Розовый остров (наша адаптация знаменитой "Голубой лагуны")
Хочу вам рассказать о невероятной истории, приключившейся в юности со мной и моей подругой. Она более чем достойна того, чтобы написать о ней книгу. Мне было 22 года, я был обычным жителем Киева, окончил с серебряной медалью школу, поступил в строительный университет. Учился хорошо, и на четвёртом курсе меня направили на стажировку в Азербайджан – участвовать в строительстве небоскрёба, который должен стать самым высоким зданием на Земле.
Итак, я прибыл на трёхнедельную стажировку и понятия не имел, что задержусь там на полтора года. Я прошёл таможню, паспортный контроль, обменял свои деньги на местную валюту – азербайджанский манат – и вышел в зал ожидания, где нас и встретили. После паспортного контроля и встречи с принимающей стороной нас повезли автобусом до Бакинского строительного университета. Я увидел перед собой новую для меня страну с необычным персидско-тюркским колоритом. Нас сначала ждала встреча с другой делегацией из Украины - с Киевского института экономики и народного хозяйства, после чего был торжественный обед с мэром Баку. Нам рассказали об этой грандиозной стройке, о целях и задачах проекта. После этого была экскурсия по Баку.
Нам показали все достопримечательности – крепость, мечеть, дом правительства Азербайджана, Старый город и то самое место, где снимали знаменитый фильм «Брильянтовая рука» с той самой аптекой.
Рядом со мной в автобусе села девушка с Киевского института экономики и народного хозяйства. Её звали Наташа, она была аспиранткой и также участвовала в делегации. Мы с ней мило беседовали и обсуждали текущую ситуацию в Украине и сравнивали жизнь у нас дома и в Азербайджане. Потом оказалось, что она живёт в той же гостинице, что и я, и прямо напротив её номера.
Каждый день у нас с утра была работа, мы чертили какие-то планы, проводили расчёты прочности бетона, и так часов до четырёх, потом было самостоятельное время. Однажды я опять встретился с Наташей, мы сидели в кафе на берегу Каспийского моря и ели мороженное. Она мне чем-то очень запала в душу. Я смотрел на её карие глаза, правильные нежные черты лица и белое платье и всё более задумывался. В конце концов, я решил: предложу ей встречаться.
Она улыбнулась и ответила, что отказать ей было бы неудобно, но согласиться она вряд ли сможет, так как тайно влюблена в молодого лаборанта в её институте. Но я не сдался и решил на выходные покататься с ней на парусной лодке по заливу Баку, взять с собой мангал, удочку и сделать настоящий пикник с рыбалкой. За аренду пятиметровой парусной лодки я не поскупился выложить целых 600 манат и ещё двести – за мангал, дрова, причиндалы для шашлыков и рыболовные снасти. Наташа была согласна, так как очень любила море.
Баку с моря выглядит очень живописно. Старые дома вперемешку с современными стеклянными небоскребами расположены ярусами на склоне горы, а старинная персидская крепость, и поныне используемая как воинская часть, отделяет старый город от новых районов, создавая большой контраст. А вся акватория залива заполнена была нефтяными вышками. Мы отдалились от берега километра на три, так что Баку начал прятаться за дымкой и чуть-чуть скрываться за горизонтом. Здесь было место, идеальное для рыбалки. Наташа разделась и нырнула в прохладную воду. Я начал рыбачить, и уже через полчаса было полное ведёрко рыбы. Пока я чистил рыбу, Наташа почистила морковку, картошку, лук и зелень, разожгла мангал, и вскоре мы наслаждались ужином из приготовленной нами ухи, местного вина и шоколадного торта на десерт. И всё это среди открытого моря.
Наташа сказала:
- Знаешь, я тут подумала… Давай встречаться. Ты красивый, умный, спортивный, а тот лаборант – обыкновенный ботаник! Ты лучше!
Я был безумно рад.
Закат мы решили встретить тоже в море. И это было нашей роковой ошибкой. Когда солнце начало садиться, неожиданно налетел ураган. На горизонте начали сверкать молнии. Мы с Наташей изо всех сил гребли, но нас относило всё дальше вглубь Каспийского моря. Наше положение стало еще более страшным: мы видели ясно, что шлюпку сейчас захлестнет и что нам невозможно спастись. Мотора у плавсредства не было, а если б и был, он оказался бы совершенно бесполезным для нас. Мы гребли к берегу с отчаянием в сердце, как люди, которых ведут на казнь.
