Отрывок из главы 15 2-й книги "Предыстория Артёма"
ЧОН и хунхузы
Параллельной милиции структурой, специально предназначенной для борьбы с широко распространившимся тогда бандитизмом, были ЧОН (части особого назначения). Они формировались на местах из живших там коммунистов и комсомольцев, причём те и другие зачислялись в ЧОН поголовно и в обязательном порядке. В полном своём составе эти части для боевых действий были, конечно, непригодны. Их использовали, в основном, для охраны населённых пунктов, мостов, складов и учреждений от налётов мелких бандгрупп и разного рода диверсий. Поиском же и уничтожением бандитов занимались, обычно, специальные сводные отряды из наиболее боеспособных чоновцев (чаще всего комсомольцев), усиленных небольшой группой чекистов и (или) милиционеров.
Так как в укрупнённой Шкотовской волости главной опасностью считались в те годы хунхузы;, численность отрядов которых могла доходить до 600 человек, для их нейтрализации при волостном отделе ГПУ весной 1924 года был созданы два или три относительно небольших (по 25 – 30 человек), но очень мобильных, отлично вооружённых и хорошо обученных; отряда на профессиональной основе (прообраз современного спецназа).
Малая численность отрядов не была помехой в борьбе с хунхузами, так как последние никогда не вступали в серьёзные бои с вооружёнными русскими формированиями. Как только они замечали их присутствие, тут же отступали и «растворялись»; в тайге. Главной проблемой было не разгромить, а просто настичь их. Почти в каждом населённом пункте у хунхузов была своя агентура (в основном среди китайского и корейского населения), предупреждавшая их обо всех направленных против них действиях властей.
Всё лето Шкотовские отряды ГПУ метались в поисках хунхузов по волости, успев захватить или рассеять за это время несколько их групп; и распугав остальных. Однако затем власть посчитала содержание таких отрядов слишком разорительным для себя и заменила их специально выделенными подразделениями красноармейцев Владивостокского и Раздольнинского гарнизонов, придав им несколько хорошо знающих местность бывших партизан.
Существовало в 1924 – 1925 гг. подразделение ЧОН и на Зыбуном руднике. Костяком его были несколько местных комсомольцев из числа бывших партизан (С.Акулинушкин, С.Грачёв и др.). В меру своих сил и возможностей они пытались охранять от китайских бандитов порученную им территорию - долину реки Батальянзы, - но каких-то особых успехов в этом не достигли. А может быть, и не особенно старались, ведь русских хунхузы тогда, за редким исключением, здесь не трогали.
Бандитам-китайцам, как и прежде, случалось, порой, проводить свои дерзкие операции под самым носом местных властей. Так 10 мая 1924 года 40 хунхузов (15 из которых были вооружены револьверами) ограбили китайских же рабочих частного (арендуемого у государства) Краеугольно-Спасовского рудника Старцева на станции Угольной, после чего скрылись в направлении Зыбунного рудника; . Обнаружить и обезвредить этот отряд тогда не удалось. Впрочем, проблемы частников советское государство интересовали меньше всего, чем хунхузы, видимо, умело и пользовались.
Последний раз хунхузов видели в наших местах весной 1926 года. Они в довольно значительном количестве шли гуськом на рассвете по селу Кневичи в сторону Кролевца, прижимаясь к оградам домов по обе стороны главной улицы села .
Политический бандитизм
Проявил себя в нашем районе и, так называемый, белый бандитизм. Корни у этого явления появились осенью 1923 года. Именно тогда коммунистическое руководство страны, ободрённое недавней победой в гражданской войне и подавлением «зелёного» повстанческого движения как в Европейской России, так и в Сибири, поспешило обложить крестьянство высоким сельскохозяйственным налогом.
Поскольку на Дальнем Востоке никаких государственных налогов крестьяне до этого никогда не платили, эта новость, конечно, их не обрадовала. Особенно впечатлил размер налога, грозивший быстрым разорением большей части здешних хозяйств. На проводившихся в связи с налоговой компанией волостных и районных собраниях, крестьяне повсеместно заявляли о невозможности выплатить требуемые суммы и пытались добиться их снижения.
Поскольку власть идти навстречу крестьянам в этом вопросе не собиралась, зимой 1923/1924 гг. среди них широко развёртывается первоначально пассивное сопротивление налогообложению в форме утаивания облагаемого имущества, доходившее, например в Шкотовской волости, до 45 % его. В ответ, государство отправило по сёлам специальные обмеривающие комиссии и, для примерного наказания уклонистов, выездные сессии нарсудов. Кары были довольно жёсткие, хотя и не связанные пока с лишением свободы;. У утайщиков конфисковывалось имущество, на них налагались штрафы, достигавшие 5-кратного размера налога.
Большую часть крестьян такие меры действительно напугали и заставили самостоятельно исправить данные ранее «по ошибке» сведения. Однако, доброжелательному отношению их к советским властям эта экономическая «экзекуция», естественно, не способствовала.
