Аргументы по поводу модной версии
Мне прислали удивительную статью из неизвестного источника под названием «Единственная фотография Пушкина». В самом ее конце с оттиска старинного парижского дагерротипа в упор смотрел на меня …Пушкин! (См. в коллаже) Ну, действительно, очень похож. Словно голограмма с его посмертной маски. Не к чему, кажется, даже придраться: пушкинские широкий нос, «африканские» пухлые губы, голубые «стеклянные» глаза, примелькавшиеся по живописным портретам известной формы бакенбарды, курчавые темно-русые коротко стриженые волосы… А главное – какое-то уже нездешнее, отрешенное состояние души в глазах. Как бы предзнание, перманентное ожидание беды, которым полна душа поэта в его последнем 1836 году.
Понимаю желание неизвестного автора статьи поделиться со всем миром такой необычной находкой на парижском Блошином рынке. Но одновременно не понимаю другого: как можно не воспроизвести для читателя статьи собственное фото цитируемого письма Пушкина к Луи Дагеру? Ну, какой турист, а особенно интересующийся историей фотографии, гуляет по Парижу без собственной фотокамеры? Не разрешают фотографировать оригинал с его «порыжевшими чернилами», так сними и покажи хоть ксерокопию с него, коли уж музей счел, как сам пишешь, возможным ее специально для тебя изготовить. Почерк – это тоже ведь особая примета, своеобразный портрет личности.
Само письмо тоже, на первый взгляд, мало похоже на подделку, хоть говорится в нем о фактах для россиян небывалых. Обращаясь к своему фотографу, Пушкин якобы пишет: «… Я также признателен, что привезли вы мне письмо от моего кузена Александра Дюма и несколько страниц, что он мне послал, из его нового исторического романа о временах Короля Солнце. Передайте ему, любезный мсье Дагер, что у него несомненный литературный талант. Если Господу угодно, я рад буду сделать перевод романа на русский язык, ибо тема эта и лёгкий стиль изложения несомненно придутся по нраву здешнему читателю».
Мне прежде не приходилось слышать о том, что Пушкин и Дюма – близкие родственники, но чем, как говорится, черт не шутит! На чем-то ж основаны, судя по письму, утверждения фотохудожника Дагера о похожести наподобие братьев-близнецов двух писателей-Александров, русского и французского, появившихся на свет с разницей в три года.
Почему бы не взглянуть на их молодые портреты? У нас есть два пушкинских 1827 года, работы В.А. Тропинина и О.А. Кипренского. У французов – рисунки Ашиля Дивериа 1829 года. (Три портрета см. в коллаже)
Обоим писателям на этих портретах по 27 лет. И некоторая схожесть в чертах их лиц вроде как наблюдается. Разницу демонстрирует разве что другой рисунок того же Дивериа, на котором хорошо видно, что сидящий на диване Дюма, в отличие от нашего великого Пушкина, – юноша весьма высокого роста. Где-то аж под два метра! (См. в коллаже)
Уже одного этого, кажется, вполне достаточно, чтобы прекратить азартно обсуждать версии о том, что Пушкин, мол, не погиб на дуэли, а тайно выехал во Францию и сделался великим Дюма (вариант – стал его литературным рабом). Нет, это физически совершенно разные люди.
Но могли ль они быть хотя бы родственниками? Прикинем фактуру и на этот счет. Как известно, Александр Дюма (его полное имя маркиз Александр Дюма Дави де Ла Пайетри) родился 24 июля 1802 года в Вилле-Котре под Парижем в семье генерала и маркиза Тома-Александра Дюма Дави де Ла Пайетри и Марии-Луизы Лабуре, дочери хозяина тамошней гостиницы. (Портреты родителей Дюма см. в коллаже)
Известно также, что Дюма считался квартероном, поскольку его бабушка по отцовской линии Мария Сесетта была чернокожей рабыней родом с острова Гаити, любовницей его деда, маркиза Дави де ла Пайетри. Фамилию Дюма дали ей, служанке в доме маркиза, где ее звали Мари дю ма (домашняя Мари). Пишут еще, что этот своенравный маркиз …продал своих четверых детей от нее в рабство. И только через четыре года опомнился – выкупил обратно старшего сына, отца писателя. И не просто, выходит, вернул его себе, но и дал ему свои фамилию и титул, что, с юридической точки зрения, по меньшей мере, странно. Не оказалось у маркиза иных, рожденных в законном браке белокожих детей?..
