А твои дела - как два малиновых крыла,
Опьяняющий полет воображения.
А помнишь -
Мы летали в зелени,
И солнце падало нам на головы...
Из твоей оно до сих пор не ушло.
Жанна Бадалян
17.
Сначала был свет. Ни белый, ни желтый, ближе к неуловимо-нежному оттенку чайной розы.
Сначала?
Ну это, смотря с какого момента смотреть - с того, как твое сновидение приблизилось финалу или же когда началось твое пробуждение, плавно переходящее в бодрствование. Восхитительно прекрасные картины, наполненные светом узорных небес одного из весьма отдаленных миров. Картины в том небе рисуют облаками разумные ветры, заботливо опекающие в том мире тех человекообразных, чьи души тоже находятся под твоим присмотром. И вот, вся эта красота иного мира сменилась иными, более привычными пейзажами – калейдоскопом их прохождения обратно-и-назад, по направлению к Лимбу. Ну а чуточку позже, и это мелькание картин, поначалу было дополнено, а потом и вовсе сменилось вполне обычным узорным маревом фосфенов.
И голос, любимый голос, который своим звучанием сопровождал тебя в этой сновидческой прогулке, составляя тебе компанию, оставляя ощущение счастья от незримого, но постоянно ощущаемого присутствия твоей возлюбленной...
Пелена абстрактных узоров постепенно исчезла, растворилась, остался только тот самый приятный свет. И голос, который звучал все тише и тише.
Тебе захотелось удержать его близость, и ты попыталась следовать туда, за ним...
... Когда Владычица очнулась, за окном уже стемнело. На стенах гостиной и на столе горели «вечные свечи», которые были, скорее, внешними имитациями обычных свечей. Они светили куда как ярче, и без обычного для таких светильников запаха и копоти, придавая своим теплым желтым светом по-особому домашний оттенок настоящего уюта этому обиталищу влюбленных.
Владычица поначалу услышала свою рабыню, причем вовсе не слухом, а изнутри самоё себя. Юная женщина все еще была без одежды. Она стояла в изголовье – ну там, совсем рядом с тем местом на диване, где на подушке, покоилась голова ее Госпожи. Стояла, естественно, на коленях. И пела.
Не в голос, а изнутри себя.
- Ты так и не поспала, - хозяйка не просто констатировала факт, а скорее упрекнула свою возлюбленную рабыню. – И ты все время сопровождала меня там, в этом моем сне. Зачем?
- В кои-то веки мне удалось утомить тебя моими ласками, - прозвучал ответ, причем нежность голоса юной рабыни была щедро приправлена ироническими нотками. – Не могла же я упустить возможность спеть тебе колыбельную!
Госпожа приподнялась на локте, внимательно посмотрела на свою визави, заглянув своими зелеными очами в ее серые глаза. Вернее, глубоко-глубоко внутрь истинной сущности той, кто стояла, преклонив колени перед нею. Владычица покачала головою, потом, сместив тело, присела на диване, спустила ноги и коротким жестом, молча приказала рабыне устроиться рядом с собою. Та охотно кивнула, сменила свое коленопреклонение на нормальное прямостоящее положение человеческого тела, потом присела на диван и...
Шаловливо улыбнувшись, одним красивым движением сбросила с ног своей хозяйки покрывало из теплой тонкой шерсти, прямо на пол. И тут же улеглась на этот самый диван, в наглую используя колени своей госпожи как своеобразную подушку под свою голову. Да еще и коснулась губами бедра Владычицы, устроившись поудобнее – коснулась таким коротким, быстрым движением, обозначив, скорее, повод к продолжению, чем исполнение желания и завершение этой ласки. Потом она повернула голову и развернулась навзничь, положив ноги на противолежащий валик дивана.
Однако ее Старшая только кивнула своей возлюбленной, совершенно одобрив это поведение. Что, впрочем, со стороны рабыни было вполне ожидаемо.
Владычица положила на лоб юной женщины свою ладонь, сопроводив это действие-движение целой серией лицевых игр, обращенных в сторону Вероники. Та поначалу примеривалась поймать ее пальцы для очередного поцелуя. Пришлось серией суровых гримас обозначить для этой шальной бестии некие условные границы допустимого поведения. Ну, на этот раз! :-)
В итоге, Вероника изобразила на своем лице эдакое выражение почти что искреннего смирения, полной покорности воле властвующей особы. Той, чьи колени у нее сейчас были под головою в роли подушки. Юная женщина прикрыла свои серые глаза и только легкая улыбка, притаившаяся в самых уголках ее губ – или в уголках рта? Как будет по-настоящему правильно? – выдавала ее истинное отношение ко всему происходящему.
