Нам за всё придётся отвечать. Гл. 4

Валерий Слюньков
                =Абашев=


       В  цеховой конторке ещё было пусто, но Абашев знал, где хранится ключ от кладовой.
 Сразу, как вошёл, увидел на стеллаже  поблёскивающий  от света лампочки  цилиндрический корпус гидроаккумулятора.  Раньше  он не работал с этим агрегатом, цех выдавал продукции столько, что испытателей была небольшая бригада, и у каждого свой набор проверяемого.   
 
Но изменившаяся ситуация на заводе сделала многих лишними, и то, что на своём месте остался именно  он, Абашев в глубине души признавал, что заслуга в этом не столько его знания и опыт, сколько сложившиеся  за много лет дружеские отношения с начальником цеха.
И, как он  подозревал, не без  колебаний сделал этот выбор Киреев, потому, что стал последнее время слесарь- испытатель всё чаще  появляться на работе, как  однажды  на  собрании , клеймя выпивох,  выразился  профорг, «с признаками и даже с запахами».

 Сложившаяся за много лет традиция отмечать праздники и всякие события в дружеском кругу, где ни - будь, в многочисленных цеховых закутках, и где в центре бутылка,  в наваливающихся  невзгодах только укреплялась.
Здесь, прячась от начальства, можно было, чаще всего, в обеденный перерыв, поговорить «за жизнь», обсудить бригадные дела.
 
Градусы снимали напряжение и развязывали языки, поднимали, на время, чувство собственной значимости  у самого неуверенного в себе слабака, позволяя ему высказывать свои «умные» мысли.
 Спокойные и уверенные в себе работяги, не принимали участия в этих  мероприятиях, каждый  по своей причине .  Вроде бы тихий и незаметный, но умелый и опытный  слесарь-испытатель Данилов, умеющий точно и остроумно сказать, про такие «собрания» насмешливо изрекал:  « там дураков нет».

 Но разве   Абашев, принявший в своё время бригадирство от дяди Кости, который считал, что выпить «по умному» не грешно, что это сплачивает бригаду, мог оставаться в стороне? А причин  находилось множество, и однажды  по утру  почувствовал, что ему трудно подняться. Пришло неизбежное – состояние «после вчерашнего», или, как определяли острословы «японская болезнь – ходи нету». И пришлось прятать дома и в своём шкафу на работе заначки спиртного, что бы можно было как-то восстановиться и  работать, стараясь держаться подальше от начальства.               
 Последним из  «испыталки», кто ушёл по собственной воле, не выдержав наступавшего безденежья - соратник по бригаде  Витя Черников. Пригодилось тому  увлечение в свободное время ремонтировать и перестраивать свою квартиру, для чего в своё время накупил  много нужного инструмента, а самое главное. соответствующие  книги.  Сейчас он имеет постоянную работу  на ремонтах и вроде всем доволен.   
 
 Итак, агрегат  есть, но есть ли паспорт , без  него это просто железяка, положенная  здесь в надежде, что понадобится какая то несущественная деталь для замены при ремонте других подобных изделий.
Тоненькая книжица паспорта оказалась на месте и он, отодвинув  в сторону ещё какие - то бумаги, преодолевая подступавшую дурноту, мельком, в тусклом свете дежурной лампочки, сверил номер. Всё , кажется,  нормально, что ж, понесём на испытательный стенд.  Тяжела  же ты, железяка.
 
   Цех уже  наполнен гулом работающего оборудования. Абашев, кое- как доплёлся до своего отсека испытаний,  здороваясь на ходу, стараясь не замечать двусмысленные переглядывания  и  смешки.  После того, как в  испытателях остался именно он , конечно отличный специалист, но далеко не пример трезвого образа жизни, включая и рабочее время, всё чаще замечал  меняющееся к себе отношение  со стороны цехового народа.

