Деревенские страшилки 4. Свадебный подкид. Терный Александр.
Произошло это в 1965 году в крупном селе Каменского района. Мне тогда было пять лет. Подошел ильин день, а с ним и август, пора свадеб на деревне. К уборке только приступили. Но осенью даже не пахло, сладко пахло зерном, первыми яблоками.
Я играл в маленьком палисаднике у дома бабушки. Солнце пекло. Смесь глины и песка окаменел. Играть в него стало невозможно.
На лето меня ежегодно привозили к бабушке, точнее приводили. Мое село и село бабушки располагались в четырех километрах. Нянчилась со мной прабабушка Прасковья. Она особо и не следила за мной, сушила черемуху. Экономя сахар, она все сушила- и вишню, и смороду. Как она сама говорила: - Все можно сушить, кроме осиновых корок. И все можно есть, кроме осиновых корок. Они горькие.
Я что-то бубнил себе под нос, пытаясь построить домик из жесткой глины. Нужна была вода, а за ней надо было бежать через дорогу, к ужасному, глубокому колодцу. Мне это делать не разрешали. В колодце сидел черт.
Вдруг бабка Прасковья вскочила и замахала руками. Перед ее лицом висел желтый березовый листок. Это было странно, хоть я и знал, что береза желтеет первой. Я невольно посмотрел на стоявшую с угла палисадника березу. Она зеленела, как ни в чем не бывало. Осенью даже не пахло. Пахло мальвой.
-Санек, - попросила бабка Прасковья. – Беги за листком, посмотри на чьем дворе он сядет.
-А если я не успею за ним? – спросил я. – Я боюсь через дорогу бегать.
-Успеешь, - глубоко вздохнула бабка. – Он летает не от ветра. Только не поднимай его, если падет. К беде это.
-Такой опасный лист.
-Да. Послание от эрзянских ведьм.
-Кому?
-Мне. Из Кабаево. Береза – это их святое дерево.
И, действительно, листик, словно бабочка, порхал невысоко в небе. Я спокойно шел за ним, даже не прибавляя шага. Вскоре я вернулся домой и радостно выпалил бабушке.
-Сел листок в саду у Паршиных.
-Плохо. Очень плохо. Свадьба у них завтра, - вздохнула бабушка Прасковья. – И сделать-то я ничего не могу. Не знаю, кто зло затаил. Хотя и я догадываюсь. Раз Нина Зитева выходит за Семку Паршина, то и подкид ей задумала сделать Нюра. Ой, дура, девчонка.
-Нюра Рыжая? – спросил я.
-А ведь Нина ее подруга. Семен бросил Нюру еще до того, как начал встречаться с Ниной. Зачем подкид? Только на погибель.
Всю ночь молилась бабушка Прасковья, пила при этом одну воду и ничего не ела. Утром, когда семья села завтракать, она приказала никому на свадьбу ни ходить, ни глазеть.
А день солнечный удался. Пекло, как в июле. Мухи только кружились. Да на акациях чирикали воробьи. Но и ходить на свадьбу было не надо. Все издалека было видно.
Вначале молодые уехали в сельсовет, в это время Паршины расставили столы, прямо на улице. Свадьбы тогда играли по три дня. Первый день у жениха, второй у невесты, а третий где получится- отходняк. Пили на свадьбу один самогон. Ели все, что подадут – котлеты, колбасу, холодец, блинчики, сало, сыр. Запивали все свекольным квасом и лимонадом. Торт приносили в самом конце. Залихватски играла гармонь, подгоняя соседских баб, накрывающих стол. –Едут, едут, - закричали они разом.
Свадьба гудела весь день и всю ночь. А на другой день продолжения не было. По селу разнеслась весть – невеста сошла с ума. К Прасковье прибежали соседки и рассказали, что надела невеста чужие перчатки. Оказалось кто-то подменил ее перчатки на другие – заговоренные для подкида. Перчатки и не похожи были, но торопилась Нина, и натянула их. Они даже великоваты были. – Что это с перчатками-то? – только и спросила она. А потом замолкла, словно лом проглотила. Еще во время росписи люди поняли, что с невестой происходит что-то неладное, то смеяться начинает, то плакать.
-Переволновалась, - говорили бабы. –Нюрочке Рыжей что-то не видно. Ведь ее приглашали.
- Перчатки чужие она надела, - говорили другие.
-Да, ладно вам, - говорили третьи, - темные вы люди. Подумаешь – перчатки. Их давно уже на свадьбы вообще не надевают.
Темные- светлые ли были в селе люди, но первой брачной ночи у молодых не случилось. Приехала психушка и забрала Нину в дурдом.
-Вот не повезло Семену, - продолжали утром судачить бабы. –Говорят, что не переспал он с Ниной до свадьбы-то. Может если переспал бы, то не свершилось заклятие. На Нюру все говорят. Ездила она куда-то в Мордовию. Знают ведь люди и дорогу. Не то в Кабаево, ни то в Вертилим. К Прасковье Стареньке надо идти.
-Ходили уже. Она говорит, что могла сделать- сделала. Подкид – опасная вещь. Могут все погибнут. И Нинка, и Нюра, и Семен. Сгорит рыжуха в адском пламени.
Но казалось, что все обошлось. Нину в психиатрической клинике держали, целый месяц. Вернулась она тихая, глаза опустит и сидит на стульчике у своего голубенького домика. На работу она после больницы не вышла.
Я тогда уехал в родную деревню. Но новости туда доходили. Первой умерла Нюрка. Пошла она ночью за соломой в колхозный омет, так ведь волки на нее напали. Всю растерзали, одни ноги в валенках остались. Через год умер Семен. Напился и не проснулся больше. И уж последней умерла Нина. Больше года она дурой прожила. Сядет с ней мать на лавочку, так она смеется, смеется без остановки. А потом вдруг поумнела, да и наложила на себя руки - повесилась.
Принесли бабе Прасковье свадебные перчатки. Бабка сожгла их в печи, сложила в газетный кулечек. – Отнесете за околице под березу, и зароете поглубже. Вас беда оставит. Но кто ее знает. С нечистой силой играть нельзя, - сказала бабка Прасковья. – Ничем я ей помочь не смогла. Каждую ночь весь год молилась. За всех молилась.
-Закончится ли действие подклада? – спросила мать Нины Зитивой.
-Должно закончится. Его сделали не на вас, на Семена. Не одела бы перчатки Нина, так и не сошла бы с ума.
-Но ведь и Семен бы их не надел.
-А ему и не надо было. Их достаточно в руки взять. Что случилось, то и случилось.
Закончилось- нет ли действие подкида. Но двух сестер Нины так никто замуж и не взял. Боялись парни, что и на них падет проклятие. А семья Нюры съехала из деревни. Говорят, в городе они поселились. А семья Семена до сих пор так и живет недалеко от дома бабушки. Вот так-то бывает. Ребятишки рассказывают, что ночью, на рассвете, во время, когда поют соловьи, сидят на берегу речки Вестлатки, Сема и Нина, а в дали от них воет воем Нюра Рыжая. Страшно – да не страшно, но грустно очень.