Я в детстве посещал юношескую флотилию и помнил, что в бурю главное убрать парус. Но такой возможности у нас не было – он был прочно прикреплён проволокой, отцепить его никак не удавалось, порвать – тоже. Думали – всё! Пару волн – лодка перевернётся – и нам крышка. Волны всё нарастали – одна из них перекатилась через борт и смыла со стола всю нашу посуду. Потом с шипением погас мангал – в него тоже залилась вода. Наташа начала паниковать, но я её успокоил, говорил, нас спасут нефтяники или пограничники.
Мы с ней только и делали, что спасали вещи и продукты питания, привязывались и держались, как могли, чтобы нас самих не смыло за борт. Через час ураган начал ослаблять свою силу. Замёрзшие, мокрые до нитки, мы не заметили, как уснули на дне лодки. И это было нашей второй роковой ошибкой. Мы даже не удосужились посмотреть, как далеко Баку и почему на борту нет рации, хотя по законам положено её иметь даже на вёсельной шлюпке.
Часов в пять утра, когда шторм уже стих, меня разбудила Наташа и сказала, что шторм иссяк, можно возвращаться в Баку. Мы поднялись – и ужас! Мы были совершенно одни посреди Каспийского моря. Нас уносило всё дальше и дальше. Земли не было видно нигде вокруг. Только водная гладь моря, которое светилось янтарным цветом в лучах восхода солнца, и от которого веяло прохладой и нагоняло сон. Всё ещё дул достаточно сильный, хоть и уже не ураганный, ветер. Я сообразил, что нас несёт в сторону солнца на восток, значит, ещё пару сот километров – и мы будем в Туркменистане или в Казахстане, а может быть и в Иране. Мы утешали друг друга, что Каспийское море не имеет связи с мировым океаном, и рано или поздно вынесет нас куда-нибудь. Я оценил масштаб ущерба, нанесённого штормом: смыло за борт многие наши вещи, включая столовые приборы, уголь для мангала, лавочку и пластмассовый столик. Наши мобильные телефоны намокли и вышли из строя. Каким-то чудом уцелел фотоаппарат, и мы друг друга фотографировали, чтобы чем-то заняться и успокоиться.
Мы с Наташей, чтобы обсохнуть, разожгли мангал, просушили вещи. Потом последние дрова выгорели.
Уже сутки мы в море. Наступила ночь. Я, чтобы поднять боевой дух, читал вслух сказку Пушкина о царе Салтане: «в синем море волны плещут, в синем небе звёзды блещут»… Утром следующего дня снова начался шторм. Не такой как первый, но тоже мощный. Наконец, на горизонте показалась тоненькая горчично-жёлтая лента степной растительности.
- Туркмения! – подумал я.
Мы с Наташей изо всех сил гребли, но волны опять сделали нашу лодку неуправляемой. Среди пенных барашков волн она прорывалась к берегу. Послышался глухой удар об камень. Под ногами дно лодки прохудилось, и вода начала затапливать палубу. Следующей волной наше судёнышко снесло вбок, киль врезался в ил, и мы окончательно сели на мель метрах в двадцати от берега. Я схватил в охапку все вещи и выбежал с ними на берег.
Перед нами была небольшая, метров тридцать, бухточка, окружённая скалами со степной растительностью. Немного передохнув, мы решили осмотреть местность. Поднявшись по склону, мы увидели, что насколько хватает взору – везде только лишь степь да солончаки. Казахские солончаки отличаются от солончаков в Украине – в Крыму, херсонской области или на Сиваше. Там наша Родина, а тут – чужая земля. И там не растёт саксаул, а тут – растёт. А на самом горизонте виднелись каменистые холмы. И нигде ни следа человека.
Мы с Наташей решили просто отдохнуть, а потом попробовать поискать следы цивилизации. Сначала мы остановились за большим обломком скалы, где был наш костёр и ночлег. Все, что было возможно спасти – мангал, вещи, снасти – мы вынесли с лодки на берег и разложили на этой самой скале на просушку.
- Что будем делать? – спросила Наташа.
- Не знаю, мы уже третий день тут. Давай пополним запасы воды и пойдём вглубь, искать цивилизацию.
Она нашла залежи меотической сине-зелёной глины, которая, как известно, является водоупором, и на кровле её пласта можно найти воду.
