- Ожил? нет? чай будешь? Ну, полежи, полежи ещё чуток, - откуда-то издалека приплыл бархатный женский голос, чистый и мягкий, звучавший лаской в каждом простом слове, при этом растворяя воздух нелепыми вопросами.
- Это ко мне? Но кто же? - пытаясь обнаружить незнакомку, обратившуюся к нему, человек оглянулся на стоявшую возле его дома толпу полузнакомых хмурых лиц, но никто из них даже не смотрел в его сторону. Потом и это сборище отстранилось, вернее, его заслонили какие-то полуфантастические, несуществующие во времени, обрывки воспоминаний…
Ощутил тепло от чужого прикосновения – обладательница голоса взяла его левую руку за запястье.
- И откуда у людей такая бесцеремонность? Зачем? - он не видел, кто это был. Но, кроме неё, никто не смог этого сделать, ведь больше никто ничего…
- Живой. Впрочем, куда ты денешься…
Через несколько секунд раздался металлический скрежет, чем-то напоминающий визг останавливающейся циркулярки, следом раздался щелчок, и в его сознание начала медленно вгрызаться знакомая песня:
- Говорила мама мне, про любовь обманную…
Он ощущал себя гранитной скалой и сейчас кто-то неведомый бурил, сверлил, взрывал его мозг, заставляя поочерёдно включаться отдельные участки монолитной верхней плиты…
- Ах, зачем я в полюшке повстречала Колюшку?
Эти крошечные участки соответствовали каждый своей функции...
Чудовищное состояние – пересохший рот требовал жидкости, любой жидкости. Нужно открыть глаза, но никак не хочется покидать состояние из смеси призрачного покоя и воспоминаний: только что толпа вернулась, но вновь прибывшие – это уже была ватага друзей – подростков, носящихся по стенам развалин дома с улыбками и дикими криками, что нельзя исключить из сценария «казаков-разбойников».
- И осенним вечером городскую встретил он…
Остаток тяжести, с последнего участка «плиты», переместился саднящей болью на левую сторону лба. Болезненные ощущения возвращали его в другой мир, медленно извлекая из состояния сон не сон, про не сон – сон.
- Ставила в печь шанежки и топила банюшку.
- Сегодняшнее пробуждение, очевидно, ничего хорошего мне не сулит…
Сон, почти без боя, начал уступать место неизвестности, вместе с которой пришло странное покачивание постели, напоминающее двухлетнюю качку на противолодочном корабле Балтфлота, и сопровождающееся мерным перестуком, достигнувшим своего апогея в его способности воспринимать окружающий мир через слух.
Он провёл ладонью по лбу – защипало; коснулся ссадины, по краям которой почувствовал под пальцами крохотные кусочки засохшей крови.
- Ах, мама, мама, как же ты была права!
Отнял руку от лица, глянул на пальцы – грязные, но крови не было. Глаза выхватили на противоположной стене (рядом, казалось, – только руку протянуть и можно будет коснуться), зависшую почти над ним, панель управления, и состоящую из сотен лампочек, тумблеров, кнопок, каких-то приборов со стрелками, и Бог его знает, чего ещё… Оно угрожающе гудело, перемигиваясь, переливаясь цветными огоньками. Внезапно зазвенел зуммер… Человеку стало неуютно и… страшно. Он в жизни знал, что такое страх, и сейчас он точно вспомнил, что уже испытывал настоящий страх, когда уже невольно из сердца летят слова: «Ой, мамочка, зачем ты меня родила?!». А тут…
Сюрприз, кем-то преподнесенный, впечатлил настолько сильно, что он зажмурился, пытаясь дать толчок памяти – пусть порыщет в своих закоулках, поработает, возможно, вспомнит: где он сейчас может находиться?
Недалеко, за перегородками его помещения, проплыл голос, недавно разбудивший его.
- Голос? Обычно женщины с таким ласковым голосом, тщательно ухаживают за больными и грудничками. Но я же не ребёнок! Тогда где я? Я хорошо помню, вернее, уже вспомнил: из-за чересчур горячей воды, долго мылся в бане; вечно у них: то холодная, то кипяток. Может быть, в штреке произошёл обвал, и я сейчас в реанимации? Стоп! Я – проходчик верхнего штрека с «Пугачёвки» (название угольного пласта) шахты «Северная». Меня зовут?.. Меня зовут… Иван Дмитриевич Кулик. Вот. Это я, значит… И сейчас я должен быть…
Приоткрыв глаза, он начал внимательнее рассматривать панель. Неожиданно, отметая прочь все ясные, и не очень, мысли, в голове ПТУРСом рванула «шизофрения», до этого времени мирно почивавшая:
- Меня похитили! И?..
Инопланетяне18?!
От неожиданного предположения глаза сами собой закрылись. Иван принялся рассуждать, пробуя разобраться в сложившейся ситуации: как он смог очутиться в неведомом космолёте?
- Я ещё сплю? Нет, спящие боли не ощущают, а я её явственно слышу.
Но выкрасть-то меня могли? Могли, хотя в принципе рядовой шахтёр для них особого интереса не может представлять.
Они не шахтёров похищают, а личности! Да, они – охотники, которые взглядом, словно радаром, просматривают миллионы землян, мгновенно вычисляя самого нужного им человека. Нет-нет, столь лестная теория, не выдерживает никакой критики.
Объяснение довольно несложное, но имеет под собой убедительную платформу: мои неоднократные прыжки-полеты по обрывкам снов последних дней неизменно заканчивались благоприятно; а я, шагающий по жизни с определенным грузом нажитых знаний о параллельных мирах, и оказавшийся сегодня в чьём-то плену за порогом человеческой мысли, попросту не хочу открывать глаза. Если я открою их, следовательно, мне придётся убедиться в том, что, во-первых, я – ленивый, и лежу – нежусь; во-вторых, тогда наступит окончательное пробуждение; и, в-третьих, подумав минуту тому назад о космическом варианте развития событий, мне стало не по себе от предчувствия – как меня будут исследовать: порежут, просверлят, высосут, потом: зашьют, склеят и выкинут, лишив памяти. А что я дома Нинке скажу? А, может, уже…
Иван пошевелил ногами, второй рукой – свободен, невесомости – ноль.
- Я оказался прав! Нет никаких инопланетян.
Приоткрыл один глаз, раскрыл оба… Сел, удивленно переводя взгляд с окна на дверь, пытаясь осмыслить полуфантастическую ситуацию.
- Странно! Я еду?! В отпуске, что ли? Но почему в купе проводника?
Панель управления жизнедеятельностью «летательного аппарата» весело ему подмигивала. Головушка пытается обновить память, но рой из обрывков мыслей – смутных картинок, смог выдать только информацию о последнем событии прошедшего дня: вчера была «банка». У горного мастера нашей смены родился сын, и по случаю, образно говоря, тот «накрыл поляну», не отступая ни на шаг от неписаных законов.
- Но сейчас сомнений быть не могло – я еду. Еду, правда, медленно, но еду. Куда вот только, и на каких основаниях?
Иван Дмитриевич отодвинул слегка шторку на окне – рядом река, приличная, и вдали, на фоне чужой и незнакомой местности, сияли золочёные купола, гордо и непоколебимо устремив свои кресты в голубое небо. Словно приветствуя подъезжающий поезд, зазвенели колокола. У Ивана в голове тут же возник обрывок чужой фразы из какого-то фильма: «К обедне звонят». Отпустил со вздохом шторку, пытаясь осмыслить увиденный пейзаж. Встал, оправил одежду, посмотрел в зеркало – приличная ссадина… По виду явно не шахтёрская травма.
