В 1929 г. барон Врангель перезахоронен в склепе русской церкви св. Троицы (построена на средства русских эмигрантов первой волны в 1924 г.) в Белграде. П.Н. Врангелю отведена правая часть церкви. Его могила вмурована в пол фактически под распятым Христом. А рядом с церковью, на кладбище лежат тысячи преданных сослуживцев, чинов его армии.
Из них военные стали шить себе одежду. Между тем отношения с французами продолжали осложняться. Их начальник штаба в Константинополе ген. Депре начал пытаться командовать русскими частями, минуя Врангеля. В лагерях была учреждена должность французских «командующих», которым подчинялись русские коменданты. Такой «командующий» в Галлиполи потребовал сдать оружие, но на этот раз оккупационным властям пришлось уступить протестам Врангеля, так как он предупредил о возможных непредсказуемых последствиях. По поручению Верховного комиссара Франции ген. Пелле, Врангеля посетил адмирал де Бон, предложивший сложить с себя звание главнокомандующего, якобы с целью успокоить общественное мнение. Петр Николаевич ответил: «Я буду оставаться на своём посту до той поры, пока не удалят меня силой, и буду употреблять всё своё влияние для того, чтобы задержать русских от гибельного шага – переселения в Бразилию или возвращения в Совдепию». Французы стали запрещать рассылку по лагерям приказов главнокомандующего, препятствовать его выезду из Константинополя. Они стали направлять к русским частям своих офицеров для проведения опросов и агитации к выходу отдельных военных на положение беженцев. Серьёзного успеха подобная агитация не имела. Русская армия продолжала держаться даже в обстановке жёстких лишений и всевозможных унижений. Люди не имели возможности помыться и бороться со вшами, участились смертные случаи от тифа и холеры. Ходили во фронтовых обносках или самодельных одеяниях.
Постоянное сокращение пайков обрекло армию на полуголодное существование. Попробовали создать рыболовецкую бригаду, но уловы были незначительны, да и то половину пришлось отдавать туркам за аренду сетей и лодок. Другие команды ходили за десятки км за топливом. Под носом французских часовых приходилось воровать со складов на дрова немецкие снарядные ящики, а то и снаряды, которые разряжали и продавали порох местным охотникам. Кто-то не выдержал такой жизни и бежал – нанимаясь к Кемалю, записываясь в Иностранный легион, вербуясь в Бразилию или возвращаясь в Россию, где, как правило, ждала неминуемая смерть. 30 офицеров решили с оружием пробиваться в славянские страны. В местечке Булаир их попытался задержать отряд греческих жандармов, но был рассеян огнём. По телефонной связи греки вышли на ген. Кутепова в Галлиполи и пока офицеры праздновали победу в местном кабачке, подошёл высланный из лагеря патрульный наряд и арестовал самовольщиков. С наступлением весеннего тепла армия стала оживать, меньше стало больных. Люди начали купаться в море и небольших речушках. Благотворно сказывался и отдых от шести лет войны. А с французскими властями стало доходить до конфликтных ситуаций. Командующий оккупационными властями ген. Шарпи принял решение о переводе донцов из Чаталджи, где они немного уже обустроились, в гораздо более худшие условия на о. Лемнос. Казаки возмутились и лопатами, кольями разогнали сенегальских стрелков, прибывших для их усмирения и переселения.
Были раненые и лишь после того как ген. Врангель призвал успокоиться, инцидент удалось погасить, и перевод в Грецию состоялся. Участились также конфликты русских с французскими патрулями. В самом Константинополе в день праздника Конной гвардии, когда главнокомандующий устроил торжественный развод караулов в русском посольстве и консульстве, а юнкера прошли с оркестром по улице, это вызвало переполох властей. Врангель получил приказ Пеле разоружить конвой и штабных ординарцев, но выполнить его отказался. Тогда Пеле приказал очистить здание посольства от всех военных учреждений, а Врангелю предписал покинуть Турцию. Он выразил желание попрощаться с войсками в Галлиполи и на Лемносе. Во избежание каких-либо эксцессов ему запретили, а предложили лишь обратиться к войскам с письменным посланием, текст которого подлежал согласованию с французами. Врангель стал тянуть время, делая заявления в газетах с намёками на непредсказуемые действия армии. В Галлиполи пошли слухи о его аресте. Раздались призывы идти с оружием на Константинополь и выручать Главкома. Напуганные союзники кинулись к ген. Врангелю, и он успокоил войска своим приказом. Распоряжение о высылке пришлось спустить на тормозах. Вскоре ген. Шарпи издал новый приказ о сдаче русскими частями оружия. Кутепов, ознакомившись с ним, заявил: «Пусть приходят и отнимают силой». Французы намекнули на прекращение снабжения армии. В ответ Кутепов усиленно занялся смотрами и парадами. Союзники вновь встревожились, не собираются ли русские идти на Константинополь?
