СОЛДАТЫ, КОТОРЫХ ПРЕДАЛИ
Предательство не имеет ни запаха, ни вкуса, но подобно хорошему яду, оно убивает наверняка – сразу или на протяжении лет. То, что солдат, о которых пойдет речь, бросили в атаку, исход которой был предрешен; то, что их оставили умирать под шквальным огнем и не пришли на помощь, можно, наверное, списать на войну и на неразбериху, царившие во время боя на «китайской ферме». Но как объяснить то, что настоящие герои, принявшие на себя главный удар, остались без каких-либо наград и воинских званий? И как объяснить то, что в течение тридцати с лишним лет ни один из военачальников не поинтересовался, живы ли они вообще и как им удалось выбраться из кромешного ада?
Судьбы моих героев пересеклись в песках Синая в октябре 1973-го, но самого знакомства не произошло. Разве что Ярон Кайзер, принимавший вертолет на земле, увидел красные ботинки Хези Дахбаша, показавшиеся из люка первыми. Впрочем, они ничем не отличались от ботинок других десантников, прибывших на операцию. Так что герои встретились лишь 30 лет спустя, после того, как Ярон увидел фильм режиссера Нира Тойба «Воспоминания о «Китайской ферме» с участием Хези Дахбаша, занимающего центральное место в событиях самого страшного боя Войны Судного Дня, в чем мы позже убедимся. К тому времени оба задавались одними и теми же вопросами: кто и почему обрек лучших десантников ЦАХАЛа на бессмысленную гибель? Почему имена настоящих героев этой схватки были преданы забвению, в то время как многие офицеры, сыгравшие в этой драме второстепенную роль, удостоились наград, а кое-кто даже совершил неплохую военную и политическую карьеру – причем, именно благодаря подвигам, проявленным в боях за «китайскую ферму»?
Несколько лет назад Хези Дахбаш и доктор Ури Мильштейн создали в Интернете гражданский форум по истории израильских войн, в расследованиях которого приняли участие бригадный генерал Амикам Цур; Эвъятар Бен-Цедеф, занимавший в 1970-х годах пост главного редактора армейского ежемесячника «Маарахот», предназначенного для офицеров ЦАХАЛа; бригадный генерал Ави Лиор, сын Исраэля Лиора – консультанта премьер-министра Голды Меир и другие известные личности.
«Я тоже был в том бою, - пишет в своем обращении на форуме один из участников битвы на «китайской ферме». – Мы знали, что Хези Дахбаш продвинулся дальше всех и вплотную приблизился к позициям противника. Я до сих пор отчетливо помню эту картину. Мы находимся на возвышенности, откуда хорошо просматривается происходящее, и кто-то показывает мне, где находится Хези. Там сплошная стена огня. Видно, что египтяне начинают окружать отделение. И вдруг по рации доносится голос Хези. Я слышу, как он вызывает огонь на себя. Через 20 секунд дальнобойная артиллерия обрушивает на это место шквальный огонь. Египтяне бегут, мать их! Я понимаю, что Хези и его ребята погибли, и у меня сжимается сердце. Но вдруг я снова слышу по рации его голос: «Корректирую огонь. 200 метров правее!». И это повторяется за разом. Я бы назначил Хези главнокомандующим, если бы это зависело от меня. Ведь он фактически руководил тем боем, остановил египтян, но не получил за это никакой награды, и с этим невозможно смириться».
***
В течение 33 лет к десантникам, принимавшим непосредственное участие в боях за «китайскую ферму» относились так, словно их нет. При этом Война Судного Дня описана в школьных учебниках, ее изучают в Университетах, а в дни памятных дат по радио и телевидению нередко выступают люди, которые вовсе не участвовали в боях за «китайскую ферму», но почему-то рассказывают о том, что там происходило. И появляется ощущение, что на «свадьбу» забыли пригласить невесту и жениха. И еще один интересный момент: этот небольшой участок пустыни, прозванный «китайской фермой» благодаря иероглифам, которые израильские солдаты обнаружили после Шестидневной Войны на брошенном египтянами сельскохозяйственном оборудовании, послужил в свое время неплохим плацдармом для блестящих военных и политических карьер в нашем государстве. Многие офицеры, командовавшие осенью 1973-м на Южном фронте дивизиями, батальонами и полками, впоследствии продвинулись до немыслимых высот, заняв ключевые посты в верхних эшелонах власти. Из них вышли будущие премьер-министры, министры обороны, генералы. Что же касается Хези, то он не удостоился ни высоких званий, ни наград, в то время как два других офицера умудрились даже получить медали за его спасение (!) - при том, что один из них вообще там не был, а второй прибыл на место по вызову Хези - эвакуировать раненого танкиста, оказавшегося в расположении десантников благодаря тому же Хези, вытащившему его из подбитого танка.
Хези Дахбаш рассказывает о том, что произошло на «китайской ферме» лишь по одной причине: он не хочет, чтобы эта история повторилась с его сыновьями, которые служат в армии или с его внуком, которому еще предстоит служить.
Взвод Хези Дахбаша в ночь с 15 на 16 октября первым принял на себя удар египтян, продержался в самом пекле восемнадцать часов и последним покинул место боя. Все думали, что десантники обречены. Никто не пришел им на помощь.
…Наша беседа с Дахбашем продолжалась шесть часов. Некоторые вопросы ему приходилось переспрашивать – после боя на «китайской ферме», где он в течение многих часов вызывал огонь артиллерии на себя, пытаясь избежать окружения и продолжать бой, у него проблема со слухом, хотя Хези и не числится инвалидом ЦАХАЛа. В отличие от своих солдат, которые пострадали точно так же, он не стал подавать прошения. Просто не нашел для этого ни времени, ни сил. Ниже я помешаю рассказ на основе нашего шестичасового интервью, куда добавляю так же то, что рассказал о Хези Ярон и чего Хези не сообщил о себе в силу присущей ему скромности.