- Кто же это ко мне так умело приложился?
Иван причесался, проверил карманы – шахтные номерки, ключи на брелочке, да ещё целлофановый пакет с мочалкой и полотенцем, лежавший на полке в ногах, были доказательствами того, что он, минуя родной дом, появился в купе поезда, везущего его в неизвестность.
Начал осматривать купе. Напротив него, на куче одеял, лежала не начатая бутылка натурального «Нарзана» – неплохо живут. От вида за окном, потянуло стариной, крепостным правом – ещё больше пересохло в горле; он почувствовал, что крепко попался, не зная, правда, на чем? кому? для чего? но вляпался точно и бесповоротно.
- Может быть, меня сняли? - мелькнула спасительная похотливая мыслишка, - но на это надежд мало – после вчерашнего… разве, что только на мыло!
Он нахмурился, пробуя в памяти воскресить какое-нибудь незнакомое женское лицо, увиденное им за последнее время. Ничего. Сплошной провал. Иван протянул руку за «Нарзаном», осторожно открыл, не давая воде, почувствовавшей свободу, вырваться наружу. Сделал небольшой глоток.
- Окунуться в волосы, спросить название шампуня, и сказать, что у меня от него аллергия, - пришла новая мысль, защищающая мужскую гордость. - Нет, сплошной бред. Не – НЛО, не сняли… Как же я сразу не догадался?! Меня украли в рабство! Судя по времени, поезд давно уже пересек границу хоть на севере, хоть на юге. Таможню проехали без проблем? Вероятно, у них действует отлаженный канал. Но кому я нужен на севере? Одна дорога – на юг!
И в голове Ивана закрутились, завертелись лермонтовские герои: кунаки, Жилин и Костылин, княжна Мэри…
- Но кресты на куполах – значит, я ещё в России; значит, не всё потеряно. Сейчас, - он сделал ещё три хороших глотка из бутылки, опорожнив наполовину, закрыл её, - вы узнаете, что собой представляет проходка шестьдесят шестого участка.
Остатки хмеля в голове мгновенно исчезли, более-менее расставлены точки над «и», и при таких обстоятельствах он внутренне был готов к сопротивлению.
- Стоп! Но откуда они узнали, что я – проходчик? Информаторы? На городском рынке толчётся целая сеть агентов. Я точно похищен. Но зачем, и с какой целью? Колодцы рыть. А зачем же им нужен такой высококлассный проходчик, как я?
После такой достойной самооценки, он приободрился и напрягся, приготовившись к решительным действиям, потому как с внешней стороны купе кто-то вставил ключ в замок, ручка повернулась, и дверь начала медленно отъезжать…
Иван стоял посреди купе, готовый ринуться в бой, может, даже последний, но всё равно в бой. В правой руке он держал бутылку с недопитой водой – ничего более стоящего для такого случая под рукой не оказалось, а шарить по углам уже некогда. Дверь открылась, и на пороге появилась проводница, довольно симпатичная брюнетка, средних лет, с весёлой искринкой в глазах и приветливой улыбкой; внимательно посмотрела на него, приготовившегося защищать свою жизнь, или её остатки – один Бог знает. «Пленник» перевёл взгляд на женские руки – обручального кольца нет, так – какие-то безделушки…
- Как же я не подумал?.. Всё-таки меня сняли, - сознание прорезала окончательная догадка, завораживающая своей беспомощностью, а мысли о рабстве мгновенно отмелись.
- Ну что, землячок, очнулся? - спокойным, даже добрым голосом, как ему показалось, обратилась к Ивану, и её лицо окончательно расцвело в улыбке.
- Здравствуйте! - со смущением ответил он, явно не ожидавший такого поворота событий. Затем резким движением отложил ненужную теперь бутылку на кипу одеял. - Вы меня извините ради Бога, - и, как бы в подтверждение его чистосердечности, за окном последний раз ударили в колокол. - Странное дело, но у меня не получается: ни разобраться, ни вспомнить – куда и зачем еду. То, что еду – это точно, не по своей воле – тоже верно, так как ни документов, ни денег, только вот, - с этими словами он достал из кармана брюк номерки.
- Да сразу я поняла. Вчера, наверное, было, - на последнем слове она сделала ударение, дав понять, что под ним не подразумевает ничего иного, кроме доброго застолья. - У меня в Никитовке пассажиры выходили, а ты в тамбуре лежишь – лицо в крови, ослабленный. То, что шахтёр и недавно со смены – это я сразу увидела, тем более полотенце тяжелое – мокрое, то, что в состоянии беспомощного ребенка – тоже, а сдать тебя «линейщикам» (отдел линейной милиции) – жалко. Мало того, что тебе досталось, ещё и в вытрезвитель попадёшь, да и мне нет желания писать объяснительные – почему тамбур оказался не запертым. Я не виновата. Кто открыл – не знаю. Но ведь кто-то открыл, и ты сел именно в эту единственную незакрытую дверь, или тебя погрузили на Магдалиновке (ж/д. ст. в г. Дзержинске, Донецкой обл.) – больше негде. Я с девчатами занесла тебя, лицо обтёрла, укол от столбняка сделала, хоть ты и был выпивший. А сейчас готовься – подъезжаем…
- Куда?
- Как – куда? Ростов. Поезд Харьков – Ростов-на-Дону.
- Ростов?! Поезд?! - Иван удивлённо воскликнул. Это была эпитафия, с которой Ивана вновь опустили в пучину небытия, где он пробыл около шести часов, и откуда его недавно извлёк волшебный голос. Потом, словно спохватившись, добавил с рассудительной ноткой в голосе. - Ну, да, конечно, поезд.
Часы, прожитые перед посадкой в поезд, но не зафиксированные его сознанием, одним мгновением восстановились в памяти. Он вспомнил почти всё.
Подобные мероприятия обычно протекают по наезженной колее: быстро отмечают, отцу новоприбывшего мученика в наш мир желают здоровья, и всего самого, самого… и расходятся по домам. Однако в этот раз сценарий вышел из обычных рамок, и получилось, что за разговорами, а вдобавок кто-то карты достал – не заметили: время перевалило за полночь – пора по домам, ведь лучшие половины давно заждались.
Подходя к станции, Иван увидел приближающуюся электричку. В надежде успеть пересечь путь он побежал, нелепо перепрыгивая через рельсы, пытаясь всё-таки быть первым, иначе электропоезд может стоять, пропуская вперед себя поезд; график – ничего не сделаешь. Он поскользнулся, довольно ощутимо ударился – звезды сверкнули в глазах биллионами киловатт – обычное дело при таких обстоятельствах. Хорошо, что не лицом… Электричка остановилась на соседнем пути – не успел. Электричка старого образца – двери с ручкой – значит, обходить не обязательно – можно через тамбур на другую сторону, всё равно она стоять будет несколько минут, в ожидании пока ростовский поезд не пройдёт. Вперёд – успеть проскочить перед ростовским… Просто очень нужно успеть. Дверь открыл, поднялся по ступенькам, закрыл за собой тамбур, резко развернувшись, и, сделав один шаг, опять поскользнулся – во второй раз взорвалась сверхновая… и всё! Провал в памяти. Очевидно двойной удар в одно и то же место отбил память с минуты тех событий, когда он впопыхах (тут ещё нужно учесть и первопричину всех последующих событий) очутился в поезде, вместо того, чтобы перейти через тамбур электропоезда.
Иван, в подтверждении своей мысли закивал головой.
