МОМЕНТ ИСТИНЫ
Через два после начала нового витка интифады одна из газет вышла с сенсационным заголовком: начиная с сентября израильтяне погибают в нашей стране от рук террористов каждые 48 часов. Среди рутины ежедневных сообщений о незначительных терактах, к которым многие начали было привыкать, это сообщение, выведенное простым арифметическим действием, было моментом истины. Потому что оно обнажило суть происходящего.
В Тель-Авиве тогда было несколько "русских" молодежных дискотек - "детских" и "взрослых", куда молодежь отправлялась со всего Гуш-Дана*. По пятницам в каждой из них собиралось до полусотни человек. "Дольфи" считалась "детской" дискотекой (от 16-ти и старше), и место это было известным и популярным. Вечером 1 июня здесь было особенно многолюдно, потому что девочек в этот день пускали бесплатно.
Дискотека должна была открыться в полночь. У дверей ее, по рассказам уцелевших, образовались две очереди. Террорист вклинился в людскую гущу и привел в действие взрывное устройство. По рассказам очевидцев, то, что происходило затем, напоминало ад. «Мы с другом находились в увольнительной. Пошли с ним в "Дольфи», где его ждала подруга. Здание уже было оцеплено, никого не пускали. Я показал армейское удостоверение и прошел туда. Это был кошмар - потоки крови, оторванные руки и ноги, повсюду раненые, крики. Я пересилил себя и бросился на помощь тем, кому еще можно было помочь. В армии я прошел специальный курс, умею перевязывать раны. Я не видел лиц, многие были изуродованы. О том, что большинство этих ребят из нашей школы, я узнал позже» (Илья). «Это была настоящая мясорубка. Моя подруга, с которой мы должны были здесь встретиться, сейчас находится в больнице "Ихилов" с тяжелым ранением бедра и с раздробленным коленом» (Авив).
...Вскоре в больнице «Ихилов», куда продолжали поступать раненые, появились услышавшие о теракте родители. Сюда же устремились дети, которым посчастливилось не погибнуть. Те и другие толпились у будочек информационного центра в ожидании вестей, ожидание было ужасным, родители начинали сходить с ума от рассказов свидетелей. Некоторые из них не выдерживали и, не дождавшись сведений, мчались в институт судебной медицины Абу-Кабир, куда свозили тела погибших.
Родители стояли напротив ворот патологоанатомического центра много часов. Внутрь их долго не пускали, расспрашивали о приметах. Здесь же, неподалеку от ворот, толпились жители окрестных домов. Они скандировали: "Шарон, проснись, веди нас на войну!" Родители, которых уже начали пускать на опознание, торопились пройти к воротам, закрывая лица от телекамер. Некоторых из них выводили из ворот уже под руки: увидев то, что осталось от их ребенка, они с трудом передвигали ноги. Те, о чьих детях еще не было известий, тешили себя надеждой, что, может быть, их дочь или сын - в числе тех троих тяжелораненых, которые находятся в реанимационном отделении "Ихилов" еще неопознанными. Назавтра к полудню, когда были опознаны все, надежды оставили их.
Владельца дискотеки, 27-летнего Михаила Каспи в момент теракта в "Дольфи" не было. Услышав, что где-то на набережной прогремел взрыв, он стал звонить своему компаньону Кириллу. Телефон не отвечал. Позже Кирилл позвонил ему сам, и в первый момент Михаил не узнал его голоса, настолько тот был не в себе от происшедшего.
"Это случилось у нас, - сказал Кирилл, - охранник и одна из помощниц тяжело ранены. Они в больнице, я с остальными нахожусь в соседнем клубе "Пача" - нас попросили уйти из "Дольфи", чтобы не мешать работе спасателей".
...С восьми утра в школу "Шевах Мофет", в которой учились шестеро погибших девочек, стали прибывать учителя, ученики и родители. Дети не хотели оставаться одни - они метались между больницами, навещая своих раненых одноклассников, и снова возвращались в школу. Выяснялись все новые подробности. Одна из двух погибших сестер незадолго до того отметила день рождения. Вспоминая об этом, дети начинали рыдать. Из состояния шока их не могли вывести даже опытные психологи, прибывшие в школу. Ударной волной от этого взрыва задело очень многих. «У меня погибли 19 человек. Я никого не знал из этих ребят. Но у меня такое ощущение, что все они - мои дети. И я не знаю, как мне избавиться от этой боли…»(Геннадий). «Я не могу понять: как можно было сотворить такое с детьми? С девочками? Они еще ничего не успели в жизни... Когда мужчина против мужчины - это понятно. Но когда мужчина против детей?! Это у меня в голове не укладывается. Мне много раз за эти часы хотелось плакать, но я креплюсь из последних сил. Тут есть родители наших одноклассников, у которых такое горе, и мы должны их поддерживать» (Леонид).
