Дом у меня после отца на хуторе остался. Вдоль улицы с одичалыми садами и заколоченными, либо полуразрушенными хатами, он едва ли не один смотрится человеческим жильём. Хотя и на моем подворье уже поселилась мерзость запустения. Ну - не хватает у меня ни сил, ни времени вырубать молодые садовые джунгли и косить траву, по мере вырастания.
Да и зачем?
Продать домик - кто сюда поедет? А самому сюда переезжать жить - это как добровольно на Землю Франца- Иосифа переселиться. Или в Сахару. Ни людей, ни эфирного сигнала.
Кстати - о людях. На хуторе еще теплится жизнь, в пяти-шести местах сквозь буйные заросли проглядывают окна с занавесочками, а у подворья бывшего советского замполита, коротающего век на малой родине, даже детская площадка разбита.
Он выходит на звук моей машины. Здороваемся.
-Для внуков качели? - спрашиваю.
-Какое там! От скуки сделал. Всё-таки хутор - страна нашего детства. Всё надеюсь, что что сюда вернется жизнь.
Интересуюсь - а сколько на сегодня хуторян осталось?
- Да что-то около семнадцати человек. Старичье, одной ногой уже на погосте. Из тех, кто помоложе - приезжие кавказцы. У них здесь уже и дети родились. Теперь хутор не наша, а их родина.
- А вот, - говорю - здесь магазинчик открыли.. Как говорится - Родина слышит, Родина знает.
Замполит обреченно машет рукой:
-Глаза замазывают. Ты не поверишь, но по бумагам на хуторе числят семьдесят два человека! Это значит - кто-то за них получает деньги и на социальные выплаты, и на инфраструктуру. И за ложную прописку. Туфта, как по всей России. Оболочка есть, а нутро пустое .
Я иду дальше, и вдруг, посреди подворья с живностью, вижу новостройку. Это бывший киномеханик Василий Иванович рубит сарай. Добротный, как ковчег.