- Спасибо вам за то, что не выкинули по дороге…
- Успокойся. Люди должны помогать друг другу. Да и мы – сами замужем, научены кое-чему.
- Всё равно вам – спасибо! Как вас зовут?
- Да зачем это нужно? Впрочем, Раиса. Куришь? Пачку сигарет на дорогу могу дать.
- Спасибо, Раиса, я не курю.
- Счастливый. Да чего ты заладил: спасибо, спасибо? Обратно попробуй электричками, но без билета – это, - она покачала головой, давая понять, что лучше с этим вариантом не связываться.
Иван с пакетом под мышкой, имея не слишком привлекательный вид из-за протараненного лба и слегка помятого лица, в связи с обстоятельствами, от него почти не зависящими, с глазами, окантованными угольной пылью (что есть редкость в этом городе), сошёл на перрон города, знакомого ему только по фильмам. Все его скудные знания о могущественной славе старинной столицы Войска Донского были почерпнуты им из исторических романов, современные – сводились к одной строчке из лагерной песни: «Ростов – папа, Одесса – мама».
Иван оглянулся на стоящую возле вагона, улыбающуюся Раису. Остановившись, смотрел на неё с полминуты, в надежде перехватить взгляд, чтобы махнуть на прощание рукой; но проводница, очевидно, уже забыла о нём, и он бодро зашагал в сторону вокзала навстречу новому дню. Обещая хорошую погоду, вдалеке, на золочёных маковках соборов, возвышающихся над городом, уже играло солнце, ещё не видимое человеческому глазу.
- Город, возможно, и хороший, но чёрт меня сюда занёс. А воздух здесь почище будет, чем у нас. Гораздо чище. Да-а.
Очутиться на чужбине: без документов, без денег, и не ахти каким видом – всё это в совокупности наводило лишь на одну короткую, но умную, мысль – органам лучше не попадаться.
- Что же делать? как быть? с кем теперь нам начинать дружить? Лезет разная чепуха в голову. Отнюдь. Как раз и не чепуха, а самый, что ни есть на сегодня животрепещущий вопрос.
В поле зрения попало два наряда милиции, стоявших возле переходов через пути и визуально просеивающих толпу приезжих, время от времени выхватывающих для проверки документов какую-нибудь личность из потоков индивидуумов, спешащих жить.
- Так, это опасность. В этом месте сотрудников в штатском должно быть полно, ведь Кавказ недалеко. Держи ухо востро, Иван Дмитриевич, - настраивал он себя надлежащим образом. - Любая ошибка может мне дорого стоить здесь, за сотни километров от родного очага. Пожалеть и посочувствовать будет некому.
Он развернулся, прошёл по платформе в хвост поезда, там перешел через пути на первую платформу и медленно побрёл в сторону вокзала – узнать расписание электричек – о поезде даже мечтать не приходится.
- Чёрт бы побрал эту женскую добродетель! Тоже ещё мне… нашлась жрица храма Доброты. Лучше бы месячной премии лишился из-за вытрезвителя, и то – вилами писано. Утром откупился бы, а тут пришел самый настоящий капут. Послушай женщину – сделай наоборот. Да неужели я по своей воле попал бы в эту западню? Причитай – не причитай, а способ выкрутиться искать необходимо. Конечно, было бы гораздо легче, если бы мой внешний вид лица не выглядел основательно подпорченным. С другой стороны, было бы лицо в порядке – черти меня на край земли не занесли. Ох, и угораздило! - с невесёлыми мыслями Иван просочился сквозь патрули в здание вокзала.
Ивану, после мирного покачивания в купе поезда, вокзал показался холодным, неуютным и отвратительно безликим. Вокруг сотни угрюмых лиц пассажиров, взад-вперёд снующих непонятно зачем. Изучив расписание, он понял: путь домой один – двумя электричками, и это, чтобы только вырваться на свою территорию. Он помнил (из разговоров бывалых людей на шахте), что в электричке на этом маршруте не страшны погранцы, т. е. таможенники – они проверяют и «трусят» только хозяев больших баулов. А что мне-то? Притворился бы спящим, да вот только обличье больше схоже на внешность алкаша. Говорили, мол, страшен кондуктор.
- Может-таки, договорюсь?
Иван посмотрел сначала по сторонам – никаких подозрительных типов из правоохранительных органов, потом на свои часы – электропоезд до Таганрога отправляется через пятнадцать минут, следующий ровно через час.
- Ваши документы, пожалуйста! - рядом раздался мягкий, но в тоже время с требовательной ноткой голос.
У Ивана внутри всё оборвалось – страх от коварной неожиданности (вероятно, ещё и не последней за сегодняшний день) рванул вниз по позвоночнику в область крестца, с такой же скоростью вернулся обратно в мозг, и оттуда пошли команды частям тела: под сердцем что-то кольнуло, в области печени – стрельнуло, тело обмякло, казалось, самообладание покинуло его – попросту сбежало. Только что стоял, читал, запоминал расписание, и вдруг от негромкого вопроса незнакомого человека, наделенного властью, он – зрелый и независимый муж, не раз смотревший смерти в глаза, превратился в неизвестно кого на подгибающихся ногах. Иван медленно обернулся – сзади стояли два сержанта в экипировке, при взгляде на которую, можно предположить – город находится в прифронтовой зоне. Один из них равнодушно скользнул по лицу Ивана, на мгновение, задержав взгляд на ссадине, и принялся изучать паспорт гражданина южной национальности. И тут Ивана осенило, в чём его спасение, или преимущество – он… блондин. Настоящий. Даже с такой битой рожей можно не прятаться. Если волосы можно выкрасить, то румянец искусственно не наведешь, тем более углём ресницы окрашены. Уверенность в себе и своих возможностях вернулась к нему с утроенной силой.
Сержант, возвращая документ гражданину, опять посмотрел на Ивана, но уже более изучающим взглядом. Страж, глядя на его вымученное лицо, подумал:
- Вроде не бомж – запаха нет, но обличье у него, словно у конченного.
Рассуждал он, конечно, правильно, понимая, откуда идет угроза правопорядку. Иван смело встретил его взгляд, посмотрел на гражданина, потом опять – сержанту в глаза, два раза кивнул головой, подтверждая, – правильно делаете, ребята, и спокойной походкой направился к выходу. Что, значит, шахтёрская потрясающая выдержка! Процентов на пятьдесят он всё-таки ожидал участи гражданина, но пронесло.
- Но если мне придётся несколько дней провести вне стен дома, тогда и моя феноменальная выдержка не поможет, потому что обрасту щетиной, без еды скулы заострятся, волосы, привыкшие к ежедневному мытью – залоснятся, и в таком случае, любого патруля, не удостоверившего мою личность, можно считать и сумасшедшим, и дармоедом.
Первая незначительная «победа» вселила в него уверенность, и он в приподнятом настроении вышел на пятую платформу, где стоял нужный электропоезд. Чтобы избежать неприятностей он решил сразу заручиться поддержкой кондукторов, как раз попавших в его поле зрения. Девчата в новенькой отутюженной форме направлялись в сторону первого вагона. Иван побежал, пытаясь догнать их на перроне, но ему всё-таки пришлось вслед за ними подняться внутрь вагона.
- Барышни! - он окликнул их, шагнув с верхней ступеньки в тамбур.
Контролёры повернулись, и без слов, по их глазам сразу стало ясно, что его наружность явно отталкивает даже от разговора.
- Здравствуйте, девушки!