…Ключи от квартиры, которые Илья Гутман бросил на стол в своей комнате, сказав родителям, что они ему не нужны, так как он уходит ненадолго и скоро вернется, до сих пор там лежат. Потому что Илья не вернется домой никогда.
* Район Тель-Авива с пригородами
ТРЕТЬЯ СИРЕНА
Мало кто знает о том, что в Израиле каждый год звучат не две сирены (в День Катастрофы* и День памяти погибших солдат*), а три. Третью можно услышать на месте бывшей дискотеки «Дольфи» 1 июня, в 23:45. Родители детей, погибших здесь семь лет назад в страшном теракте, сигналят автомобильными гудками – то ли зовут тех, кого уже не вернуть, то ли кричат миру о своей боли.
Трагедия произошла 1 июня в 23:45, в Международный день защиты детей - такая вот горькая ирония судьбы… Каждый год родители приезжают в этот день на набережную Тель-Авива, к месту, где погибли их дети, и в 23:45 зажигают там свечи и сигналят автомобильными гудками.
Страшная участь. Но не менее страшными были и последствия от ударной волны, разрушившей жизнь тех, кому посчастливилось уцелеть. Трудно жить «нормально, как все», когда в теле сидят осколки, которые опасно вынимать и боль настигает в самый неожиданный момент, а звук лопнувшей шины или запах гари воскрешают в памяти ужасные картины.
Алена Шапортова была самой тяжелой из тех, чье состояние называли безнадежным. Но именно ей посчастливилось выжить, а детей, у которых шансов было больше – уже давно нет в живых. Прогнозы врачей звучали тогда приговором: «Даже если девочка выживет, она будет «растением». Когда Алена пришла в себя, врачи считали, что вряд ли она встанет с инвалидного кресла. Но девочка начала ходить, к ней вернулась речь. И все это благодаря ее жизнелюбию, родительской вере и помощи многих людей, которые опекали семью в самый тяжелый период.
Игорь Малов, один из раненых во время теракта, прошел шесть тяжелых операций, выкарабкался, начал работать, а спустя шесть лет погиб при невыясненных обстоятельствах, словно судьба его тогда, у «Дольфи» пометила… Он ведь приехал в Израиль семь лет назад совсем не надолго, в гости, а теперь здесь и похоронен.
…Каждый год, 1 июня, неподалеку от места, где произошла трагедия, проходит церемония, посвященная памяти погибших детей, на которую съезжаются представители правительственных учреждений, тель-авивского муниципалитета, депутаты Кнессета, журналисты. К подножию памятника возлагаются цветы, звучат традиционные речи: «не забудем, будем помнить всегда…». А потом, когда над набережной сгущаются сумерки, наступает ИХ время – тех, кто пережил трагедию, или потерял в ней своих близких. И нужно им совсем немного: чтобы осталось хотя бы это место, куда они смогут приходить всегда и зажигать здесь свечи.
