В конце восьмидесятых огромная страна Советов с легкой руки Меченого – недалекого умом, но шустрого и энергичного бывшего тракториста с северокавказских полей – угрожающе пошатывалась, постанывала, поскрипывала и разваливалась на глазах ее многомиллионных граждан, опешивших от необратимости конца эпохи Серпа и Молота... Национальные окраины взбунтовались и все смелее требовали “независимости и суверенных прав” от “ненавистной Москвы”... Центр, естественно, не дремал, регулярно насылая в ту или иную "горячую точку" империи не только гэбистов и провокаторов, но и внутренние войска и даже армию – для “наведения порядка” и “приведения в чувство” зарвавшихся, на его взгляд, “националистов” и “сепаратистов” с горящими глазами и черными всклокоченными бородами... Армейские легкие и тяжелые танки появились также на мирных улицах города N... На них в течение почти всего года, с ранней весны, понуро и настороженно грозно восседали с автоматом за плечом рослые крепкие солдаты, видимо десантники, с пренебрежением разглядывавшие снующих взад-вперед по улицам мирных прохожих, внешне разительно не похожих на них граждан все еще единой страны – СССР...
... В 88-м зима пришла неожиданно рано, оказавшись на редкость суровой для этих краев. Горожанам как-то странно было видеть на родных мирных улицах солдат и офицеров, уже в зимней амуниции, на запорошенных снегом танках, вставших вдоль тротуаров или на оживленных перекрестках ...
...Мариам, молодая женщина, как обычно, поутру зашла в ближайший магазин – за хлебом и любимыми сдобными булочками для своих малышей. Как всегда, выбрала с лотка несколько пышущих жаром и самых румяных, и, аккуратно уложив в полиэтиленовый пакет, направилась к своему дому. Она не особо спешила – воздух был морозный, чистый и свежий, хотелось подышать, благо с детьми дома была свекровь... Невольно ее взгляд упал на молча сидевших на башнях танков или переминающихся с ноги на ногу солдат и офицеров у боевых машин, выстроившихся в ряд вдоль заваленного снегом тротуара. Это были в основном русские новобранцы – розовощекие от легкого морозца ребята; лица их были сосредоточены и неулыбчивы, но вполне миролюбивы и вовсе не предвещали ничего дурного для местных... Женщина посмотрела в их сторону и замедлила шаг, заметив, как один из солдатиков, совсем молодой, курносый и голубоглазый, лет 18-19, скользнул взглядом по пакету с булочками и выпирающий кадык тонкой длинной шеи судорожно зашевелился, глотнув слюну... “Бедный мальчик, наверно голодный совсем – стоят ведь уже сколько недель у нас, целыми днями и ночами, на холоде и пронизывающем ветре...”, - заныла материнская душа Мариам. Она подошла поближе к нему и поспешно вытащила из пакета одну из булочек: “На, солдат-джан, поешь, небось проголодался...”. Группа военнослужащих опешила... Рядовой не знал, как быть: брать или нет протянутую улыбающейся женщиной булочку – он боязливо скосил глаз на стоявшего неподалеку офицера... Тот слегка кивнул головой. Солдат взял свежую булку с изюмом и, беззвучно поблагодарив незнакомку вмиг потеплевшим взглядом, жадно стал есть...
У Мариам отлегло от сердца, и она, осмелев, спросила, откуда солдат родом. Оказалось, недавно призванный в армию рязанский паренек, чью роту направили “для поддержания порядка” в N. Пара-тройка стоявших чуть поодаль солдат не отрывала глаз от булки, энергично поедаемой белобрысым новобранцем... Мариам улыбнулась и, решительно вытащив из пакета оставшиеся булочки, раздала парням... Военные, почувствовав дружелюбие и сердечность “местной”, уже без особого стеснения взяли булки и стали аппетитно уминать неожиданные “дары”, на их взгляд очень даже симпатичной, “сепаратистки”...
- Вы такая беленькая и голубоглазая, русская или украинка? Хорошо говорите по-русски..., - осмелел один из солдат, жадно поглощая доставшуюся ему булку.
- Нет, ребятки, я именно беленькая и голубоглазая чистокровная армянка, - рассмеялась Мариам, добавив, что армяне могут быть не только черноволосыми и черноглазыми, и все ее трое детей доказательство тому.
Собравшиеся вокруг женщины солдаты были весьма удивлены, а угрюмый офицер, попыхивая сигареткой, с ухмылкой заметил, что у него на родине, в Воронеже, торгующие на рынке армяне все как на подбор “черные”...
Солдатня дружно расхохоталась... Женщину слегка покоробило от подобной реакции военных...
- Ребята, а вот вы смогли бы стрелять в меня, мирного жителя мирного города, женщину и мать, если бы получили такой приказ? – вдруг спросила Мариам, выжидающе заглядывая в глаза то одному, то другому русоволосому солдатику. – Мы ведь с вами единоверные народы, христиане, мы любим и уважаем вас, русских...
- Ну если отдадут приказ, конечно, будем стрелять..., – ничтоже сумняшеся кинул пережевывающий последний кусок булки солдат, глядя прямо в глаза женщине, и безмятежно отошел за грозный громоздкий тяжелый танк с красной звездой на борту...
Мариам на мгновенье опешила от бесцеремонности ответа, и ей стало грустно: не было жаль нескольких свежих булочек с изюмом, столь любимых ее детьми и отданных явно голодным русским солдатам, – завтра купит деткам еще, хотя и белоснежные булки уже постепенно становились дефицитом и их надо было покупать с утра пораньше, пока не разобрали... Её поразил цинизм и твердая решимость пришедшего на ее землю “наводить порядок” вояки – не доброго солдата-брата и чьего-то сына с далекой сторонки, а беспрекословно исполняющего возможный бесчеловечный приказ...
Женщина опустошенно и разочарованно медленно побрела домой с пустым полиэтиленовым пакетом, запотевшим от недавно бывших в нем горячих румяных булочек, а в ушах стоял негромкий, но волевой ответ: “Конечно, будем стрелять!”...
* * *