Добавила напряжения в отношения крестьян с властью и политика последней в корейском вопросе. Дело в том, что ко времени включения Дальнего Востока в состав Советского государства подавляющее большинство проживавших здесь корейцев не являлись гражданами России и, следовательно, не имели права на собственный земельный надел. Они вынуждены были арендовать маленькие участки у местных землевладельцев.
Советская власть с самого начал своего существования делала попытки решить этот вопрос самым простым способом, то есть за счёт земельных участков русских крестьян, что последним, конечно, очень не нравилось. В условиях гражданской войны портить отношения с крестьянами коммунистическому руководству было не выгодно, поэтому решение корейского вопроса было отложено до боле удобного момента. Такой момент, казалось, наступил в 1923 году. Русские и корейцы были формально уравнены в правах землепользования, однако, для всеобщего передела земель на практике у властей возможности пока не было (не хватало специалистов, не была подготовлена соответствующая законодательная база). Воспользовавшись этим, крестьяне весной 1924 года стали в массовом порядке изгонять корейцев-арендаторов со своих участков, чтобы не делиться сними землёй.
Особенно напряжённая ситуация сложилась во Владивостокском уезде (в том числе и в Шкотовской волости), где концентрация безземельных корейцев была наибольшей;. Как отмечалось в секретной документации Дальревкома, здесь начался тогда настоящий антагонизм между русским и корейским населением . Поскольку власть в этом вопросе обычно поддерживала последних, доверие к ней крестьян в данный период ещё более упало. При поддержке осевших в Маньчжурии белоэмигрантов, сопротивление крестьянства начинает постепенно переходить в активную фазу – политический бандитизм.
По данным краевых органов, в течение лета 1924 года во всех уездах края (особенно во Владивостокском), резко усилилось банддвижение. Отмечалось, что «банды производят грабежи населения, охотятся на представителей власти, уводят граждан». Во Владивостокском уезде на борьбу с бандитизмом были брошены все силы милиции . Происходило подобное и в наших местах.
В конце апреля 1924 года в соседней району Артёма Майхинской долине появилась небольшая вооружённая группа (6 человек) под командованием, как тогда писали, белого офицера Аносова. В неё вошли и двое бывших партизан, один из которых в период гражданской войны какое-то время являлся даже адъютантом Г.М.Шевченко.
Местное крестьянство отнеслось к появлению банды нейтрально, а местами даже сочувственно. Бандгруппа преследовала сельских коммунистов и советских работников волостного и более высокого уровня;, грабила корейские фанзы, построенные на землях, отобранных советской властью у местных зажиточных крестьян, убила одного из хозяев этих фанз – корейца По-Ден-Гоу;.
Для ликвидации банды в тот район были направлены одна за другой две экспедиции ЧОН, но обе закончились безрезультатно. Уже через полчаса после ухода из Многоудобного последних чоновцев, бандиты появились там опять. 10 мая они хозяйничали уже в д. Майхэ. Обычных, беспартийных крестьян они не трогали, а те, в свою очередь, не проявляли особого желания препятствовать их антисоветской деятельности.
Вечером того же дня банда вступила в с. Кролевец. Судя по её численности (около 20 человек, в том числе 7 конных), она, к тому времени, существенно пополнилась за счёт местного населения. Сменилось и её командование. Теперь ею руководил Грищук. Банда росла буквально не по дням, а по часам. На следующий день, 11 мая, в окрестностях Кролевца группировалось уже около 40 бандитов.
Против них в Кролевец был выслан с Артёмовского рудника экспедиционный отряд ЧОН в количестве 17 человек под командованием секретаря местной партийной ячейки Круглова . 12 мая ему, вместе с местными комсомольцами, удалось отразить очередную попытку банды занять село . После этого, отряд Грищука вновь ушёл в долину реки Майхэ и больше в районе Артёма в 1924 году не появлялся. Возможно, именно эта группа бандитов была разгромлена в июле отрядом шкотовского ГПУ в селе Ново-Хатуничи вместе с хунхузами, к которым она тогда успела примкнуть;.
В течение 1924 года до конца справиться с политическим бандитизмом в Шкотовском районе, также как и во всём крае, не удалось. Действия бандгрупп продолжались и весной следующего года, хотя поддержку со стороны крестьян они уже стали терять и само антисоветское движение быстро шло на убыль. Причиной смены настроений приморского крестьянства стали уступки коммунистической власти, пошедшей на значительное сокращение здесь в 1925 году сельхозналога и отказ от немедленного решения корейского вопроса.
Осенью изрядно потрёпанные остатки банды снова появились в окрестностях Кролевца. На этот раз, им удалось проникнуть в село. Как оказалось, их вожак был безнадёжно влюблён в кролевецкую учительницу Нину Черненко. Она смогла усыпить бдительность незваного ухажёра, а сама послала одного из учеников предупредить чоновцев о приходе бандитов. Вскоре те прибыли в село и, с помощью местной комсомольской ячейки, захватили всю банду .
...
(Сноски в тексте удалены)