Небольшой источник бил струйкой прямо на берегу, на обрыве, в ста метрах от нашей стоянки. А рядом была хорошая терасса, где можно было бы построить временную хижину. Но мы решили идти далее и искать цивилизацию.
- Как считаешь, а поплыть на лодке вдоль берега мы сможем? – спросила Наташа.
- Не думаю, посмотри! Дно дырявое, заделать никак не сможем, тут ни фанеры нет, ни инструментов.
- Ну тогда пойдём вглубь берега! Иди, поможешь мне снять с лодки наши вещи!
Я пошёл на остов лодки, застрявшей на подводных камнях. Вода уже полностью затопила всё. Я забрал кейс с кухонными причиндалами, ножом вырезал парус и завернул в него всё мною найденное. Я понял, что ввиду отсутствия у нас материалов и инструментов лодка восстановлению не подлежит. Под покорёженным румпелем я обнаружил топорик. Господи! Если бы я нашёл этот топорик во время бури – я бы порезал им парус и нас бы не унесло! Нас бы не было тут, на туркменском (или казахском, а может даже и иранском) пустынном берегу.
Пока я возился со снастями и вещами, Наташа выкопала в глине небольшую ямку, которая быстро заполнилась холодной пресной питьевой водой. В стеклянную бутылку из-под вина, которое мы пили в тот злополучный морской пикник, мы набрали на дорогу воду из найденного нами источника. Весь день мы то шли через солончаки и степь, то продираясь через саксауловые заросли и барханы. Последние нам давались очень тяжело – взбираться по ним было как по патоке – три шага вперёд – и сполз на два назад. Наконец, мы взобрались на высоту… И снова разочаровались – за холмами на десятки километров была каменистая пустыня. Если тут, на побережье, есть хоть растительность и вода – там только сушь и ни растений, ни воды, ни следов людей. А километров за пятнадцать от нас виднелась каёмка воды – это было соляное озеро, возможно, Кара-Богаз-Гол. Имея при себе только полтора литра воды, мангал, нож и четыре квадратных метра нейлона, пересечь эту пустыню было бы невозможно. Мы заночевали на вершине холма и вернулись на берег. Мы решили не искать людей, а ждать корабль. Ночь в пустыне прошла неспокойно. Если утром тут жара под сорок градусов в тени – то ночью казалось, что ударил мороз. Мы догадались завернуться в нейлон, а потом ещё и зарыться в нагретый солнцем песок.
Мне понравилось, что в такой ситуации я сплю в обнимку с любимой девушкой. Как она мне нужна здесь! Окажись тут я сам, я бы не справился без её поддержки. Кроме того, беда сплотила нас, ведь ничто не сближает так, как тесный контакт. Поначалу она мне не отвечала взаимностью, говорила, что любит другого, а теперь у нас первая ночь вместе! Тут, в туркменской (или казахской, или иранской, сами ещё не поняли) пустыне, под звёздами, под млечным путём и кометами… Романтика!
Утром мы пошли в сторону берега, к десяти утра добрались. Мы решили ждать, пока проплывёт какой-нибудь корабль. На этот случай мы сложили над обрывом три костра, в которые положили нашу резиновую обувь и резиновый коврик с лодки, чтобы создать густой чёрный дым. И ещё мы решили построить временную хижину. Я нашёл близ оазиса целый небольшой лесок из таких деревьев, как акация, сумах, гледичия, саксаул и ясень. Особенно мне понравилось дерево сумах – оно имело вид длинных жердей, которые вырастали очень быстро – до четырёх метров за год. Это дерево растёт и в Украине, на юге, в Крыму и даже в Кировоградской области. Я топориком срубил пять длинных жердей, которые воткнул в землю в виде вигвама. Сам вигвам я обвязал несколько раз леской от удочки. Потом мы с Наташей обошли все окрестности, собрав несколько охапок сухой травы. Все мы их связали в несколько сотен пучков, которые нанизали на леску, и наш вигвам из травы к вечеру был построен. Самую верхушку мы травой не покрыли – чтобы выходил дым.
Прошла неделя. Мы рыбачили, варили уху в самодельной кастрюле, слепленной из глины и обожжённой в костре, ловили мидий и других моллюсков, нашли рощу диких вишен и пару деревьев яблони. Днём я работал и смотрел на море, ночью – проводил время с Наташей под звёздами. Корабль не появлялся. Но мы не утрачивали надежду, хотя понимали, что тут мы надолго.