***
После Шестидневной войны в армии не утихали споры за честь быть первыми. Особенно среди десантников. Бравые парни были готовы поделиться с товарищем зубной щеткой или девушкой, но ни за что бы не уступили ему права идти на операцию в авангарде. А что вы хотите от 20-летних парней, которые встают и ложатся спать с мыслью о подвигах?
Перед выходом на задание ребята бросали жребий, загадывая, кому суждено вернуться живым, а кому нет. Десантники - парни сорви-головы, что им смерть? Сообщение о начале войны многих застало дома. Пару часов на сборы, и вот они уже бегут в полной амуниции к месту сбора, а прохожие суют в руки орешки и конфеты. После Шестидневной Войны армия была у народа в таком почете! И особенно десантники.
Когда взводу Хези Дахбаша приказали готовить снаряжение, все были уверены, что речь идет о какой-то крупной операции, и они управятся с противником за два дня. На шестой год после Шестидневной Войны на генералов смотрели как на королей и считали, что нет армии лучше израильской. А кто в ЦАХАЛе самый лучший? Десантники! А среди десантников кто лучший? 890-й батальон. Так вот взвод Хези Дахбаша считался в этом батальоне лучшим. И все в нем хотели быть первыми. Поэтому когда командир сообщил двум солдатам, что они остаются на базе, это известие их просто убило! Они умоляли Дахбаша взять их на операцию, и он согласился, пожалел парней. В тот момент никто еще не знал, что началась война, а когда узнали, Хези испытал чувство вины перед этими солдатами. Ведь он собирался оставить их на базе, но поддался уговорам, а теперь их могут убить. И он сказал этим двоим: «Когда высадимся на месте, будете ходить за мной по пятам и все делать в точности, как я». И они уцелели. В числе пяти, которые находились с Хези на протяжении всех восемнадцати часов боя.
Перед отправкой в Синай все гадали, куда пошлют взвод – на северный фронт, или на южный. Им казалось, что южный лучше – там песок, а на севере, где камни и скалы, ботинки слишком быстро рвутся. Этих солдат давно нет, и они так и остались молодыми на снимках, которые более сорока лет висят у Хези Дахбаша меня на стене. Его товарищи не вышли из боя, и он никогда не забудет, как они умирали... Но переживая заново октябрьские события 1973-го, Хези понимает, что в той ситуации они не могли поступить иначе. Десантники, воспитанные на подвигах Меира Хар-Циона и других героев израильских войн, рассказах о Катастрофе и Мецаде, были готовы сделать все для того, чтобы с евреями никогда не повторилось подобное.
Такое было время: все мечтали об армии. Ярон Кайзер у родителей единственный сын, отец пережил Катастрофу, служил в армии. Поэтому когда Ярон сообщил, что собираются идти в десантники, они его поняли, а адвокат, визируя их разрешение, даже не захотел брать с них денег. Ярон закончил курсы, где его научили принимать вертолеты в сложных условиях. Поднимать в вертолет раненых и одновременно держать под контролем все, что происходит вокруг – тяжелая работа. В иные моменты на нем гимнастерка слипалась от чужой крови.
15 октября Ярон Кайзер принимал в пустыне тех самых десантников, и в том числе – взвод Хези, которым предстояло совершить девятикилометровый пеший бросок до «китайской фермы». Они прибыли в 10 вечера, а в полночь вышли на операцию. Представим себе эту пастораль: ночь, дюны, освещаемые полной луной. Прошло часа два. И вдруг в той стороне, где скрылись десантники, началась жуткая пальба из всех видов оружия. Такой шум могла произвести по меньшей мере дивизия. И как впоследствии оказалось, не одна. Эти триста десантников были брошены в бой против двух тысяч египетских танков и десяти тысяч солдат.
Перед выходом на операцию взвод получил задание: уничтожить отдельные египетские группировки, вооруженные противотанковыми ракетами, которые создавали серьезные помехи для продвижения израильских войск. Для десантников задача несложная, привычная. Но они были совершенно не готовы к тому, что против них выступит целая армия! В первую минуту возникло ощущение, что разверзлась преисподняя. Очень многие погибли и были тяжело ранены в течение считанных минут. И потом, уже после войны, Хези был убежден, что высшее командование и не подозревало о том, что в районе «китайской фермы» сосредоточены целые дивизии. Страшная правда открылась ему позже, на слете десантников, где выступал Шарон. Он рассказывал, что накануне событий, о которых идет речь, к нему пришел полковник Дани Мат, позднее форсировавший Суэцкий канал, и попросил направить его в район «китайской фермы». На что Шарон ответил ему: «Ты что с ума сошел? У египтян там 10 тысяч солдат и две тысячи танков!» .Эпизод, где он произносит эти слова, впоследствии был включен в фильм Нира Тойба «Воспоминание о «китайской ферме». Выходит, что Дани Мата и его людей уберегли от тяжелой участи (они практически без потерь переправились через Суэц), а триста отборных десантников обрекли на верную смерть. Хези настолько тяжело перенес открывшуюся ему страшную правду, что это кончилось для него тяжелым инфарктом. Ему всегда казалось, что для армейского командования все одинаково важны – и генерал, и простой солдат. А оказалось, что это не совсем так.