* День Катастрофы - в память о евреях, уничтоженных нацистами
* День памяти погибшим солдат - в память солдат, погибших в израильских войнах
ШКОЛА ВЫЖИВАНИЯ ДЛЯ ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ
...Когда в Израиле что-то случается, а случается, к сожалению, слишком часто, — все живут только этим событием, и ничем другим. И семьи, которых коснулось горе, в этот день (и несколько последующих дней — до следующего несчастья) находятся в центре внимания всей страны. В больницах тесно от прессы, телевидения, радио, социальных работников и добровольных помощников. Но неизменно наступает день, когда семья остается одна. Теракт – это верхушка айсберга. Не менее страшно то, что происходит после него…
О родителях, потерявших своих детей в терактах, можно сказать одной фразой: "Это не проходит никогда". Фразой, которая принадлежат Софье Маневич, похоронившей 15 февраля своего единственного ребенка — солдата Сашу Маневича, погибшего на тремпиаде* в Азуре вместе с другими мальчиками и девочками в военной форме. Все они — Ясмин, Кохава, Рахели, Офир, Саша, Дуду — были хорошими, домашними детьми: едва добравшись до базы, тут же звонили родителям, чтобы те не беспокоились. В то утро все семь мобильных телефонов замолчали навсегда. И родители, проживая в памяти предшествующий смерти день — 13 февраля, все годы пытаются понять, какой знак посылали им высшие силы, чтобы предупредить о несчастье. Они словно ищут подтверждения тому, что то была судьба, не случайность. А иначе — как жить с этой болью и ощущением, что мог бы подставить свои ладони, как подставлял их сотни раз, уберечь любимое дитя, но не уберег…
«В то утро я, как всегда, подняла Кохи,подвезла ее до тремпиады, поцеловала. Обычно она сразу шла к остановке, не оглядывалась. А тут почему-то оглянулась, посмотрела на машину. Я опустила стекло: «Доченька, что-то не в порядке?" — "Да нет, мама, все в порядке", — помахала мне рукой и пошла. Я приехала на работу. Позвонил муж: "Кохи взяла телефон?" И тут девочки сказали мне: "Говорят, в Азуре был теракт на остановке". Я посмотрела на часы — было около восьми. Я начала кричать: "Моя Кохи там!" Говорят, сердце матери не обманывает. Меня успокаивали, а я твердила одно: "Если бы Кохи была жива, она бы позвонила". А потом я увидела в телерепортаже с места теракта ее сумку с рекламой "Кока-колы". Кохи в тот день была выходная и в часть поехала, потому что ее попросили кого-то подменить» (Татьяна Полонская).
«Саша утром обычно не завтракал — брал бутерброд с собой. Около двери я встала на цыпочки, чтобы его поцеловать, — сын у меня был высокий, а он, смеясь, меня оттолкнул, мол, уже не маленький. И пошел. Бабушка услышала о теракте по радио РЭКА*. Обычно Саша около девяти всегда звонил, когда добирался до базы, а потом телефон отключал. И вот в 9 звонка нет. В полдесятого нет. Я хожу из угла в угол в салоне, мама ходит из угла в угол в спальне. Ждем. А он все не звонит. Наконец, в 11 — звонок. Я бросаюсь к телефону, а там незнакомый голос: "Когда ваш сын уехал из дома?" Я сразу даже не поняла, что это звонят из части. А в 12 к нам уже приехали из службы оповещения. У меня было накануне дурное предчувствие. Саша позвонил, сказал, что приедет домой ночевать, а я его отговариваю: "Сынок, не надо. Останься на базе". Он даже обиделся: "А-а, ты не хочешь, чтобы я приехал домой. Нас потом полторы недели с базы не отпустят. Мама, я так хочу домой". У меня всегда был дикий страх за него. Все лето Саша из-за меня просидел дома у компьютера. Соберется на дискотеку, а я: "Сынок, не ходи, сейчас такое опасное положение..." И он остается. И все равно не уберегла». (Софья Маневич)
«В то утро я почему-то обнимала и целовала Ясмин дольше, чем обычно. Мы так хорошо провели с ней выходные. Помню, как сказала ей: "Как быстро пролетело время!", а она мне в ответ: "Все хорошее, мама, почему-то всегда кончается быстро". Дочка вышла из дома такая красивая, с улыбкой, в чистенькой куртке... И не позвонила. Обычно мы перезванивались с ней по 7-8 раз на дню. Потом позвонил с работы муж, сказал, что в Азуре что-то случилось и он боится за Ясмин. А я ему: "Ну почему из всех солдат именно Ясмин?", а у самой все внутри замерло. Ее телефон не отвечал, мы с мужем примчались с работы домой, начали всюду звонить — на базу, в больницы. А в 12 к нам уже приехали со страшным известием. (Смадар Криси)
«У меня в последние две недели было тяжелое предчувствие — раньше такого не случалось. Когда Рахели возвращалась домой, я каждый раз говорил себе: "Слава Богу, она вернулась". В то утро я довез ее до тремпиады, она вышла из машины, я посмотрел в зеркало, как она переходит дорогу, подумал с облегчением: "Ну вот, все в порядке, она уже на остановке, и автобус на подходе". Только приехал на работу — сообщение о теракте. И тут же мне звонит старшая дочь (она отслужила в армии и хорошо знает эту тремпиаду): "Папа, у Рахели телефон не отвечает". Я побежал по коридору, мои товарищи за мной: "Рами, что случилось?" — "Моя дочь там…» Дома включили телевизор, звоним куда-то, растерянно смотрим друг на друга…Не хочется верить. Когда к нам пришли – все надежды умерли». (Рами Леви)
