раз сталкивались с большими проблемами и благополучно справлялись с ними. Когда с одним из наших братьев случилась беда, остальные члены семьи круглосуточно «пасли» его, уговаривали, убеждали и даже водили в больницу посмотреть на бывшего наркомана, превратившегося в живую мумию. На брата это произвело очень сильное впечатление и он успешно прошел реабилитацию. Когда самый младший Гриша перестал делать уроки, семья приняла решение лишить его компьютерных игр и телепередач, пока не подтянется в учебе. Помогло! Дети мужественно принимают беды, не жалуясь на судьбу и всякий раз пытаясь найти выход из очередного тупика.

…В декабре 2005-го умерла Таня. Светлая память...

* «корзина абсорбции» - пособие на семью репатриантов
* СЕЛА - организация помощи пострадавших от террора


ЖИЗНЬ ПО ЦЕНЕ СМЕРТИ

Русское сердце Бени

Так уж вышло, что последние 15 лет Бени Бесевич отмечает день рождения жены вместе со своим. Только в отличие от Ханы, у него это второй день рождения и 15-й по счету – с тех пор, как ему пересадили сердце погибшего русского парня.
До 41 года Бени был здоров как бык, по врачам не ходил и делал, по его словам, много глупостей: обожал жирные стейки и пиво, выкуривал по четыре пачки сигарет в день и совершенно не занимался спортом. Водителю семитрейлера казалось, что ему не будет сноса, но однажды, по дороге на Мертвое море, когда он менял колесо, в груди кольнуло так, что он, охнув, осел на землю, выпустив из рук колесо. Знакомый, проезжавший с грузом мимо, увидев эту картину, тут же остановился и крикнул из кабины: «Бени, ты в порядке?» - «Проезжай, проезжай! Сам справлюсь!» - отмахнулся он. Бени
столько лет гонял по трассе… Мог ли он допустить, чтобы кто-то потом сказал о нем: «Да он слабак!»

Пересилив себя, Бени сменил колесо, сел за руль и проехал несколько километров. Боль в груди усиливалась, к ней добавилось головокружение. Когда начало темнеть в глазах, Бени решил, что это от переутомления, и встал на обочине, чтобы немного отдохнуть. Он закрыл глаза и... провалился на долгие шесть часов. Если бы не пограничники, которые проезжали мимо и заподозрили неладное, возможно, уже бы и не проснулся. Когда один из солдат, поднявшись в кабину, тронул Бени за плечо, пытаясь привести в чувство, тот уже с трудом говорил. Пограничники доставили его на патрульном джипе до ближайшей киббуцной поликлиники, а уже оттуда ему уже вызвали «скорую» и отправили в реанимацию.
То, что помощь была оказана спустя шесть часов после инфаркта, обернулось для его сердца необратимыми последствиями. Десять лет Бени жил между небом и землей, периодически попадая в больницу на грани клинической смерти. В 1995-м врачи сказали, что пересадка – единственное, что может дать ему шанс на продление жизни.

Бени стало плохо от одной мысли, что его больное сердце вынут из груди, а взамен вложат то, что принадлежит уже мертвому человеку. Он сказал тогда врачам: «Нет. Я не готов», а жене объяснил, что не хочет продлевать свою жизнь за счет чужой трагедии – даже если семья погибшего согласна пожертвовать его орган. Через некоторое время Бени вычитал, что ученые за границей начали исследовать возможность пересадки человеку свиного сердца. Его эта новость обнадежила настолько, что он был готов предложить себя в качестве добровольца для первых экспериментах на людях. С этой минуты Бени внимательно следил за всеми публикациями на эту тему, но исследования довольно быстро сошли на нет, и в конце концов он сдался и встал в очередь на трансплантацию.

Следующие два года Бени чаще проводил в больницах, чем дома. Его больное сердце сдавало последние позиции, позволяя ему только лежать на кровати, или сидеть в кресле. Бени не мог позволить себе уже ничего, кроме мыслей и воспоминаний о прошлом. Будущего у него, похоже, уже не было. Но в день рождения жены из больницы неожиданно раздался звонок: «Есть подходящий донор. Надо немедленно делать операцию. Сердце долго ждать не может». Времени на сомнения не оставалось. Бени отчетливо понял: выбора нет - либо пересадка, либо похороны.

...Придя в сознание, он ощутил себя довольно непривычно. В его груди билось здоровое сердце 38 летнего парня. Одышка исчезла. Единственное, что омрачало радость: оставался риск отторжения. Врачи объяснили, что после специального лечения организм останется без прикрытия иммунитета и Бени придется очень беречь себя и стараться не болеть. Все в его жизни перевернулось с ног на голову. Первое, что он сделал: бросил курить. Когда немного окреп, впервые в жизни занялся гимнастикой. Сначала - по пять минут, дома, постепенно увеличивая нагрузку. Позже стал ходить в тренажерный зал и на море, а через некоторое время уже участвовал в спортивных состязаниях для людей, прошедших пересадку органов, где даже удостоился нескольких медалей.

Бени часто думал о том, что ничем не заслужил такого счастья и должен быть достоин подарка, который получил. Он поклялся себе, что не будет больше делать глупостей, которые могут повредить здоровью. И еще Бени очень хотелось разыскать близких погибшего и поблагодарить их за подаренную мне жизнь. Оказалось, что родные парня жили в бывшем Союзе. Где-то через год после операции Бени позвонили из больницы и сообщили, что мать его донора приехала навестить могилу сына и хочет с ним встретиться. Он тут же поехал к ней. Оба были растроганы до слез, хотя и не смогли толком поговорить: женщина не владела ивритом, а Бени знал по-русски от силы несколько слов. Зато теперь ему было известно, что донора похоронили в Петах-Тикве.

