В истории знакомства моих родителей нет ничего уникального, но один факт, одно стечение обстоятельств вызывает у меня трепет. Советская эпоха имела множество противоречивых особенностей, примером я всегда называю свободно-декларативное передвижение по стране. Родившись на Камчатке, обучившись в Якутске, ты мог найти свою половинку, работая в Мурманске. Иногда этим процессом ты мог управлять. С моими родителями получилась схожая история: мама родилась в глухой деревеньке, закончила школу в районном центре и университет в Костроме. Те, кто способен отлично завершить обучение и получить профессию имел право выбирать место работы, она решила переехать в Подмосковье, а затем и в Первопрестольную, где встретила отца.
В итоге мы, семья, вернулись в провинцию. Ни отец, ни мама не горели желанием вариться в столичном котле. Эта позиция передалась и мне. Да и оказалось, что, продав двухкомнатную квартиру в Москве, много доплачивать за четырёхкомнатную здесь не придётся. Не знаю, что было первее: комнаты для детей или дети для комнаты, но факт наличия у меня личного пространства повлиял на меня не негативно.
Однако жизнь в формате семьи, особенно несколько раз переезжая, отстраняет вас от других родственных семей. И если с родственниками по отцовской линии я встречаюсь редко, то с людьми по маминой линии я не вижусь вообще. Только знаю о их существовании и примерной численности. Обдумывая всё, эти незнакомцы имеют лучший опыт сосуществования генеалогических линий. Она живут в форме рода.
Причина вспомнить их у меня появляется редко и, учитывая прецеденты, событие предстояло уникальное. За последний год мы получили первое не официальное письмо. Я о бумажном письме конечно. И автором оказался мой дядя, младший брат мамы. Он уже едет в гости. И просит его завтра встретить на вокзале.
– Ты, наверное, с ним давно не встречался? – спросила Яна, услышав о письме.
– Я его никогда не видел. По крайней мере, не помню, – ответил я, внимательно смотря на невесту. Интересно увидеть реакцию нормального человека на приезд родственников.
– Ты же говорил о том, что каждый год ездишь к кому-нибудь из родственников, – неловко улыбнулась она.
– К родне по отцовской линии, я же говорил про ген ссор?
– Ссор? Я думала это проявляется по-другому. Ты не общаешься с семьёй матери? – в её голосе и лице выражались неловкость и раздражение. Даже скорее не неловкость, а отвержение или непонимание отношений у меня в семье.
– Все мы постоянно ругаемся. – и я вдруг вспомнил, что с сестрой у нас давненько мир. – Поэтому я, если честно, и не искал никогда возможность познакомиться с ними.
Яне это было не понять также, как правше стать левшой. Мне же намного легче, как левше адаптироваться к правому миру. Но от природы мы явно не сможем отказаться.
– Ты меня слушаешь? – дотронувшись до меня, взволновано спросила Яна.
– Я просто задумался о природе левшей! – ответил, передёрнувшись.
– О чём? Ты какой-то странный в последнее время! – понять выражение лица мне было не под силу. – Постоянно витаешь где-то, замыкаешься.
Замыкаюсь? Просто три дня как я вижу везде опавшие листья. Раньше они не отпечатывались в моей голове.
– Последние три дня выдались тяжёлыми, – вспомнив, что ничего не ответил, сказал я.
– Я бы сказала три месяца! – Янины глаза стали окрашиваться в алый цвет крови. Но то была лишь моя фантазия. – С августа. В конце лета что-то случилось? Не понимаю, что с тобой!
После змеиного сна и прогулки по аллее моя память стала куда лучше. Казалось, теперь я мог вспомнить всё что бы не захотел. Но ничего примечательного в августе не происходило, кроме выбора места работы.
– Не понимаю о чём ты.
Разговор был окончен. Правда, ссоры с Яной у меня стали происходить часто. Но каждый раз только она пылает эмоциями и возмущениями. Я на неё не злюсь. Никогда.
– Приятно было поболтать! Я домой, – скривив губы, пошагала девушка прочь.