«На ваших плечах лежит судьба государства», - говорили командиры солдатам, и те понимали эти слова однозначно: права на отступление у них нет. На протяжении восемнадцати часов боя Хези Дахбаш, чей взвод попал в западню, сохранял связь с командованием и пережил очень драматический момент, когда прославленного 890 батальона Ицик Мордехай в ответ на его просьбу о помощи заявил, что не готов ради спасения взвода жертвовать целым батальоном. Спустя еще два часа, когда взвод оказался в окружении, командир дивизии Узи Яири приказал ему сдаться в плен, на что Хези не был готов идти ни при каких обстоятельствах.
В отличие от Хези, Ярон Кайзер догадывался, что в районе «китайской фермы» у египтян сосредоточены немалые силы. Он ведь находился здесь с 8 октября, а взвод Дахбаша прибыл 15-го. До этого здесь были другие ребята, тоже из десанта, и многие из них погибли. Подыскивая площадку для принятия вертолетов, Ярон повсюду видел красные ботинки десантников, убитых здесь в первые дни войны: они заметно выделялись на фоне песков.
***
У Хези до сих пор стоит перед глазами картина происходящего. Два часа ночи. Небо выткано следами трассирующих пуль наподобие ковра. Командир роты Яки Леви (через несколько минут его убьют) приказывает Хези, чей взвод бежит первым, обойти дюну справа и максимально приблизиться к противнику. Десантники все еще полагают, что за дюнами скрывается не более шестидесяти человек. Пуля пробивает Хези фляжку, вода течет по ноге, он принимаю ее за кровь и еще успевает подумать: «Странно, вроде меня ранило, а боли нет». Потом в него попадают еще две пули – одна в каску, вторая в компас, и осколок от снаряда - в плечо (с тех пор он носит на себе эту отметину).
Половина отборнейшего десантного батальона выходит из строя в первые минуты боя – такого в истории ЦАХАЛа еще не было. Грохот взрывов, свист пуль, крики раненых со всех сторон. Хези со своими ребятами бежит по открытому, хорошо простреливаемому плато, где совершенно негде укрыться. По рации сообщают, что Яки Леви убит. Его заменяет Эяль Раз. Чтобы сократить путь, Хези меняет курс на 90 градусов и десантники бегут в лоб противнику. Пользуясь темнотой, они падаеют на землю и начинают зарываться в песок под самым носом египтян. Пока те не замечают подвоха и продолжают палить на более дальнее расстояние. У Хези появляется возможность разглядеть позиции противника и оценить ситуацию. Он видит танки, артиллерийские орудия и сообщает по рации командиру батальона, что против взвода стоят целые дивизии. Ицик Мордехай приказывает оставаться на месте и ждать подкрепления.
Время идет, а подкрепления нет. В тот момент Хези по наивности думал, что их оставили здесь, под носом египтян одних, без прикрытия, специально, чтобы отвлечь силы противника. Потом у него возникает ощущение, что о взводе просто забыли. Между тем, близится утро. Примерно в районе шести в атаку идут танки Эхуда Барака. Поскольку остатки взвода находятся ближе всех к позициям противника, танкисты принимают их за египтян: трагедию удается предотвратить буквально в последний момент, передав по специальной системе оповещения опознавательный код: «свои».
Глядя на то, как стремительно продвигаются вперед наши танки, Хези даже немного завидует танкистам и сожалеет о том, что не пошел в танковые войска. Но в этот момент у танка, который проходит неподалеку, сносит снарядом башню, а командира выбрасывает наружу. На месте глаза у него кровавое месиво, к тому же ранен в ноги. Горящий танк кружит на месте, грозя в любую минуту раздавить танкиста. Хези вскакивает и перетаскивает раненого в укрытие. (Опережая события, скажу, что он выжил и впоследствии стал известным врачом, профессором).
Бой продолжается, и потери растут. У людей отрывает конечности, а у десантников нет даже резиновых жгутов, чтобы остановить кровь. Пачки бинтов размеров с сигаретную коробку – это все, чем они располагают. Хези выходит на связь и просит выслать бронетранспортер для эвакуации танкиста и раненых солдат из своего взвода. Это удается сделать только через полтора часа.
Около девяти египтяне замечают десантников и начали их окружать. Хези связывается с командиром батальона и сообщает ему об этом. Ицик Мордехай отвечает, что ради спасения взвода не готов рисковать батальоном. Хези отключается от связи, понимая, что его взвод брошен на произвол судьбы и надо выбираться из этого ада самим. Между тем, египтяне уже совсем близко. Он принимает отчаянное решение: по прямой связи с командиром дивизии просит поддержать артиллерийским огнем. Поскольку противник уже совсем рядом, Хези приходится сообщить собственные координаты. Командир дивизии отвечает секретным кодом, что просьбу понял: «Получайте!». Израильские снаряды ложатся рядом, египтяне бегут, остатки взвода целы, и Хези продолжает сообщать артиллертистам координаты, чтобы их снаряды ложились более точно.
Десантник остаются одни. Танкисты давно отступили. Командир роты и командиры двух взводов, которые шли за взводом Хези, убиты в первые минуты боя. Офицер, сменивший командира роты, почему-то не выходит на связь. Хези со своими солдатами натыкается на него, пробираясь назад, к своим. Он лежит на песке: ранение тяжелое, в живот, внутренности вывалились наружу. В условиях, когда приходится передвигаться короткими перебежками под непрекращающимся огнем египтян, десантники Хези не в состоянии транспортировать тяжелораненого. Но и оставить его здесь одного тоже не могут. Приказав остаткам взвода продолжать отступление, Хези с пятью солдатами остается с раненым и вызывает по рации бронетранспортер для его эвакуации. Снова забегая вперед, скажу, что этот офицер выжил и впоследствии тоже стал врачом, как и упомянутый выше спасенный танкист.