В один из дней Бени отправился навестить его могилу. Она была довольно запущена, но усыпала мелкими камешками, которые оставляют по еврейской традиции. Бени было подумал, что их положили родственники тех, кто был похоронен рядом с его донором, но неожиданно заметил среди неприметных серых камешков один раскрашенный. Может, его положила на могилу девушка погибшего парня, или кто-то из его друзей и дальних родственников? Бени решил оставить для них записку, где сообщил о том, как пересеклась его судьба с судьбой незнакомого ему парня, и написал внизу свое имя и телефон. После того, как знакомые помогли перевести послание на русский, Бени запечатал его в полиэтиленовый мешок и засунул под вазу с цветами, купленную по дороге на кладбище.

Никто не откликнулся и не позвонил. Когда Бени снова поехал на кладбище, он обнаружил, что текст письма выгорел от солнца, сохранилась лишь одна строчка, которая оказалась под вазой, с его именем и телефоном. Он было хотел выбросить письмо, но в последний момент передумал: пусть еще полежит. А вдруг? И не ошибся. Ему позвонили только через несколько лет. Нашли по той самой строчке, сохранившейся от письма. В Израиль репатриировалась сестра погибшего парня: именно она оставила расписанный камешек на могиле брата, когда еще девочкой приезжала в Израиль вместе с мамой на его похороны. И вот теперь молодая женщина отправилась с мужем на кладбище навестить могилу брата и обнаружила выгоревший листок с телефоном Бени. Вернувшись домой, тут же позвонила матери в Россию и спросила, не знает ли она, кто такой Бени. «Это человек, которому пересадили сердце твоего брата», - ответила та.

Оказалось, что Бени и сестра донора жили по соседству, в одном и том же городе. А вскоре в Израиль приехала погостить и мать погибшего парня. Она приехала вместе с мужем. Бени получил от семьи приглашение на традиционное русское застолье.  Собираясь в гости, буквально в последний момент вспомнил о своем аккордеоне, к которому не прикасался много лет. Смахнул с футляра пыль, пробежался по клавишам, проверив звук: товарищ его юности сохранился в прекрасной форме, и он решил захватить его с собой.  Когда подошло время песен, Бени вспомнил забытую мелодию, которую очень любил в период своей киббуцной молодости. Услышав ее, гости, прибывшие из России, расчувствовались до слез и обняли Бени. Оказалось, что для обоих «Смуглянка» была связана с воспоминаниями о военном прошлом их отцов.

...Год назад в молодой семье родился сын, и счастливые родители пригласили Бени на брит-милу*, предложив ему почетную роль сандака*, которую обычно доверяют дедушке: он осторожно держал на коленях малыша, не скрывая охватившего его волнения. («Я понимаю, что моим донором мог быть выходец из любой страны - Ирака, Йемена, Марокко... Израиль не зря называют «киббуц галует»* (плавильный котел). Но мне досталось русское сердце. И я иногда я думаю: наверное, не случайно, при том, что мой отец – англичанин, а мама из Австрии. Я с детства знал о том, что Израиль создавала первая алия из России, прибывшая сюда в начале прошлого века. Моя юность прошла в киббуце, где мы больше всего любили русские мелодии, русскую культуру. Нам нравилось, как звучит русская речь. А теперь у меня еще и русское сердце»).

Бени – один из тысяч

По данным Национального центра трансплантологии, в 2011 году число новых обладателей карты донора достигло 70 тысяч человек: на 25 тысяч больше, чем в предыдущем. Всего в Израиле в настоящее время насчитывается 632 300 потенциальных доноров. В одной из предыдущих статей я упоминала о том, что в реальной жизни карточка донора не имеет силы завещания: последнее слово остается за близкими погибшего. По последним данным центра трансплантологии, из 162 семей только 89 семей дали согласие на пожертвование органов своих близких, у которых была констатирована смерть мозга. Благодаря их решению была спасена 261 жизнь.

Трудный выбор

Балансировать на границе между чужой смертью и чужой жизнью, между трауром и чудом второго рождения. Решать судьбу сердца, которое вчера еще гоняло кровь по венам, замирало от предчувствия любви, горевало о разлуке. Сколько же нужно душевных сил, чтобы брать на себя смелость продлить чью-то жизнь, зная о том, что она оплачена ценой чьей-то смерти.

…Жаркий день задался у Тамар Ашкенази с раннего утра, и от этого пекла кондиционеры не спасали. Утром в национальный центр трансплантологии пришло сообщение о смерти 18-летней девушки, семья которой согласилась передать ее органы для пересадок больным людям, что означало: у руководителя центра всего несколько часов от этого звонка из больницы до операционнных, где обреченным людям пересадят новые легкие и новое сердце. Печень, почки и роговица могут подождать, сердце и легкие – нет.

Когда в центр приходит подобное сообщение, начинается интенсивная работа по поиску подходящих больных, которые получат шанс продлить свою жизнь. Главное, чтобы все совпало - группа крови, вес, рост, размер грудной клетки, и была индивидуальная совместимость. Впрочем, и это еще не все. Даже при совпадении роста и веса, грудная клетка мужчины просторнее женской: поместить туда легкие меньшего размера все равно, что снабдить грузовик мотором от легковой машины. Просматривается полный список, в который занесены кандидаты со всей страны. Преимущества очередности и обладания карточкой АДИ* срабатывают только при условии совпадения параметров донора и реципиента.

Тамар, между тем, продолжает вести телефонные переговоры с врачами из разных больниц. И вот уже кандидаты  для пересадки легких и печени найдена. После проверки на совместимость, учитывающей возраст, генетические особенности и другие нюансы, которая проводится с помощью специальной компьютерной программы, будет получен окончательный результат. Кроме того, нужно еще дождаться ответа из центральной лаборатории о состоянии донорских органов. И, как это ни печально звучит, Тамар предстоит еще выяснить, на который час назначены похороны умершей девушки. Если семья не захочет отложить церемонию на несколько часов, от некоторых органов, требующих более длительной проверки, придется отказаться.

