(Фото автора)
Сёстры - погодки Анюта с Машей, на радость родителям, росли послушными и пригожими, как весенние цветки. Старшая Аннушка с отличием восьмилетку окончила, в техникум поступила. Перед сентябрём на учёбу в город уехала. На том и оборвалось счастье семьи.
Аню, зазевавшуюся на проезжей части, сбила большегрузная машина.
Почернела мать от навалившегося горя, но сдюжила. Глафира непрестанно просила Господа помочь пережить горечь утраты. И Отец Небесный, видно, услышал её молитвы.
Через пару лет после похорон Ани Бог послал её родителям близнецов - двух славных бутузов. В заботах о мальчиках душевные раны Глафиры стали помаленьку зарубцовываться. За повседневной сутолокой не заметила, как Машка совсем расцвела. В семнадцать лет замуж собралась. Славка её был местным, в армии уже отслужил, в колхозе работал, не пил, не курил, у начальства в чести ходил. О таком зяте можно только мечтать. И мать с отцом благословили Марию на новую жизнь.
Но сразу после свадьбы на Глафиру снова навалился тяжёлый груз переживаний. Что ни ночь, то мучительные сновидения. Покойная Аня слёзно укоряла мать за то, что та черёд нарушила. Вперёд старшей дочери меньшую просватала. А ей не думает даже свадебный наряд готовить.
«И зачем только свекровь послушала, - терзала себя Глафира, - ведь хотела Аннушку, как невесту, во всём белом похоронить». А свекровь отсоветовала. Мала, мол, ни к чему ей дымка подвенечная.
Вконец измучилась Глафира, все глаза выплакала. Анечка всё сильнее и сильнее беспокоит в ночи мать. А однажды перед рассветом, словно наяву, послышался голос Ани, звонкий такой и непривычно весёлый: «Мама, мамочка, прости меня. Вставай скорее, я замуж выхожу. Пришли мне с суженым фату и платье белое».
Выскочила Глафира в сад и от безысходности, скорбно заголосила, как на похоронах. На её крик прибежала перепуганная соседка - бабка Симка. Уяснив, что к чему, старушка со стоном запричитала: «Ох, худо твоё дело, Глашка, худо. Выправить его может разве что Макариха. Хоть и грешно по ворожеям бегать, но другого пути не вижу».
От совета соседки Глафиру будто током прожгло. Кажется, лет сто ступает по земле горбатенькая провидица, одиноко коротающая век в убогой хижине на отшибе села. То колдовское место, где по ночам громко ухают совы, и кружит чёрное вороньё, все обходят за версту. Сказывают, старой ведьме подвластно всё на свете. Её гнева опасаются даже самые отъявленные атеисты.
Встреча с ясновидящей повергла Глафиру в дикий ужас. Макариха незваной ранней гостье не дала и рта открыть. Постукивая клюкой о косяк двери, вещунья леденяще зашипела: «Молчи! Всё знаю. Слушай и запоминай. На закате солнца выходи на большак, на развилку четырёх дорог. Первую машину, идущую по прямой со стороны города, проводи взглядом, и начинай отсчёт. Тринадцатая подле твоих ног остановится сама. Вот её хозяевам и растолкуешь всё. А до тех пор поспеши справить дочери подвенечный убор».
…Солнце закатилось за косогор. Повеяло вечерней прохладой. Вокруг ни души. Только одна одинёшенька, как перст, мечется на перекрёстке хрупкая женщина.
«Вторая…пятая…десятая…двенадцатая…», - в паническом страхе Глафира считает транспорт, судорожно прижимая к груди узелок с приданым Ани. Прошло с полчаса, пока показалась роковая по счёту автомашина.
Она так плавно катилась, что казалось не едет, а плывёт по тихой речке.
Вдруг ни с того, ни с сего налетел чёрный смерч, волчком закружил перед лобовым стеклом водителя, и машина резко затормозила прямо около страждущей женщины.
Увидев за рулём молоденького парня и рядом сидящего с ним юнца, у Глафиры подкосились ноги и помутнело в глазах.
Очнулась она уже на обочине шоссе, на серебристой от росы траве, с мокрой тряпкой на голове.
«Что же ты, мать, так пугаешь?» - облегчённо вздохнув, укорили её ребята. А Глафира смотрит жалостливо, то на одного, то на другого, удушливый ком подступает к горлу, а мысли лихорадочно путаются в голове: «Это кого ж из них Аннушка в мужья наметила? Да как же так?! Как же быть?!» Ещё мгновение, и из груди матери вырвался надрывный крик: «Простите, сыночки, простите жалкие. Храни вас Бог долгие лета…»
Сбиваясь, глотая слёзы, Глафира выплеснула на парней всю материнскую боль, приведшую её в предречённый час на перепутье пыльных дорог.
«Не волнуйся, мать, - успокоили её ребята, - ты нам словно камень с души сняла. Похоже, ваша Аня нашего лучшего дружка ждёт». С этими словами товарищи открыли кузов машины. А там стояла обшитая алым бархатом сосновая домовина, в которой лежал красивый русоволосый малый в чёрном костюме и белоснежной рубашке с бабочкой.