Очень многие тогда остались в живых благодаря тому, что Хези вызвал огонь на себя и корректировал его, вынуждая египтян отступить. В мемуарах египетских военачальников приводится факт, что в разгар боя на «китайской ферме» командир египетской дивизии получил инфаркт из-за того балагана с артиллерией, который израильтяне (Хези со своими людьми) устроили у него под носом.
В январе 1974-го армия проводила расследование ситуации, связанной с боями на «китайской ферме», но Хези там не было. Как так получилось, что в расследовании не принимал участия единственный из трех командиров взводов, находившихся в эпицентре событий, который не был убит и вывел своих солдат? Его устранили довольно оригинальным способом. Рота десантников в те дни находилась на учениях в районе Шхема, где, естественно, был и Хези со своими солдатами. И вдруг его вызывает руководство и предлагает отправиться с подругой в отпуск на новой, только что прибывшей в часть машине. Ему двадцать один год. Он влюблен. Война позади. Кто бы отказался от столь заманчивого предложения на его месте? Покатавшись по стране несколько дней, он говорит подруге: «Надо бы заехать на базу, проверить, как там мои солдаты». Та расстроена: «Даже в отпуске у тебя одна армия в голове!» И все же Хези настаивает на своем. Они едут в часть, но ни одного из солдат Хези на месте нет. Оказывается, их еще несколько дней назад вывезли на юг, где ведется расследование по поводу «китайской фермы».
Хези был не в Америке, он не был болен. Он служил в действующей армии. И он был единственным уцелевшим командиром взвода из всех, что участвовали в этой операции. К тому же ему удалось продвинуться к противнику ближе всех. Его взвод первым вошел на территорию «китайской фермы», приблизился к противнику почти вплотную и покинул место боя последним, продержавшись под огнем восемнадцать часов. Все это время Хези выходил на связь по рации, слышал все команды, корректировал огонь артиллерии, которую вызывал на себя. Кому, как не мне, свидетельствовать о том, что там происходило? А ему даже не сообщают о предстоящем расследовании, и, более того, как раз в эти дни отправили в отпуск, не сказав ни слова. Кто-то позаботился о том, чтобы такого важного свидетеля чужих просчетов там не было. Видимо, то, что он мог рассказать - а он ничего не мог рассказать, кроме правды - расходилось с официальной версией событий, и это многих не устраивало. Впоследствии подобное повторялось не раз: Хези приглашали выступить в телепередаче по поводу событий Войны Судного Дня, но в последний момент его участие вдруг отменялось, и в студии выступали другие люди, которые рассказывали о событиях так, как это описано в официальных источниках.
В 1974-м году двое офицеров, участвовавших в боях на Синае, устроили голодовку возле Кнессета, требуя расследования событий Войны Судного Дня. И такая комиссия была создана (она вошла в историю под названием «Ваадат Аграната») и признала несостоятельность политики и стратегии израильского правительства в первые дни войны. Впоследствии группа офицеров потребовала от министра обороны создания новой комиссии.Параллельно был подан иск в БАГАЦ (Высший суд справедливости). Офицеры потребовали доступа к армейским протоколам того периода, из которых можно узнать, какие именно приказы отдавались во время боя и за что участники Войны Судного Дня получили свои награды и очередные воинские звания.
В течение десятилетий Хези Дахбаш выступал в воинских частях, рассказывая солдатам срочной службы о боях на «китайской ферме», и его рассказы сильно отличаются от описанного в учебниках и от того, что они слышали в армии. Он рассказывал правду, которая мешала многим, но они ничего не могли с этим поделать. До сих пор никто не пытался Хези опровергнуть или выдвинуть против него или против расследователей, принимающей участие в работе гражданского форума, судебный иск. Почему? По той простой причине, что Хези Дахбаш находился в эпицентре событий на «китайской ферме», и каждое его слово было свидетельством очевидца и непосредственного участника боя.
Он снова и снова задавался вопросом: почему десантников бросили на «китайскую ферму» без прикрытия артиллерии. На этот счет существует официальная версия: будто вся артиллерия в этот момент, якобы, прикрывала Дани Мата, переправлявшегося через Суэцкий канал. Но, известно, что Дани Мат перебрался на противоположный берег Суэца предыдущей ночью, почти без потерь, и уже не было нужды его прикрывать. Кроме того, когда десантников начали окружать египтяне и Хези вынужден был обратился по связи к командиру дивизии за артиллерийской поддержкой, он ее тут же получил! Значит, артиллерия была! Если бы десантники шли в бой под ее прикрытием, египтяне бы просто не высунули носа, и не было бы этих бессмысленных потерь - беспрецендентных в истории ЦАХАЛа. Не говоря уже о том, что триста человек были брошены в бой против целой армии, что, как выясняется, не было для военачальников секретом. В фильме Нира Тойба один из генералов называет бой на «китайской ферме» провалом, признавая тем самым, что что-то было сделано не так. Но как объяснить в таком случае феномен, что для многих военачальников именно этот бой стал главной ступенькой в головокружительной военной и политической карьере? И это всего лишь два вопроса из множества прочих, которые не дают покоя мне и участникам гражданского форума, многие из которых принимали участие в Войне Судного Дня.
(на основе свидетельств участников Войны Судного Дня Хези Дахбаша и Ярона Кайзера)
АВШАЛОМ ВИЛАН: «Я ЛВАДЦАТЬ ЛЕТ НЕ МОГ ЗАБЫТЬ ЭТОТ СТРАШНЫЙ ЗАПАХ".