...Однако, путь до операционной, где будет проводиться пересадка, на этом не заканчивается. Врач должен проверить: готов ли больной к операции по пересадке, нет ли у него температуры или других противопоказаний? Неожиданное препятствие может возникнуть и со стороны больного: человек, ждавший операции долгие месяцы, может заявить: «мне стало лучше, лучше повременить», «у меня дочь выходит замуж на этой неделе, я не могу пропустить это событие», «у сына послезавтра бар-мицва» - и так далее.

Предположим, «все звезды сошлись». Последнее, что остается - найти свободную операционную, вызвать группу специалистов, которая в данный момент не занята, и прикинуть, сколько времени уйдет у врачей на дорогу до больницы. Но даже в этой сложной комбинации расчетов всегда может случиться непредвиденное: операционная, которую готовили к пересадке, может неожиданно понадобиться для спасения жизни человека, доставленного с места дорожной аварии, поскольку другие операционные в этот момент заняты.

Все это напоминает армейскую операцию, правда, руководит ею человек без воинских званий – медсестра по специальности и руководитель национального центра трансплантологии по должности - Тамар Ашкенази. Армия у нее маленькая: всего восемь помощников, которые постоянно находятся рядом с ней в оффисе. Но в нужный момент «повестку номер восемь»* получат «резервисты», которых намного больше: врачи, медсестры, лаборанты разных больниц и медицинских центров. Длительность этой операции, напоминающей военную - от четырех до десяти часов. Если погибший достаточно молод, и врачам удалось стабилизировать давление крови в его теле после гибели мозга, значит времени на подготовку будет больше. Самая долгая операция – трансплантация печени - длится около восьми часов. Пересадка других органов занимает вдвое меньше времени.

Израиль - не Австрия

В Израиле не раз выдвигали законопроекты, которые могли бы существенно улучшить ситуацию в стране по примеру Европы, где процент добровольцев, готовых к пожертвованию органов в случае смерти, очень высок: в Австрии – 95 процентов от населения страны, в Испании – 80. Не меньше и в Бельгии. За сто лет со времени принятия в Австрии Закона об обязательном вскрытии тела умершего для установления причины смерти, в стране сменились четыре поколения. Так что для современных австрийцев принятие закона о всеобщем донорстве было совершенно естественным дополнением к предыдущему закону, принятому более ста лет назад. Иными словами, все граждане страны являются потенциальными донорами, а те, кто не согласен пожертвовать органы после смерти, должен заполнить специальный «отказной» бланк. «Отказников» всего пять процентов: в основном это эмигранты. В Испании же тот факт, что 80 процентов населения согласны на роль потенциальных доноров, объясняется иными причинами: пожертвование органов не входит в противоречие с религиозными взглядами католиков. Израиль – не Австрия. У нас все наоборот. Люди при жизни должны подписывать согласие пожертвовать свои органы другим после смерти. Но даже в случае, когда такая карточка (АДИ) имеется, окончательное решение принимается лишь при условии, если родственники умершего готовы исполнить его волю.

Искусство выживания

...Тамар продолжает делать распоряжения. В полдень должен прилететь самолет из Дели, с которым прибывает брат умершей девушки. При том, что родители уже подписали согласие на пожертвование органов дочери, все ждут его.

Если не все родственники согласны с решением о пожертвовании, центр предпочтет отказаться от органов погибшего, чтобы не вносить разлада в жизнь семьи. Но случается и так, что даже слово ребенка может оказаться решающим. После неожиданной смерти 40-летней женщины ее муж не давал согласия пожертвовать органы умершей для пересадок больным. Рядом с ним в больнице находился 11-летний мальчик, их единственный сын. Услышав ответ отца, он неожиданно возразил: «Папа, маму все равно уже не вернешь, но хотя бы мы можем помочь выжить другим людям». Мужчина обнял и прижал его к себе. Некоторое время они сидели так молча...Потом мужчина позвал медсестру и сказал, что согласен.

...Тамар спохватывается: завтра ей нужно выкроить время для поездки в больницу Тель ха-Шомер! Молодая вдова, потерявшая мужа за несколько дней до своих родов, после «аскары»* захотела увидеть парня, которому пересадили сердце погибшего.

Это была ужасная трагедия, которую ничто не предвещало: молодой мужчина неожиданно потерял сознание на глазах жены. Врачи пытались вернуть его к жизни, но безуспешно. Только что у его жены было все, о чем мечтает любая женщина - счастливая семья, маленькая дочь, надежное мужское плечо и вдруг, буквально за несколько дней до вторых родов на нее обрушивается такое несчастье... Как ни тяжело ей было смириться со скоропостижной смертью мужа, все же она без малейших сомнений подписала согласие на пожертвование его органов для спасения других людей. Сотрудники центра по транплантологии не оставляли вдову ни на минуту. Заказали для нее «скорую» на кладбище, которая дежурила там на случай неожиданных родов во время траурной церемонии. Навещали роженицу в больнице... И вот спустя месяц она захотела встретиться с человеком, которому пересадили сердце ее мужа: завтра приедет со своей новорожденной малышкой и старшей дочкой в Тель ха-Шомер, где больной проходит послеоперационную реабилитацию.

Признаем, что эти люди совершенно особые: какие нервы должны быть у медсестры, которой приходится общаться с семьями сразу после того, как им сообщили о смерти близких, и начинать деликатный разговор о пожертвовании органов для спасения жизни других. Какое терпение, сочувствие и понимание требуется от них в такие моменты! Только ежемесячные встречи медсестер в центре дают им возможность освободиться от нечеловеческого напряжения, выговориться о том, что наболело, поплакать...