 Не сделал  Абашеев в своё время вывода, когда однажды, задолго до этого дня,  подошла к нему в обеденный перерыв вся его бригада  в полном составе. Удивлённо уставившись на них, вдруг услышал  неожиданное и неприятное. Бригада больше не хочет, что бы он, Абашев,  оставался бригадиром. В наступающие трудные времена им нужен не только отличный специалист, но и способный трезво мыслить человек, понимающий перемены и способный  в новых условиях ими руководить. И потому просят его самому, по собственной воле, отказаться от бригадирства.
 Он,  Абашев,  с широкой и весёлой  душой, Абашев, знающий всё и даже больше о любой проходящей через цех, как он любил выражаться, железяке, выучивший делу половину из этой бригады, а другую половину выучили люди, ранее выученные им же, становится не нужным в цеху, с которым связана вся его жизнь?  Он смотрел на них, заглядывал каждому в лицо, но не один не отвёл глаза.

В тот же день, выслушав его, Киреев, как  показалось, с некоторым удовлетворением,  издал приказ о переводе бывшего бригадира в слесари-испытатели.
 Тем  временем   потихоньку менялся  рабочий народ в их цеху, и Абашев с удивлением замечал в молодых неприятие  выпивок, которые в его время было признаком взрослости, достойного вхождения в коллектив. Молодёжь сразу пыталась взять от работы положенное им по праву, старательно учились делу, и уважительно относясь к старшим, тем не менее, не позволяли помыкать собой, что во время его становления в цеху случалось. И  заслужить авторитет у них можно было только делами и человеческими, понятными качествами.               

Жизнь обкладывала  со всех сторон;  замечал, что сын  Андрей, радостно встречавший его после работы, рассказывающий о своих важных делах, и тут же звавший в какую ни будь игру, взрослея, с одного взгляда определял состояние отца, и если оно было …., молча, уходил в свою комнату, демонстративно плотно закрывая за собой дверь. Ирина, бурно реагировавшая по началу, когда он приходил в подпитии, видя бесполезность этого, так же молча, собирала на стол и отворачивалась к телевизору… 
 


     …Уложив в полость испытательной  бронекамеры  агрегат, присел   передохнуть . В коридоре раздались голоса и заканчивая с кем то  разговор, в дверь боком пробирался  Семён Давыдович, диспетчер, он же инструментальщик, он же кладовщик, и он же, по утверждению острословов, штатный  диктор нештатного радио. Повернувшись к Абашеву, озадаченно умолк, и разглядывая его, подошёл поближе.   

      - Серёжа, что же я вижу?  Выражение твоего лица, это жалобная книга в 
       плохом магазине, где покупатели активные пенсионэры. И где ты был?  Тебя
       все сильно ищут.               

      - Давыдыч, хоть ты не замай, - без тебя  тошно. На складе был, Киреев
        знает, кстати, вот ключ от склада, забери.
 
Абашев увидел  в глазах старика, искреннее, неподдельное  сочувствие и, пожалев о собственной резкости, дотронулся до его плеча.               

      - Извини, ради бога. Тяжко мне, ты прав, и поверь, не от веселья всё это. 
       Знаешь ведь мою беду.—он помолчал и горько добавил — лучше бы я в тот
       вечер в город уехал, выходит, зря ты меня к себе зазвал.  Да чего там,
       виноватых искать, не надо мне было врать, всё бы по другому было.               

       - Серёжа!  И ты мне поверь. Как я порадовался за тебя,  тем вечером, у
       меня. Как хорошо ты говорил тогда, я бы тебя рекомендовал прямо в
        председатели общества трезвости нашего цеха, если бы таковой был, и вот - 
       не верю глазам своим. Я ведь понимаю, что стал  виновником твоей беды.
       Людмила Киреева мне всё рассказала, но кто бы мог подумать?  Побоялся  за
       тебя.  Представил, как в нынешнем кино:  вот выйдет он ночью на нашу
        остановку, слегка, но как следует, «под шафе», а  сейчас много развелось,
       извини, просто дураков. Могут  ведь и без очереди и без причины обслужить,
        а ему это надо? Вот и позвал к себе. Прости, если считаешь виноватым, но
       я знаю, ты умнее…И это… постарайся не заливать  водкой, только хуже…

Семён Давыдович подошёл к открытой бронекамере.

       - Эх, времена, Серёжа. Раньше такого добра на складе было...      
       Ну... ладно. Прибегал начальник производства, или как его зовут умные люди
       «начальник паники», и ты знаешь, я с ними согласен. Очень интересовался 
       вот этим агрегатом, помчался искать начальника цеха. Скоро, как я
       понимаю, здесь будет вся активная общественность нашего завода. Боюсь что
       выражение твоего лица, Серёжа, вызовет у них нехорошие выражения.
 
