– Тома, мне нужно с тобой поговорить...
– Я же просила тебя, - прошипели ему тихо, - не звони мне в такое время! Меня шеф убьёт!
– У твоего шефа кишка тонка...
– Илья!
Тамара бросила трубку, кляня себя, что забыла отключить телефон. Кишка тонка... Может, и тонка, да только время пока не пришло объявить об этом во всеуслышание.
Она осторожно покрутила головой. Тишина. Весь отдел усердно корпит над графиками и макетами, не обращая внимания на её метания.
Она потянулась к линейке. Вдох, выдох. Расслабься, женщина. Ничего не случилось. А через месяц и вовсе - все твои промахи, как по волшебству, превратятся в достоинства. Если доживёшь, конечно...
Тамара криво усмехнулась. Ямочка на её щеке подмигнула соседям. А вот не дождётесь! Я всегда добиваюсь того, чего хочу. И первой это поняла моя мать, расстроенная планами дочери досрочно явиться миру.
Она родилась семимесячной, но упрямо и властно хваталась за жизнь всем своим существом. Решимость и недетская самостоятельность первенца позволила молодой мамочке вскоре разродиться ещё одним отпрыском, а потом ещё одним, пока процесс созидания не захватил её полностью.
Первая - нянька, вторая - лялька. Лялек в доме Угловых было не счесть, мал, мала, меньше. И пока мать самозабвенно отдавалась поднятию рождаемости в стране, Тамара воспитывала своих единоутробных родственников, в глубине души лелея одну-единственную мечту: поскорее обрести свободу.
Первые признаки свободы она приметила в институте, куда поступила на спор, побившись об заклад с одним из братьев. Ах, математика — не женское дело? В самый последний год школы уместился десяток — к выпускным экзаменам Тома щёлкала дифференцирование, как орешки. Брат был посрамлён, а Тамара, сама ещё не предполагая, какой счастливый билетик вытащила, с гордостью переступала порог престижного вуза. О том, что в этом заведении, кроме неё, место нашлось ещё только для парочки особей женского пола, Тамара поняла не сразу, а, с радостью уразумев этот чудесный факт, со свойственной ей энергичностью взялась за дело.
Однокурсник с глазами цвета жжёного сахара повстречался ей на пути, когда Тамара уже подтаскивала к себе за крючок старосту, занудливого, но подающего надежды очкарика. Что-то ухнуло внутри неё в ответ на восхищённый взгляд новой жертвы, и Тамара поняла — вот она, долгожданная цель.
Путь к свободе выстлан ковром из лжи. О самом главном несовпадении жизненных устремлений невеста умолчала. Дети? Конечно, дорогой. Вот только защитишь диссертацию, да и я встану на ноги... А вскоре перед ней замаячила новая должность, и надо было расставлять маяки на пути к ней. Ты видишь, милый, мы уже приближаемся...
Он слушал гудки, не опуская трубку.
– Что, не берут? - сочувственно бросил сослуживец, поднявшись на последнюю ступеньку лестничного пролёта. Его пышущие здоровьем щёки вызвали в Илье тягостное раздражение.
– Не твоё дело.
Он зло засунул телефон в карман и быстро зашагал наверх.
– Сам дурак... - пробормотали ему вслед оторопело.
Весь день за его спиной шушукались, но стоило лишь Илье пошевелиться, и тишиной затапливало кабинет.
Под вечер разболелась голова. До тошноты, до горечи во рту. Заботливо Тамара отпаивала мужа крепким чаем и нежностью. В тот день он ничего не сказал.
Кем он был раньше? Неудачником. И это постоянное чувство вины... Оно не покинуло его даже в тот момент, когда нечто невесомое, прежде определяемое им как болезненный, причиняющий беспокойство сгусток чувств, стремительным шариком понеслось за пределы - за пределы сломанного тела, лишённого, отныне и навечно, жизненной силы. Именно чувство вины заставило его оглянуться. Там, в ярком свете прожекторов, среди безмолвно застывших фигур, лежал смешной маленький человечек с бубенчиками на голове. Не доиграл, не допрыгал, не дожил...
– ...уехать насовсем...
– Ты просто устала, Аля... – он был удивлён, но ей совсем не хотелось этого замечать. - Так бывает осенью. День становится короче, не хватает солнца и тепла...
– Он давит на меня...
– Кто?!
– Этот город, Славик! Мне кажется, что я стиснута со всех сторон, как в каменном мешке. Мне тяжело дышать, жить тут тяжело!
– Куда же ты хочешь уехать, Аля? - усталость вдруг обрушилась на него чугунной штангой, остановив дыхание. Резко заломило в висках.
– Мне всё равно! - вскрикнула отчаянно. – Подальше от Арбузова! Где много света, простора, свободы!
– Ты соскучилась по дому, - заключил он, цепляясь за разумное объяснение, – по маме, братьям. Но я не против, Аля, давай поедем.
– Правда?
– Конечно. Навестим твоих. У меня как раз неделя с отпуска осталась...
– Ты не понимаешь, Славик! Я насовсем хочу, навсегда!
– Я понимаю, Аля. Навсегда – что же тут непонятного? – он помолчал. – Сейчас же закажу билеты. Ты не помнишь, где мой красный рюкзак?
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/11/12/997