Что же касается Тамар, то она поддерживает многолетние связи не с людьми, получившими шанс избавиться от тяжелой болезни ценой чужой жизни, а с теми, кто согласился пожертвовать для них органы своих близких. Группы поддержки семей, переживших трагедию, она начала организовывать по всей стране еще в 1998 году.

Тамар Ашкенази много лет ходит на встречи семей, потерявших своих близких, где они рассказывают друг другу о том, как справляются со своим горем. Их истории она описала в своей книге, надеясь, что те помогут другим людям, оказавшимся в подобной ситуации. Тамар пытается ответить на все возможные вопросы, которые могут возникнуть в тяжелый момент: как объяснить детям, что их родителей больше нет; как пережить первый, второй, третий день, неделю, месяц после случившейся трагедии; как поддержать брата, потерявшего сестру, девушку, чей парень погиб в армии...

И это все о ней...

Отец Тамар Ашкенази родом из Киева: репатриировавшись с родителями в пятилетнем возрасте, он прекрасно владел русским. Предки матери - представительницы шестого поколения семьи в Эрец-Исраэль, тоже имели «русские» корни. У Тамар двое детей – дочь и сын, которые с детства знают, что такое операционные, смерть мозга, пересадки и кладбище. Однажды ей пришлось вести контейнер с органами в аэропорт, захватив с собой младшего сына, которого в тот момент не с кем было оставить.

Как я уже упоминала, Тамар по профессии медсестра, обладательница двух ученых степеней. Начинала работать в больничном отделении, позже в течение шести лет координировала работу отделений диализа по всей стране. В область транспланталогии ее привел личный мотив. Жених Тамар – Ади Бен-Дрор, в возрасте 26 лет тяжело заболел: из-за почечной недостаточности его жизнь в течение двух лет поддерживалась процедурой диализа. Вся надежда была на донора. Когда же донора, наконец, нашли, организм юноши был уже настолько ослаблен, что через два месяца после пересадки новой почки Ади скончался. Идея создания в стране потенциального банка доноров принадлежит ему. Этим, кстати, и объясняется название донорских карточек – АДИ.

Тамар в течение дня приходится решать множество разных задач, не упуская при этом контроля над ситуацией в целом. Сейчас, например, она отдает последние распоряжения по поводу истории, которая началась с утреннего сообщения о преждевременной смерти 18-летней девушки. Затем ей предстоит проверить заняться проблемами семьи, пожертвовавшей органы своего родственника несколько недель назад. Дело в том, что на них обрушилась новая беда: глава семьи получил письмо об увольнении. И теперь Тамар пытается помочь ему с трудоустройством. Конечно, это не входит в ее обязанности, но иначе она не может. Семьи, с которыми работникам Центра приходится соприкасаться в самый трудный момент их жизни, уже не могут быть для них такими же, как все... Кроме того, Тамар приходится участвовать в работе множества комиссий, где специалисты обсуждают все аспекты области трансплантологии – медицинские, юридические, этические. Добавим к вышеперечисленному обработку информации, регулярно обновляемой на сайтах центра, беседы с раввинами – в случае, когда об этом просят родственники умершего, помощь в организации похорон и многое другие.

Недавно Тамар вернулась из Катара, где выступала на международной конференции, в которой принимали участие 150 стран, подписавших в свое время в Стамбуле декларацию о запрете на торговлю человеческими органами. Чтобы отправить ее в арабскую страну, с которой у Израиля непростые отношения, пришлось добиваться особого разрешения. Тамар мечтает о времени, когда возможно будет наладить сотрудничество в области донорства с соседними арабскими странами и дать шанс всем больным по ту и эту сторону границы, которые почти потеряли надежду на спасение.

Трагедия, подарившая дружбу

1 июня 2001 года Тамар вместе с другими специалистами в области трансплантологии, находилась на ежегодной конференции в Эйлате, куда отправилась со своей трехлетней дочкой. После ужина они вернулись в номер и сразу легли спать, не включая телевизора. О том, что произошло в полночь на дискотеке «Дольфи», Тамар узнала только утром и сразу поехала в аэропорт. Оставив дочку на попечение своих тель-авивских друзей, она помчалась в медицинский центр «Ихилов». Там царила паника и неразбериха: надо было успокоить людей, обеспечить их едой и всем необходимым. На помощь Тамар пришла пожилая репатриантка, которая в России была врачом: обе женщины стали по очереди беседовать с каждым, кто ждал известий о судьбе своего ребенка у дверей операционных.

Ближе к вечеру Тамар вызвали в больницу Тель ха-Шомер: молодой парень получил в теракте на дискотеке тяжелые ранения, несовместимые с жизнью. В семь часов вечера его мать, которую сразу известили о случившемся, уже приземлилась в аэропорту Бен-Гурион, а в десять уже дала согласие на пожертвование органов сына. Тамар была в этой семье на «шиве»* и увидела там молодую женщину 23 лет – совсем еще девочку и уже вдову. Она была ровесница ее дочки. Прошло немало лет, а женщины дружат до сих пор. Бывая на набережной Тель-Авива, Тамар всегда останавливается у памятника погибшим от теракта в «Дольфи», где высечено имя мужа ее подруги…

Каково это – жить на границе смерти, переходящей в новую жизнь? («С семьями, подписавшими согласие на пожертвование органов своих близких, я вижусь постоянно, поддерживаю с ними связь годами, заряжаясь от этих сильных и благородных людей энергией, которая помогает мне в самые трудные моменты моей жизни и не дает права отключить телефон ни ночью, ни в аэропорту, когда уезжаю в отпуск, ни во время семейного торжества, если появляется малейший шанс спасти чью-то жизнь»).

«Здравствуйте, меня зовут Леа, я медсестра...»

Сколько же нужно выдержки, недежурного участия, если хотите, мужества, чтобы подойти к родственникам умершего в самый тяжелый для них момент и предложить им спасти жизнь других людей. В Израиле таких специалистов всего семнадцать, они есть почти в каждой больнице – координаторы Центра трансплантологии, протягивающие ниточку от смерти к жизни.