«Дуду в то утро должен был заступить на другую должность — получил новое звание, а нашивки пришить не успел: так и остались лежать на столе. Накануне он как будто к чему-то готовился. Подстриг волосы, ногти, надел белую рубашку, но вечером почему-то никуда так и не пошел. Утром я его разбудила и прижимала к себе, как в детстве, а Дуду только смеялся: "Ну что ты, мама..." Я положила его куртку на батарею, чтобы согреть — зима, холодно, а он у меня нежный мальчик, единственный сын, остальные — дочери. Приготовила тост, теплое питье, напомнила, чтобы не забыл куртку. Я пошла на работу, в детский сад. В тот день мы должны были отмечать день рождения одного мальчика. Ждем его. И вот он приходит с мамой, а она говорит: "Был теракт в Азуре". И меня словно ножом ударили в сердце, я сказала себе: "Там мой Дуду". Звоню ему — не отвечает. Пошла бродить по улицам, как безумная. В 12 сообщили нашим соседям, что их сын Офир Мегидиши погиб. Меня как пронзило: "Офир поехал в часть вместе с Дуду". С этой минуты я уже не помнила как меня зовут, кто я. К нашему дому подъехала машина, вышли трое военных. Соседи показали им на меня. А я кричу: "Только не ко мне!" — и бегу от них. Кто-то тронул меня за плечо: "Извините, но ваш сын..." — а я на него с кулаками, кричу: "Нет! Нет!" Я все надеялась, что Дуду в больнице, что он жив». (Тами Илуз)
...Были еще двое ребят, которые разделили участь солдат, ожидавших автобуса на тремпиаде в Азуре 14 февраля, но, к сожалению, о них некому было рассказать. Родители Офира Мегидиши после смерти сына находились в очень тяжелом душевном состоянии, а родные Голи Вайнер слишком далеко отсюда — во Франции. Голи репатриировалась в страну одна, хотела служить в израильской армии. И погибла на пути в свою воинскую часть
Как выживают родители, потерявшие детей-солдат в теракте?
Татьяна Полонская, мать Кохавы, за несколько месяцев похудела на 19 килограммов. Когда я увидела ее фотографию полугодовой давности, где она снята в обнимку с дочерью, то просто не узнала ее в этой пышной, цветущей, улыбающейся женщине со снимка. Салон квартиры Полонских напоминает мемориал. Повсюду — фотографии 19-летней Кохавы Полонской. В углу — большая стеклянная витрина, где выставлены вещи погибшей девочки. Над витриной — израильский флаг, большой портрет в рамке: Кохи снята улыбающейся и в солдатской форме (она мечтала служить в боевых частях, но ее туда не взяли из-за врожденного порока сердца), горящая лампочка в форме поминальной свечи. Под стеклом — телефон Кохавы, который навсегда замолчал утром 14 февраля; часы, которые до сих пор идут; погоны; книжка "Вероника решила умереть", которую она взяла в дорогу и не успела дочитать; маленький кожаный ремешок с ее именем из родильного дома, сохраненный Татьяной; записочки и забавные зверюшки с ее армейского стола. (Татьяна Полонская: "Они и в армии оставались детьми. Продолжали играть в игрушки. Моя девочка не знала, что такое любовь, — она только недавно познакомилась с мальчиком. Не успела... А у нас в душе осталась пустота, которую ничем не заполнить. Когда мы сделали эту витрину, мне стало чуть легче. Мне кажется, Кохи со мной, в этой комнате, где с каждой стены на меня глядят ее портреты. Я превратилась в домоседку. Мне не хочется расставаться с дочерью даже на полчаса").
Мать Давида Илуза поседела в 42 года и считает, что ее жизнь закончилась. Она закрыла на ключ дверь комнаты, где жил ее сын, и боится к ней приближаться. Семья Илуз собирается сменить квартиру, в которой они пережили столько горя. Тами узнала от других солдат, что ее сын вместе с Офиром Мегидиши упустил в тот день предыдущий автобус, солдаты просили водителя открыть дверь, но он не сделал этого. (Тами Илуз: "Мне говорили, что этот водитель теперь страшно переживает, но даже если он придет ко мне через десять лет, я его не прощу. Никогда не прощу. Он мог спасти жизнь моему сыну и не спас. Я не в состоянии находиться дома, кружу по улицам, говорю сама с собой. Мы не включаем радио и телевизор — не можем слушать новостей о новых терактах. Наш дом - пустой. Печальный. Каждую субботу мы садимся за стол и начинаем плакать. Дуду хотел служить в боевых частях, но я его не пустила. Хотел пойти в летчики — не пустила. И в подводники не пустила. Я так боялась за него, а он погиб в нескольких десятках километров от своего дома, не в бою, а на автобусной остановке. Если бы я знала в то утро, что Дуду не вернется, я бы заперла дверь на три замка и никуда бы его не пустила. Я не верю, что он ушел навсегда. Я продолжаю ждать".)
