Когда Макс работал преподавателем в детской музыкальной школе, одежду он покупал в магазине б/у одежды. Сменив работу и получая оплату в уже в баксах, Макс стал скупаться уже в одном итальянском бутике, но чтобы заходить в Армани или Лагерфелд речи, конечно, не шло. Для этого надо было в этой продажной стране продаться депутатом или стать каким-нибудь известным писателем, а он был совсем неизвестным. И даже не писателем. Макс был графоманом-невротиком. Но не ходил к психотерапевту, а «лечился» сам, выкладываю свой анамнез в интернет, и даже получая к нему дополнения в виде рецензий.
Макс писал о себе, совершенно себя не ведая! Представьте себе, если бы он взялся писать о других? Какая бы петрушка у него вышла. Какой превосходный сельдерей можно было бы добавить в салат всемирной графоманской литературы!
Макс также писал стихи. Но никому их не читал. Должно быть потому, что они были нечитабельны. Ни одна порядочная девушка не захотела бы сравняться с ним рифмой. И даже ввязаться в вольный стих посчитала бы оскорблением. А может, всё дело было в том, что Максу нравились одни несуществующие девушки? Или хотя бы одна из них, которая охотно бы приняла его нежность, невроз, мазохизм и фетишизм, паталогическую скрытность и эксгибиционизм, слезливость и чувственный романтизм, переплетающийся с насмешкой над всем чувственным.
Впрочем, одна девушка каким-то угорелым макаром всё же нашла с ним нечто общее из всего выше сказанного.
Работая на совершенно низко оплачиваемой работе с детьми, Макс не мог себе позволить ходить по кафе со своей девушкой. Зато когда он сменил работу на более оплачиваемую, Макс начал ходить по ресторанам уже с чужими девушками.
Со своей он расстался, потому что, это была не его девушка. Его девушка - манила его своими объятиями, пленила чувственным взглядом полным любви, порока, чёрного леса и голубых небес. Его девушка могла дразнить его своей красотой. Она могла всё. Даже то, что никогда не могла. Она была такой несовершенной, и такой несуществующей, что словами просто не передать!
Макс продолжал своё пике вниз. Он знал, что падает. Знал, что он полный псих и невротик. Но всё продолжал притворяться. Никто из его немногочисленного окружения даже на догадывался, что он такой. А он всё изображал кого-то другого. Играл на своём стареньком кларнете кем-то давным-давно сочинённые партии. Был вежлив и учтив. Зачем-то даже заводил себе приятелей , хотя понятное дело ни о какой настоящей дружбе речь идти не могла. И лишь только когда он оставался с собой один на один - он мог спокойно и честно хмыкнуть себе под нос: «Ффух! Какой же я идиот! Какой беспредельный космический хаос тарабанит по моей голове, требуя вырваться на волю! А я... а что я? Вместо того,чтобы проникнуть к кому-то в душу или хотя бы забраться под юбку - пишу всю эту чепуху? Ну не кретин ли?»