«Здравствуйте, меня зовут Леа, я медсестра…», - именно с такими словами вот уже девять лет подходит Леа Арари к семьям, потерявшим своих близких, с просьбой пожертвовать их органы для спасения жизни других. Ей часто говорят: «Как ты не боишься? Ведь люди переживают такое горе, а ты начинаешь говорить с ними о таких вещах...» Но Леа, как и ее отец, верит в изначальную силу добра. («Если ты искренне сочувствуешь чужому горю и переживаешь за тех, кого можно еще спасти, они найдутся - эти единственно правильные слова, которые убедят тех, кто потерял близких, что от их решения зависит сейчас жизнь других людей, и другой возможности кого-то из них спасти уже не будет – ни через день, ни даже через пять часов - это нужно делать сейчас»).

Многие из тех, кто дает согласие на пересадку органов погибшего, говорят ей: «Значит, смерть дорогого нам человека была не напрасной: она стала продолжением жизни кого-то другого». Им очень важно знать, что больных, ради которых они согласились принять решение в самый тяжелый для себя момент, удалось спасти. Если же Лее отвечают отказом, она
относится к этому с пониманием: любое решение родственников погибшего для нее закон. Ни в коем случае Леа не хотела бы причинить им боль. И тем более, в такой тяжелой ситуации. Она знает, что всегда найдутся другие семьи, которые ответят согласием.

Однажды в больницу поступил мужчина, у которого была диагностирована смерть мозга. Вся его семья была согласна на пересадку органов, кроме сына умершего. Он хотел посоветоваться с раввином. И теперь окончательное решение зависело от мнения раввина, и Лее ничего не оставалось, как ждать. Раввин сказал членам семьи, что спасение жизни другого человека – «мицва» (богоугодное дело), после чего они подписали свое согласие на пожертвование. Через несколько дней в отделение больницы пришла вдова умершего мужчина с большим букетом цветов. Леа подумала, что она пришла навестить кого-то в больнице. Но, оказалось, женщина пришла к ней. Она протянула медсестре цветы со словами:  «У нас в доме закончилась шива*, и мы решили поблагодарить вас от всей нашей семьи за то, что вы поддержали нас в самую трудную минуту и помогли понять что-то очень важное».

...Эти детские рисунки Леа хранит уже не один год. Они напоминают ей о четырехлетнем мальчике, потерявшем мать. Он захотел ее увидеть в последний раз, и готовя его к прощанию с мамой, Леа успокаивала его и пыталась отвлечь рисованием. Все началось с того, что в отделение поступила женщина без сознания. Инсульт был обширный: спасти ее не удалось. За целую неделю, пока врачи боролись за жизнь женщины, никто ее ни разу не навестил. Позже выяснилось, что она жила с четырехлетним сыном: соседка сообщила о нем в социальную службу, и мальчика поместили в детское убежище. Когда была диагностирована смерть мозга женщины, сотрудники центра трансплантологии, стали разыскивать ее родных, чтобы получить согласие на пересадку органов. Оказалось, что у нее никого нет, кроме маленького сына, который в тот момент уже находился на попечении социальной службы. Леа стала опрашивать соседей, пытаясь найти ниточку, которая привела бы ее к родным умершей женщины. И неожиданно выяснилось, что у женщины есть брат, но они когда-то крупно поссорились и прервали все отношения. Леа разыскала его семью: поначалу никто даже слышать не хотел о своей родственнице, и только когда брат узнал о том, что она умерла и ребенок остался один, его сердце растяло. Он попросил Лею разыскать племянника. Она выполнила свое обещание. У брата умершей были уже взрослые дети и внуки, и его семья решила взять осиротевшего мальчика в свой дом, окружив его теплом и заботой.

…Однажды Лее пришлось распутывать сложный клубок, разыскивая первую семью умершего, даже не подозревавшую о его смерти. Вторая семья дала согласие на пожертвование органов, но надо было разыскать еще детей от первого брака, чтобы получить и их согласие тоже. У большинства семей, пожертвовавших органы своих близких для пересадок, есть потребность общаться с теми, кто сопровождал их в больнице в самый тяжелый момент их жизни, узнавать о состоянии тех, чья жизнь была спасена благодаря их согласию. Леа вспоминает владельца мебельного бизнеса, который получил шанс продлить свою жизнь благодаря пересадке печени погибшего парня. Он нашел его родителей, согласившихся на пожертвование, подружился с ними, и когда у их второго сына – брата погибшего парня, родился ребенок, сделал для малыша кроватку и принес им в подарок. Вот уже несколько лет обе семьи все праздники встречают вместе.

...Теперь несколько слов о самой Лее. Она прибыла в Израиль в начале 1990-х из Цхинвали – в разгар грузинско-осетинской войны, где ее семья, лишившись дома и всего, что у нее было, бежала в Гори на попутном грузовике, откуда репатриировалась на историческую родину. С тех пор прошло немало лет, старший сын Леи – офицер ЦАХАЛа. В семье есть еще двое младших детей. И все они растут в уже привычной им реальности, что маме могут позвонить из больницы в любой момент, после чего она должна сразу туда ехать, где бы не находилась. Однажды Лее пришлось уйти даже в разгар свадьбы, куда она была приглашена со своим мужем.

«Я верю в свою миссию...»

Кирилл Грозовский пришел в область трансплантологии волею случая. Все в его семье были медиками, и сам он до выезда в Израиль учился в медицинском институте в Москве, а в Израиле получил еще ученую степень по психологии. Он даже представить себе не мог, что когда-то ему придется вести разговоры о пожертвовании органов с семьями, потерявшими близких. Теперь, будучи координатором в области трансплантологии больницы Адаса, Кирилл живет с ощущением, что нашел свое призвание. («Главное – верить в то, что ты делаешь. Любая неискренность воспринимается в подобные моменты особенно остро, и людей, переживающих горе, может задеть любое неточное слово, и разговор покажется им неуместным»).