- Здравствуйте, - произнесла равнодушным тоном та, которая выглядела постарше. Они уже знали, о чём будет просить их этот тип – «не первый год замужем». У этих, приблудных, неизменно звучит одна и та же песня. Хоть бы выдумывали, что-нибудь оригинальное, а то каждый раз – одного и того же Лазаря тянут, - ну?
- Понимаете, - Иван вкратце рассказал свою историю, показал номерки, - вот полотенце с мочалкой – хотите, покажу…
- Нет, не надо, - контролеры посмотрели друг на друга, - ты знаешь, мы тебе поверили и довезли бы до Таганрога; но дело в том, что вместе с нами ходит наряд милиции и, если нет билета – проверяют документы. Спрятать тебя негде, даже туалеты проверяют. Да и вообще, они в последнее время «озверели». И будешь ты в каком-нибудь клоповнике «париться» несколько дней – пока не выяснят твою личность.
Иван, с совершенно расстроенными чувствами, бродил по привокзальной площади, не зная, что ему предпринять. Более умная мысль не хотела почему-то его осенять.
- Может быть, сзади последнего вагона, как-нибудь на буфере устроиться, словно в приключенческом кино?
Но заманчивая легкодоступная идея выглядела полным идиотизмом – не то, что на границе – на следующей остановке ссадят, по звонку с предыдущей станции.
- Почему я не родился одарённым ребенком? Отчего ж. Рождаемся, правда, почти все одинаковыми людьми, это потом мы становимся непонятно кем, иные – чем…
Скорее всего, контролерши просто не захотели с ним связываться? Да, дорогой товарищ, приходится воспринимать мир таким, какой он есть. Через час отходит следующая электричка – нужно снова попробовать вырваться из ростовской западни. А что сейчас дома творится? Лучше об этом и не думать.
Кулик, выйдя на привокзальную площадь, первым делом осмотрелся – чисто: ни патрулей, ни милиционеров. Повернувшись лицом на восток, где на холме, сияли золотом купола ещё одного храма, он постоял, любуясь искусством зодчих, минимум вековой давности, затем широко улыбнулся неожиданной мысли…
- А что? В этой думке есть здравое зерно! Крестик на шее был бы – пошёл к батюшке, покаялся, возможно, – тот проникнулся чужим горем и, быть может, выручил бы? Вообще-то, вряд ли, тут своих плакальщиков, да калик перехожих хватает.
Он бродил по правой стороне площади, рассматривал витрины киосков и небольших магазинчиков, «убивая» время. Спать не хотелось, но внутреннее и моральное состояние на этот момент медленно начало падать ниже нуля, а всё из-за того, что тонкий запах жареного теста из «Кулинарии», начал возбуждающе действовать на аппетит. Иван решил этот вопрос довольно скоро – пересёк площадь, и очутился перед большой витриной цветочного магазина. Такой диковинки он никогда не видел.
Наполовину зеркальная витрина играла фантастическими расцветками цветов. Розы, гладиолусы, георгины, тысячи гвоздик неимоверных оттенков, какие-то неизвестные тропические растения в десятках ваз и горшках под старину, изображающих войну древних эллинских Богов и Героев, напоминали скорее съёмочный павильон «Мосфильма», чем цветочный магазин на привокзальной площади областного города. Истинную красоту нельзя ни преувеличить, ни уменьшить, и всё это дышало великолепием, и свежестью. Лианы шевелились подобно обитателям серпентария, а пальма начала покачивать верхним ярусом своих стрелообразных листьев, словно сочувствуя горю Ивана.
Пройдя, пять метров от экзотического райского уголка, Кулик остановился перед витриной «Книжного мира». Сквозь стекло сантиметровой толщины, с элементами сигнализации по краям, на него равнодушно взирали пустоглазые, под мрамор, бюсты поэтов и философов древности. Иван посмотрел на часы, и решительно толкнул дверь магазина. Чего и кого там только не было – такого обилия книг, по доступным ценам, он… Зачем душой кривить? Подобное сочетание изданий мастистых авторов можно было встретить, разве что только в крупной библиотеке. Удивил редчайший факт – «революционеры» всех поколений, мастей и национальностей, стояли стройными плотными рядами, плечом к плечу, в одиночку, и полными собраниями сочинений, ожидая своего часа. Глаза у Ивана Дмитриевича разбежались. Да, есть чему удивиться… Там были даже книги таких смертных, с которых можно было бы брать ему пример, лет двадцать тому назад. В глубине помещения, в освещённом углу, из позолоченной рамы, Уильям Шекспир угрюмо смотрел на наш взбесившийся мир. Рядом с классиком лежала упаковка прищепок.
- В какую цену прищепки? - с невозмутимым видом спросил Иван у продавщицы. Она ответила, ни сколько не удивляясь, ни вопросу, ни внешнему виду покупателя.
- Дороговато, - с напускным возмущением пробормотал он. – Девушка, я вижу – у вас стоит Фрейд. Это, который, тот самый? - Спросив, Иван правым указательным пальцем указал вверх, подчёркивая, таким образом, значимость автора.
- Ну, а какой ещё? Он у нас – один, - с некоторой долей гордости произнесла продавщица, имея в виду, что у Фрейда весомые однофамильцы отсутствуют.
- Разрешите посмотреть.
Наверное, разыгранное зрелище выглядело жалким, поэтому девушка улыбнулась, но всё-таки книгу сняла с витрины и подала Кулику. Он просмотрел предисловие между строк, потом раскрыл наугад – страница сороковая. Прочитал название работы Фрейда «Характер и анальная эротика» и почувствовал, как у него запылали уши, вдобавок он ощущал пронизывающий взгляд продавщицы на себе, на книге, на своих ушах; ему показалось – они отяжелели от притока неимоверного количества крови. Он превозмог себя, чтобы тут же не вернуть многолетний труд шалуна-психиатра. Иван быстро пробежал глазами начало статьи: «Личности, которых я собираюсь описывать, выделяются тем, что они проявляют следующие три свойства в постоянном сочетании: они особенно аккуратны, бережливы и своенравны».
- Сколько нынче дядюшка Фрейд стоит?
После услышанной цифры, он вернул книгу со словами: «Дороговато всё же», затем вздохнул, и направился к выходу. Взявшись за ручку двери, постоял несколько мгновений, словно в раздумье, обернулся, и с лицом, которое изображало явное замешательство, спросил:
- Вы, до которого часа работаете?
- Ежедневно с 8.00 до 18.00.
- Спасибо! Если завтра найду время, обязательно навещу дядюшку Фрейда. Лишь бы он дождался меня…
- Вы можете внести задаток, и книга дождётся вас.
- Да какой тут задаток… С работы возвращаюсь, - в подтверждение своих слов, он переложил пакет в другую руку.
Иван прошёл через вокзал обратно на перрон, сел на лавочку, в двадцати метрах от центрального входа. На другом конце лавочки сидел мужчина, его ровесник, рядом стояла «кравчучка», загруженная под завязку. В трёх мешках, аккуратно упакованных, увязанных на кормилице, в суммарном объеме килограммов на восемьдесят, очевидно, было что-то зерновое. На одном из мешков красовалось самодовольное, улыбающееся лицо чернокожего мужчины, рекламирующего рис Uncle Ben’s (англ. «От дяди Бена»). Сверху этой внушительной пирамиды лежал зеленого цвета китайский баул на колесиках.
По перрону в их сторону шла компания их трёх молодых парней. Поравнявшись с Иваном, шедший посередине представительного вида парень, лет двадцати пяти, в чистеньком, отглаженном костюме, спросил его будто невзначай:
- Шахтёр?
