И он ответил так: «Когда вы строите дом внутри городских стен, вообразите, что вы строите жилище среди дикой природы. Именно его видит странник, спрятанный в вас, как бы ни был он одинок и далек. Ведь ваш дом – продолжение вас самих. Он растет под солнцем и спит в спокойствии ночи. И, конечно, у него есть сны. И разве ваш дом не мечтает? И мечтая, разве он не уходит из города в рощу или на вершину холма?
Ваш дом будет не якорь, но мачта. Он будет не блистательным покровом, скрывающим рану, но веком, защищающим глаз. И вы не сложите крыльев, только чтоб проходить через двери, и не склоните голову, только чтобы не удариться о низкий косяк. И вы не будете боятся дышать оттого, что стены при этом могут треснуть и упадут. Вы ведь не будете жить в гробницах, сделанных мертвыми для живых. Ведь как ни красив и богат ваш дом, он не сохранит вашей тайны и не спрячет вашей тоски. Ведь то в вас, что не имеет границ, остается во дворце неба, чья дверь – утренний туман и чьи окна – песни и молчание ночи».
Халиль Джебран «Пророк»
1
Лев, как и любой мальчишка, с детства мечтал о многом. Это были по-детски простые мечты: о велосипеде, позже о мопеде и мотоцикле, о собаке и гитаре, о магнитофоне. После девятого класса он даже проработал все лето у геодезистов, таская рейку по пыльной степи, чтобы самому заработать на магнитофон «Комета». Денег, полученных за два месяца «геодезической практики» в кассе управления наравне со взрослыми работягами, на него хватило бы с лихвой, но родители, как всегда, передумали и вместо «баловства» – так назвала Левкину мечту мать – купили что-то полезное в дом и рассчитались с долгами. Кроме мелких, хотя и жизненно важных желаний, у Левки были еще такие, которые за несбыточность люди обычно называют «голубой мечтой». Так вот, такой «голубой мечтой» у Льва с детства была мечта о собственном деревянном доме, стоящем в густом и высоком лесу. Он прекрасно помнил появление этой мечты на свет.
Ему тогда было лет двенадцать. Левка с родителями возвращался из отпуска поездом. Дорога в Казахстан растянулась на несколько суток. Рядом в соседнем купе ехала девочка – ровесница Льва с длинными русыми косичками. Она ему очень нравилась, и, познакомившись, они целыми днями вместе стояли у окна в узком коридоре вагона. Мимо проносилась бесконечная страна. На второй день, уже вечером, проезжали красивые лесные места, наверное, это было в предгорьях Урала. В окне вагона мелькали белоствольные березы и темно-зеленые ели. Вдруг стена деревьев прервалась, и на поляне показался небольшой деревянный дом. В нем уже светились окошки, из трубы вертикально шел прозрачный дымок, а на лугу густой подушкой висел вечерний туман. Все было пронизано таким покоем и уютом, что у Льва, мальчишки, сжалось сердце. И тогда он подумал, что не хотел бы большего счастья, чем жить в таком месте, в таком доме, с такой красивой русоволосой девочкой, как та, что стояла рядом с ним. Лев запомнил эту картинку и эту мысль на всю жизнь. Часто вспоминал, но никогда не думал, что мечта о Доме – а он его даже мысленно называл всегда только с большой буквы – может исполниться. Но такое счастье Льву все же досталось.
Именно воплощение этой детской мечты отвлекло Льва Михайловича от скандалов, мелких склок и крупных раздоров – предвестников надвигающегося краха – в фирме, она же – мечта – заставляла его, сжав зубы, продолжать заниматься опостылевшим бизнесом: для строительства нового дома нужны были деньги и немалые. Мысль о строительстве Дома пришла Льву в голову не случайно, путь ее был тернист и причудлив.
