Валенки.
( рассказ)
Дарья проснулась от непонятного шума: то ли кто постучал, то ли ветер громыхнул ставней, державшейся на одном ржавом гвозде. » Прибить бы ее как следует или совсем оторвать, чтобы не болталась», - подумала старушка. » А может правда, кто постучал? Может Надюха Илюшина? Да навряд ли; она знает, что у меня ни выпить, ни закусить не чем». Она приподняла голову с подушки, посмотрела в окно, на улице сиреневое марево. « Утро сейчас или вечер?» Вставать не хотелось, голова раскалывалась от вчерашней выпивки.
«Эх-х-х, Эх-х», - тяжело вздохнула Дарья: « Вот она жизнь - то, как вороной проскакала. Думала ли раньше когда о выпивке? Последнюю корку хлеба для детей берегла. Вот, а где они сейчас? Дочка в Красноярске, а сынок и то дальше во Владивостоке. Когда теперь увидимся? Знали бы, на кого их мать стала похожа?» - застыдилась Дарья, вставая с постели. Пальто и валенки старушка не снимала; спала одетая. Щелкнув выключателем, Дарья вышла в сени. Входная дверь была полуоткрыта. Лунный свет узкой полоской закрался в сени, боясь дальше ступить во владение одинокой женщины. Старушке почудилось, что как некто стоит за дверью. Не то от мороза, не то от испуга по телу пробежали «мурашки». Она перекрестилась. После такого загула страшно, каждого шороха боишься. Не выключая свет, она снова легла в постель, укрывшись байковым лоскутным одеялом. В избе холодней, чем на улице.
Сколько дней не топилась печь, Дарья не помнила. Попыталась вспомнить, но не смогла. « Вчера сидели у Ждановых. Катька пригласила выпить за день рождения, Илюшину Надежду с мужем и меня. Помнила, что потом Илюшины позвали к себе, а как очутилась дома, убей - зарежь, не помню».
«Надо бы Катьке, какой подарок подарить. Да что вот? Хлеба и то не на что купить. Пять дней назад пенсию принесли и уже всю спустила. А может шесть?» Ни числа, ни дня недели Дарья не помнила.
«Сейчас бы полстакана, и зажегся бы огонь в груди, разогнал бы боль и полегчало. Скорей бы утро, а там пошла бы к Авдотье Поливановой, может, выпросила бутылку в долг. Нет, в долг она не даст, и так должна. Хотела ведь с этой пенсии отдать, и опять занесло. И так муторно на душе, да эти еще воспоминания. Не думать об этом! А как? В глаза стыдно смотреть. Хоть бы долги раздать. И продать уж нечего», - мысли, как льдины в половодье, наскакивают одна на другую и уносятся мутной большой водой.
Минуты казались часами, часы - сутками, так медленно текло время. Позабылась на какую - то минуту - тут же снились или виделись наяву человекоподобные страшилы, что - то шептали под самое ухо, пытались схватить, ущипнуть. Она вздрагивала, просыпалась, боясь закрыть глаза.
Вдруг как бы промелькнула в окне молчаливая молния, и снова шепот, шепот в каждом углу нетопленной избы. Вот опять кто - то шепчет в самое ухо. Показалось Дарье, что она даже ощутила чье - то дыхание.
- Господи, прости меня, грешную, - вслух проговорила старушка, осенив себя крестом. Встала, прошла в чулан, выпила воды, разбив в ведре ледяную корку. На газовой плите в эмалированной кастрюле одиноко промерзала картошка в мундире; все съестные запасы. Есть не хотелось. Теперь неделю корка в рот не полезет. На улице посветлело.
« Пойду к Илюшиным, может, что осталось от вчерашнего, а если нет, то к Катьке дойду, - подумала старушка, выключая свет. «Да вряд ли, что у Катьки осталось, - подумала она, вставляя в запор вместо замка тонкую палочку с небольшим сучком на конце. « Если б что у Катьке было, не ушли бы Илюшины к себе».
Ни у Илюшиных, ни у Катьки ничего не оказалось. Правда Катька наскребла несколько рублей мелочью.
- На, может, Авдотья нальет стакан, - с пониманием она обратилась к подруге.
- Да навряд ли, я должна ей.
- Ничего, попытайся, - подбодрила ее подруга.
Авдотья со вторым мужем Вениамином Александровичем жила в противоположном конце улицы. Первый муж умер от ракового заболевания легких, а Вениамин Александрович - приезжий из Краснодарского края. Приезжал в колхоз « шабашить» каждое лето с закавказскими мужиками. Авдотья ему приглянулась: видная женщина, все при ней. Попросила она как - то двор подремонтировать. Нижние бревна совсем прогнили. Поддомкратили мужики строение, выложили кирпичные тупики, а уж ленту Вениамин Александрович один выкладывал. Да как - то и заночевал. Так с тех пор и прижился. Он сердечник не выпивал. Сама Авдотья хоть и гнала самогон, спиртным то же не увлекалась, так, когда в праздники или на гуляньях пригубит не много.
Авдотья встретила Дарью с брезгливостью.
- Долг, что ли, принесла?- с иронией в голосе спросила пришедшего «гостя».
Дарья стояла у порога, переминаясь с ноги на ногу, готовая принять любые испытания, унижения.
- Ну, что молчишь? - как на допросе, пытала ее хозяйка. - Аль язык проглотила?
- Выручи последний раз. Христом Богом прошу, Авдотьюшка, милая, задерживают нам пенсию - то, сама знаешь, - автоматной очередью строчила Дарья жалобным голосом, срывающимся на плач.
- Вот возьми валенки, новые совсем. За бутылку возьми, - неожиданно для себя выкрикнула Дарья.
Из горницы вышел Вениамин Александрович.
- Да дай. Посмотри, лица на ней нет, - заступился за старушку муж Авдотьи.
- Ты уж поучи меня, а то без тебя не разберусь, - пригрозила мужу Авдотья.
Она хотела сказать что - то обидное язвительное. И, чтобы сделать больней всяких слов, с язвительной улыбкой приказала Дарье:
- Снимай валенки!
- Да я за бутылку, они совсем новые, - заюлила перед хозяйкой старушка, снимая с ноги правый валенок.
- Побойся Бога, Авдотья, - хотел было вразумить жену Вениамин Александрович. Но Авдотья, как бы утверждая себя хозяйкой над всем и вся, брезгливо подала бутылку самогона, подкрашенного растворимым кофе и забрала валенки.
Дарья вышла из избы, на пороге прямо из горлышка поглотала спиртное и направилась к Катьке. Огонь загорел внутри, теплыми брызгами ударил в голову, так что на лбу выступили капельки пота. Босые ноги ступали по хрустящему снегу, невидимые раскаленные иголочки жгли ступни, и от этого стало казаться, что идет она по теплому песчаному берегу родной речушки.
Словно возвратилась в детство и ей захотелось идти, бежать туда, навстречу теплому, светлому, подальше от холодного края….