Рами Леви просиживает вечерами у компьютера, читая стихи, которые помещают армейские друзья Рахели на сайте, открытом в память о ней ее парнем, с которым она познакомилась в армии. (Рами Леви: "Друзья Рахели, которых мы при ее жизни видели раза два, а некоторых не знали вовсе, постоянно звонят нам и навещают нас. Ее командиры тоже часто звонят, говорят, какой хорошей солдаткой была наша дочь. В части, где жила Рахели, открыли мемориальную комнату, куда я возил всех своих друзей и соседей. Они жалели, что только после ее смерти узнали о том, какая талантливая девочка жила с ними рядом. Не представляю, как бы я пережил ее смерть, если бы не поддержка всех этих людей").
...Солдаты-ашкелонцы, погибшие на тремпиаде в Азуре, похоронены в одном секторе кладбища. Когда на могилу Ясмин приходят ее родители, Смадар и Хаим, возникает ощущение, что трагедия случилась вчера. Хаим так плачет и зовет дочь, что на это невозможно смотреть без слез. (Смадар Криш: "Наша девочка была полна любви. Она обо всех заботилась, всем помогала. Ей очень нравилось в армии, она училась на офицерских курсах. Мы совершенно не справляемся со своим горем, не верим в случившееся. Очень скучаем по Ясмин. Мне снится иногда, что она возвращается...")
Софья Маневич заказала в фотомастерской большой портрет сына — он снят в форме и с оружием, незадолго до своей гибели. Сашину комнату она оставила нетронутой — все вещи лежат так, как он их оставил в то утро. (Софья Маневич: "Я знаю, что такое не проходит никогда. На людях я держусь, дома — заливаюсь слезами. У меня ведь, кроме Саши, никого. Всю жизнь его одна растила. Я так боялась за него.")
...Они были очень хорошими детьми. Когда другим бывало больно, Кохава воспринимала чужую боль как свою. Она вынянчила своего племянника. Успела написать книгу — пособие о том, как пользоваться компьютерами в армии. Дуду был одаренным математиком, прекрасно разбирался в электронике. И еще - прекрасным баскетболистом. Помогал старикам. О нем помнят всюду, где он успел побывать в своей недолгой жизни. У Рахели и Ясмин было очень много друзей, эти светлые и веселые девочки делились своим душевным теплом со всеми, кто в этом нуждался. А кроме того, были очень способными — обе с отличием учились в армии на разных курсах. Офир Мегидиши служил в Ливане. Когда его мать тяжело заболела, он перевелся в часть, которая была поближе к дому, чтобы ухаживать за ней. Саша Маневич был главным помощником матери, все делал по дому. Этой семье, репатриировавшейся из Брянской области шесть лет назад, жилось в Израиле нелегко.
...Родители погибших теперь встречаются в Ашкелоне, в доме Полонских. Они хотят собрать средства и установить в Азуре обелиск с именами детей — на том месте, где они погибли.
* тремпиада - остановки, где солдаты ловят попутные машины, чтобы добраться до своей военной части
* РЭКА - радиовещание в Израиле на русском языке
ВРАЧИ В БРОНЕЖИЛЕТАХ
Бронированные амбулансы, бронежилеты и каски для медиков - все это появилось на вооружении израильской "Скорой помощи" только с началом интифады «Эль-Акса» . Даже если теракт происходит в периферийном городе, где ежедневно несут вахту всего два амбуланса, на месте трагедии уже в течение 10 минут оказывается несколько десятков машин со спасателями в белых халатах. Нередко им приходится выносить пострадавших из-под огня. Как им это удается? И какой ценой?