Иван от прямого вопроса внутренне вздрогнул, но тут же справился с неожиданно подступившей волной испуга, и, кивнув головой, совершенно спокойным голосом ответил:
- Да, шахтёр.
Троица остановилась напротив соседа по лавочке. Молодой человек, затронувший Ивана, очевидно, был старший группы. Он представился:
- Лейтенант Шутько. Что везем? Ваши документы?
Хозяин мешочной горы нехотя встал, протянул знакомого образца паспорт.
- Рис.
- Покажите. Ага, - добавил, листая документ, - гражданин сопредельного государства. Хорошо-о. Просто отлично.
Мужчина снял баул, развязал верхний мешок, удовлетворяя прихоть служебного любопытства. По выражению их лиц Ивану стало понятно – там действительно был рис.
- А там? - лейтенант ткнул пальцем на средний мешок.
- Рис.
- А там? - указал на нижний.
- Тоже.
Стоявший справа от лейтенанта паренёк нагнулся и быстро пальцами проверил содержимое, прощупав его через мешковину. Поднявшись, кивнул головой, подтверждая правоту хозяина мешков.
- Нехорошо получается. А зачем тебе столько? - вопрос лейтенанта завис на полминуты в воздухе детской наивностью.
Потом с некоторой долей возмущения прозвучал ответ:
- Как зачем? Один раз, промучившись, привезу, и целый год никто, из четырех семей родственников, не будет задумываться о том, где им взять стакан-два хорошего риса.
Лейтенант похлопал паспортом гражданина Украины по второй раскрытой ладони, тяжело вздохнул, словно путник, встретивший на своём пути непреодолимую преграду, затем тихо спросил, искоса посматривая на Ивана:
- Что же нам с тобой делать?
Владелец поклажи с лицом, ставшим вдруг пунцового цвета, упорно молчал, не подавая «признаков жизни». Один из коллег лейтенанта вдруг быстро шепнул на ухо своему командиру. Тот оглянулся – в пятнадцати метрах от них двигалось что-то непонятное. Первое впечатление – самостоятельно двигался великолепный образец неизвестной доселе модели радиоуправляемой «кравчучки».
- Держи, - лейтенант вернул паспорт мужчине, - и больше столько не вози; уж больно нам смотреть, как народ надрывается. На первый раз – мы закроем глаза.
Тройка блюстителей в спешном порядке двинулась в сторону самохода. Но экспериментальный образец оказался очень прост в управлении – хозяина не было видно из-за погруженных коробов с сигаретами.
Иван подумал, оценивая фантастические качества этого средства:
- «Кравчучка», как вид транспорта, может рассчитывать на признание величайшим изобретением века. Ведь многим семьям дала возможность выжить, а кое-кому и начать собственное дело. Спустя много лет благодарные потомки тех, кого она спасла, может быть, даже памятник ей воздвигнут. Кравчуку – нет! А ей точно поставят!
Обладатель штабеля сигарет показал лейтенанту паспорт и какой-то лист бумаги, очевидно, разрешение, дающее гражданину Российской Федерации право на торговлю. Держа в руках лист, лейтенант оглянулся в сторону лавочки. Его лицо выражало выстраданную изумлённость охотника, спугнувшего и упустившего дичь вследствие своей неосторожности, или нелепой случайности, от него не зависящей. Взгляд, достойный кисти великого художника – запечатлеть бы на века это страдальческое выражение молодого лица лейтенанта, погнавшегося за более жирным куском и оставшегося ни с чем, потому как второй раз подойти нельзя – честь не велит. Служивый вернул документы, и их группа неторопливо побрела дальше по перрону, выискивая нарушителей, а бизнесмен потянул свой возок в сторону перехода через железнодорожные колеи. В какой-то степени обоим обладателям «кравчучек» сегодня повезло. Ведь неизвестно, чем будут завтра руководствоваться блюстители порядка: симпатией, антипатией, цветом паспорта или объёмом перевозимого?..
Иван начал медленно поворачивать голову, чтобы посмотреть на реакцию своего соотечественника и попробовать разговориться – вдруг, и в самом деле, земляк; да попросить о помощи (стыд-то какой!) ради возвращения на Родину. Цена этой благородной цели равна всего-то бутылке водки.
- Какая подлость! Какая несправедливость! Только вдуматься: всего одна «бутылка водки» отделяет меня от Родины. Я помог бы ему грузиться – разгружаться, а долг вернул по почте суммой в три раза больше.
Вариант вполне реален. Иван даже решился переступить через свою гордость, потому как просить эту милостыню для себя, хоть и с возвратом, было для него унизительно.
- Послушайте… - он обратился к соседу по лавочке, но мысли, озарившей его минуту назад, не суждено свершиться – земляк, в сорока-пятидесяти метрах от Ивана, уже перетаскивал свою «кравчучку» через рельсы.
До отправления электропоезда осталось десять минут. Иван зевнул, с удовольствием потянулся, разминая затёкшее тело. Как загнанному животному, хотелось: пить, есть, и неимоверно спать. Плюнуть бы на всё…
Иван подходил к электричке с тайной мыслью о том, что прошлая попытка провалилась из-за человеческих качеств контролеров. По крайней мере, ему так думалось, но на подсознательном уровне он чувствовал, что во второй попытке добраться нашармака до своей новой Родины – тоже потерпит крах.
У Ивана подсознание оказалось развито достаточно высоко: полнейший провал и бессилие перед фактом, что российские законы нарушать никому не дозволено. Однако по интонации контролёра, белокурой бестии (как он её сразу окрестил), можно было понять: гони «бабки», и на твоё неподтверждённое гражданство всем начихать. Ну, а если билета нет – закон будет строг с тобой на всём пути следования.
Это фиаско, даже больше… Иван вернулся к лавочке. Казалось, последние силы оставили его. Нахмуренный, в пиджаке, застёгнутом на все пуговицы, он сидел, и противоречивые мысли донимали его. Одну неприятную, почти болезненную, сменяла другая, ещё более тревожная и мучительная. Иван пытался отгонять этих сестёр печали, но они возвращались с раздражающей настойчивостью.
- Мне даже никогда не приходило в голову, что я смогу очутиться в таком плачевном состоянии: без копейки в кармане, ничем и никем не защищённый, где-то на краю Земли. Недавно я в какой-то исторической небылице прочитал: «Надо быть страшным для других и сильным, очень сильным…», - и только он вспомнил эти слова, как тут же неожиданно почувствовал, что тело становится непослушным, а его руки и ноги, делаются вялыми, словно пластилин на солнце, и вдобавок, с каждой минутой, всё мягче и мягче. Выглядело совершенно сказочно: пришёл неведомый и могущественный маг, и вытащил из него все до единой кости; пройдёт ещё немного времени и на землях Войска Донского от Ивана Дмитриевича останется ком жалкой бесформенной массы…
Солнцу до зенита было далеко, но оно уже порядочно приподнялось над горизонтом и приступило к своей обычной работе – прогревать землю, и окружать теплом грешные души её обитателей. Кулик взглянул на него, через несколько секунд закрыл глаза, давая им, увлажнившимся, отдых, а сам задумался, принимая решение.
- Вместе со светилом неслышно движется время. Секунды и минуты спешат, обгоняя друг друга, превращаясь в часы, следом за которыми придёт усталость, и я, прикованный жуткими обстоятельствами к этому вокзалу, где-нибудь вновь присяду разморенный солнцем и свежим воздухом, и… засну; и тогда неизбежно какой-нибудь ретивый патруль, словно банальные уличные санитары заметут меня, как обыкновенного бомжа. Так что выход один…
Дух, неподдающийся лести и который нельзя сломать (но можно уговорить), поставил его перед фактом, сейчас подсказывал своему обладателю единственно правильную версию возвращения домой: нужно идти сдаваться в милицию. Вариантов больше нет.