На десятый день нашего пребывания здесь пошёл дождь, с громом и молнией, я прибежал в вигвам мокрый, и, не раздумывая, кинул целую охапку сухих веток в костёр, чтобы посушиться. Костёр получился такой силы, что я его не смог потушить, и он перекинулся на соломенную крышу, и в считанные минуты вигвам сгорел дотла.
- Эх, Данил, Данил! Что ж ты натворил! - ругала меня Наташа.
Тогда я, как строитель, решил сделать настоящую хату. Я вырыл полуметровую траншею длиной четыре метра и шириной полтора, перекрыл её плоскими камнями. После чего я сделал основание для будущей стены из таких же плоских камней, положив их по периметру три на четыре метра. Замысел был таков: сделать хату с полом с подогревом. В этой канаве будет печка, жар которой нагреет камни, на которых будет кровать, где мы будем спать. Раз я по профессии строитель, дам волю фантазии, и, полагаясь на знания и умения, осуществлю их. А Наташа, по профессии экономист, займётся хозяйством.
Потом я срубил десять жердей из сумаха, и сделал каркас. Во избежание пожаров и сохранение тепла стены мы решили сделать из глины, и крышу – тоже. Для этого мы решили сделать печку. Я вырыл яму длиной в метр и глубиной полметра. Потом перекрыл её ветками, на которые толстым слоем положил глину. В получившемся своде я пробил 16 отверстий, через которые должен был проходить огонь, и по периметру обмазал всё глиной, сделал стенки печки высотой в метр. Лёссовидные суглинки идеально подходили для изготовления стен печей и нашей хаты, а зелёная меотическая глина – для лепки черепицы.
Наташа занялась изготовлением черепицы. Нам нужно было сто штук плиток тридцать на сорок сантиметров. В качестве формы использовали крышку от пластикового контейнера для еды, в верхушке плитки мы протыкали дырочки для привязывания плиток к крыше. За день мы сделали сто штук и даже успели их высушить. На 15 день Наташа занималась обжигом в самодельной печке, а я формировал стены. Я бегал за глиной, формировал из неё стены хаты. Для удобства переноски глины мы смастерили пару корзин – брали каркас из веток сумаха, делали верёвки из полевого лисохвоста, сплетая три стебля как косу, и получались неплохие корзины. Я клал камни на предыдущий слой, замазывал их глиной, и, когда оно более-менее подсохнет, принимался за следующий слой.
Тем временем Наташа закончила с черепицей – четыре часа длился обжиг, после чего вынимали готовые плитки, и принимались за следующий обжиг. Также мы смастерили навес из жердей и тростника, под которым мы хранили дрова и готовую черепицу. Я закончил делать стены, и ещё помимо пола с подогревом, я сделал камин в задней стене хаты. Для всего этого я смастерил две выводных трубы для дыма.
Мы принялись за крышу – для этого я срубил несколько длинных и тонких сумахов, положил их параллельно стенам на крыше. К этим жердям мы привязывали черепицу. За час вся крыша была готова. Кроме того, дабы отделить жилую комнату от крыши, мы сделали что-то вроде чердака – несколько десятков жердей, из которых сделали что-то вроде плетени, служили нам потолком, а на него мы ставили наши вещи.
Первый вечер после строительства хаты был холодным, поэтому мы решили испытать наш пол с подогревом и камин. Всё работало как надо, и ночевали мы уже на наших нагреваемых камнях.
Мы обошли все окрестности, наломали сухих веток, и дров у нас было месяца на два. А печку для обжига черепицы мы решили продолжать использовать, если понадобится сделать из глины какую-нибудь кухонную утварь – котелка, мисок, ложек или что-нибудь ещё.
Спустя месяц нахождения нас тут мы впервые увидели корабль. Он плыл в трёх километрах от берега, и мы зажгли наши сигнальные костры. Ноль внимания.
Через месяц нашего пребывания на каспийском пустынном берегу, мы начали понимать, что мы тут надолго, и, возможно, придётся зимовать. А прибыли мы сюда с минимумом одежды – на мне были только джинсы, футболка и лёгкая кофта, а на Наташе – только купальник и платье. Поэтому мы решили, пока тепло, обходиться без одежды. Ну, почти без одежды, мы же не Адам и Ева. Я сделал из остатков нейлонового паруса что-то вроде юбки, в которых ходят туземцы в Полинезии, а Наташа ходила в одних плавках.
