Как они жили там, в конце XIX-го, начале Серебряного века?! Ни тебе водопровода, ни канализации, ни центрального отопления, ни электричества; зимой ездили в холодных каретах и возках, укутавшись в специальные огромные шубы, которые надевали поверх пальто. И в гости, и на балы, и на службу.
Вот одна такая шуба выставлена в стеклянной витрине. В ней отправлялся по делам сам Лев Толстой. С утра наколол дров, воды натаскал, с десяти до шестнадцати красивым летящим почерком исписал полтетради, а, может быть, в этот день и написал-то два-три листа, сидел на клеёнчатом диване, размышлял, сверял свою судьбу с судьбами его героев. Кто теперь скажет, как дело было? Прошло 136 лет с того момента, как семья писателя впервые въехала в этот деревянный дом в Хамовниках. А как вы думали, детки подросли, домашнее воспитание, конечно, вещь хорошая, но настоящее образование – здесь, в Москве.
Дом хотя и стоял в рабочем районе, окружённый краснокирпичными фабриками, но схожесть его приусадебного сада с Ясной Поляной решила выбор в пользу этого владения, да и знакомые говорили: надо брать. Граф нанял архитектора, и вскоре был надстроен второй этаж, где будет написано около сотни произведений.
И дом этот целых девятнадцать лет ( до 1901 года) станет жить с осени до весны кипучей московской жизнью с ежедневными семейными обедами, проходившими в первой же комнате, за огромным столом, на котором возвышались две фарфоровые супницы: побольше – для всех, поменьше – специально для графа с вегетарианским варевом. Во главе стола – Софья Андреевна собственноручно разливает всем своим чадам и мужу-гению в бело-синие тарелки дымящуюся суповую субстанцию.
Эх, глоточек бы попробовать! Кажется, что и через 13 десятилетий запах этого ароматного супа всё ещё витает в графских покоях, а Софья Андреевна, стоя спиной к окну, строго смотрит на вошедших экскурсантов, Cам же сидит на втором от окна стуле и с аппетитом поедает свой овощной эксклюзив. Дети лукаво переглядываются, но ведут себя очень тихо и чинно, аккуратно поднося фамильные ложки к дворянским устам.
Здесь часто обедали многие известные люди того времени, Толстой был радушным хозяином. Но, чу: швейцарские часы пробили 15.00, и вся эта чудесная обеденная сцена исчезает, а из живых существ остаётся только смотрительница, как водится, пожилая и подчёркнуто приветливая дама.
Приличия ради перекидываемся с ней первыми впечатлениями и идём дальше: о, боже мой, тут сразу в одной комнате и хозяйская спальня ( две узкие кровати сдвинуты вместе) и мини гостиная – стол о пяти креслах, отделённый от опочивальни ширмой красного дерева, и кабинет графини. У окна несколько столиков, за одним из которых Софья Андреевна занималась выверкой мужниных рукописей и разной хозяйственной писаниной. Впрочем, как дальше выяснится, это не единственное место, где она предавалась этому занятию.
Из спальни-гостиной через открытую террасу можно выйти прямо в сад – две стеклянные створки манят рыжей красотой осеннего пейзажа. Но я уже побывала в парке, прогулялась по графским аллеям, посидела на простых деревянных скамейках, набрала листьев, щедро набросанных для посетителей усадьбы мемориальным остролистным кленом ( ему всего-то 110 лет, как гласит табличка – значит, Толстых он здесь тоже не застал).
Но мы уже в детской: видимо, работая в своем импровизированном кабинетеке, графиня одним глазом следила, что там происходит в покоях её малюток. Няни нянями, а материнскую заботу никто не отменял, вспомним, что с неё была списана Наташа Ростова в замужестве.
Рядом с детской - комната сыновей-гимназистов, еще несколько жилых помещений для прислуги, в том числе и девичья, где могли погонять чаёк все уставшие труженики имения. Медный самовар – немой свидетель «людских» посиделок. Всё-таки это очень несправедливо, что самовары живут дольше людей…
Чуть дальше комната Татьяны Львовны, в углу – мольберт, Татьяна училась в Школе живописи и ваяния. Здесь и по всему дому – портреты её работы, а также картины знаменитых художников – Репина, Нестерова, Ге и других , многие из них запросто бывали и в этой гостиной, и в других тутошних апартаментах. Главный же арт объект Татьяниной комнаты – знаменитая черная скатерть, где все гости оставляли мелом свои подписи, а Таня потом обводила эти автографы с помощью вышивки. Волшебная скатерть покрывает стол, стоящий в центре экспозиции. Отмечаю про себя, что стены в Таниной комнате красного цвета, как и у меня. У Татьяны было более десяти претендентов на ее руку, но непреклонный папА всех отвергал. Вылитый старик Болконский! Удивительно, что при таком подходе, она вообще вышла замуж и даже после долгих многолетних мучений родила доченьку, которую по просьбе Льва Николаевича тоже назвали Таней.
