Предание о потоках

Ольга Касьянова
- 1 -
Великое озеро плескалось в земле Саддонийской – древнем владении богини Адды. Крикс было его название, что на языке божественном означало - море, землю потрясающее. Свершались битвы на берегах его, битвы свирепые, пощады не знающие, дрожала почва под напором ярости, и выходила из глубин озерных его владычица – Адда. Грозно было лицо ее, величественны движения, а силой ее голоса поднималось озеро до неба. И устрашались боги Аддиного крика, страх наводящего. Иные сразу падали замертво, другие метались в поисках укрытия, но негде им было спрятаться – всюду настигал их звук громогласный. Лишь одно оставалось спасение – волны Крикса бездонного. И бросались туда в беспамятстве божества побежденные, чтобы не слышать более Адды, Глотки Саддонийской, Адды - победительницы, вечной его владелицы.
А земля от битв и колебаний холмами покрылась, низкими и высокими, узкими и широкими, что друг на друга громоздились, словно волны морские.
Но однажды Адда заметила, что уже божества между собой не сражаются, чтобы получить великий Крикс, что давно она не выходила из озера, и что спокойна земля ее, ранее беспрерывно дрожавшая.
“В чем же причина этого? Или обмелела вода в моем озере? Нет, все знают, что оно может до неба подняться! Или, может, стала вода мутною? Нет, лишь алмаз с ней может сравниться, вкус же ее ни с чем не сравним! Или исчезла с его берегов земля плодородная?” Так думала богиня, думала и решила, что всем хорошо озеро, хороши и берега его холмистые. Ни у кого нет таких владений, как у нее, Адды. Но почему же она осталась одна со всеми богатствами, почему оставили в покое земли ее?
Семь лет тосковала Адда по бывшим сражениям, семь раз пыталась закричать своим воинственным голосом, и семь раз замолкала, не видя противников вокруг себя.
А на восьмом году решила она узнать тайну своего одиночества. Обернувшись птицею – альбатросом белоснежным, взмахнула она крылом и взлетела на небеса, родной Крикс покидая. Сперва направлен был ее полет в землю Кармиллийскую, землю грозную, страшную. Владел ею Кармилл, бог – чудовище, с ликом ужасным, шерстью покрытым. Стояла там стена каменная, не давая проникнуть свету солнечному, и ничего живого там не водилось. На вечный мрак обречена была земля Кармиллийская. На вечную темноту.
Что же увидела Адда, прилетев в землю эту? Свет, свет был вокруг, освещая землю Кармиллийскую. Исчезла стена каменная, цветы и травы росли там, где были раньше камни бездушные. “Что за чудеса здесь происходят!”, – вскричала Адда птичьим голосом – ведь в альбатроса она превратилась. На счастье, пролетал мимо другой альбатрос, настоящий, услышал ее и подлетел:
– Сестрица, разве ты ничего не знаешь о земле этой?
– Знаю, что раньше стояла тут стена, Кармиллом воздвигнутая, темно и страшно было вокруг, а сейчас исчез мрак, и светит солнце, и растет трава. Ничего не понимаю!
– Да Кармилла давно уже нет! Он умер, этот страшный бог, и рухнула стена, земли его люди заселили.
– Кармилл умер? Но как, почему?
– Бился он в земле Саддонийской, и наступил рассвет, и луч солнечный упал на него, и испустил он дух, света не переносящий.
– Правда, а я и забыла! А Кирк, бог Кирийский, Нерф, Сонерфии властелин, Дарта, Садартии владычица? Как они?
– И этих богов давно на свете нет - все они погибли, сражаясь. В их владениях люди живут, нет уже о них памяти. А теперь я лечу, некогда мне с тобой разговаривать! – и альбатрос хотел улететь, но Адда задержала его крылом:
– Подожди, братец! Неужели все боги умерли? Неужели никого из них не осталось?
– Да ты словно полжизни проспала! Во всех землях люди живут, кроме Саддонийской. Богиня Адда там властвует, и нет входа в ее владения. Чуть завидит она чужого - кричит голосом ужасным. Так она много богов погубила, оттого и люди ее боятся. А земля ее самая богатая, и озеро - бездонное! Ну, теперь ты все узнала, сестрица? Прощай! - и улетел альбатрос, словно его рядом и не было.
Не поверила Адда словам его, сама решила все разузнать. Облетела все земли знакомые - и Кирию, и Сонерфию, и Садартию. И убедилась в правдивости слов: везде люди живут, а о богах и не вспоминают, лишь Саддонию помянут с ее богатствами.
И подумала Адда: “Если на всей земле живет род людской, и памяти нет о былых временах, то стану ли я, Адда, за собою свой Крикс удерживать? Лучше людям я отдам его, а сама поселюсь в уголке незаметном, и буду видеть все, что происходит в моих владениях”.