- Конечно, хорошо обратиться бы в городское УВД, но это опять: поиск, дорога, и общественный транспорт. А, если контроль пристанет? Эти христопродавцы удавятся за рубль, или сколько тут стоит проезд?
Где-то недалеко пробили куранты, возвещая о том, что ещё один час канул в прошлое. Иван посмотрел на часы, которые по прибытию поезда перевёл на местное время – пора. Через пять минут Иван стоял в здании вокзала перед дверью с табличкой «Пункт охраны порядка» и рассуждал:
- Что меня ждёт за этой дверью? Там ведь, наверное, умище хлещет через край. Это надо же так придумать название и умудриться его сократить: ПОП! А если задать вопрос, мол, где был? Или где служишь? Как будто других слов не нашлось в словаре для сотрудников управления порядком, а ещё…
- Заходить будем, или как? - сзади раздался голос. Обернувшись вполоборота, Иван увидел человека в штатском, которому он преграждал путь в пункт.
- Да!
- Ну, так заходи.
Иван стукнул три раза костяшкой указательного пальца в дверь и, решительно толкнув её, вошёл внутрь пункта.
- Здравствуйте!
Вошедший следом за ним гражданин, подошел к сидевшему за столом капитану, шепнул несколько слов, и, получив утвердительный ответ, так же стремительно, как и вошел, вышел из комнаты.
Кроме капитана, там находился громадного роста сержант, сидевший на диване, с книгой в руках.
- Здравствуйте! Чем можем помочь?
- Я пришёл сдаться! - чуть запинаясь от волнения, произнёс Иван, следом за этими словами, у него в животе предательски заурчало, довольно-таки громко, - извините.
- Это хорошо, что сам пришёл. А я грешным делом подумал – тебя Панько привел, - и он удивленно посмотрел на посетителя, но его удивление, скорее относилось к услышанным звукам. - Считай, что нам обоим повезло, - при этих словах он начал смеяться, слишком громко и заразительно, при этом махнул рукой – садись.
Иван с сержантом, наконец, оторвавшимся от книги, синхронно взглянули друг на друга, потом на капитана, не понимая причин безудержного хохота. Отсмеявшись, он ткнул пальцем в газету, лежавшую перед ним на столе:
- Слушайте: «Ещё в XVII веке один английский учёный отметил: «Прибытие клоуна в город имеет для здоровья его жителей большее положительное значение, чем десятки загруженных лекарствами мулов».
Ты как раз вовремя появился, а то у нас за последнюю неделю ничего серьезного не произошло. В розыске? Говоришь – надоело бегать? Правильно сделал, что пришёл. Всё когда-то имеет свой конец – от судьбы не убежишь. Фамилия? - капитан положил перед собой папку грязно-серого цвета.
- Кулик.
- Что кулик?
- Кулик – фамилия моя.
- Вот как хорошо: скоро время птицам улетать, а к нам Кулик примчался. Сейчас посмотрим на букву «К». Гм, - капитан кашлянул, - такой не числится.
- Вы меня не правильно поняли. Я…
- А как же тебя понимать? - капитан перебил его. - Кулик «прилетел» сам сдаваться, а в списках не значится. Ну не со вчерашнего же дня ты в розыске? Или ты вчера обокрал кого-нибудь? Убил?! А теперь боишься возмездия суда, или за такой короткий срок успела совесть замучить. Хотя по твоему внешнему виду не скажешь, что ты знаком с этой госпожой. Документы есть? Предъяви, а сам – вот тебе бумага и ручка – пиши.
- Как бы вам объяснить, чтобы вы поняли правильно.
- Ты попытайся, а мы постараемся…
- Да и я о том же: слов много, правильных – мало.
Сержант, поменял положение на диване, усевшись более удобно, разгладил форму, снял незаметные пылинки, и с унылым видом сказал, словно пролаял:
- Где у нас умники сидят? Во второй?..
- Прекрати, Тимощук, - одёрнул его офицер.
- Дело в том, что… - Иван вкратце рассказал о своём приключении, вернее, злоключении. Положил перед капитаном связку из номерков с ключами, - и теперь я не знаю, что мне делать.
Сержант, слушавший одиссею Кулика с кажущимся безразличием, в конце рассказа встрепенулся и подал голос:
- Быть такого не может! Чтобы поездом две таможни беспрепятственно преодолеть? Через наш кордон – ещё можно поверить; но чтобы – через вашу границу? и без документа? Расстреляйте – не поверю! Наши дальнобойщики делают объезд в пятьсот километров вокруг Украины, лишь бы не попадаться в руки ваших погранцов, а ты здесь басни рассказываешь. Просто для тебя в определенных краях, очевидно, крыловские времена закончились. Придумал себе фамилию такую – нейтральную: ни вашим, ни нашим. Давайте ключи, товарищ капитан, я этого украинского Джеймс Бонда закрою, пока личность будем выяснять.
- Сегодня понятно, что мы стали теперь жить в мире, который базируется на материалистическом мышлении. Я просил кондукторов в двух электричках, но столкнулся с их непониманием и явным нежеланием вникнуть в суть моей трагедии.
Сержант загнул уголок страницы, захлопнув книгу, отложил её в сторону, и с явной ноткой удивления произнёс:
- Правильно я утром заявлял – давненько у нас умненьких не было. Что делать-то будем с ним, товарищ капитан?
- Логически Кулик объясняется толково – легенда, что надо…
- Возможно, он таким путём эмигрировать хочет, - тут сержант встал, возвысившись над Иваном, подобно Сцилле, одёрнул форму, щелчком посбивал невидимые пылинки, - или ты думаешь – мы проверить не сможем: в какой мере может быть искренен потенциальный халявщик? Мы здесь, на своём посту, стоим на страже закона и не позволительно нам снимать с себя ответственность за безопасность граждан новой России…
У Кулика заскребли кошки на душе:
- Что-то капитан подозрительно активности не проявляет, давая этому умнику выговориться. В принципе, у нас таких агрессивных гусей тоже хватает из-за бардака в обществе. Так ведь это стопроцентный пациент Фрейда! - ужаснулся Иван от собственной догадки. - Всё сходится: постоянно чистит себя (уже маньяк), норовистый, и своё время бережёт – не хочет возиться со мной.
- Так я его закрою? - не унимался сержант. - Если он хочет так сильно попасть на свою Родину, тогда пусть сначала спокойно посидит, отдохнёт, подумает о мире и своём месте в нём. Кулик – умный, ему есть о чём подумать.
- Да погоди, Тимощук, до смены, - он вскинул руку с часами, посмотрел время, - ещё далеко. А если случится что-нибудь непредвиденное, мы сейчас время затянем, потом сменимся, и он (никому ненужный) будет сидеть под замком. Необходимо разобраться, а вдруг он правду говорит, хотя по его обличью этого не скажешь. Правда, по глазам – не врёт. У меня брат работает в «Гуковугле», так что я немного в курсе шахтёрских дел. А ты, Кулик, пиши отчётливо на бумаге свой адрес, ФИО, рабочий номер и подробное место работы, но так, чтобы я у тебя ничего не переспрашивал. Как там у вас говорят, в вашей «жемчужине у моря» – Одессе: «Щоб наша доля нас не цуралась»?