Избежавший линча
...Боазу Бейлинсону выпало дежурить в канун праздника Рош ха-Шана*. Дежурство заканчивалось, машина, в которой, кроме Боаза, находились две девушки-доброволки, возвращалась на станцию, когда по рации передали, что в районе Храмовой горы, куда накануне поднимался Шарон, - беспорядки, есть раненые, и надо ехать туда. Амбуланс Боаза Бейлинсона прибыл на место первым. На подступах к Храмовой горе творилось невообразимое - огромные толпы молодых арабов, крики со всех сторон. Боаз вышел из машины: «Где здесь раненые?» - «Убирайся отсюда! Не нужна нам ваша помощь!» - он едва успел заскочить в кабину скорой, как на нее обрушился такой град камней, что противоударные окна не выдержали, и стекла брызнули внутрь машины. Боаз попытался отъехать назад, но лесенка «скорой» застряла в груде камней. В этот момент огромный булыжник влетел в лобовое стекло и угодил ему в руку, которую пронзила резкая боль. Боаз оттеснил девушек назад и закрыл их своим телом. Следующий булыжник угодил ему в голову. Боаз выдернул из кобуры оружие, и в этот момент услышал, как кто-то позвал его по имени. У открытой двери стоял фельдшер-палестинец, с которым Боаз когда-то учился на курсах: машина «Красного полумесяца» тоже прибыла в район беспорядков.
Палестинские медики быстро освободили от камней ступеньку израильского амбуланса, и Боаз смог тронуться с места. На его машине уже висели несколько арабских парней, выкрикивая угрозы. Проехав несколько десятков метров сквозь расступающуюся толпу, Боаз увидел, что ему навстречу движется машина с его станции. Эвакуация произошла в течение считаных секунд, но град камней настиг и вторую машину: в отличие от первого амбуланса, стекла в ней были обычными и тут же брызнули осколками во все стороны. К этому времени подожженный толпой «амубаланс» Боаза уже лежал на боку, превращаясь на глазах в гигантский факел.
Множественное ранение головы, сломанный палец на руке - по мнению Боаза, он отделался тогда, в первый день с начала интифады «Эль-Акса» легко: если бы не палестинские медики, вряд ли удалось бы избежать линча. В такие моменты, когда надо быстро спасать людей, Боаз ни о чем не думал, а только делал все так, как его учили. Страхи приходили позже, когда он прокручивал в памяти картины происшедшего.
…Через полтора месяца после этого происшествия Боазу пришлось выносить под огнем раненого террористами жителя Гуш-Эциона, машина которого была обстреляна на пустынной дороге. Пострадавшего успели довезти до больницы, но он умер на операционном столе.
Переживший тишину
Теракт в «Дольфи» был для Ильи Дубнера первым, на который он выехал в качестве парамедика* израильской скорой помощи. Его амбуланс прибыл на место трагедии одним из первых. Илья вышел из машины, и в первый момент ему показалось, что это какая-то ошибка - ТАКАЯ вокруг стояла тишина... А потом Илья увидел эту лежащую на земле в крови очередь из молоденьких девочек. Как они стояли у входа в дискотеку - так и полегли одним рядом. Спасатели принялись сортировать раненых, отмечая тех, что находились между жизнью и смертью, красными ленточками, а остальных - зелеными и оказывать пострадавшим неотложную помощь.
...Не меньшее потрясение ожидало Илью впереди, когда он, уже работая в иерусалимском отделении МАДА, сам едва не погиб в теракте возле поселения Ефрат. Их амбуланс стоял на окраине поселения. Израильтяне мыли машину, когда к ним подошел мальчишка из арабской деревни. На вид - не больше 15 лет. Маленького росточка, в куртке. Они спросили: «Куда ты идешь?» Он только успел ответить: «За сигаретами в «супер»», и тут же раздался громкий хлопок. Илья увидел оторванную голову арабского подростка, и оседающего на землю Асафа Перельмана - солдата, который, находясь в увольнительной, поехал с их машиной в качестве добровольца. Илья с водителем амбуланса бросились к Асафу. У него была открытая рана живота, обе руки почти оторваны. Асаф был еще в сознании, ему вкололи морфий и принялись оказывать первую помощь. По пути в больницу делали инфузию и думали об одном: только бы довезти... К счастью, Асаф выжил. Кстати, он был одним из тех, кто, рискуя собой, вытаскивал из-под огня солдата-друза во время беспорядков у гробницы Йосефа.
…Потом был взрыв автобуса в Кирьят-Менахем: в нем ехали школьники. Медики пытались спасти даже тех раненых, у которых уже не дышали, пытаясь запустить их сердце. Илье пришлось делать интубацию тяжелораненой девочке, чтобы она начала дышать. До больницы ее довезли, но она скончалась на столе хирурга. Позже родители погибших спрашивали спасателей, что их дети говорили перед смертью, какими были их последние слова. Щадя родительские чувства, им приходится тщательно взвешивать каждое слово и опускать жуткие подробности.
