Непревзойдённый эгоист

Марина Леванте
       Он, когда появился на этот свет, ещё практически плохо видящий и плохо  слышащий, но как ни странно, хорошо,  при этом,  и почти всё понимающий, и потому уже сразу корчащий такие умильные рожицы, что  мой   отец, глянув на новорождённого, не удержался и воскликнул:

          —   Ну, надо же, какой он дусик!

     Собственно, с этого момента мы все и начали звать его Дусик, совершенно, позабыв, а как же его нарекли при рождении на самом деле.   Но, главное, что Дусик сразу согласился с таким прозвищем, тем более, что полностью ему,   соответствуя, уже позже, когда сумел вырасти и подрасти, всё так же строя всем подряд свои умильные рожицы вместе с глазками, которые уже всё видели, не только он сам, на инстинктивном уровне, обладал пониманием происходящего, с годами научившись сходу оценивать ситуацию,  и  пытаясь очаровать каждого, с кем сталкивался в своей жизни, а на самом деле, таким образом, состроив  в очередной раз свою  милую мордашку, он быстро и без помех получал своё,  то есть то, что желал.

     А желаний у него было много, хотя он так и оставался, как и при рождении весьма неприхотливым. И хотел Дусик, чтобы всё было только хорошо, и только у него, других в расчёт  он не брал, а зачем, тем более, что  таких умильных рожиц они строить не умели. Короче, больше всего на свете он хотел хорошо кушать, потом хорошо спать, так, чтобы никто ему  не мешал, не нарушал его покой и сон, а для этого он уже не рожицы строил,  а  в натуре зубы свои показывал, и следом с таким возмущением  вопил, что приходилось отступать и уступать его очередному желанию,  когда ему хотелось, что б у него было хорошо. Ну, ещё ему хотелось целыми днями ничего не делать, а только валяться на диване, широко раскинувшись на чьей -нибудь постели, и чтобы его в эти минуты его вечной, не проходящей сиесты ублажали. Ну, то есть, ласкали и гладили его несравненную особу, а он только свои бока подставлял, переворачиваясь со спины на живот и обратно.

       В общем, чтобы всем было понятно, был Дусик,  попросту непревзойдённым эгоистом, которого в нём никто не взращивал, не смотря на то, что  он  с детства  стал  Дусиком, всем своим видом сразу и навсегда очаровав окружающих.

Но, так как жизнь всё же не заключается  только лишь в получении одних  удовольствий, надо в ней, что-то ещё делать, то сопротивляясь этому «надо», ещё, будучи совсем  маленьким, Дусечка выработал  в себе  особую манеру отказа. Когда, ему,  к примеру, предлагали что-то сделать, а ему, конечно же,  не хотелось этого, а зубы были у него ещё маленькие и молочные и показывать их просто  не  было смысла, то он, будучи особью мужского пола и имея все отличительные черты этого, а именно маленький пенис,   он, этот Дуся, попросту, не стесняясь,  открывал свой незамысловатый кран и орошал всё вокруг тугой струей, к счастью, не направленной куда-то в определённое место, что не отменяло того, что после таких манипуляций родные бежали с тряпками и вынужденно  проводили   почти генеральную уборку, которую не планировали. После этого, даже говорить не приходится о том,  что Дусик получал своё , то есть ему позволялось и дальше ничего не делать, а страдать пофигизмом вместе с эгоизмом вместе взятыми. Что он с огромным удовольствием и делал.

        При всём этом его продолжали все любить и даже обожать, ведь его коронный номер, умение состроить в нужный и желаемый им момент  мордашку и снова всех очаровать, всегда было  при нём, и он неизменно пользовался им, как только,  так сразу, с годами только всё больше  совершенствуясь в этом искусстве.