В семье Вилан все мужчины шли служить только в боевые части. Авшалом Вилан попал в разведку Генерального штаба за три года до Войны Судного дня. Туда отбирали лучших. Половина была из города, половина—кибуцники. Тренировали этих солдат особо. Помимо курса парашютистов было еще много чего, но об этом вам не расскажет ни один из парней- сколько бы лет не прошло. На них возлагали особые надежды и бросали на самые трудные участки боев. Потому что они умели побеждать и возвращаться.
Для Абу Вилана (Абу—детское прозвище Авшалома) Война Судного Дня началась ночью 6 октября, когда его с шестью другими парнями высадили в районе Суэцкого канала, где требовалось подкрепление. Им открылась страшная картина: повсюду убитые, много раненых. Но командир Моти Ашкенази присутствия духа не терял. «Если египтяне попытаются прорвать фронт с нашей стороны, мы их остановим», - сказал он.
8 октября стало известно, что на египетской территории находится израильский летчик, сбитый в первый день войны, когда бомбили Суэцкий канал. Командование тут же решило выслать для его спасения группу из восьми человек. Среди них были 22-летний Абу Вилан.
Египтяне обнаружили летчика на три часа раньше и устроили засаду, поджидая израильтян. Когда те подошли к месту, где предположительно находился летчик, на них обрушился шквал огня. Авнер Рон, лучший друг Абу Вилана был убит на месте. Сразу Абу этого даже не понял, потому что все тут же легли на землю. Командир выпустил сигнальную ракету, прося подкрепления, и десантники начали отступать, отстреливаясь и таща на себе мертвого Авнера. На подмогу вышли танки. Когда группа добралась до своих, магазины их автоматов были пусты. С Авнером Роном Абу дружил с детства. Они вместе призвались в армию и попали в элитную разведку Генерального штаба. После демобилизации вместе работали в "Эль-Аль", охраняя самолеты. И Войну Судного дня тоже встретили вместе. Только Авнеру не довелось ее пережить. Он был очень крепким парнем. Под два метра ростом. Весил чуть ли не 150 килограммов. Спустя годы, когда у Абу родится первенец, он назовет его Авнером—в память о погибшем друге.
А теперь вернемся к октябрьским событиям 1973-го. Только в лагере Абу узнал, что он, оказывается, был хорошо знаком с летчиком, которого пытался спасти. Ишай Кацири жил в соседнем кибуце, был завзятым болельщиком и не пропускал волейбольных матчей, в которых участвовал Абу. Забегая вперед, скажу, что после войны они встретятся в больнице Тель ха-Шомер, куда привезут израильских солдат и офицеров, освобожденных из египетского плена. Абу не сразу узнает в страшно изможденном человеке Ишая. После выписки из больницы он повезет его к родителям Авнер Рона, но разговора не получится, возникнет тягостное молчание. Родители Авнера не смогут смириться с тем, что из-за спасения этого незнакомого парня погиб их сын. Много лет спустя история получит еще один виток, когда летчик Шай Кацири будет рассказывать школьникам о Войне Судного Дня и дойдет в своем рассказе до того места, как его пытались спасти и при этом погиб замечательный парень по имени Авнер Рон. Один из учеников - сын Абу Милана - неожиданно встанет и скажет летчику: "Меня назвали в его честь".
…19 октября (шла третья неделя Войны Судного дня) Абу Вилан с группой разведчиков был брошен в район Хермона. Парни нашли самую короткую дорогу среди снегов, просидели, наблюдая за происходящим, ночь в укрытии, а утром, вернувшись в лагерь, сообщили командованию, что для захвата Хермона лучше всего использовать найденный ими короткий путь. Однако к мнению разведчиков не прислушались. Командиру группы Йони Нетаниягу тоже не удалось убедить в этом командование. Все дни, пока разведчики находились в районе Хермона, Йони Нетаниягу ни на минуту не снимал с головы каску. В короткий миг затишья Абу спросил его, почему. Йони ответил просто: "Когда во время Шестидневной войны я был ранен в руку и полз под огнем много метров, с трудом выбираясь из этого ада, у меня на голове не было каски, и я ощущал ужасную досаду от собственной беззащитности! С тех пор я сказал себе—пока война не кончится, я каски не сниму. И вот какая судьба: в момент, когда Йони получит смертельное ранение во время операции в Энтеббе, на нем не будет каски.
…21 октября израильтяне начали наступление по главной дороге к Хермону. Они несли огромные потери, но в какой-то момент в бою наступил перелом. Разведчики, находившиеся ближе к вершине, вдруг увидели, что сирийцы повернули вспять, что они бегут. Они связались по рации с бойцами дивизии "Голани" и сообщили им эту радостную весть. Вскоре на Хермоне взвился израильский флаг—это был волнующий момент. Все поздравляли друг друга, у многих были на глазах слезы.
В течение двадцати лет Абу не мог пересилить себя и отказывался съездить на Хермон. От одного звука этого имени у него возникала перед глазами страшная картина—сотни тел и этот жуткий запах горелой человеческой плоти. Но дети настояли. И Абу поднялся на Хермон—через двадцать лет после войны.