Мать Александра Пушкина Надежда Осиповна, как все знают, была «прекрасной креолкой». (Портреты родителей Пушкина см. в коллаже) То есть, по отцовской линии происходила от африканца Ганнибала. Родных братьев и сестер у нее не было.
Значит, для того чтобы нашему Александру Сергеевичу Пушкину быть кузеном французу Александру Дюма, единственному его родному дяде по отцу Василию Львовичу Пушкину 1766 года рождения (его портрет см. в коллаже) следовало в 1801 году смотаться во Францию, остановиться в Вилле-Котре в гостинице, познакомиться там с дочерью ее хозяина Марией-Луизой и…
Реально? Вполне, ведь еще 28 ноября 1796 года Василий Пушкин в 30-летнем возрасте в звании гвардии поручика вышел в отставку в своем Измайловском полку, жил вполне свободным московским барином и в смысле поиска любовных приключений был довольно легок на подъем. Загвоздка здесь, кажется, одна, но серьезная: как истинно русский человек, Василий Львович был белокож, а сын также белокожей француженки Марии-Луизы Александр Дюма унаследовал явные негроидные черты. Неужто так четко сработал закон телегонии, когда в ребенке соединяются черты разных сексуальных партнеров его матери? Африканские гены в этом смысле, конечно, сильны, но в общем эта ситуация даже в гипотетическом ее состоянии очень сомнительная… Если бы гены проявили себя хоть через поколение… Если бы хоть какое-нибудь упоминание о поездке русского барина в нужное время в Париж…
Василий Львович был женат на известной московской красавице Капитолине Михайловне Вышеславцевой, но верностью ей не отличался. В 1802 году (ага, как раз когда и родился Александр Дюма!) супруга затеяла с ним бракоразводный процесс из-за его «прелюбодейной связи с вольноотпущенною девкою» Аграфеной Ивановой. А может, просто узнала о рождении у ее мужа в Париже ребенка? Но Париж – далеко, а девка Аграфена – вот она, явное для суда доказательство.
Развод затянулся аж на четыре года. В 1803 году, даже не дожидаясь окончания суда, двинул Василий Львович «с горя»… Правильно догадались: в Париж! Не терпелось небось взглянуть на новорожденного сынка? И назвать его Александром, как назвал своего первенца его женившийся на креолке родной брат Сергей Львович? Но у Дюма и его чернокожий официальный-то отец, генерал и маркиз, носит такое же имя…
Вот, собственно, и все, что можно на тему родства двух великих писателей накопать. По сути, одни натяжки с домыслами. Тот, кто сочинял за Пушкина «его» письмо к Дагеру, не учел не только вышеперечисленных особенностей биографии нашего поэта, но и того, что «новый» роман Дюма о Короле-Солнце «Три мушкетера» будет написан и выйдет в свет только в 1844 году. А в 1836-м в литературе было еще не слышно и о романах Александра Дюма «старых».
Так что кузенство этих писателей, если о нем вообще где-то когда-то была речь, упомянуто в явно переносном смысле. Они – братья лишь как литераторы, товарищи по творческому цеху. Двоюродные – потому что прозаик и поэт. А что на лицо несколько похожи, так в обоих играет практически одинаковая доля негритянской крови. Да и похожи-то они между собой лишь на наш, европейский глаз. Как наверняка и все мы, европейцы, мало отличимы друг от друга на взгляд африканский или азиатский.
«Покопаешься» вот так в реальных фактах – и даже оттиск парижского дагерротипа с изображением А.С. Пушкина покажется фальшивкой: много в мире просто удивительно похожих людей! А как ведь жаль, что буквально чуть-чуть, пару-тройку лет не дожил наш Пушкин до более широкого распространения в Европе фотографии. Уж он-то, любитель всего нового в науке и технике, наверняка устроил бы себе, на наше счастье, фотосессию одним из первых.