Врачи в бронежилетах
В первые минуты после теракта царит хаос, сопровождающийся паникой. Добавим к тому же десятки зевак, которым все нипочем - как работникам МАДА удается спасать людей в таких условиях? Впрочем, как показывает практика, удается, и очень эффективно, даже умудряясь - с помощью громкоговорителя - призвать на помощь тех же самых зевак для эвакуации раненых.
В МАДА существует специальный оперативный отдел, где медиков учат, как надо вести себя в экстренных ситуациях.
Во время учебных занятий, имитирующих крупный теракт, многократно отрабатывается действие каждого работника спасательной группы. Готовность МАДА к подобным ситуациям можно сравнить с механизмом взведенной пружины: служба неотложной помощи находится в состоянии повышенной готовности 24 часа в сутки. У работающих в данный момент в режиме «стэнд бай»* амбуланс стоит рядом с домом. Каждый из них может получить сообщение в любой момент. В этот режим постоянной готовности вовлечены семьи тех, у кого есть дети: они заранее должны позаботиться о том, с кем те останутся в случае вызова на работу одного из родителей.
В периоды обострения интифады, когда израильским медикам приходится иметь дело с большим количеством пострадавших, они действуют быстро и эффективно. На этот счет разработаны четкие инструкции для каждого участника спасательных работ. Чтобы быстро эвакуировать с места теракта раненых, водитель амбуланса оставляет в машине ключ зажигания, чтобы ею мог воспользоваться другой водитель, пока сам он занят транспортацией тяжелораненых (водители в МАДА одновременно являются санитарами, для чего заканчивают специальные курсы). Кроме того, в каждом амубалансе имеется большое количество вспомогательных средств для оказания первой помощи (перевязочного материала и т.п.), которыми может воспользоваться любой доброволец, участвующий в спасательных работах. Прибывающие на место первыми, медики мгновенно оценивают масштаб события, безошибочно сортируя тяжело и легкораненых (первых отмечают красной ленточкой, вторых - зеленой), чтобы спасти максимальное количество пострадавших - в этом смысле первые минуты очень важны. Одним словом, схемы настолько отработаны, что спасателю не нужно ждать чьих-то команд, или думать над тем, что ему делать, он включается в работу автоматически, не теряя ни секунды и безошибочно определяя приоритетность своих действий. Добавлю еще, что на вооружении армии в белых халатах есть все необходимое для работы в экстренной ситуации - от бронежилетов до бронированных амбулансов. Спасатели слаженно работают с армией и полицией, добиваясь скорейшей эвакуации раненых в безопасное место, чтобы те не пострадали во время возможного повторного теракта.
Опыт, накопленный Израилем в этой области, уникален. В МАДА часто обращаются за опытом службы экстренной медицинской помощи из других стран. Специалисты МАДА печатают свои статьи о том, как они спасают пострадавших во время крупных терактах, в специальных научных журналах. На международной конференции специалистов служб «скорой помощи», проходившей в США, выступление представителей израильской службы «Маген Давид Адом» вызвало настоящий фурор. Тут следует заметить, что прежде лучшими в этой области считались ирландцы, столкнувшиеся раньше других со случаями взрыва автобусов и общественных зданий, опыт которых израильтяне в свое время тщательно изучали.
Уникальность МАДА состоит еще и в том, что эта служба, в силу особенностей нашей страны с ее небольшой территорией, обслуживается не только силами профессионалов, но и многочисленные добровольцев. Кроме государственных дотаций, МАДА получает многочисленные пожертвования от жителей страны и благотворительных еврейских организаций других стран.
... Мне удается побывать в святая святых «МАДА» - на главном диспетчерском пульте (кстати, защищенном от любых атак, вплоть до химической и ядерной), куда сходится вся информация о терактах и откуда поступают главные распоряжения, позволяющие управлять ситуацией. На экране проецируются все данные о погибших, раненых, задействованных амбалансах и о том, в какие больницы поступают пострадавшие. Зрелище впечатляет. Но лучше, если бы во всем это не было нужды.
* Рот ха-Шана - Новый Год в еврейской традиции, празднуется осенью
* парамедик - фельдшер
* режим «стэнд бай» - готовность немедленно выехать на место происшествия
ОТДАЛЕННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Искусство выживания во время войны и после нее – не одно и то же. Войны в Израиле долго не длятся. Чего не скажешь о последствиях. И не только экономических. Например, пост-травма. Она, как известно, не имеет срока давности.