Иван, почувствовав к себе сочувственное расположение капитана, мгновенно среагировал, пытаясь подыграть человеку, от которого сейчас зависело слишком много в его дальнейшей судьбе:
- У нас, в Одессе-маме, говорят: «Гадом буду, но в Ростове-папе я побуду».
Капитан улыбнулся, поняв состояние души шахтёра, пришедшего к нему за помощью. Сержант возмущенно развёл руками:
- Ну, какие нужны доказательства?! - он хотел ещё что-то добавить, но, глянув на командира, осёкся, и смирился с мыслью о том, что именно им придётся возиться с «залетевшим» к ним Куликом.
- Ну, что – всё написал? - спросил капитан, увидев, что Кулик положил авторучку, - кем работаешь?
- В проходке.
- Пиши. Сколько лет?
- Пятнадцать.
- Нормально, укажи. Это, Тимощук, - капитан повернулся в его сторону, - работа, почти как в «Метрострое», только чуть опаснее, процентов на девяносто. А ты – закроем…
После услышанных слов, у Ивана с души упал стопудовый камень глупости человеческой, и покатился-покатился, и скатился он на самое глубокое место Дон-реки. Не смог Кулик сдержать радости своей – задрожала рука от охватившего волнения, протянул трясущийся листок бумаги человеку чести.
- Так, хорошо, теперь всё зависит от того, как сработает телефонная связь. Так ты говоришь – в шестом вагоне ехал?
- Да, в шестом.
- Курить хочешь? Тимощук?
Сержант с готовностью вскочил с дивана, одёргивая форму… Но Кулик опередил его и скороговоркой с благодарностью произнёс:
- Спасибо! Я не курю.
- Вот это молодец – шахтёр. Учись Тимощук!
Сержант пожал плечами:
- Каждому своё.
Капитан в недоумении глянул на него:
- Однако знакомая фраза. Ну, ты даёшь? - потом обратился к Ивану. - Кушать хочешь?
- Спасибо, товарищ капитан, мне попить бы чего-нибудь, хотя бы простой водички?
- Сейчас всё сделаем, потерпи только немножко, шахтёрик, всё сделаем. Тимощук, - с этими словами он достал из ящика стола связку ключей, - закрой его… В первой у нас, кажется, никого? – после подтверждающего кивка сержанта. - Хорошо. Иди, потом сразу возвращайся.
Сержант неторопливо встал, поправил форму, пожал плечами, и вдруг почти в ухо Кулику самым настоящим образом рявкнул:
- Руки на стенку!
От неожиданности неведомая сила развернула Ивана лицом к стене, руки пружиной произвольно взметнулись вверх, норовя выскочить из суставов. Кулик замер, волна непонятного ощущения пробежала по телу, сердце медленно сжималось. Он ничего не понимал, ему показалось, что сейчас его ударили по голове, ударили большой деревянной киянкой.
- Стоять! Не двигаться!
Иван почувствовал через одежду прикосновения чужих пальцев к своему телу. Брезгливое чувство проникло сквозь одежду и захлестнуло всё тело огромной волной отвращения. Стало очень гадко и противно, словно его раздели и выставили на всеобщее обозрение.
- Руки за спину! Не оглядываться! Вперёд пошёл.
- Двери-то хоть открой ему, - раздался голос капитана, интонация которого вылила на душу Кулика хорошую порцию елея, в мгновение ока смыв неприятный осадок от обыска.
Проводив конвоированного взглядом, капитан подвинул к себе листок с адресом Кулика, снял телефонную трубку. В коридоре вновь раздалось нечто подобное грому:
- Лицом к стене!
- Ну, что ты будешь делать? Сколько раз ему говорилось: однажды у кого-нибудь сердце откажет. А у него ответ всегда один: «Кому – наука на будущее, а кому – чтобы не отвыкал».
Через три минуты сержант открыл дверь:
- Товарищ капитан…
Капитан положил трубку, махнул рукой, обрывая доклад:
- Садись. Впрочем, обожди, вот возьми, - с этими словами он достал из бумажника пятьдесят рублей, - купи Кулику пирожков, воды, только не сладкой, а минеральной.
- На все деньги?
- Тимощук, ты сегодня выборочно, или подряд над всеми издеваешься?
- Понял, товарищ капитан.
Оставшись один, капитан подвинул к себе ближе телефон:
- Побежали мысли по проводам: кому дам, кому не дам…
Где-то через четверть часа, после стука в дверь, внутрь пункта ввалился Тимощук, держа в одной руке полный пакет провианта, в другой – две пластиковые бутылки с «минералкой».
- Тимощук, шо то я не понял? Что-то на полтинник ты много накупил?
- Товарищ капитан, так я подумал – нам же тоже нужно «поклевать», да и ребята скоро подойдут.
- Так это я смотрю – ты начал у меня исправляться? Прогресс начался? Так-так-так! Получается, если ещё пара бывших соотечественников придёт и сдастся, ты у меня совсем человеком станешь.
- Зачем вы иронизируете? У вас же у самого – жена с Макеевки.
- Так это жена. А ты не обижайся.
- Кулика сюда привести?
- Зачем? Пусть там покушает, а здесь он будет стесняться, - усмехнулся и добавил, - тебя.
Прошло около часа. В пункте правопорядка полно народа – все заняты, все работают, Тимощук дочитывает томик о комиссаре Мегрэ. Зазвонил телефон, капитан поднял трубку:
- Да. Да. Хорошо. Есть, товарищ подполковник! - повернул голову в сторону сержанта, тот уже смотрел на своего командира, готовый выполнить любой приказ, - народ разойдётся – приведёшь Кулика.
- Есть!
Спустя тридцать-сорок минут, Тимощук открывает незатейливым ключом дверь камеры № 1. Внутри: стол, стул, диван, шифоньер; и вся эта незамысловатая обстановка вместе с зарешеченными окнами напоминает комнату на первом этаже общежития. Посередине весь во внимании стоит шахтёр-путешественник. Сержант, остановившись на пороге, окинул по-хозяйски помещение, тыльной стороной правой руки сбил что-то несуществующее с левого рукава и спокойным голосом скомандовал:
- Задержанный Кулик, с вещами – на выход.
Иван шагнул к двери.
- Я сказал – с вещами.
- А какие у меня вещи?
- Быстро продукты собрал в пакет – они тебе пригодятся, сор после себя не оставлять.
Кулик, с пакетом в левой руке, переступил порог, сделал шаг, руки завёл за спину.
Сзади послышался голос сержанта:
- Отставить «Руки за спину»!
В пункте охраны капитан заканчивал разговаривать по телефону. С видимым облегчением положил трубку, и повернулся в сторону вошедшего Кулика:
- Вот и всё, Иван Дмитриевич, конец твоей приключенческой эпопее. Личность твоя удостоверена. То, что ты вчера, во второй смене, отработал на своей «Пугачёвке» – мы тоже проверили. С начальством вопрос решён – твой шестой вагон. Проводнице я лично звонил – дальше Магдалиновки она тебя не завезёт. Свободен, проходка, не опаздывай на поезд.
Иван стоял с подступившим комком в горле. Хотел выразить благодарность за проявленные в отношении его простые человеческие чувства, и не смог сказать ни одного слова. Капитан, увидев его состояние, вздохнул и обратился к Тимощуку:
- А всё из-за тебя, видишь – человека довёл до слёз. И кого?! Грозу проходки! Ну, Тимощук, я до тебя доберусь!