Татьяна Татьянна, как звали её дома с лёгкой руки графа, прожила аж 91 год и оставила воспоминания и о дедушке, и о бабушке, и о маме. Почитаем?!
И наконец – парадная двухмаршевая лестница, ведущая на второй этаж, на вершине которой Толстой, бывало, лично встречал приехавших гостей, как-то: Чехова, Бунина, Горького и (список очень солидный).
На площадке между маршами стоит чучело небольшого медведя, в стеклянных глазах которого читается немой вопрос:
- Ну, что припёрлись? Люди тут великие книги писали, а вы ходите, вынюхиваете, высматриваете, охотники за чужими тайнами!
- Самого-то кто сюда притащил? Уж не граф ли?!
- Нет! Николаич такими делами не занимался!
- Много ты знаешь, Мишель...
После восхождения читаем на пюпитре, что по этой самой лестнице, устланной ковровой дорожкой не взирая на то, что они дети великого Льва Толстого, веселые графские отпрыски съезжали, как по горке, на больших металлических подносах. И это баловство после неутихающих споров было разрешено им официально. На что только не пойдут любящие родители. Я сразу вспомнила о самокатном разгуле, царящем в современной столице среди детворы. Каким чудом, отчаянно катясь вдоль всех тротуаров, они не попадают под колеса машин - не иначе как Матрона Московская хранит этих малолетних гонщиков и их неразумных родителей.
И сразу новая зала – просторная высокая гостиная в надстроенном этаже, окна – тоже в сад, справа – рояль и овальный столик, где пили ритуальный «малый чай». А слева – огромный стол, окружённый множеством стульев. Здесь хозяин дома читал собравшимся свои новые произведения. На старинной фотографии запечатлены все эти счастливчики, бывавшие у Толстых на званых вечерах, стоят вокруг стола в строгих сюртуках, позируют фотографу, и дамы с ними в турнюрах, в прическах… Хозяин дома сидит за столом в простой рубахе, с седой бородой, и только умные, всё знающие глаза смотрят на нас испытующе из позапрошлого столетия: «Ну, как там в 21–м веке? С канализацией, смартфонами и ядерной бомбой? Неужели еще меня читаете?! Жесть…»
Но мы на экскурсии, поэтому, оставив без ответа саркастический вопрос великого писателя, заглядываем в новую гостиную – «скучную». Так окрестил её привереда-хозяин, что не мешало ему иногда здесь тоже принимать посетителей. А на самом деле – это по-купечески роскошная зала в багровых тонах. Пол устлан сочным синим пушистым ковром, поэтому зрители могут лишь заглянуть внутрь через «шлагбаум». Я ещё не сказала, что все экспонаты в этом музее – подлинные? И это придаёт всему путешествию в литературное прошлое какую-то странную, волнующую сопричастность.
И вот апофеоз особняка – кабинет писателя. Сколько раз я слышала об этом московском уголке, а теперь я стою у открытой двери ( в проёме – тоже верёвочка, не войдёшь) и воочию вижу и клеёнчатый низкий диван, и такие же два кресла, и стол, с самолично подпиленными графом ножками – чтобы дальнезоркими глазами лучше видеть текст; а когда уставал сидеть, работал стоя на специальной подставке и в окно мог видеть всё, что происходит в саду. Справа – печь, разумеется, граф топил её своими дровами сам.
Соседняя небольшая комната, как гласит очередная двуязычная табличка, рабочая. Я не сразу понимаю, что это мастерская, но сидящая у окошка новая смотрительница любезно разъяснила мне, что здесь граф шил хромовые сапоги, и этому ремеслу он специально обучался. В подтверждение её слов под стеклом можно видеть две пары обуви, сшитой Толстым для известнейших людей – Михаила Сухотина и, трепещите: Афанасия Фета. После подносов и горки-лестницы – это ещё один культурный шок.