Кроме того, мы решили разбить огород, чтобы иметь запасы продовольствия. Это была самая весёлая часть нашей эпопеи. Сначала мы решили, что мы можем вырастить. Вокруг нас, на степном берегу, росли такие растения, как дикий чеснок, руккола, дикие помидоры, дикая тыква, шпинат и горох. Однажды мы нашли на берегу моря огурец, выброшенный волнами. Есть его было нельзя, он был гнилой, но в нём было немерено семян, которые мы решили прорастить. Также море вынесло нам несколько клубней топинамбура, а в обломках нашей лодки, которую уже занесло песком, обнаружились пару картошин из тех, из которых мы варили уху. Близ источника была роща из кустарников, в которых мы нашли тёрн, дикую вишню и яблони, пару деревьев груши, а также много кустов боярышника и шиповника. В одном сухом дереве, которое мы хотели срубить на дрова, оказался улей, полный мёда. То есть, нам запасов хватило бы надолго.
За хатой я разбил огород – пять на десять метров. Я взрыхлил почву самодельной лопатой и граблями, которые я сделал из веток. На глинистой почве сложно было бы выращивать что-либо, поэтому пришлось удобрять почву золой от костра. Затем мы с Наташей обошли все окрестности в поисках шпината, рукколы и чеснока. Их мы посадили первыми, затем воткнули огуречные семена, начавшие прорастать, пересадили несколько кустов дикорастущих помидоров и тыквы. На отдельном участке я посадил картошку. Наташа сплела несколько корзин, в которые мы поместили найденные в роще ягоды. Также я слепил большой глиняный горшок, где будет храниться найденный нами мёд диких пчёл.
Однажды утром Наташа шокировала меня новостью: «Я беременна». Я был в шоке, стал задавать вопросы, как, и что делать, если вдруг придётся рожать здесь. В конце концов, я догадался, что забеременела она именно от меня в первую нашу ночь здесь, когда мы пытались пройти вглубь континента и обнаружили за холмами соляную пустыню, не дающую нам выбраться отсюда самостоятельно.
Нам стало скучно, поэтому я решил расширить наш дом. Я хотел добавить комнату, сделав пристройку по той же технологии, по которой я строил нашу хату. Фактически, это была точно такая же хата. В ней я решил сделать нормальный туалет с выгребной ямой, склад продовольствия и вещей и, самое главное, стол. Нам до сих пор приходилось кушать на земле, держа миску в руках.
Ещё я решил смастерить черепичный навес над хранилищем дров и печкой для обжига, а то оказалось, что соломенная крыша совсем не спасает от гроз и проливных дождей, которые тут хоть и редко, но бывают. На всё это ушло у меня три недели.
Последующие месяцы у Наташи увеличивался живот, работал я один на износ, на рыбалку я ходил сам, ей давал всё наилучшего качества – лучшую рыбу, лучшие моллюски, лучшие овощи с огорода, а себе оставлял только остатки из того, что находил. Ещё мы сушили рыбу в таком количестве, которого бы хватило на зиму. А так как моллюски высушить невозможно, я решил сделать в бухте заводь, огородив бухту камнями и запустив туда мидии и черенки, чтобы они там размножались и мы их зимой оттуда вылавливали.
В середине октября, на четвёртый месяц здесь, пришла осень. Солнце показывалось всё реже, а море часто окутывал туман. По ночам стало холодно, и наши камин с системой подогрева пола работали день и ночь.
Мы находили следы костров и стоянок туристов, значит люди тут пусть и редко, но бывают. Я понял почему - в трёх километрах от нашей стоянки обнаружился автоматический маяк, у которого раз в год приходится менять батареи. И каждый год его приходят чинить. Но стало холодно, а одежды тёплой у нас не было, и мы без крайней нужды на улицу не выходили. Бывало, что во время штормов и дождей мы сутками безвылазно сидели в хате и думали о наших семьях. Мы-то понимали, что мы здесь отнюдь не навсегда и даже не надолго, что весной придут люди чинить маяк и нас найдут. Но нам было жалко наших родителей, которые думают, что мы погибли. Наверняка по всем азербайджанским СМИ трубят о потерявшихся в водах Каспия украинских туристах. Но если бы мы погибли, то лодку бы нашли и тела тоже, но так как лодка с нами, значит, мы числимся пропавшими без вести. Я только сейчас понял, как наши родственники и родители и друзья страдают от неизвестности о нашей судьбе. Мы с Наташей каждый день молились Богу за наше возвращение домой, а каждый раз после молитвы делали, как Робинзон Крузо, зарубки на куске саксаула. Уже зарубок было больше сотни.