  Он немного помолчал, что - то обдумывая и, поспешно вышел.
Абашеев, через силу ворочая  агрегат, подключил к нему шланги,  проверил, есть ли калька в барографе,  привычным  движением закрыв люк бронекамеры, включил барограф и запустил нагнетательный насос стенда. Теперь только ждать.
Вновь, быстро и с загадочным выражением на лице, вошёл Семён Давыдович, сразу прошёл к столу в углу, похлопотал там, и с видом фокусника повернулся к Абашеву.
      
      - Вот то, что вернёт тебя  обществу нормальных людей. Сам я, конечно, знаю
        об этом понаслышке, опыта у меня  нет, фронтовая «сотка» не в счёт, и
        знаешь почему? Потому, что при первой же попытке приобрести  такой опыт,
        моя Фира  очень бы удивилась, а когда она удивляется, от неё надо
        держаться подальше. И ещё я тебе искренне скажу, плох тот кладовщик, что
        не имеет немного от того, что так сказать, кладёт и вынужден, увы, 
        выдавать, в том числе – спирт.  Тут чуть- чуть, лекарственная доза. Да
         видят эти стены! Заблудший не  пьёт, а лечится! И как я утверждаю, всё 
         кашерное...

И прежде чем он вышел, увидел Абашев на столе прозрачно налитое в стакане,  бутерброд с колбасой, и успел на ходу благодарно пожать спасителю руку. В это время раздался щелчок остановившегося гидронасоса стенда.  Абашев  перекрыл вентили и , запомнив показания манометра, поспешил к столу; время испытательной выдержки пять минут и пока они есть эти минуты надо было успеть «убрать лекарство», пока не помешали. Быстро закусив,  почувствовал, как разливается тепло по всему, уже привыкшему к опохмелению телу.

 Но горящая в груди, не знаемая раньше боль, не проходила. Время.
 Он подошёл к стенду и... невольно вздрогнул, показания манометра были ниже первоначального. Что это? Деформация рабочей  камеры? А может,… ошибся? Почему не записал , как обычно делал это раньше, начальную цифру? Почему, да всё потому же, со злостью, безжалостно к самому себе  признал Абашев.
Так, теперь только барограмма покажет истину, начал ли раздуваться, не выдержав испытательного давления  цилиндр, тем самым увеличив объём, отчего и снизилось давление, или он, со своими мозгами набекрень, просто перепутал показания.

  В это время в коридоре послышалось оживление и первым вошёл, с озабоченным и деловым  выражением на лице, начальник производства. За ним  Киреев и  Копылов, бригадир из ЛИСа.  Абашев  заметил, как Киреев быстро и с тревогой взглянул на него, но видимо «лечение» пошло впрок, несколько улучшив вид, и он, уже увереннее обратился  к нему.
      
        - Как агрегат? Паспорт сверил? О, хорошо, уже и испытал!
       
         Так!— Засуетился  Пилютин — Копылов! Забирайте эту штуку, ставьте людей
         на монтаж. Время подпирает.

Абашев, понимая, что отмолчаться, в его положении было бы лучше, не выдержал.

       - Так нельзя. Мне надо просмотреть барограмму, заполнить паспорт, карту
         испытаний

Начальник производства с возмущением повернулся к нему, но видимо разговаривать с рядовым исполнителем не посчитал нужным               

        - Киреев! Попрошу вас проследить, что бы все эти бумажные дела были
          быстро выполнены, паспорт попрошу принести  на ЛИС.               

Киреев, что то , наверное, почувствовал по неуверенному виду своего работника и пытаясь выиграть время, и самому разобраться, запротестовал.

         - Эта работа выполнена предварительно. Её надо вместе с барограммой 
           предъявить на подпись цеховому ОТК. Да и я должен поставить
           заключительную визу.

         - Вот и делайте всё это, пока будут агрегат  монтировать. Копылов, чего
           стоим?

         - Беспаспортный агрегат ставить на  самолёт нельзя,  не имею права.

Копылов направился к выходу, осторожно обходя Пилютина , что- то возмущённо старавшегося ему втолковать, и вышел из цеха.
               
   Продолжение. Гл.5 http://proza.ru/2018/11/18/784