В этой же комнатушке за небольшой перегородкой на добротном простом столе стоит так называемый умывальный прибор – фарфоровый кувшин и такой же таз. Такие приборы на подобных столах стоят во многих помещениях этого деревянного дома. Помните, как часто мы встречали упоминания об этих предметах в литературе ХVIII – ХIХ веков. Видимо, были ещё и горшки – экспозиция об этом деликатно умалчивает.
Дальше еще две клетушки для прислуги, буквально метров по пять. Камердинер Илья Васильевич Сидорков располагался в первой из них, рядышком с графом, лечил и выхаживал его, когда хозяину нездоровилось. А за стеной квартировала людская кухарка, которой часто приходилось делить свою светёлку с портнихой, поэтому здесь две кровати, разделенные столиком и окошечком. А что? Поспали – и на работу! Попробуй накорми и обшей такую ораву.
Да, забыла упомянуть обнаруженную в тупике какую-то открытую кладовку со стеллажом. Практически всё! Осталась только комната Марии Львовны, Маши – отцовой любимицы, секретаря, переводчицы и хранительницы рукописей. Здесь – всё, как у Татьяны внизу, но без мольберта и потолки значительно ниже, и более приватно, без богемного шика. Мария, единственная из обитателей дома, сама убирала свою комнату. И она, и Татьяна во всем поддерживали своего отца, были апологетами его учения, стали вегетарианками.
Я закрываю глаза и отчетливо вижу, как Мария Львовна со скоростью сорок кадров в секунду выходит из дома в Хамовниках вслед за отцом, уезжающим навсегда отсюда в Ясную Поляну. В 1901 году синематограф уже шёл уверенной поступью по московской земле. Открытый экипаж на полном ходу отправляется на вокзал.
Идем к выходу мимо большой витрины с платьями графинь. Уже вовсю в 90-х годах гремел стиль а-ля рюсс, что совпадало и со вкусом главы этого дома. А представленные модели удивляют простотой кроя и тонкостью отделки. Где-то сбоку мелькнула чёрная лестница, которую мы мимоходом видели через ограждения и на первом этаже, по ней ежедневно поднимался Лев Николаевич с собственноручно наколотыми для печи дровами.
А между тем мы вернулись к ковровой лестнице: под каждой ступенькой дорожка заботливо приколота металлическим стержнем. Спускаться гораздо легче… А медвежье чучело опять бросило на нас неприязненно-вопросительный взгляд, мол, скатертью – дорожка.
- Ну, что, Мишель, покедова?! – Тихо шепчу я и подмигиваю неподкупному стражу-грубияну.
- Да идите вы уже все отсюда! Никакого покоя: ходят, рожи строят целый день.
- Ладно, ладно, служивый, уходим.
В прихожей беру свой розовый зонт-трость, который я чуть не забыла утром в ЦНИИСе ( пальто мне разрешили не снимать, узнав, как сильно я продрогла, гуляя в саду) и, присев на стульчик у зеркала, в котором музыкально пролетают тени бывавших здесь Шаляпина, Скрябина и Рахманинова, начинаю долгий разговор «за жизнь» с консьержкой. Мы горячо обсуждаем шалости малолетних графов, как будто они только сегодня съезжали на своих подносах с лестницы. Далее перекидываем мостик на современные нравы, углубляемся в этот предмет, но мне позвонили по телефону, а к консьержке пришла сменщица, поэтому мы скомкано прощаемся, и я, с трудом открыв драгоценную реликтовую дверь, выхожу на небольшую площадку, окружённую хозяйственными постройками.
Бросаю вокруг прощальный взгляд. Уходить не хочется. Вот в этом флигеле была типография, где печатались книги хозяина имения, здесь же как-то умудрилась разместиться многочисленная семья Толстых в 1882 году, когда в главном доме велись строительные работы. Вспомнился старинный велосипед, подаренный Льву Николаевичу на шестидесятисемилетие Московским обществом любителей велосипедов. Он живет уже какую-нибудь двадцатую велосипедную жизнь. Мы все умрём, а этот велосипед так и будет стоять ещё одним безмолвным свидетелем смены эпох. И, может быть, ещё лет через сто какие-то люди с вживлёнными чипами придут сюда и будут вслух восхищаться красотой парка, как давеча восхищались непонятно откуда взявшиеся итальянцы. И я с улыбкой вспоминаю курьёзный случай, произошедший здесь всего пару часов назад в будочке билетной кассы.
Продолжение следует…
http://www.proza.ru/2019/01/03/1382