Смеялись втроём долго и азартно. Через десять минут Иван бродил по привокзальной площади с пакетом в руке, прислушиваясь к Розенбауму, рвущему струны в одном из многочисленных магазинов многоваттным голосом:
- Гоп-стоп, Сэмэн, засунь ей под ребро…
Первую таможню на обратном пути Кулик пересёк без проблем.
- Говоришь, что шахтёр, после «банки», ну-ну… ещё раз проберёшься подобным образом на территорию России – оформим на лечение в ЛТП, - с излишней напускной строгостью сказал лейтенант после выяснения обстоятельств столь анекдотичного и в тоже время невероятного путешествия, одновременно шаря по Ивану лукавым взглядом; и, довольно улыбнувшись своей шутке, затем продолжил свой путь по вагону.
На своём же кордоне молодой румяный прапорщик долго крутил справку: и так, и этак.
- Я думаю, что хоть случай и из ряда вон выходящий, но не положено без документа пересекать государственную границу.
- Так вот же мой документ – видишь: «спуск», «лампа», вот алиби – полотенце, мочалка. Справка написана по подтверждающим факторам по телефону. Мне завтра во вторую смену, а ты здесь – «не положено»…
- Случай очень не простой, я прямо скажу, нужно тебя ссаживать, для удостоверения личности. Вдруг ты – маньяк какой-нибудь. Прорваться хочешь на нашу территорию. Определенно нужно ссаживать. Что нам с тобой делать – ума не приложу? Первый случай такой, чтобы через границу и не по-человечески – без документов, - после затянувшейся паузы, - без денег, - вздохнул. - Всякое было, но чтоб вообще без денег – такое никогда. Будем всё-таки ссаживать.
- Ты что, старшина, издеваешься? Из чужой страны выпустили, да накормили перед отъездом, а ты на Родину меня пустить не хочешь. Документов моих хочешь дождаться? Дня три буду сидеть на вашей шее. Кормить обязаны три раза, а потом шахта вам иск предъявит, а спросят с тебя.
Прапорщик злобно прищурил глаза, словно соображая, стоит ли связываться с этим действительно пустокарманным беспаспортным гражданином. Волокиты, наверное, будет… Но отступать у него нет желания, тем более народ, рядом сидящий, уже ехидненько постреливает глазками.
- Придётся ссаживать. Закон нужно блюсти. Конституцию неглупые люди придумали. Вещей много везёшь?
Подошел старший наряда в звании лейтенанта.
- Что тут у вас?
- Совершенно аномальный случай. Это какой же талант нужно иметь, чтобы ночью без документа покинуть на нашу территорию; а теперь снова: без билета, без паспорта, наглым образом пытается назад пробраться через государственную границу. Необходимо его поместить в отстойник, да он ещё и много разговаривает. Явный бомж, пытающийся путешествовать с комфортом. Не пошел в обход: по полям, по балкам, - тут прапорщик осёкся на полуслове, поймав взгляд своего командира.
У Ивана от такого ушата нелепиц покраснели уши.
Офицер, приложив руку к сердцу, и, вздохнув, тихо произнёс: «Будко, йди далі» (укр., Будко, иди дальше). Но прапорщик, справку отдав Кулику, лишь продолжал стоять рядом на страже закона и порядка, явно не веря, что существуют на свете люди, которые могут разрешить нелегалам путешествовать без денег.
Иван Дмитриевич понял: лейтенант – не чета сверхсрочнику в делах служебных, и характером видно тоже. И быстро, скороговоркой, рассказал о приключениях, выпавших на его голову в течение последних суток, в подтверждение сказанного достал и показал номера, нарочито позванивая ими. Старший наряда глянул на ладони, иссечённые голубыми шрамами, со свежими царапинами, перевёл взгляд в упор на прапорщика, прищурился. Тот (прапорщик) покраснел, пожал плечами и перешёл в другое купе:
- Ваши документы, пожалуйста. Что везем? Валюта? Золото? Бытовая техника?
Офицер вернул справку:
- Счастливого пути, земляк. И в следующий раз будь аккуратнее, а то тут у нас клиенты неделями сидят – дожидаются лучшей доли.
Через четверть часа состав дернулся и начал набирать скорость. Успокоившийся Кулик смотрел в окно: «Конец похождениям. Скоро буду дома. Незаметно наступит осень, затем зима, Новый год. Что он нам хорошего принесёт?».
Несмотря на позднее время, за окном видны огни многочисленных посёлков и деревень; поезд останавливается в шахтёрских городах, забирая пассажиров едущих на север, по причине сложившихся экономических проблем в богатейшей европейской стране. Показался канал «Северский Донец – Донбасс» – наша главная водная артерия.
- Пора на выход. Мне на станции – опять направо, но сегодня я уже точно попаду домой.
Он смотрел на приближающиеся огни родной Магдалиновки. Там, в двухстах метрах от станции, находится дом, в котором его ждут жена и двое детей.
- Что я ей скажу? Поверит ли? Но справка-то есть. Пора, прощай, шестой вагон.
Через десять минут он стоял перед домом, и смотрел на светящиеся окна в кухне и спальне. Хорошо, что здесь ждут. Постучал условным знаком. Через шторы мелькнула тень.
- Дорогой, что случилось? - прямо с порога жена бросилась на шею.
На её вымученное лицо с тёмными кругами под глазами, появившимися после бессонной ночи, вернее, почти двух, нельзя было смотреть без сожаления. На нём, как в открытой книге было всё написано: и поход на наряд, и опрос свидетелей: «Лучше по-хорошему признавайтесь!».
Под вопрошающим взглядом жены он достал справку из кармана, протянул ей со словами:
- Вот… Не нужно было так убиваться. Со мной в шахте ничего не случится, а если… тогда обязательно тебе первой сообщат.
Жена быстро пробежала глазами справку, затем во второй раз – сначала и внимательно, и каждое слово отпечатывалось в её голове, уничтожая всё услышанное вчера от сердобольных подружек и соседок. Вновь кинулась на шею, обняла, и опять (мало ли было выплакано сегодня) два прозрачных потока хлынули, заливая рубашку Ивана Дмитриевича. Прижалась сильнее, шмыгнула носом, а в голове мелькнуло успокаивающе: «Уж пусть лучше выпивает».
Следующей ночью Иван поджидал поезд, идущий на Ростов. В руках у него был торт и пакет. Двери шестого вагона были закрыты. Он обратился к проводнице пятого вагона, выпускающей пассажиров:
- Хозяйка, окажи любезность – передай это Раисе из шестого. Скажи – от шахтёра с благодарностью, пожалуйста. Она знает, что со всем этим делать.
- Позавчерашний путешественник?
- Да, - кивнул Иван.
- Наслышаны, наслышаны. А то, если есть паспорт, заходи, - она игриво засмеялась. Странно прозвучал в ночной тишине станции её не по-женски залихватский смех: «Не переживай, красавчик, передам». Потом выкинула руку с флажком, на перроне служащая станции дала отмашку фонарём, отправляя поезд в чужую страну. Вагоны тронулись, и состав, набирая скорость, помчался на восток, унося воспоминания Ивана о людях новых, разных, встретившихся на его пути, по причине стечения многих обстоятельств, от него почти не зависящих.
Примечание:
18 Два месяца тому назад над их хутором медленно проплыло НЛО, освещая сине- фиолетовыми иллюминаторами самую знаменитую улицу их района (отсюда родом Рыжков Н. И., бывший председатель Совмина СССР). Никто не поверил! Всему хутору?! В ответ слышалось только издевательское предположение: «Вы там со своими удоями умом тронулись, не так, чтобы совсем, но есть чуть-чуть. Несомненно, на сенокосе перегрелись».
30.11.2007