А все началось с обычной вылазки Льва с приятелями на неделю на Алтай, куда они отправились сплавляться на плоту по Катуни. Сплав закончился чуть ниже Чемала в маленьком поселке, где жил его старый приятель Генка. Несколько лет назад он бросил опостылевшую вдруг городскую жизнь, окончил курсы пчеловодов и уехал жить в Горный Алтай, решив, что на жизнь сможет заработать медом. Первое лето он батрачил на личной пасеке начальника районной милиции. Хозяин работника только кормил, а расплатиться обещал в конце сезона двадцатью пчелиными ульями. После четырех месяцев тяжелого труда в горах – без выходных и передышек – Генка получил обещанные ульи и вроде бы стал пчеловодом. Оставалось как-то перезимовать, и на следующее лето он уже мог работать на собственной пасеке. Но жизнь оказалась суровее, чем он представлял: зимой все пчелы погибли, замерзнув в омшанике, который Генка сделал неправильно (подсказать как надо никто в округе не захотел – имей, мол, свою голову на плечах), но сдаваться – возвращаться в город в мамину квартиру – не стал. Так и осел в брошенной кем-то покосившейся избенке с провалившимся гнилым полом на краю вечно пьяной деревушки в двадцать домов, перебивался случайными заработками, умудряясь еще и помогать соседским старикам, у которых уже не было ни сил, ни надежд на лучшую жизнь.
Левкина городская компания, довольная удачным укрощением Катуни, шумно ввалилась в Генкину хибару. Тут же стали топить баньку по-черному и готовить из всех оставшихся продуктов праздничный – по случаю окончания путешествия – ужин. Льва поразила бросающаяся в глаза, немо кричащая из каждого угла этой хаты нищета, но больше всего беспородная маленькая собачка, которую Генка привязал на длинную и толстую веревку. С голодухи собачка, дотянувшись до картофельных очисток, стала жадно их есть, а когда ей стали кидать куски уже очищенной картошки, то глотала ее крупными кусками, даже не прожевывая. Льву показалось, что это высшая форма голода в наше время, хотя, может быть, он был не прав, а псине просто не хватало в организме крахмала.
Вечером, напарившиеся в баньке сытые и довольные долго сидели у костра, пели песни и говорили обо всем. Генка рассказал о своем нелегком деревенском житье, и, чувствуя, что получается слишком грустно, вдруг похвастался, что ему принадлежит весь этот большой земельный участок в пятьдесят соток на берегу Катуни вместе с маленькой гаванью, в которой вчера ошвартовали свой плот городские путешественники. И тогда из самых благих намерений, чтобы как-то помочь приятелю, Лев предложил Генке построить на его земле совместный дом. Городскому жителю о доме на берегу Катуни, в микроклимате Чемала, где летом вызревают арбузы и растут прекрасные яблоки и сливы, можно было только мечтать!
Вот так – у ночного костра, после баньки и двухсот граммов водки на каждого – в обыденном житейском разговоре родилась эта идея: Генкина земля, деньги Льва, а домом пользоваться вместе. Тут же второпях обсудили главные детали: дом надо построить большой – в два этажа. Лев взялся спроектировать дом так, чтобы в нем можно было бы жить, не мешая друг другу. Понятно, что Генка жил бы постоянно, а Лев мог наведываться из Новосибирска в любое время, хотя для этого ему надо было бы проехать почти шестьсот километров.
Генка на предложенные условия согласился, ударили по рукам, и будущие компаньоны, довольные друг другом, расстались. Через некоторое время Лев начал работать с архитектором, которого ему порекомендовали, как специалиста по деревянным домам специально для Севера. На первой встрече Лев рассказал ему, каким он представляет этот дом и как должно быть организовано его жилое пространство. Архитектор внимательно выслушал и через неделю принес что-то совершенно несуразное, чем расстроил Льва до головной боли. Он вновь терпеливо рассказал архитектору, пытаясь даже нарисовать, как умел, идею внешнего вида и внутренней планировки. В этот раз архитектор согласно покивал, заверил, что все понял, и снова исчез на неделю.
Следующий вариант оказался еще хуже предыдущего. Лев уже не сдержался и раздраженно заставил рисовать эскизы прямо у себя в кабинете. После нескольких часов, во время которых Льва не оставляло ощущение, что он имеет дело с глуховатым и придурковатым человеком, наконец, получилось примерное изображение того, что он хотел, и архитектор отправился оформлять эскизы в проектную документацию. Через семь дней он принес стопку красивых аккуратных чертежей, и, хотя вновь поменял все по-своему так, что идеи Льва ничего не осталось, Андреев заплатил упрямому «специалисту по деревянным домам» обещанную сумму и забрал проект.