Мы встретили Новый год, и я на Новый год решил сделать Наташе подарок – взять самодельное копьё и пойти на охоту за зайцем. Пустынных зайцев здесь было много. Я сумел добыть сразу двух за одну охоту. Шкурки мы решили сохранить и использовать их, когда родится наш ребёнок. А мясом мы были обеспечены на целую неделю. Впервые мы смогли сварить полноценный суп и сделать котлеты, а то одна уха и моллюски нам уже надоели.
Я начал готовиться к тому, чтобы стать отцом. Для этого мы сплели что-то вроде коврика из тростника, который постелил на пол. Последние остатки нейлонового паруса мы использовали для изготовления штор на двери, чтобы не дуло. Также я решил изготовить древесный уголь, который горит очень жарко – для обогрева хаты на зиму, чтобы ребёнок не замёрз. Мы уже использовали уголь для обжига, но это был уголь с мангала. А тут я сделал его сам. Для этого я сложил пирамиду из толстых дров, которую обмазал глиной. А на верхушке я разжёг огонь, и, когда он разгорелся очень сильно, замазал пирамиду и сверху. На следующие сутки у меня получилось много угля.
В середине января повалил снег. Не такой, конечно, как в Киеве бывает, туркменский снег мокрый и не толстый – сантиметров пять, - но это всё равно снег. Падая на черепицу нашей хаты, он таял моментально. В эти дни мы опять сидели сутками в хате, выходил я всего два раза – осмотреть наш двор (мне показалось, что где-то воет волк) и разжечь пол с подогревом.
В тот день, когда мы были уже 250 дней здесь, я пошёл поставить зарубку на нашем саксауловом бревне. Вернувшись в хату, я заметил, что Наташа тяжело дышит, а её простыня мокрая.
- Я рожаю. У меня отошли воды, - сказала она мне хриплым шёпотом.
Я немедленно взял последний кусок нейлонового паруса, достал с чердака большой глиняный чан, налил в него воду и поставил в печку. Когда вода закипела, я положил туда нейлоновый кусок для его дезинфекции и стерилизации. Мы с Наташей договорились принять ребёнка именно в этот чистый кусок нейлона. Роды прошли сравнительно легко.
В полдень над нашей хатой и туркменским побережьем Каспия раздался оглушительный крик нашего малыша. У нас родился ребеночек, которого мы решили назвать Петя. Пётр Данилович Кононов-Степаненко. Мы решили дать ему двойную фамилию, так как официально мы с Наташей не женаты.
Я, новоиспечённый счастливый отец, пошёл к нашему саксауловому бревну, где было наше молельное место, и поблагодарил Бога за сына и за успешные роды. Интересно, когда наконец вернёмся домой, как отреагируют мои родители, когда узнают о рождении их внука? И как отреагируют родители Наташи, узнав обо мне и о том, что их дочь тайком от них нашла жениха?
Последующие дни были тяжёлыми. Наша радость от рождения ребёнка прошла, ведь мне одному теперь пришлось делать всю работу, а Наташе – просыпаться ночью, чтобы кормить Петю грудью.
Мы сплели для Пети колыбель из тростника, оббили её внутри заячьей шкурой и нейлоном. В ней Петя спал днём, ночью он был с мамой.
Наступила весна. Первая наша весна на туркменском берегу. Я оставил Наташе запас еды и воды, а сам решил пойти на маяк. Путь к нему был долгий и неказистый – шесть часов я то шёл по берегу моря, то продирался сквозь заросли. И вот, желанная цель. Маяк стоял на крепком утёсе, на искусственном холмике. Он выглядел как ржавая железная башня с мощной лампой на верхушке. К ней можно было подняться на лестнице, которая была за запертой на замок дверью. А рядом с ней висела табличка на туркменском языке, на которой писалось, что маяк является госсобственностью Туркменистана, за порчу имущества – уголовная ответственность. Также указывалось, что управляющая компания находится в городе Туркменбаши.