За годы  работы в  трансплантологиии ему, конечно,  приходилось сталкиваться с реакцией полного неприятия.
Не слишком ли тяжела эта ноша? Ведь в отличие от коллег, работающих в больничных отделениях, ему приходится чаще видеть картины горя. У таких, как Кирилл, телефон включен круглосуточно, и любые личные планы могут быть нарушены в самый неожиданный момент. («Моя семья платит за это свою - достаточно высокую - цену. Что же касается меня... Когда ты видишь столько чужой беды, невольно, где-то на уровне подсознания, наверное, начинаешь бережнее относиться к жизни, больше ценить ее. Я преклоняюсь перед душевной силой и альтруизмом людей, их поступки вызывают у меня бесконечное уважение. И каждый такой случай укрепляет во мне некую веру в человечество, которую в других ситуациях я могу и подрастерять»).

Самые тяжелые случаи у работников центра трансплантологии связаны с детьми. Однажды молодая семья попала в аварию, и все дети получили травмы, а особенно тяжелую, черепно-мозговую – девятилетний мальчик. Мать детей тоже пострадала и лежала в больнице, а ее муж вынужден был ходить из одного отделения в другое, навещая близких. И в этот ужасный для молодого отца момент нужно было подготовить его к известию, что мозг его сына погиб и спросить, готов ли он пожертвовать органы своего ребенка для спасения других. Поскольку семья была религиозная, работники центра ждали исхода субботы, и разговор происходил у постели пострадавшей в аварии матери детей. При всей невообразимой трагичности ситуации, когда родители еще не знали всех последствий травмы для выживших в аварии детей, супруги приняли решение пожертвовать органы своего погибшего сына. Такое невозможно забыть. Впоследствии Кирилл не раз ловил себя на мысли, что эти люди стали для него примером высокой нравственности, невероятного мужества и способности сострадать другим даже в самой невыносимой ситуации.

…Деятельность координаторов не заканчивается с получением разрешения на пожертвования. Иногда им приходится заниматься организацией похорон, если речь идет об одиноких людях, или тех, чьи родственники не могут приехать на церемонию прощания. Они ходят на шиву* в дом, где скорбят об уходе человека, чья смерть стала продолжением чьей-то жизни. Приглашают семьи на групповые встречи, организуемые для переживших подобное горе. Помогают им справиться с различными проблемами, вплоть до трудоустройства. И эта связь намного прочнее той тонкой ниточки, которая иной раз отделяет жизнь от смерти.


*АДИ - карточка выдается человеку, который при жизни подписал соглашение о пожертвовании своих органов в случае смерти
*«повестка номер восемь» - ее в Израиле получают резервисты в случае начала войны, или военной операции
* «аскара» - месяц со дня похорон в еврейской традиции
*«шива» - неделя траура в семье после смерти близкого, еврейский обычай
* «брит-мила» - обряд обрезания младенца в еврейской традиции
* «сандак» - почетная роль во время обряда обрезания в еврейской традиции
* «киббуц галует» -  плавильный котел, символ того, что в Израиле живут евреи-выходцы из разных стран


ДВЕ ВЕРСИИ ОДНОЙ СУДЬБЫ
 
 
Каждый брошенный ребенок в глубине души надеется, что мать оставила его не по своей воле: очевидно, тому предшествовали какие-то чудовищные обстоятельства, например, смерть. Но далеко не каждый из усыновленных детей готов отправиться на поиски своего прошлого, подобно моему герою - да еще спустя тридцать лет! История 31-летнего Давида Гильора, взбудоражившая в свое время весь Израиль, похожа на чудесную сказку. Мальчик, выросший в теплом израильском доме, единственный сын у своих родителей, вдруг обнаружил, что в России у него есть еще одна мать, семеро братьев и сестер, многочисленные племянники и племянницы. 
 
Сегодня, оглядываясь на ту развилку, где в судьбе его обозначился новый поворот, Дуду уверен, что нормально ощущал бы себя в любой реальности. Не попади он в десятимесячном возрасте в детский дом, то рос бы, подобно своим братьям и сестрам, в  малоимущей многодетной советской семье, без отца (тот умер, когда младшему сыну исполнился всего год). Но мальчику выпал билет в другую жизнь. Его усыновила бездетная пара из Грузии. В 1978-м году супруги репатриировались в Израиль, где очень преуспели и дали своему единственному сыну все, о чем только мог мечтать ребенок.
 
У Дуду красивый низкий голос и абсолютно славянская внешность. «Меня воспитывали в приемной семье как принца», - повторяет он снова и снова, а я ловлю себя на мысли, что мой герой и впрямь похож на принца из русских сказок. Во всяком случае внешне. Вот только манеры и стиль речи со знакомыми оборотами «У-ау!», «Вай-вай!» «Хаваль аль ха-зман!»* - абсолютно израильские.
 
О том, что он не родной сын своим родителям, Дуду начал догадываться довольно рано. Во-первых, он совершенно не был на них похож – ну абсолютно ничего общего! Во-вторых, что-то такое витало в семье, оформленное в малопонятные фразы, произносимые вполголоса, или за притворенной дверью. Дуду подозревал, но не был уверен до конца. И только когда ему было уже восемнадцать, он услышал от своей девушки, дальней родственницы со стороны отца, подтверждение тому, о чем задумывался не раз. «Ты усыновлен, и все в семье об этом знают», - сказала Орли.
 