Осенью 2012-го, когда из Газы впервые полетели ракеты в центр страны, Форум в защиту русскоязычных семей открыл для своих бывших соотечественников «горячую линию», куда любой мог позвонить со своей бедой и страхами, получив поддержку, утешение или профессиональный совет. За три недели войны на линию позвонили две сотни человек со всей страны. И пятеро специалистов, дежуривших на ней, обратили внимание, как незаметно меняется ощущение людей, обращающихся за помощью. Если в первые дни многие были охвачены страхом, а иные переживали настоящую панику, то вскоре люди стали гораздо спокойнее, убедившись в том, насколько надежно защищает территорию Израиля от обстрелов система «Железный купол». Теперь они обращались больше не за утешением, а за конкретным советом.
В один из дней на линию позвонила молодая мать. Она где-то вычитала, что кормление ребенка во время сирены уберегает его от страха. Женщина спрашивала, можно ли этому верить. Ей ответили ей, что малыш реагирует не на сирену, а на состояние кормящей матери. Если она в этот момент спокойна, то и он будет спокоен.
Очень много было звонков от одиноких людей, которым хотелось поделиться с кем-то своими переживаниями. А так же от дедушек и бабушек, на попечении которых в это тяжелый для страны период оказались внуки. Причем, тех, что звонили с севера, больше интересовали чисто практические советы – как занять ребенка. Как выяснилось, им еще не приходилось брать к себе внуков, живущих с родителями на юге, на такой долгий период. Из-за интенсивных обстрелов юга дети привезли к бабушкам и дедушкам на время войны внуков, которые при других обстоятельствах ходили бы в это время в своем городе в летний лагерь. Поскольку родителям надо работать, а летние лагеря закрыты из-за проблем безопасности, внуков отправили к старикам, живущим на севере. А вот дедушек и бабушек с юга, которые в течение целого дня оставались одни с внуками под воем сирен, поскольку родители детей вынуждены были работать, интересовало совсем другое: как уберечь ребенка от психологической травмы, объяснить ему в доступной форме происходящее. Женщина, муж которой получил армейскую повестку и воевал в Газе, не находила себе места, в то время, как супруг, по ее словам, был совершенно спокоен, когда связывался с ней «оттуда». Впрочем, ее состояние можно понять, как и состояние жительницы севера, переживающей пост-травму еще со времен Ливанской войны. Она рассказывала, что впадает в панику всякий раз, когда слышит звук сирены даже в телерепортаже, находясь в этот момент в полной безопасности на другом конце страны.
…Однако, в 2012-м ракетная война уже никого не застала врасплох, как это было в 2006 году, во время Второй Ливанской Войны. Учения и инструктаж службы тыла, проводившиеся задолго до реального обострения ситуации, принесли свои плоды: люди четко выполняли все инструкции в случае ракетных обстрелов, чтобы обезопасить себя и своих близких.
Неизвестность пугает больше, чем достоверное знание о происходящих событиях, насколько бы тяжелы они не были. И надо отметить, что дефицита в информации у израильтян нет. Информационный центр службы тыла, оборудованный сотней линий связи с гражданским населением, принимает тысячи звонков. Даже обладателям современных мобильных телефонов, имеющих выход на любые сетевые ресурсы и автоматически принимающих предупреждения службы тыла, по-прежнему важно услышать живой голос представителя службы тыла. Специалисты центра - солдаты срочной службы и резервисты способны отвечать на звонки на нескольких языках, когда же речь идет о редко встречающемся в Израиле языке, к линии подключается переводчик, сотрудничающий со службой тыла. Надо ли говорить о том, что каждый из дежурных по линии проходит специальные курсы, ведь он должен дать исчерпывающий ответ даже в случае самой непредвиденной ситуации.
Войны заканчиваются, и Израилю приходится сталкиваться с более отдаленными их последствиями. Многим понадобится психологическая помощь, чтобы избавиться от пост-травматического синдрома. Израильские методы лечения пост-травмы – одни из лучших в мире. Опыт, который маленькая страна приобретает с каждой войной, тяжел, но бесценен.
«Гапаим»* - предприятие, где производят протезы на все НЕСЧАСТНЫЕ случаи жизни. Израиль переживший за свою короткую историю не одну кровопролитную войну и множество терактов, побил все рекорды по количеству тех, кто нуждается в продукции «Гапаим». Здесь делают все возможное и невозможное, чтобы придумать такие протезы, которые бы максимально имитировали функции утраченной конечности и избавляли пострадавшего от ощущения физической неполноценности. Вот, например, протез кисти руки, напичканный электроникой, пальцы которой сгибаются как подлинные.