Вскоре в город приехал Генка, чтобы получить деньги на сруб. Придя в кабинет Льва, он присел, как бедный родственник, на край стула и с какой-то неловкостью, мямля и заикаясь, стал говорить о сомнениях, охвативших его, о необходимости гарантий, что Лев его не обманет и не отберет у него землю. Андреев, имеющий уже некоторый опыт новых товарно-денежных отношений и возникающих в них проблем, понимая сомнения и страхи провинциального парня, предложил сходить к юристам и оформить надлежащим образом их предстоящее общее дело. После двух дней консультаций и трудных переговоров пришлось признать, что самое лучшее – это отказаться от этой идеи, а горемычный проект забросить куда-нибудь подальше, чтобы поскорее о нем забыть.
Но не тут-то было! Красочные картинки дома со скошенной крышей в скандинавском стиле, разбуженные натужной работой с упрямым архитектором, уже прочно обосновались в голове, и Лев понял, что хочет построить свой Дом, пусть не на берегу красавицы Катуни, а где-нибудь неподалеку от города, но давнишняя детская мечта уже окрепла и рвалась наружу из самого сердца.
Прошла зима. После долгих поисков, в которые он отправлялся с захваченной его идеей Люськой, представлявшей, что они ищут просто тривиальную дачу, нашли подходящее место с маленьким дачным домиком на стандартных шести сотках. За участок хозяева запросили однокомнатную квартиру в центре Новосибирска – плата, наверняка, чрезмерно завышенная, но Лев не любил торговаться, и через месяц стал владельцем приглянувшегося ветхого строения, которое тут же и было снесено.
Запылившийся проект – плод фантазии Льва Михайловича, искаженно перенесенный на чертежи упрямым архитектором – сняли с полки и вручили бригадиру шабашников, обещавшему реализовать его быстро и ловко.
2
Шабашники были не простые – три доцента-математика и примкнувший к ним бывший инженер-строитель, правда, по специальности «ВК» – водоснабжение и канализация, промышлявший теперь извозом на стареньком «жигуле». Возглавлял всю эту бригаду кандидат физико-математических наук. Все они, по их словам, имели почти двадцатилетний опыт строительства различных объектов в сельской местности. Позже выяснилось, что математика и строительство – несколько разные области человеческой деятельности. Только этим можно было объяснить тот невероятный факт, что в спешно поставленном математиками срубе не было ни одного прямого угла, а заложенный ими фундамент не мог выдержать само строение. После небольшого расследования выяснилось, что весь двадцатилетний строительный опыт этой горе-бригады включал лишь возведение во время летних отпусков больших деревянных сараев под производство витаминной муки. Лев в студенчестве и сам занимался подобными шабашками-стройками, для которых, как тогда им казалось, не требовались ни умения, ни какого-либо опыта: бери больше, кидай дальше. Математикам же страшно повезло, что они никогда не появлялись на месте стройки второй раз, и судьба их объектов, а соответственно и реакция заказчиков, так и остались им неизвестны. До этого случая. Лев, не выдержав, высказал им все, что думал по поводу их работы, бригаду с позором уволил, а стройку пришлось начинать чуть ли не сызнова, по крайней мере с усиления фундамента.
Андреев хотел построить именно деревянный дом в стиле северного «кантри», и старался этот стиль выдержать во всем. Партнер Льва Михайловича – лесопромышленник из Нижневартовска – прислал сосновый брус для сруба и лиственничную вагонку для внешней обшивки дома. Будучи в Германии по делам, Лев во Франкфурте специально заехал на выставку домов, где увидел такие деревянные терема в разных стилях, что просто потерял сон. Он вернулся в Новосибирск и с новым прорабом стал переделывать все по примеру того, что увидел в Германии.
Вообще, история строительства, недоделок и переделок, общения с так называемыми специалистами, разрешение, казалось бы, безвыходных ситуаций, рекомендации, инструкции и прочие детали, которыми обрастает любое мало-мальски серьезное дело в нашей стране, могли бы составить толстенный том. Но они интересны и понятны только тем, кто прошел через это или кому еще только предстоит подобную стройку пережить.