Почти десять лет ушло у него на то, чтобы собраться с силами и поговорить со своими родителями на запретную тему. Они приняли это очень тяжело, но Дуду к тому времени был уже просто одержим желанием узнать, кто же он на самом деле и откуда был взят. Информацию о биологических родителях он мог получить только в своей семье – других источников не существовало. «Хорошо, - наконец, произнесла мать, - тебя звали Павел. Ты родился 29 ноября 1975-го года. Мы с папой взяли тебя десятимесячным из детского дома, который находился в городе Орехово-Зуево. О твоих родителях знаем только одно - они жили тогда в Загорске*.
 
Дуду и его жена Орли начали просматривать в Интернете все сайты, имеющие отношение к городу под названием Орехово-Зуево, и завязал переписку с местной журналисткой, вызвавшейся им помочь. Вскоре они вылетели в Россию и в сопровождении журналистки отправились в дом ребенка.
 
Когда Дуду увидел старое здание, у него сжалось сердце. Правда, внутри дом ребенка выглядел совсем иначе: красивый интерьер, чистота, порядок. Когда Дуду услышал детский плач и увидел в кроватках малышей, у него появилось ощущение, что этих тридцати лет не было, будто и он находится среди этих брошенных своими родителями младенцев. Дуду стоял как оглушенный, плакал и не стыдился своих слез. Его подвели к старой женщине, которой было уже за восемьдесят. Услышав имя Павлик, она сразу его вспомнила. Это была нянечка, проработавшая в доме ребенка много лет, которая   ухаживала за Дуду, когда я был младенцем. «В отличие от других детей, ты был такой шустрый, - сказала она, - даже умудрялся самостоятельно выбираться из кроватки». Она смотрела на Дуду с такой любовью, словно он был ее сыном. А потом произошло нечто такое, что ввергло молодого израильтянина в состояние настоящего шока. Неожиданно появился директор дома ребенка и, узнав, что гости прибыли из Израиля, начал возмущаться. «Почему вы их сюда пустили? – обращался он к своим подчиненным, - ведь они же из Израиля и могли устроить здесь теракт, а у нас тут дети». Никакие попытки объяснить ситуацию не увенчались успехом – Дуду и Орли приказали немедленно покинуть дом ребенка.
 
Они отправились в местное отделение МВД, надеясь отыскать там следы «дела» об усыновлении Дуду.  Конечно, было опасение, что безуспешно, ведь столько лет прошло! Но, к счастью, «дело» нашлось, правда, в него не позволили даже заглянуть, поскольку фамилия, указанная в иностранном паспорте Дуду не соответствовала той, что фигурировала в «деле». И вот почему: его приемные родители после репатриации сменили свою грузинскую фамилию на израильскую, и теперь Дуду никак не мог доказать чиновнику, что он и есть тот самый мальчик, по поводу которого 30 лет назад было заведено это «дело». Проклятая бюрократия! Дуду и Орли пришлось подключить своих московских партнеров по бизнесу,  один звонок влиятельных людей сразу устранил все препятствия. Когда Дуду взял в руки тонкую, пожелтевшую от времени картонную папку, у него бешено колотилось сердце – ведь там, внутри скрывалась тайна его рождения!
 
Биологическими родителями Дуду оказались Анна и Виктор Горячевы. В момент усыновления их младшего (восьмого по счету ребенка, родившегося в семье) они жили в Загорске, но с тех пор минуло уже тридцать лет. Дуду с Орли вернулись в Израиль, готовясь к очередному витку поисков – на сей раз уже в Загорске. Но все произошло гораздо раньше, чем они предполагали. Дуду хорошо запомнил этот момент. Семья отмечала день рождения  дочери, когда раздался звонок из России. «Мне удалось найти твою мать, она жива и живет в Сергиевом Посаде», - сказала Дуду  журналистка из Орехово-Зуево, которая помогала нам в предыдущих поисках. Супруги  тут же вылетели в Россию. Приемным родителям Дуду не решился сказать об этом из опасения, что известие их расстроит.
 
Оказалось, что российская журналистка вышла на след матери Дуду с помощью частного сыщика. Оба отправились по указанному адресу. Дверь открыла  пожилая женщина. «Здравствуйте, мы пришли сообщить вам, что вас разыскивает ваш сын Павел», - едва услышав это имя,  женщина начала плакать, а когда пришла в себя, произнесла: «Я думала о нем все тридцать лет, мечтала его увидеть, и страшно переживала о том, что случилось».
 
Оказывается, усыновление произошло помимо ее воли. Когда Анна Горячева, всю жизнь проработавшая на фабрике по производству кваса,  была беремена восьмым ребенком, ее муж тяжело заболел и умирал на ее руках. И судьбу ребенка решили местные власти. По их распоряжению, Анне даже не разрешили забрать Дуду из роддома, и она в течение нескольких месяцев приходила туда, чтобы кормить малыша грудью. В один из дней женщина обнаружила в больнице пустую кроватку. Ей сказали: «Ребенка решено передать на усыновление». Как впоследствии выяснилось, местные власти убедили ее больного мужа подписать необходимые документы, и он пошел на это, опасаясь, что после его смерти жена не вытянет одна восьмерых детей, и будет лучше, если новорожденный сын попадет в какую-нибудь бездетную семью, где о нем смогут хорошо позаботиться. Что же касается Анны, она так и не смогла с этим примириться и страшно переживала. Когда спустя 30 лет он ее разыскал, она сказала: «Наконец-то я смогу спать спокойно –  теперь мы снова все вместе». О случившемся тридцать лет назад знала только старшая сестра Дуду - Галина, от других детей семейную тайну скрывали. Дуду и по сей день не может понять, как его матери удалось в одиночку поднять на ноги семерых детей. Все они хорошо устроены, у каждого семья, дети, достойная профессия, собственный дом, машина. Его братья и сестры очень привязаны к матери и друг другу и сразу приняли Дуду в свою теплую семью. Едва он вошел в комнату, где его ожидали  за накрытым столом, как сразу почувствовал себя дома. Они так готовились к  приеду младшего – варили борщ, делали сельдь под шубой, братья надели парадные костюмы, как на праздник. Позже Дуду узнал, что его  старший брат Валерий несколько лет назад погиб в автомобильной аварии в Москве.
 