Комкор Кутепов «успокоил» их, что нет, «это просто очередные плановые занятия на случай, если армии придётся походным порядком пробиваться в Сербию». Тогда оккупационное командование в очередной раз сократило паёк и попробовало воздействовать демонстрацией силы. К Галлиполи подошла мощная эскадра из 2 линкоров, 3 крейсеров, миноносцев и транспортных судов с пехотой. На запрос русских французский комендант позволил себе «пошутить», что у них проводятся манёвры: «Завтра будет высажен десант, который начнёт операцию с целью овладения городом». Кутепов ответил своей «шуткой»: «По странному совпадению завтра назначены и манёвры всех частей моего корпуса по овладению перешейком полуострова». Ночью французская эскадра убралась от Галлиполи – от греха подальше. Французы одну за другой слали ноты: «Ввиду образа действий, принятых ген. Врангелем и его штабом, наши международные взаимоотношения заставляют нас вывести эвакуированных из Крыма из подчинения власти, не одобряемой, впрочем, всеми серьёзными и здравомыслящими кругами». Подобные заявления размножались для расклейки по лагерям. Шарпи писал Врангелю: «Честь имею просить Вас пригласить русских комендантов следить за тем, чтобы их подчинённые не мешали распространению этих документов. Согласно предписанию французского правительства паёк, выдаваемый русским, будет уменьшен…». Пелле дополнял: «Позвольте мне прибавить, что телеграмма эта в точности отражает мысли и намерения республики, касающиеся решения в ближайшее время уничтожить существующую организацию беженцев, расселённых в окрестностях Константинополя».
Врангель отвечал: «Армия, проливающая в течение шести лет потоки крови за общее с Францией дело, есть не армия ген. Врангеля, а Русская армия. Желание французского правительства, чтобы армия не существовала, и чтобы русские в лагерях не выполняли приказы своих начальников не может быть обязательным для русских в лагерях; и пока лагеря существуют – русские офицеры и солдаты едва ли согласятся в угоду французскому правительству изменять своим знамёнам и своим начальникам». Реагируя на постоянное сокращение продпайков, Врангель публиковал в печати свои заявления: Решения французского командования, хотя, я надеюсь, было продиктовано исключительно финансовыми соображениями, может быть истолковано и как желание воздействовать на моральное состояние войск. Убеждённый в необходимости сохранять порядок, который особенно обязателен в тяжёлые минуты, лишённый возможности выявлять мой личный авторитет в войсках, я вынужден отклонить от себя всякую ответственность за дальнейшее». «Если французское правительство настаивает на уничтожении армии, то единственный выход – перевезти всю армию на берег Чёрного моря, чтобы она смогла по крайней мере погибнуть с честью». Добиться неподчинения белому командованию, подорвать его авторитет союзники так и не смогли. Огромную популярность приобрёл ген. Кутепов, неотлучно находившийся при войсках, деливший с ними все тяготы. Его в шутку называли «Кутеп-паша, царь Галлиполийский». Когда в марте 1921 г. он по вызову штаба приехал в Константинополь, на пристани его встретили громовым «ура!», подхватили на руки и несли по улицам.
Осуществляя нажим, с целью разоружения и расформирования французы запретили въезд в русские лагеря, аннулировали все ранее выданные пропуска и т. д. Врангель вместо сдачи приказал Кутепову собрать оружие и хранить под усиленным караулом. Но одновременно предписал сформировать в каждой дивизии ударный батальон из лучших бойцов в 600 штыков и пулемётную команду в 60 стволов. А контрразведка постаралась, чтобы это его «секретное» распоряжение стало известно союзникам… Усилилась агитация солдат и офицеров со стороны большевистской агентуры и самих французов за возвращение на родину, где якобы действовала амнистия прошлых «грехов». Дошло до прямых провокаций. Учитывая, что возвращенчество сильнее всего задело казаков, подогнали к острову Лемнос судно и начали грубую вербовку желающих ехать в Россию. Офицеров отгоняли от рядовых. Генерал Фостиков выставил заградительный отряд, но французы навели на него пушки миноносца, высадили солдат и стали без разбора загонять казаков на корабль. Некоторые нежелающие прыгали за борт, чтобы добраться до берега и вернуться в лагерь. К концу марта 1921 г. отношения Врангеля с союзниками подошли к полному разрыву. От более решительных действий в отношении воинов Русской армии французов удерживал страх их открытого выступления, а ещё неопределённость. Союзные дипломаты, политики, военные гадали о причинах упрямства Врангеля, его неповиновения и независимой позиции. Никому и в голову не могло прийти, что в этой критической ситуации ему оставалось рассчитывать только на Бога, на счастливый случай и на своих подчинённых...
4 апреля на Балканы выехала миссия во главе с начштаба Русской армии П.Н. Шатиловым – для переговоров с правительствами государств, которые согласились бы приютить у себя белогвардейцев. На переговорах решили исходить из следующих условий: армейские части принимаются при сохранении их воинской организации; для обеспечения существования просить о предоставлении им общественных или частных работ, которые войска могли бы выполнить полками или дивизиями; если же таковых работ, не унизительных для достоинства армии, не окажется, ходатайствовать о временном расселении на казарменном положении. Шатилов ехал в Болгарию и Королевство СХС (позже Югославия) и вёз личные послания Врангеля руководителям этих славянских стран. Одновременно на переговоры в Грецию направлялся ген. Кусонский, в Чехословакию – ген. Леонтьев, в Венгрию – фон Лампе. Прибывшие в Белград 6 апреля вместе с Шатиловым генералы Богаевский и Науменко, политические деятели Львов и Хрипунов начали выступать с докладами и публикациями в прессе о положении Русской армии и беженцев в турецких лагерях, о состоянии казачества, чтобы склонить на свою сторону общественное мнение. С 10 по 16 апреля проходили переговоры с высшими должностными лицами и в итоге королевство СХС соглашалось принять 5-7 тыс. русских на службу в пограничную стражу, 5 тыс. – на общественные работы. Соглашалось оно и на приём других контингентов, если их содержание не ляжет на средства страны. Получено было и согласие на переезд в королевство белого командования. Уже к началу 1921 г. в Югославии разместилось 70 тыс. эмигрантов.
Продолжение следует в части 3 http://proza.ru/2020/07/18/1173