…Спустя семь лет после Войны Судного дня Абу в числе других ее участников поехал в Египет—по приглашению президента этой страны Анвара Садата. Там были большие празднества, разворачивавшиеся на фоне египетских пирамид. Абу, глядя на все это, думал о том, что семь лет назад, когда шли страшные бои на севере и юге Израиля, трудно было представить себе, что настанет день примирения. Он сказал тогда египетскому президенту на английском, что приехал на праздник с тяжелой ношей прошлого за спиной - во время Войны за независимость от его кибуца Ха-Негба не осталось камня на камне, все было разрушено, но, тем не менее, он выстоял. И в тяжелые недели Войны Судного дня приходилось только тешить себя надеждой, что когда-нибудь она закончится и наступит мир. Садат ответил ему тогда, в 1980-м, что не верит в то, будто конфликты между народами можно разрешить силой. ...Можно без преувеличения сказать, что цену этим словам Авшалом Вилан испытал на себе. Более двадцати лет он находился в резерве разведки Генерального штаба, воевал в Ливане. К счастью, уцелел.
СВЯЗИСТЫ НА ВОЙНЕ
Профессия связиста в то время - а мы говорим о начале 1970-х - не считалась в армии престижной. Но как бы обошлись на войне летчики, десантники, танкисты и артиллеристы без связи, которую обеспечили они? Как бы мог руководить генеральный штаб боевыми действиями на голанских высотах и в песках Синая в октябре 1973-го? Вспомним и о том, что связисты – единственные, чьи действия во время Войны Судного Дня комиссия Аграната не подвергла критике. О том, что война начнется вопреки официальным прогнозам, они знали в числе первых, и готовились к ней, не дожидаясь приказа.
Авраам Каям: нельзя полагаться на удачу
32-летний Авраам Каям накануне Войны Судного был офицером связи батальона. Спустя сорок лет подполковник Каям признает, что ошибки на войне неизбежны. Даже разработав отличный план, ты не можешь знать наверняка, как поведет себя противник. Все предусмотреть невозможно. Но и игнорировать очевидное, как это случилось в 1973-м, тоже нельзя.
Изо дня в день израильтяне наблюдали за тем, как сирийцы стягивают в районе северной границы войска. Это не было похоже на подготовку к очередным учениям. У тех, кто служил на севере, не было сомнений, что сирийцы готовятся к войне. Будет ли она тотальной, или ограничится перестрелкой враждующих сторон? – время покажет. В отличие от простых бойцов, «наверху» считали, что если война и начнется, то не сейчас. Когда один из командиров северного округа пытался говорить с руководством генштаба о том, что сирийцы готовятся к атаке и стягивают к границе огромные силы, его посчитали паникером. И все же командиру округа удалось добиться от главнокомандующего подкрепления: сюда прибыли дополнительные силы артиллерии и танковые бригады. Что касается связи, никто не готов был вкладывать в нее средства на кануне войны. Из того, что имелось в Навхе, где находился командный пункт дивизии, можно было обеспечить руководство маленькой однодневной войной. В случае же масштабных военных действий предполагалось открыть командный пункт в районе горы Кнаан, но и там, кроме незадействованного главного кабеля, откуда обычно тянулись полевые кабели, ничего не было готово.
В начале войны у воюющих на Голанах была хорошая связь с центром. Один из уцелевших пунктов действовал на протяжении всего времени, даже в полном окружении: связисты сидели в укрепленном бункере, но при необходимости выходили наружу, чтобы заменить поврежденные генераторы резервными, или починить антенну. Все это им приходилось делать в условиях непрекращающегося огня. В первый день войны сирийцы обрушись на израильский север со всей своей мощью и атаковали без перерыва. В нескольких местах им удалось прорвать оборону.
Что же касается основных сил связи, состоящих из опытных резервистов, они прибыли к горе Кнаан с опозданием, поскольку в первую очередь на Голаны призывали танкистов. В первые сутки Аврааму Каяму пришлось налаживать связь в командном бункере с солдатами срочной службы, которые за два месяца до войны проводили там учения. Пока готовился командный пункт в районе горы Кнаан, командование северного округа продолжало руководить боями из маленького пункта в Навхе, куда сирийцы приблизились, но, по счастливой случайности, не вошли.
С радиосвязью у израильтян была одна проблема: она прослушивалась сирийцами. Конечно, приходилось пользоваться кодами, но все равно это был не лучший вариант. Израильтяне тоже отчетливо слышали радиоперегоры сирийцев. В том числе и такой диалог: командир сирийской танковой бригады похвастался в эфире, что уже видит Тверию и следующую чашку кофе выпьет там. Его осадили: «Не отрывайся от основных сил, это опасно», на что он ответил: «Но тут нет никого, кроме нас!».
К воскресенью израильтянам удалось наладить телефонную связь из бункера в Кнаане в полном объеме, подключив к ней каждую роту. К этому времени Дадо (начальник генштаба Давид Элазар) послал на север серьезное подкрепление, что сразу изменило всю картину войны на Севере. Израильтяне сбросили сирийцев с Голан и значительно продвинулись по территории Сирии, остановившись в сорока километрах от Дамаска. Авраам Каям отправил туда группу резервистов, которые наладили связь с территории Сирии.
Эзра Орни: не ошибается тот, кто не воюет
Подполковник резерва Эзра Орни во время Войны Судного Дня был офицером роты связи в 55-й десантной бригаде. Этот человек вошел в историю израильских войн трижды. Он водрузил по приказу Моты Гура над мечетью купат а-Села израильский флаг в июне 1967-го; перебрался в октябре 1973-го на ту сторону Суэцого канала в первой лодке и покинув завоеванные Шароном позиции с последним транспортом четыре месяца спустя.