Тем временем, Владычица делала свое дело. В смысле, занималась своей обычной магической работой. Несколько пассов левой рукой – правая ладонь ее по-прежнему была положена на лоб юной рабыни – и госпожа покачала головою, обозначив на своем лице эдакое недовольное выражение, сокрушаясь безрассудством своей возлюбленной. Вздохнув, она, наконец-то, красивым движением свободной руки как бы отбросила от лежащей нечто совершенно невидимое, но, в то же самое время, не слишком-то полезное. Ну, скорее всего. После чего, она исполнила еще несколько жестов-манипуляций, явно обозначавших придание неким тонким оболочкам тела своей рабыни чего-то нового, наверняка, совершенно необходимого для ее здоровья и самочувствия. Ладонь другой ее руки при этом по-прежнему оставалась на лбу Вероники. Но по тому, как судорожно вздохнула с облегчением юная женщина, как вздрогнула она, было ясно, что лечение прошло вполне успешно. Теперь улыбка рабыни стала чуточку смущенной. А госпожа еще раз кивнула, имея уже вполне удовлетворенный вид, и убрала ладонь со лба своей возлюбленной. Адресат сей медицинской процедуры открыла свои глаза и в этот раз улыбнулась куда как более откровенно.
- Благодарю мою Владычицу за заботу, ласку и внимание! – заявила она, - Ты как всегда безмерно щедра. Вот только коленями не дергай, пожалуйста! Я на них сейчас так уютно устроилась! :-)
- К вопросу о щедрости, - ее госпожа всем своим видом обозначила некую условную деловитость, почти что суровую. – Отчего ты решила, будто так уж обязана сопровождать мое сновидение? Ну, задавая его тональность своим пением?
- Я же говорю, мне просто уже давно хотелось спеть тебе колыбельную песенку! – улыбка на лице ее возлюбленной была такая... особая. Весьма довольная и все же иронически-смущенная. – Но ты могла по-настоящему услышать ее, только если бы решилась читать меня в своем сердце, наплевав на твои обычные отговорки по этому поводу. Ты всю дорогу заявляешь мне, что, дескать, безмерно почитаешь мою личную свободу мыслить так, как мне захочется, без твоего контроля. И ты, в кои-то веки, дала мне такой шанс!
- Ты сильно вымоталась, сопровождая меня в этом странствии, - заметила ее госпожа, сказав это таким сдержанным, едва ли не сердитым тоном. Ну, почти :-) И сразу же добавила:
- И теперь я... просто не могу тебя строго наказывать. Во всяком случае, никак не раньше, чем ты восстановишься по-настоящему.
- Тогда отложи свои суровые меры на завтра! – тут же посоветовала Вероника, по прежнему не отрывая головы от своей импровизированной «подушки», глядя снизу на свою хозяйку эдаким невинным взглядом. – А сегодня...
Она сделала паузу и продолжила, сменив улыбку на своем лице выражением некой томительной загадочности во взоре.
- Сегодня ты можешь насладиться мною иначе, - произнесла она, обозначив в своей речи театральный эффект «а-ля Станиславский». – Например, устроить мне овацию, поблагодарив меня за выступление. Ну, или хотя бы бурю продолжительных аплодисментов. Такой вариант меня тоже вполне устроит!
- Хм... – как-то неопределенно произнесла ее Старшая, обозначив лицом своим куда большую долю скепсиса.
- Я не то, чтобы большая привереда... – продолжила юная женщина. – Однако я рассчитывала на вполне определенную реакцию с твоей стороны. Неужели ты осталась равнодушной?
Задав этот вопрос, юная раба снова попыталась поймать губами руку своей госпожи. Вполне успешно, правда, в этот раз ее поцелуй пришелся на место, ближе к локтю. Но Веронику это ни капельки не смутило. Впрочем, и ее госпожа в этот раз тоже была в числе неудивленных. Скорее, она осталась вполне довольной этим самым знаком интимного почтения. Что, впрочем, совершенно не помешало ей использовать изрядно-изящную суровость взгляда и голоса по адресу своей возлюбленной. Почти искреннюю. Почти-почти :-)
- Подай наши одежды! – распорядилась Владычица Лимба. – Я прикажу доставить нам еду. Негоже встречать эдак неглиже Вайнуха и его компаньона! Ну... а дальше посмотрим!
- Слушаю и повинуюсь, властвующая моя! – отозвалась Вероника. При этом оставаясь на месте. В смысле, ничуть не торопясь исполнить ее, Владычицы, суровое повеление.
Потом она, прищурившись, подмигнула своей госпоже. Сначала левым глазом, а потом и правым. И добавила:
- Слушай, а я давно не говорила тебе, какая ты красивая?
- Давно не говорила, - подтвердила хозяйка Лесного Дома и этой самой сероглазой бестии. – Наверное, даже вот прямо с утра ты так и не произнесла ни разу ничего подобного. Стыдись теперь и исправляйся.
И посмотрела на нее очередным суровым :-) взглядом, как бы взыскуя за это явное упущение.
- И сейчас не скажу! – юная женщина, усмехнулась в этот раз весьма и весьма откровенно. – Лучше уж я поцелую тебя в... Ну, в общем, куда дотянусь!
И она дотянулась. Губами до живота своей возлюбленной, властной и властвующей. И совершенно беззащитной перед той, кто имеет наглость - и привилегию! – возлежать своей головою на коленях у Владычицы Лимба :-)