Правда,  этот,  маленький тогда   ещё,  эгоист не ограничивался только    открыванием своего крана-пениса,   в ту пору, и  только в моменты, когда ему чего-то страстно не хотелось, а от  него требовали, выполнения каких-нибудь  обязанностей, он врубал свой   брандспойт     ещё и  тогда, когда ему просто что-то не нравилось.  Его оставили  одного дома, к примеру, не взяли с собой, а были  обязаны.  Не дали съесть того, что он больше всего хотел, с меланхоличным видом нависая над тарелкой с горячей едой, в которой мало было,  по его мнению, любимых им лакомых кусочков. Или просто  не достаточно  внимания   уделяли  в тот момент, когда неожиданно  пришли гости, и он в такие минуты, чувствуя себя страшно обиженным, не задумываясь,  плюя на привила хорошего тона, облагораживал всё вокруг  себя  знакомой уже  огромной лужей, и когда ему пытались  пояснить весь негатив произошедшего,   уже  тогда, в детстве,  начинал пытаться  демонстрировать  свои крошечные зубы, грозившие показаться клыками. В общем, весь его врождённый эгоизм  был на лицо уже с малых лет, в то время, как на нём самом, на всей его харизматичной внешности  всегда присутствовало умилительное  выражение, означающее одно,   что он Дусик.

        Вот так и катился он на собственном эгоизме, этот Дусик,  получая от жизни и от  людей всё то, что хотел, с  годами превращаясь уже в не превзойдённого эгоиста и полного пофигиста, когда ему было всё равно, что кто-то устал, приболел, ему нужно было получить своё и всё тут.  И потому снова и снова, умильное выраженьице, очаровывающее  всех и каждого, если не сойдёт здесь, повезёт там, пронесёт  тут, когда вновь покажет свои зубы, уже не кажущиеся, а выросшие в реальные клыки, вечное ворчание и недовольство   своей судьбой и своим положением, когда в детстве не доносили на руках, не докачали в люльке, потому что хотелось этого на всю жизнь,  не дали любимых сладостей, мог же быть сахарный диабет, тоже обидели. Не позволили пошалить, потому что были заняты в тот момент, и надо до вечера сидеть с надутой рожицей, совсем не умильной, демонстративно  повернувшись к обидчику спиной, а вечером, когда возвращался с работы отец, любимец всей семьи,   давно подросший и выросший в   полнейшего  эгоиста,   Дусик мог час, а то и два высказывать все свои накопившиеся за день претензии,  а на самом деле, всего-то  из-за того, что не позволили разойтись   в тот момент,   когда ему захотелось покуролесить,  с угрозой что-нибудь сломать или снести на своём пути,   и потом уже весь остаток  дня  копить обиды и даже слёзы, не смотря на  то, что мужик, та самая мужская особь со всеми прилагающимися   отличительными чертами - подросшим пенисом, которым, до сих, если что, мог поугрожать, как в своём незабвенном детстве.


          Его боялись, его ворчаний и угроз, когда не давал пожелать другому спокойной ночи, он уже почивал, грозно  глядя из- под нахмуренных лохматых   бровей,  смурным тяжёлым взглядом  на нарушителя его спокойствия,   не давал даже поцеловать кого-то, ревниво   охраняя и отстаивая это право, считая эту привилегию только своей, он продолжал эгоистично получать все свои удовольствия  в этой жизни, каждый раз оправдывая такое своей миленькой рожицей Дусика, которую готов был состроить в любую минуту, и его снова   любили,  холили и лелеяли, зная, как  отвратителен бывает порою,   до невыносимости, и  потому что  считается только с собой, с Дусиком,  с королём этой жизни,  но при этом ни в чём не могли ему отказать, и не потому,  что были слабы и несостоятельны,  а потому что Дусик был всего лишь  собакой,  а не человеком,  таким  маленьким  чёрным пуделем, ростом чуть больше морской свинки, но каким всё же иногда гнусным.

   Ибо был бы он из породы людей,  ему давно указали бы его место, и не в спальне, на той кровати, где он вечно  возлегал и   кочевряжился, а  за дверью. Потому что, то, что можно ещё как-то позволить своем питомцу, уж, какой   уродился, то не дозволимо человеку, быть непревзойденным эгоистом и думать исключительно  о себе, хотя, таких всё же, дусиков  среди людей хватает, строящих умильные рожицы и получающих   своё, правда до поры до времени, пока однажды  не станет   понятным, что перед тобой просто   прожжённый эгоист, непревзойдённой значимости  личность в собственных глазах, та самая шишка на ровном месте, об которую порою приходится спотыкаться, как о подло подставленную подножку.

13/11/2018 г.

Марина Леванте