Лев так увлекся строительством дома, что теперь ни о чем другом не мог ни думать, ни говорить. Дом, прочно поселившийся сначала в его снах, теперь рос на глазах, приобретая свои законченные черты. С каждым днем он все больше отличался от всего окружающего его в этом когда-то элитном дачном поселке. Зато органично сочетался с окружавшей его природой: стройная белоствольная береза с золотыми осенними листьями и темнохвойная красавица ель подчеркивали и оттеняли его красоту. В пылу строительства Лев уже не замечал, как резко натянулись его отношения со всеми окружающими. Даже Люська – верная жена и боевая подруга – невзлюбила дом, чувствуя в нем не только соперника, но и еще что-то, способное принести неприятности в их и без того беспокойную жизнь.
На доме побывало около сотни рабочих, большинство из которых приходилось прогонять через час, некоторых через день или в крайнем случае через неделю. Но Льву все-таки повезло: нашлось несколько человек, которые могли не только хорошо работать руками, но при этом еще и соображать головой.
Говорят, аппетит приходит во время еды. Вначале предполагалось построить обычную дачу, где можно было бы проводить выходные дни. Но сама стройка стала все больше раскручивать фантазию Льва, и вскоре, окрепнув и даже обнаглев, она привела его к идее полноценного загородного дома, куда должна была переместиться вся их семейная жизнь. Лев намеревался обставить дом мебелью и утварью из квартиры, что страшно радовало Люську, получавшую тем самым шанс все в ней обновить и попытаться догнать стремительную убегающую моду, но по мере того, как дом становился реальностью и вырисовывался в необыкновенного красавца, Андреев стал понимать, что старью в нем не место. Все должно было строго соответствовать Дому, он уже сам диктовал условия. И когда строительство было закончено, для него пришлось покупать все новое: от мебели и электроники до последней чашки и ложки, а каждая комната оформлялась по разработанному специально приглашенным специалистом дизайну.
В конце концов, среди высоченных берез, елей и сосен встал красавец-дом. Его профиль с красной металлической крышей, стилизованной под черепичную, был по-скандинавски скошен, светло-желтые стены – цвета струганной сосны – и темно-коричневые шоколадного тона рамы окон с такими же шоколадными роль-ставнями приятно контрастировали, подчеркивая его строгую красоту. Дом был нашпигован импортным оборудованием: сантехникой, автоматикой и электроникой – всем, что давно придумали люди, имевшие вековой опыт строительства собственных деревянных домов. Лев старался вложить в Дом всю душу и строил его будто бы на века, стараясь применять лучшие материалы и оборудование. Это был настоящий малый «интернационал»: стены из сибирской сосны, обшитые лиственницей и кедром, финская крыша, корейский котел-автомат на жидком топливе, немецкие регулируемые конвекторы, шведский дубовый паркет, финская печка-каменка с экологически чистыми камнями из самой Финляндии, немецкие – фирмы «Сименс» – дубовые в тон стенам выключатели и розетки, итальянская напольная плитка, голландские изразцы на камине, сложенном руками местных мастеров-самоучек, но украшенном коваными – ручной работы – «примочками» знаменитой французской фирмы «Шемени Филипп»: щипцами, чугунной доской с гербами, грилем и ажурной решеткой.
Если снаружи дом выглядел скромным, хотя и необычным на фоне полузавалившихся изб и щитовых – в насмешку называемых «финскими» – домиков, то внутри он был вызывающе роскошен. Льву и самому иногда становилось страшновато, он не мог поверить, что все это просторное уютно-респектабельное пространство принадлежит ему. Он понимал, что показывать такой дом – значит шутить с огнем, но природную хвастливость с трудом удерживал в себе. Такую красоту невозможно было держать втуне.
Веранда была сделана в американском стиле, в прихожей входящего встречал зеркальный шкаф типа «командор», привезенный из штата Коннектикут. Кухня была отдана немецкому гарнитуру с оборудованием фирмы «Бош», столовая в консервативном стиле с бельгийской дубовой мебелью. В большом пространстве гостиной перед камином властвовала мягкая мебель из Соединенных Штатов – американцы знают толк в комфорте. Едва только сидящий в кресле хотел устроиться поудобнее, как оно заботливо выкатывало подножку, раскладываясь в полулежачее положение.