Встретившись спустя тридцать лет, Дуду и его мать обнялись, заплакали и довольно долго так и стояли, сжимая друг друга.  Сначала ему  показалось, что она слепая, потому что все время щурилась, а потом до него дошло: это от слез. Началось настоящее русское застолье – с борщом, водкой, песнями. В какой-то момент мама увела Дуду в другую комнату, усадила напротив себя и долго-долго всматривалась, гладя лицо и руки сына. В этот момент ему показалось, что она видит в нем не взрослого мужчину, а десятимесячного младенца, которого у нее отняли 30 лет назад. Она так и не смогла привыкнуть к его  новому имени и все время звала  Павликом.
 
На следующий день Дуду поехал к матерью навестить могилу отца. другой день мы поехали к отцу на кладбище. Потом они всей семьей отмечали мамино 70-летие в ресторане. Дуду купил ей к этому дню красивое нарядное платье. Было много радости и много слез. Когда начали петь старые русские песни,  Дуду тоже участвовал в общем хоре, потому что знал их с детства от своих родителей.
 
Сначала Дуду и Орли, помогали общаться с его вновь обретенной семьей переводчики, а потом супруги уже и сами неплохо объяснялись с помощью мимики и жестов.

Впоследствии Дуду еще не раз ездил навещать свою семью в Россию, он постоянно звонит матери из Израиля. Даже если он не понимает ни слова, ему достаточно слышать ее голос. А когда Дуду вставляет в разговор слова по-русски – «люблю, целую», она всякий раз плачет. Еще недавно она представления не имела, гуде находится Израиль, просила сына показать эту страну на глобусе и удивлялась тому, что она такая маленькая. Дуду пытается выучить русский, а его жена Орли уже даже читает по-русски.

…О том, что он нашел свою биологическую мать, Дуду решился только по возвращении из России. Они приняли известие очень хорошо. Отец сказал, что  хотел бы познакомиться со второй семьей своего приемного сына, а когда мама сказала, что Дуду должен заботиться о своих близких, живущих в России, ее слова согрели его сердце.
 
Дуду хочется вселить надежду в сердца усыновленных детей, которые, как и он, хотят узнать правду о своем прошлом, но не решаются это сделать. На самом деле это ведь вопрос самоидентификации человека, ответ на самый главный вопрос: кто я, откуда, зачем пришел в этот мир? А еще он надеется помочь родителям, которые не решаются открыть приемным детям правду о их прошлом – избавить их от неоправданных страхов. Ведь может случиться так, что кто-то другой случайно скажет ребенку, что он приемный, и он все равно придет с этим вопросом к родителям. Дуду собирается написать книгу о том, что с ним произошло. И, конечно, в ней будут главы о его  счастливом израильском детстве, замечательных родителях, которые его вырастили: ведь все, что он собой сегодня представляет как личность, стало возможным только благодаря их любви, заботе и  поддержке. И еще в этой книге будут главы о его долгом пути в Россию, где Дуду нашел мать, которая его родила, и большую теплую семью.
 
…После выступления по израильскому телевидению на Дуду обрушился целый шквал звонков со всех концов страны. Особенно ему запомнился звонок от женщины, которая 16 лет назад усыновила девочку из Бразилии и боялась открыть ей, что та приемная. Узнав об истории Дуду, женщина избавилась от страха, что дочь ее не так поймет, или станет к ней хуже относиться. «Я не только все ей расскажу, но и помогу найти биологическую мать, если она того захочет», - сказала она Дуду.
 
Что же касается Дуду и второй версии его судьбы, он не задумывается над тем, кто он теперь  - «русский» или «израильтянин». Он просто счастлив от мысли, что этот трудный «пазл», наконец, сложился. («Я израильтянин, но у меня русские корни. И я  не ощущаю никакой двойственности.  Я люблю всех своих близких и любим ими – что может быть лучше и важнее этого?»)
 
***
 
Между прочим, история Дуду Гильора вовсе не является исключением из правил. В свое время 39-летняя женщина из Раананы тоже задалась целью найти свою биологическую мать, и  разыскала ее. («Я нашла женщину, которая меня родила, но она не может уже стать мне матерью – это место занято моими приемными родителями – однако мы стали с ней близкими подругами, так что у истории в любом случае хороший конец»).
 
По данным министерства соцобеспечения, за всю историю еврейского государства на усыновление были переданы 13 000 младенцев, но десять процентов из них даже не подозревают об этом. Из тех же, кто знает тайну своего прошлого, лишь половина обращается в соответствующие инстанции с просьбой поднять «дело» об усыновлении и помочь разыскать биологических родителей, что можно сделать лишь по достижении 17-ти лет. Но и тут не все просто. Встрече усыновленного ребенка с биологическими родителями (если таковых удается найти) предшествует долгая процедура. Во-первых, нужно заручиться согласием биологического родителя на подобную встречу: у него может быть к тому времени другая семья, или просто не возникнет желания видеть ребенка, от которого он когда-то отказался. Если согласия нет – тайна останется достоянием архива. Если же согласие получено – родителя и ребенка начнут готовить к встрече. Для начала покажут фотографии, потом с ними побеседует психолог, после чего наступит следующий этап – телефонных разговоров, и только после этого – возможная встреча. Но все это не распространяется на детей, усыновляемых за границей – в таких случаях согласия биологического родителя никто не требует. Что же касается усыновителей, то закон вовсе не обязывает их сообщать ребенку о том, что он приемный, оставляя это на их усмотрение.

* «У-ау!», «Вай-вай!» «Хаваль аль ха-зман!» - ивритские идиомы и междометия, выражающие восторг и восхищение 
* Загорск* - ныне город переименован в Сергиев Посад