Я внимательно осмотрел окрестности маяка. Вокруг было полно пустых бутылок, одноразовой посуды, следов костров и автомобильных шин. Эти следы шин вели далеко в степь. Взобравшись на маяк по громоотводу, я с высоты 20 метров осмотрел местность и хотел узнать, куда ведут следы. А следы вели на восток. Там, близ Кара-Богаз-Гола, из-за которого мы не могли самостоятельно отсюда выйти, я увидел какие-то светящиеся точки, периодически двигающиеся по одной и той же линии туда и обратно. Я понял, что это следы, ведущие к шоссе, а светящиеся токи – автомобили, едущие по шоссе и отражающие свет. До них было менее 20 километров. Но с Петей мы бы не смогли тут пойти. Тогда я решил поступить иначе: я поднял с земли массивный камень и швырнул его в маяк, разбив лампу. Кто-то должен был её прийти чинить. Я написал углём на стенах маяка, что мы терпим бедствие и находимся в пяти километрах к югу отсюда. Написал я это на английском и на русском языке. Также я извинился за то, что разбил маяк и объяснил, зачем я это сделал.
Я вернулся домой уже, когда стемнело. Наташа радовалась, что наконец-то мы выберемся отсюда. Осталось только ждать.
Три недели мы ждали спасения. Однажды утром нас всех разбудил звук вертолёта. Я немедленно вскочил, выбежал из хаты и увидел в ста метрах от нами вертолёт, круживший над морем. Я, не мешкая, выхватил из печки для пола с подогревом уголь, побежал сломя голову к нашему заготовленному костру и зажёг его. Со всей силы я дул, чтобы поскорее разгорелось, и когда огонь полыхал и дымил, я побежал с Наташей и Петей кричать, привлекая внимание. Вертолёт обратил внимание, приземлился недалеко от нас, над обрывом, после чего из него вышли люди и направились к нам. Мы с Наташей стали бежать навстречу, попутно поправляя на себе одежду, чтобы выглядеть приличнее. К нам вышли трое мужчин в военной форме и один в штатском. Мы ликовали от счастья и благодарили их и Бога за наше спасение и скорейшее возвращение к родным.
Люди обратились к нам по-туркменски. Мы дали понять, что не понимаем этот язык. Я спросил, знают ли они русский или английский.
- Знаем, - ответил мужчина в военной форме, - вы написали на маяке?
- Мы, - ответил я.
- Откуда и как вы прибыли сюда? Сколько вы тут пробыли? – спросил он.
Я рассказал, что мы потерпели кораблекрушение и показали на остов нашей лодки, который торчал из песчаной косы в ста метрах от нас. Объяснил, что мы тут давно, через три дня год как нас выбросило штормом на этот берег, и что наш детёныш родился здесь.
Туркменские военные объяснили нам, что в ближайшие три дня вышлют нам помощь из города Карабогазгол. За нами прилетит вертолёт. Мы их искренне поблагодарили и поинтересовались нашим местонахождением. Оказалось, мы в тринадцати километрах к северу от города Карабогазгол, недалеко от границы с Казахстаном. Оказывается, что по той соляной пустыне, которую мы видели с вершины холма в первый день, проходит шоссе. Это самое шоссе я видел и с вершины маяка, но мы его не заметили, так как туркменские шоссейные дороги в основном грунтовые.
А ещё нам открылся обидный факт – всего в трёх километрах от нас была погранзастава, которая находилась прямо за тем холмом, где мы провели первую ночь…
Три дня прошли незаметно. Их мы провели, подражая Робинзону Крузо – я приволок тяжёлый валун, похожий на пирамиду, и вырезал на нём надпись:
«Тут жили Данил Кононов и Наталья Степаненко – украинские туристы, унесённые штормом из Баку и выброшенные штормом в Туркменистане, прожившие тут 370 дней, построившие эту хату и навес, спасённые туркменскими военными и повторившие приключения Робинзона Крузо».
Установил я его прямо перед входом в хату.
Через три дня, как и обещали, за нами приехал внедорожник. Мы тщательно запаковали наши вещи, которые мы решили забрать с собой – все Петины пелёнки из нейлона, взяли с собой пару яблок и огурцов, ту самую бутылку из-под вина с родниковой водой и сто манат, которые у меня были. Всё остальное мы оставили. Наташа, как хозяйка дома, закрыла самодельную тростниковую дверцу хаты и шепнула на прощание: «Ну, прощай наша хата! Спасибо за всё!».