Вечером, меньше, чем за сутки до начала Войны Судного Дня он пошел с родственником, служившим в разведке в синагогу и по дороге спросил его: «Цвика, что-то будет?» Тот ответил: «Обстановка очень напряженная, но никто точно не знает, когда это начнется». Вернувшись из синагоги, Эзра сразу позвонил в свою бригаду. Ему ответили: «Оставайся дома, если понадобишься - сообщим». Но он не находил себе места. Связался с майором из своей роты и предложил ему на всякий случай вместе наведаться утром в часть. Тот сразу согласился: «Я за тобой заеду». Они прибыли в свою часть к полудню и неожиданно застали там сотни таких же, как они, связистов, которые тоже добрались своим ходом, не дожидаясь приказа. А через два часа началась война и объявили сбор резервистов. Еще до наступления вечера все уже были в части.
Эзра всегда считал, что в армии нет ничего важнее, чем связь. Без солдат связи невозможно руководить войной. Конечно, почетнее быть летчиком или десантником... Не обойтись в бою без танкистов и арттиллеристов... Но как все они смогут побеждать без солдатов связи? Во время Войны Судного Дня, даже те, кто был окружен егпитянами, постоянно находились на связи со «своими».
О том, как работала во время Войны Судного Дня связь можно судить по истории роты Шломо Ардинета, удерживавшей одну из укрепленных позиций на Суэцком канале. Роте удалось продержаться восемь дней - при том, что уже на четвертые сутки она была полностью изолирована и окружена противником. Осажденные потеряли пятерых солдат (один из них накрыл своим телом гранату, брошенную противником, и тем самым спас жизни троим), в то время как египтяне, безуспешно пытавшиеся выбить израильтян из укрепления, понесли гораздо большие потери - 150 человек. Роту пытались спасти, отправив на подмогу десантников, но тем не удалось прорваться сквозь мощное кольцо египетской блокады. Трижды израильское командование связывалось по рации с командиром роты, оказавшейся глубоко в тылу противника, приказывая ему сдаться в плен, но Шломо всякий раз отвечал: "Попытаемся продержаться еще сутки". Он принял решение покинуть форпост только когда начали умирать раненые.
…55-я бригада, в которой служил офицер Эзра Орни, была сформирована за год до Шестидневной войны, и именно ему пришлось тогда набирать солдат и офицеров в роту связи. Накануне Войны Судного Дня израильтяне несколько раз проводили учения в районе Синая, отрабатывая возможное форсирование Суэцкого канала в условиях полигона, что впоследствии очень пригодилось. Копали в песках траншею - конечно не 180-метровой ширины, привозили на место лодки, наводили «мосты»...
Когда началась война на юге, египтяне преподнесли ЦАХАЛу три сюрприза: начали атаку в два часа дня, а не в шесть вечера, как сообщала разведка; создали вдоль Суэцкого канала укрепленную линию протяженностью в восемь километров; встретили израильские танки ракетами, пробивающими броню, которыми вооружили простых пехотинцев, сидевших в неглубоких ямах.
Эзра со своими ребятами летел в район Синая самолетом: весь пол был в пятнах крови раненых, которых уже начали доставлять в израильские больницы с южного фронта.
В первые дни десантники из 55-й бригады охотились за группами египетских «коммандос», сброшенных в районе Синая, и одновременно готовились к форсированию Суэцкого канала. С 10 по 16 октября офицеру связи Орни выпали самые тяжелые дни за всю Войну Судного Дня, когда ему пришлось продержаться практически без сна пять суток. Эзра должен был заботиться о том, чтобы между десантными группами, охотившимися за египетскими «коммандос», была бесперебойная связь, и ездил к Шарону обсуждать детали предстоящей операции. Каждый такой бросок занимал не меньше трех часов, и все это в условиях непрекращающегося огня со всех сторон.
Часть пути к Суэцкому каналу израильтяне продвигались пешком, позже получили несколько джипов и бронетранспортеров, чтобы доставить к месту предполагаемого форсирования резиновые лодки. К каналу вела единственная дорога: в песках тяжелая техника могла увязнуть. Образовывались жуткие пробки, дорога периодически обстреливалась. Поврежденную снарядом машину тут же оттаскивали в сторону, передавая раненых санитарам, и продолжали движение вперед. Эзра ловил себя на мысли, что они на этой единственной дороге похожи на уток во время охоты. Правда, позже десантники получили для прикрытия танкистов, с которыми нужно было наладить связь. Эзра встретился с их командиром и сказал: «Меня зовут Эзра Орни, но все зовут меня просто «Орни». Он ответил: «А я Йоханан Гилад, но ты зови меня просто «Йохи»». Эзра передал Йоханану код для связи, они обменялись рукопожатием, после чего танкисты двинулись в путь и быстро исчезли. Десантники следовали за ними. Через четверть часа командир бригады Дани Мат приказал офицеру связи: «Вызови танкистов, проверь, как они там». Эзра подал условный код - ответа не последовало. Он повторил вызов. Наконец, он услышал в эфире незнакомый испуганный голос: «Все танки, кроме двух, подбиты. Йохи погиб первым. Живых осталось очень мало». Позже, вспоминая эти минуты, Орни думал о том, что был последним, кто пожал руку командиру танкистов и говорил с ним: всего через четверть часа его не стало.
К счастью, египтяне, атаковав танкистов, сразу отошли, и десантники смогли на исходе ночи занять участок для наведения понтонных мостов. Обстрелы продолжались, и в бригаде уже было несколько раненых. Один из связистов - Эфраим Фортис был посечен осколками, но оставался на месте, продолжая налаживать связь. Даже когда ему оторвало три пальца на правой руке, он согласился на эвакуацию лишь после приказа командира. В левую руку Эфраим еще мог взять «узи», но был лишен возможности работать с прибором связи: правая совсем не действовала.