И хоть я смотрел ей вслед, мысли тут же переключились в сторону ожидаемого гостя. Не скажу, что я так горел желанием увидеть его, но мысль, что он мог рассказать о деде притягивала. Сестра была дитём, а мама его ненавидит, кто как не, возможно более благосклонный, сын сможет рассказать о нём.
Однако судьба похоже решила всё переиграть. Как только я вернулся домой меня на пороге ожидали родители с переполненными чемоданами. Этот багаж был странен хотя бы тем, что его было очень много, как будто в них все вещи, и этих чемоданов с сумок я никогда не видел. Единственным ответом мог быть лишь ранний приезд дяди, но отец быстро всё развеял:
– Саша, мы тебя уже заждались! Думали, уедем не попращавшись.
– Куда? – опешил я.
– Мы же говорили, что нам дней десять над в Москву, - уже подымая сумки, ответил кукушка-родитель.
– Стойте. Вы ничего не говорили о поездке, да и дядя же завтра приедет!
Из комнаты родителей вышла сестра с моим старым неиспользованным рюкзаком для туризма.
– Она тоже едет? – спросил я немного севшим голосом.
– Сынок, вспомни о том совместном обеде. Мы говорили, что можем срочно уехать по работе. – всё происходило слишком быстро, и мамин голос был явно необычным. – Тебе с сестрой придётся встречать гостей одним.
– Такой взрослый, а без мамочки не можешь! – ехидно добавила сестра.
Я судорожно стал вспоминать все разговоры, ведь я радовался отменной памяти в последнее время, и даже стал что-то припоминать… этого не было, я не помню.
– Мы можем задержаться. С сестрой не ссорьтесь, она и так приболела. – поцеловал отец меня в щёку. – Не навороти тут дел.
Он это сказал мне на ухо, как сокровенную тайну, хотя это было больше пожелание, стандартное напутствие перед разлукой. Через мгновение мама поцеловала меня тоже, и родители упорхнули из квартиры. Так, за минуту, ничего не объясняя, ушли в спешке.
– Ты правда не помнишь о том, что они собирались уезжать? – подойдя ко мне поближе, спросила сестра.
– Совсем ничего, – на автомате ответил я.
– Немудрено, в последнее время ты витаешь в облаках.
– А ты почему не поехала? Папа сказал, что заболела.
Ответа сразу не последовало. Она закрыла глаза и стала глубоко и часто дышать.
– Я уволилась в начале недели с работы. Папе сказала, что не хочу быть просто секретарём. – её лицо ничего не выражало, пока она произносила эти фразы, но продолжив говорить, её лицо засверкало улыбкой. – И приболела немного. С этой работай я не лечилась совсем, вот и мучаюсь с последствиями.
Как можно так говорить о здоровье? С улыбкой о болезнях?
– Это серьёзно?
– Волнуешься? Это приятно. Рядовой гастрит, не беспокойся!
Сегодня не мог я уснуть. Вокруг меня всё кружилось и вертелось, как будто я случайно попал в шторм и теперь меня крутит и бросает из стороны в стороны. И это было и про прошлые события и про состояние в кровати. Подобных ощущений я не испытывал, даже когда перебирал с алкоголем.
Когда часы показывали второй час ночи, в голову стрельнула глупая идея, что заснуть я могу снова с помощью доски Луиджи. А чего терять? В полутьме я подошёл к спрятанной под ватманом доске, медиатор указывал на «а». Итогом выходило, что первые четыре буквы послания были «т», «ы», «н», «а». А я-то шутил, что мне потребуется огородить дом самопальным тыном, но последняя буква явно указывала на то, что слово длиннее, чем я думал.
– Старичок-боровичок! Приди и тайну расскажи, а лукавство забудь. Ответь, что меня тревожит. Дай спокойный сон и силы завтра проснуться, – стал монотонно повторять я, не ощущая смущения. Мне хотелось просто уснуть.
В голове пробежали образы болота, деревьев и маленького домика. Но словить я их не успел, лёгкая дремота сменилась полноценным крупным и тяжёлым сном, который на утро будет точно забыт.