Уезжать отсюда было как-то тяжело, у нас огород только недавно взрос, в нашей самодельной заводи появились мальки и расплодились мидии и черенки… А как приятно было лежать на нашем полу с подогревом!
Уезжая, я бросил последний взгляд на мирно стоящие на берегу Каспия глинобитный домик и черепичный навес, огород с ростками за ним… Да и сам Каспий я полюбил. Как это тут будет без нас?! Я решил, что когда-нибудь вернусь сюда. Когда Петя чуть подрастёт, мы приедем с ним сюда, и я ему покажу место, где он родился. Кстати, он имел право на туркменское гражданство по факту рождения.
Часа четыре мы ехали с военными в город Туркменбаши. Ехали мы по тому самому шоссе – обыкновенной грунтовой дороге среди саксауловых зарослей и сухой бесплодной пустыни. В Карабогазголе мы остановились. Я обменял валюту и купил новую одежду для нас всех. К вечеру нас доставили в Туркменбаши в миграционную службу. Нас поселили в центре для мигрантов, снабдили нас деньгами и одеждой, готовили к экстрадиции на родину.
Мы узнали, что из-за нас чуть не разгорелся международный скандал – Украина обвинила Азербайджан в пропаже своих туристов. Пункт проката лодок, из-за которого нас унесло, лишили лицензии за отсутствие на борту лодок систем спасения и сигнальных ракет. А нас признали пропавшими без вести.
Узнали мы и о том, что в Украине наконец-то закончилась война.
Ещё через пару дней нам велели ехать поездом в Ашхабад. Там нас ждал украинский консул для решения вопроса об экстрадиции нас домой. Нам вернули наши паспорта, которые мы забыли в Баку. Их доставило опять же посольство. А Пете сделали свидетельство о рождении туркменского образца.
В Ашхабаде поселили нас в какое-то общежитие, которое находилось в центре города в обыкновенной советской бетонной хрущёвке. Тут мы прожили ещё неделю. Каждый день нас посещал посол и говорил, что нашим родственникам уже сообщили о том, что мы нашлись. Мы проводили время, гуляя по городу. Особенно нас впечатлила местная достопримечательность – статуя Сапармурата Ниязова, местного «вождя нации». Мы обедали в разных кафе, пробовали национальную туркменскую кухню. Впервые за год с лишним я попробовал хлеб. Нам его так не хватало!
В конце недели нам велели собираться – спецрейсом нас доставят в Украину, в Киев. Сидя в самолёте и готовясь к отлёту, мы вспоминали нашу жизнь тут. Наши ночи под звёздами, строительство хаты, рождение Пети и то, как нас нашли туркменские военные. Полёт длился пять часов с дозаправкой в Сочи. В аэропорту Жуляны нас пришли встречать родственники. Я слышал, как полицейский объяснял моей маме, что все трое вернулись.
- Как трое?! – спросила она.
- Ну, ваш сын, его жена и ваш внук.
- Внук?! – с недоумением спросила она.
Спустя полтора года мы встретились с родными. С удивлением они узнали нас, ведь у меня за год выросла борода, как у тех туркменских военных, а Наташа после родов пополнела. Первое, что я сделал – это пошёл в парикмахерскую. Потом мы ещё долго ходили оформляли документы, восстанавливались в ВУЗах и даже принимали участие в телепрограмме, где рассказывали о наших приключениях.
А завершилось наше приключение нашей с Наташей свадьбой.
Вот так мы выживали на каспийском берегу Туркмении, словно Робинзоны.
Если можно вынести какой-то урок из этого случая – то это осторожность и смекалка. Во-первых, никогда не идите на риск, если он не оправдан. И второе – если всё же попали в беду, не теряйте присутствие духа. Мы смогли не просто жить, а жить припеваючи на пустынном Каспийском берегу Туркмении. Третье – любые знания могут быть полезны. Благодаря нашим знаниям мы смогли и построить хату, и вырастить еду, и принять роды, и даже оригинальным способом подать сигнал бедствия. Ну и четвёртое - главный источник счастья в жизни – это любовь. Вряд ли я бы справился без Наташи. И пятое – всегда есть надежда на лучшее!