Композицию большого общего пространства первого этажа, разделенного камином на гостиную и кухню, завершала прекрасная лестница в тринадцать ступеней. Ее по-русски неторопливо и основательно проектировали и изготавливали более девяти месяцев. Становым хребтом лестницы был «двенадцатый» швеллер, способный вынести нагрузки в тонны, но металл сверху искусно декорировали полированными лиственничными плахами, что создавало полную иллюзию легкой деревянной лестницы, насквозь просвеченной солнечным светом из окна над ней. Стены первого этажа изнутри были обшиты сосной, и ее чуть желтоватая теплая древесина делала его светлым и просторным. На втором этаже стены спальни и кабинета обили кедровой доской – она чуть темнее сосны – цвета топленных сливок, но тонкий запах кедра и его легендарная энергетика, как говорили в народе, хорошо влияют на настроение и здоровье человека.
Теперь, закончив неприятные дела в опостылевшем городе, он торопился в свой Дом на краю заснеженного и пустынного зимой поселка. Укрывшись за надежными стенами от сибирских морозов и вьюг, можно было сидеть у камина, чувствовать его живое тепло, слушать треск поленьев и щуриться от яркого пламени, или, пристроившись в уютном кабинете на втором этаже под скошенным потолком, читать книгу или просто слушать, качаясь в удобном кресле-качалке, как скрипит, усыхая и оседая, твой дом, готовясь стать на долгие годы надежным и уютным гнездом.
3
Конечно, дом стоял не на необитаемом острове, и не сказать о владельцах дач, окружавших его, нельзя. Льву еще повезло, что их в его околотке, ограниченном с трех сторон улочками, а с четвертой подступающим к домам лесным массивом, было всего восемь. Вскоре по случаю удалось прикупить и соседний участок, привлекавший Льва, прежде всего, красавицей елью – высотой почти в тридцать метров. После этой покупки у Льва осталось всего трое прямых соседей.
Когда-то в этом поселке места под дачи выделяли только советско-партийной городской номенклатуре. Теперь же времена изменились, да так, что беспородный младший научный сотрудник в лице Льва Михайловича Андреева смог не только вклиниться в недоступную прежде элитную компанию, но и построить дом, каких они и не видели. Кстати, свой первый участок Лев купил у наследников городского судьи, а второй участок – у отпрысков главного инженера металлургического комбината. С тыла усадьбу «нового русского» – как тут же окрестили Льва в поселке – ограждали участки двух доцентов – злобной тетки из медицинского института, не дававшей спуску всей округе, и хитрого математика из института водного транспорта, привыкшего за свою непростую жизнь говорить в лицо одно, а за спиной совсем другое. С юга к дому Льва примыкала покосившаяся, насквозь провонявшаяся навозом усадьба двух братьев, живущих со своей старенькой мамой. Оба брата работали в разных музыкальных школах – обучали игре на народных инструментах, что видимо и определяло их тягу к крестьянскому труду – в полуразвалившемся сарае во дворе усадьбы обитали восемь коров.
«Медицинская» тетка яростно протестовала против сплошного забора, которым Лев решил от нее огородиться. Она истошно вопила, что забор закрывает ей доступ воздуха, что вызывает у нее приступы удушья. Лев пытался мирно договориться, но после нескольких безуспешных попыток пришлось высказаться очень коротко, грубо и конкретно. Эффект такого внушения был моментальным – тетка стала обходить и Льва, и его дом стороной, хотя иногда бормотала вслед, что Лев ее пациент и плохо кончит.
«Водный» доцент – еврей с характерной русской фамилией Григорьев, что само по себе уже говорит о многом – на первых порах был необычайно приветлив, вежлив, обходителен и дружески обаятелен. После неудачной попытки купить соседний участок на двоих, чтобы, не дай бог, он не достался пронырливым представителям горских кавказских племен (доцент в последний момент отказался, сославшись на нехватку денег) отношения расстроились, и до самого отъезда из страны Лев находился в состоянии тихой и невидимой войны с соседом.
Два маленьких брата-музыканта были так похожи друг на друга, что все их путали. Как только начались строительные работы, Лев, не разбирая, предложил одному из них присматривать за стройкой и материалами за определенную плату, превышающую оклад преподавателя музыки. Летом, когда в школах начались каникулы, к Льву пришел второй брательник и ему тоже нашли работу. Братья между собой страшно враждовали, в обычном состоянии – пока были трезвыми – друг с другом принципиально не разговаривали, а, напившись, выясняли отношения на топорах или в лучшем случае на кулаках. Оба были не женаты, было им по 45-50 лет, но выглядели они маленькими мужчинками без определенного возраста. Один из них говорил тонким бабьим голосом, и каждый раз, когда он звонил Льву в контору, секретарь передавала, что звонит какая-то женщина. Во время одной из пьяных драк младший выбил старшему пару зубов. Тот подал в суд и высудил компенсацию в два миллиона (тех еще) рублей. Младшему брату таких денег взять было негде, но судья пригрозил, что в счет компенсации отберет «Запорожец». После этого деньги нашлись.