Ночь накануне прорыва на ту сторону канала была тихая, но когда египтяне засекли израильтян, они обрушили на них град снарядов. К счастью, те уже успели перебросить войска на другой берег и связь работала отлично. Ситуация была необычная: египтяне - на линии Суэца, а израильтяне уже не так далеко от Каира. За десять минут до вступления в силу первого соглашения о прекращении огня, по израильским позициям было выпущено столько снарядов, что это был кромешный ад. Такое у всех тогда было ощущение...
24 октября удалось достигнуть очередного, более устойчивого соглашения о прекращении огня. Конечно, за те четыре месяца, что израильтяне находились по ту сторону канала, то тут, то там еще иногда стреляли, и были убитые, но война уже закончилась. Граница между противниками была условная - они могли друг друга видеть. Время шло, десантники потихоньку обживали манговую плантацию близ Суэца. Соорудили из пустых ящиков столовую, сверху натянули брезент. Сухой паек и консервы быстро надоели, и солдаты начали наведываться к египтянам в деревню: покупали у них яйца, мясо, овощи. Младший брат Эзры - тоже десантник, чья часть находилась неподалеку, даже хаживал к египетским солдатам играть в «шеш-беш». Вот так они и прожили четыре месяца. С одной стороны – случайные выстрелы и убитые, с другой – нормальное человеческое общение с простыми египтянами.
Поскольку в большинстве своем все были резервистами и имели семьи, то вскоре после прекращения огня, начали по очереди выезжать на пару дней в Израиль – навестить родных. В свой первый отпуск Эзра Орни отправился 31 октября. Прилетел в Лод, где его встретила на машине жена. Эзра предложил ей заехать по дороге к Муси Гидрону, который был у связистов главным, но у того было совещание. Эзра попросил секретаршу передать Гидрону, что он здесь. Через минуту дверь распахнулась и Муси Гидрон заключил его в объятиях со словами: «Представляешь, я был у главнокомандущего, когда пришло сообщение, что вы на том берегу канала. Слышу твой голос и кричу, как ребенок: «Это Орни сообщает! Это его голос! Я узнал!»
Вот такая у израильтян была связь на войне. Они по ту сторону Суэца, вокруг палят пушки, а голос офицера связи 55-й бригады, форсировавшей канал, отчетливо слышат в Тель-Авиве.
…Майор резерва Боаз Шаки, участник Второй Ливанской, операций «Защитная стена» и «Огненный столб», служит офицером связи в той же 55-й бригаде, в составе которой прошел Войну Судного Дня подполковник Эзра Орни. Он
вырос на истории Войны Судного Дня, приучая себя постоянно быть в готовности «номер один», чтобы никто и никогда больше не застал израильтян врасплох – вне зависимости от того, получено предупреждение о готовящейся войне, или нет.
«ТОТ СУДНЫЙ ДЕНЬ Я НЕ ЗАБУДУ НИКОГДА...»
Судный День 1973-го оставил отметину в памяти и судьбе многих израильских жен и матерей. Заава Хаим – одна из них. Она родилась в тель-авивском районе бедноты ха-Тиква, все ее детство прошло здесь. Замуж вышла в 17 лет, за сына раввина. Впрочем и сама Заава соблюдала пост Судного Дня с двенадцати лет.
…В два часа дня в синагогу вошел представитель армии и, прервав молитву, объявил, что все мужчины должны срочно прибыть в свои роты. Муж Заавы побежал домой, снял талит, надел военную форму и уехал к месту сбора танкистов. Позже она узнала, что их перебросили на север, в район Голан, где они вели тяжелые бои и понесли много потерь.
Большинство парней из ха-Тиква служили в боевых войсках, и их всегда призывали в числе первых. Их матери и жены оставшись одни, выживали как одна семья. Ха-Тиква – особое место, тут не бывает чужой беды. В октябре 1973-го, едва кто-то получал сообщение, что его близкий убит в Синае, или на Голанах, не только соседи, вся улица тут же шла туда: помогали, чем могли, делились последним, и долгие годы поддерживали потом вдов, сирот, безутешных родителей. Не было никакого деления на светских и религиозных, ашкеназов и сефардов, они были членами одной большой еврейской семьи, и общая беда делала их еще сплоченнее.
Муж Заавы остался в живых и закончил войну уже на территории Сирии. Он вернулся только спустя два месяца уже совсем другим и долго не мог прийти в себя после потери многих товарищей и отделаться от тяжелых воспоминаний. Тот день, когда муж вернулся с Войны Судного Дня, у Заавы до сих пор перед глазами, как она бросилась к нему, обняла, а дети от отца отвернулись. Они были слишком маленькие, не понимали, почему его не было с нами так долго, и не скрывали своей обиды. Отца это очень расстроило. Постепенно все вернулось на свои места, и муж Заавы начал избавляться от травмы, от страшных картин войны, которые стояли у него перед глазами. Когда их сыновья выросли, они пошли служить, как и отец, в боевые войска.
…Для Шимона Война Судного Дня связана с непроходящим чувством боли. Он служил в десантных войсках и за три недели до ее начала тяжело заболел. Половина роты Шимона полегла в октябре 1973-го в песках Синая... Он не радовался тому, что уцелел, а, напротив - до сих пор жалеет о том, что не был тогда вместе со своими ребятами. Шимон родился в Израиле и как все мальчишки, мечтал о боевых войсках, готовил себя к этому, прошел отбор в десант, и хотел защищать страну, но не случилось.... И это мучает его долгие годы больше, чем страх смерти, которая там, в Синае, была от всех слишком близко.