Братья, как уже говорилось, жили вместе с восьмидесятилетней матерью, все время в безуспешной попытке примирить голосившей над ними, как над покойниками. Младший брат держал восемь коров, проявляя к ним всю накопленную и нерастраченную с годами любовь, так как никогда не общался с женщинами. Летом места коровам было достаточно. Но приходила долгая и холодная зима, и несчастные животные занимали все жилое пространство маленького дома: одна стояла в туалете, вторая в коридоре и так далее. Хозяин любил их настолько, что даже не допускал мысли пустить питомцев на мясо, да и сам, скорее всего, мяса никогда не ел. Коровы потихоньку плодились, и жить им уже было негде.
Надо отметить мимоходом, что великий лозунг всех времен и народов – «Не делай добра, не получишь зла» – Лев нарушал всю свою жизнь. Когда проводил себе водопровод, заодно прокопал траншею и протянул трубу к соседям. Экскаватору было не трудно прокопать лишние десять метров, почему же не сделать доброе дело? Ответная благодарность, конечно, не заставила себя долго ждать: «коровий брат» стал писать на Льва жалобы в разные инстанции. Приезжали строгие комиссии, проверяли правильность строительства и наличие всяких разрешительных бумаг, и хотя все было в порядке, настроение все же это портило прилично. В общем и без подробностей всякому понятно, что соседство было, мягко говоря, змеиное.
Дом, к огромному сожалению, не был на необитаемом острове. Сама окружающая среда противилась его существованию, отторгая деревянный терем, как инородное тело. Говорят же люди: не высовывайся, живи, как все, или сделай так, чтобы никто не видел и не знал, что ты живешь лучше других. Жизнь в доме неумолимо превращалась в выживание. Понятно, что современный дом без электричества становится мертвым. Электричество в поселке по любому предлогу и без оного отключали и днем, и ночью. На улице февраль, двадцать восемь градусов мороза, а в поселке проводят плановую замену деревянных столбов линий электропередач. Целый день отопление, управляемое на современный манер автоматикой и электроникой, из-за отсутствия электричества в доме не работает. Приходилось весь день поддерживать огонь в камине, который, все равно не мог согреть такой большой дом. Теперь и по ночам Лев спал очень чутко, скорее даже дремал, постоянно прислушиваясь, работает ли почти бесшумный насос в системе отопления. Ведь если ночью выбьет фидер или случится еще какая-то беда на подстанции, нужно успеть вовремя подскочить и до утра бдеть с фонарем, гадая, успеют ли устранить аварию до того, как замерзнет вода в трубах, или все же сливать воду из радиаторов.
Пришло лето, начался огородно-дачный сезон, и теперь в поселке уже катастрофически не хватало воды. Трубы поселкового водопровода были настолько ветхими, что аварии случались почти каждый день. В доме не работал ни душ, ни ванна, ни стиральная машина и т.д. Ручьи и реки текли по улицам, а за питьевой водой приходилось ездить на машине за несколько километров. Не говоря о том, что ржавая и грязная вода, когда она все-таки текла из кранов, потребовала дорогостоящей системы фильтров очистки, иначе она загубила бы еще более дорогую сантехнику.
Дом и житье в нем оказались большой безвыходной ловушкой. Лев чувствовал себя уже не столько его владельцем, сколько заложником Дома. Сдаваться он не хотел и для выживания предпринимал все мыслимые меры: утеплил стены и крышу новомодным финским утеплителем, установил систему подогрева пола и трубопровода, по которому в дом поступало топливо для котла, воду в батареях заменил специальным теплоносителем «Арктика-45», не замерзающим до минус сорока пяти градусов. Но этого было явно недостаточно. Необходимо было создать собственные автономные системы электро- и водоснабжения, чтобы превратить Дом в подобие подводной лодки, способной находиться под водой даже месяцы. Андреев разработал проект небольшой дизельной электростанции, а для большей надежности даже приобрел танковые аккумуляторы. Чтобы иметь свою воду, надо было пробурить артезианскую скважину. Он пробовал уговорить соседей, чтобы объединить усилия по решению всех этих жизненно важных вопросов, но, понятно, что это было безуспешно.
Уставший к этому месту читатель, наверное, подумает, может быть, даже и позлорадствует, что ничего, кроме проблем, забот и неприятностей, этот дом нашему герою не принес. Должен ему возразить. Лев пережил огромное удовольствие, придумывая и воплощая наяву этот дом, а затем украшая его и улучшая. Он пьянел от соснового и кедрового духа, которым щедро исходили деревянные стены, ходил босиком по натуральному паркету, его ноги утопали в ворсе ковров, и он понимал арабских шейхов. Разжигая огонь в камине, подставляя лицо его обжигающему теплу, слушая треск огромных поленьев, он понимал владельцев замков Уэльса и Нормандии, а парясь до полуобморочного состояния в березовом духе сауны, понимал и горячих финнов. Лев впервые в жизни почувствовал себя хозяином своего, созданного по собственному представлению, мира, в котором все радовало и удовлетворяло его.
Вечерами он выходил гулять с собакой и любовался своим Домом, который под звездами и деревьями светился огнями, обещая тепло и уют. По утрам с тем же псом можно было бежать вприпрыжку по сосновому бору вниз к реке, зимой – под морозный хруст непривычно белого чистейшего снега, а летом – сбивая хрустальную росу и вдыхая свежий, настоянный на травах воздух. В город Лев возвращался теперь так же неохотно, как в студенческие годы после праздников, проведенных в лесу, в прокуренную и провонявшую прокисшим винегретом общагу.
Особенно хорошо Льву было зимой, несмотря на постоянную тревогу об отоплении, электричестве, замерзающих трубах, занесенной снегом дороге и другим погодно-сибирским неприятностям. Зимой в поселке почти никого не было! В околотке оставались только брательники-музыканты с невидимыми коровами, да еще пара домов на улице были жилыми. Жизнь зимой была тихой и чистой. Снег, щедро выпадавший уже в конце сентября, надежно скрывал всю мерзость обыденной жизни. Это были временные декорации, но, ей богу, очень красивые.
Для полного окончания интерьера дома оставалось сделать несколько последних штрихов – развесить по стенам картины и украсить декоративной зеленью. Восьмого марта – в любимый женский праздник всех российских мужчин – в гости неожиданно ввалились приятельская компания. Дом был полон жизни и веселого шума. В самый разгар застолья неожиданно приехал человек с заказанными заранее испанскими картинами, и всей шумной компанией перебрали штук пятьдесят полотен, пока не нашли те самые, что должны были быть в каждой комнате, на каждой стене.
В кабинете Лев повесил картину, понравившуюся ему больше всего. На ней, понятно, был Дом с дымком из трубы и со светящимися в сумерках окошками. Правда, на этом его сходство с тем самым лесным домиком в предгорьях Урала, что Лев когда-то ребенком увидел из окна поезда, и заканчивалось. На картине было изображено шале в сказочной горной стране, на берегу прекрасного озера, а вдали высились снежные горы, так похожие на те, что Лев видел в Якутии и на Камчатке. Этот счастливый и суматошный весенний день он не забудет никогда!
4
Весна уже вовсю ощущалась в воздухе, в том как все чаще пригревало солнышко, хотя еще по ночам хозяйничали крепкие заморозки, намораживающие огромные сосульки на крышах и покрывающие дороги и тропинки натечным голым льдом. Лев в это время мотался по подрядчикам, безуспешно пытаясь завершить работы на Красноуральском медеплавильном комбинате. Ему приходилось встречаться со многими людьми, и часто, решив основные вопросы, чтобы разрядить обстановку, в которой проходили переговоры, Лев рассказывал о своем Доме. Так было и в очередной раз в самом конце марта, тридцатого числа. Слушавший с интересом собеседник сделал Льву комплимент: «Когда вы рассказываете о своем Доме, у вас загораются глаза!». В ответ Лев пригласил партнера в ближайшие выходные побывать у него в гостях.
На следующий день, 31 марта, уезжая утром на работу, Лев почувствовал запах горящей изоляции. В доме оставались люди, которых он нанял после первой неудачной попытки ограбления Дома. Напряжение всех последних недель и предчувствие крупных неприятностей в связи с неудачной работой установки у бандитов – любителей чистой меди – заставило Льва прибегнуть к надежному и любимому способу расслабления. В этот раз, вспоминая необыкновенную прелесть тонкой порывистой женщины, подарившей ему сказочные парижские каникулы, он захотел встретиться с ней снова. Накануне Лев договорился с Ириной Сергеевной о встрече и теперь торопился, с волнением предвкушая возвращение прежних, приятных ощущений. Предстоящее свидание волновало его сейчас больше, чем запах горевшей изоляции. Он попросил человека, остававшегося на дежурстве в доме, внимательно все осмотреть, а сам, торопясь, вышел из дома.
Едва он успел войти в офис, как зазвонил телефон, и соседка по даче срывающимся голосом сообщила ему, что в его доме пожар. Она пыталась его успокоить тем, что пожарные уже приехали. Лев сел в машину и погнал назад, по пути страшно переживая, что нерадивые, как всегда, пожарные побьют стекла, зальют паркет и ковры, и основательно испортят красоту Дома. Когда машина выскочила на горку у поста ГАИ, что на выезде из города, Лев увидел огромный столб дыма над лесом и моментально успокоился: стало ясно, что «снявши голову – по волосам уже не плачут».
Дом горел на глазах хозяина и многочисленных зрителей почти восемь часов. Пожарные даже не смогли в него войти. Ролль-ставни, отпущенные сгоревшими стропами, опустились и надежно закрыли окна. Не поддалась пожарным и крепкая финская крыша. Если бы пожар начался ночью, то, скорее всего, Лев с женой не выбрались бы из объятого пожаром дома. Температура горящей сосны достигает тысячи двухсот градусов – что не сгорело, то расплавилось или обуглилось. Дом, выгорел полностью внутри, снаружи так и остался красивым золотисто-желтым теремком-игрушкой. Посмотреть на это зрелище – пожар – собрались не только соседи, любопытные приезжали даже из города. Сочувствующих было мало, большинство радовались необычному развлечению, а кое-кто даже откровенно вслух злорадствовал.
На следующий день – первого апреля – это была лучшая шутка: рассказ о сгоревшем доме Андреева. Многие сначала не верили, но потом громким шепотом пересказывали, что дом подожгли с четырех углов, дабы не повадно было. На самом деле, никакого поджога, конечно, не было, до него просто не успело дойти дело. Как всегда, причина была проста, банальна до отвращения: профессиональный электрик – хороший приятель Льва Михайловича – делая работу для друга, как для себя – на совесть – соединил мощный кабель финской печки с силовым кабелем простой скруткой, обмотав ее обычной изолентой. Понятно, что такая изоляция со временем все-таки прогорела, кабель, как и следовало ожидать, замкнуло, а имеющиеся на этот случай предохранители, как специально, оказались скованными льдом, образовавшимся именно в этот роковой день после оттепели накануне.
Прошло еще немало времени, прежде чем Лев понял, что Дом не мог не сгореть. Он находился в точке фокуса злых, ненавидящих его и его хозяина, невидимых, но вполне материальных флюидов. Нельзя в нашей стране жить не как все, а, тем более, лучше всех!
И Провидение, его величество Случай или некий всесильный Диспетчер, пожалев его, оберегая от бессмысленного и бесполезного выживания в этой атмосфере зла и зависти, нищеты и убожества, освободил Льва разом от последнего, что могло удержать в России. Лев еще не знает, что, потеряв Дом, он обрел Свободу. Свободу от самого себя, от своих иллюзий и бесплодных мечтаний. Как бы теперь ни сложилась его жизнь, она свободна от химер и глупых сказок.
А короткий миг полноценного счастья, испытываемого от претворенной в мир мечты, неотменимо! Оно навсегда останется с ним, как и счастье от найденного им объяснения непонятному химическому процессу или от покорения вершины, или от увиденных недоступным многим обычным людям красот Корякского нагорья. И жизнь еще и тогда обретает некий смысл, когда ее насыщаешь счастьем и удовольствием, высшей формой которого является наслаждение!