И полетела она обратно к своему озеру. Печален был тот полет, ибо всем сердцем Адда любила Крикс, как мать - дитя единственное. Тяжело было людям отдавать его! Слезы из глаз ее капали, первые слезы богини суровой, и на клюв падали. Но никто их не видел, а кто замечал, тот думал, что воду в клюве несет альбатрос...
Прошли годы долгие – прошел слух, что умерла богиня великая. Появились люди и в земле Саддонийской. Пришедшие первыми захватили места плодородные, правителя выбрали, самого богатого. Зажили они в довольстве и роскоши. Ну, а те, что пришли последними, не нашли ни кусочка земли свободной. Остались только холмы каменистые, почва скудная да зной немилосердный, а чтобы спуститься к озеру, много времени требовалось. И не было больше ни ручейка, ни лужицы - жажду утолить и напоить посевы чахлые. Приходилось или ходить за водой к озеру, или наниматься в работники. И то, и другое тяжело! Если идешь за водой, то тянут руки ведра тяжелые, к земле пригибаешься, по пути половину расплескаешь, принесешь малость самую, но и этому радуешься.
Ну, а если наймешься в работники, не будет тебе ни пощады, ни отдыха. Сдерут с тебя семь шкур, а награда за это – хлеба кусок, да воды кружка. Между двух огней метались несчастные, из двух зол выбирая меньшее, ради одного желания - жить!
И черствели сердца Саддонийцев. Солнце палящее иссушало души их, зависть к богатым и злоба на них ее замораживали. На своих делах замыкались они, становились угрюмыми, мрачными. Ну, а те, кто жил хорошо, от природы не отличались добротой.
Но все же был день раз в году, когда пробуждалось искра чувства в душах застывших. То был праздник озера великого, священным люди его считали, жизни подателем, вечным источником; жертвы приносили богатые, гимны пели хвалебные. Но ни в одном из них и слова об Адде не было. “Умерла богиня старая, вышел срок ее, - думали, - а Крикс вечен”.
Но знаем мы, что жива Адда Саддонийская. Скрывалась она в глубине озера. Раз в год, в полнолуние, обходила свои владения бывшие. Лишь луна да тростник ее видели, когда ступала она по берегам. Знала Адда все, что происходит в землях ее, и печально думала: “Как жесток род людской! Много земли, много воды в озере – на всех хватило бы их! Нет, каждый хочет забрать себе большее, а зачем - не ведает! О, я могла бы заставить всех уйти с моих владений, но Адда двух слов не говорит, двух решений не принимает!”.
Однажды, как обычно, в полнолуние, вышла Адда из озера и стала холмы разглядывать. Тишина стояла кругом, лишь шелестел тростник на берегах. И вдруг в тишину эту женский голос прорезался:
– О, Крикс, несравненный, жизнь дающий, богоравный, прими дары драгоценные, окажи милость огромную – подари сына мне!
Адда растрогалась. Любила она, когда хвалили ее озеро, решила просьбу выполнить, но сначала узнать, кто просит о милости. Быстро Адда нашла женщину ту. Сидела она на мягком песке, украшенная драгоценностями, сияющими при свете луны. Тут признала ее Адда, и черты знакомыми показались: руки полные, кожа белая и властное лица выражение. То была жена правителя. Много земли принадлежало ей, много людей на нее работало. Веселиться бы да радоваться, да вот беда - бездетным супруг оказался. А лета их к закату клонились, и некому было оставить владения. Оставалось одно - попросить великое озеро...
“Подождет!” – Адда подумала и повернулась в другую сторону, там иную женщину увидела. За тень можно было принять ее - так худ был ее стан. Стояла она на острых камнях, раня до крови ноги босые, от боли шатаясь, и шептала слова молящие:
– Адда, богиня Саддонийская, позволь рабе твоей в волны озера броситься, ибо нет сил жить без дочери!
Сжалось сердце Адды суровой. Давно она имени своего не слышала. Вгляделась в несчастную и тут же узнала ее: жалкие лохмотья еле прикрывали тело, зноем опаленное, волосы, сединой опушенные, лежали на плечах изнуренных, лицо потемневшее оживляли лишь глаза огромные, страждущие. Как же было Адде не узнать ее! Каждый день она ходила к озеру с ведрами, таская воду для соседей-бедняков, ведь даже они нищей ее считали. Самой последней пришла она сюда, не имея ничего, кроме горя безграничного. Раньше жила эта страдалица в земле другой с дочерью маленькой, хоть и бедно, да не голодно. Радовалась мать, на нее глядя, видя, как растет она, красавицей становится. Вскоре и любовь к ней пришла. Хотели уже свадьбу справлять, да тут случилась беда. Накануне праздника погибла девушка, в пропасть упала. Долго ходила мать, как безумная, утешений не слушала, во всем лишь себя обвиняла. А потом ушла в землю чужую - на родине все о дочери ей напоминало. Но и здесь никто не ждал ее... В яме-землянке пришлось ей жить, тяжелым трудом добывать пропитание. Но не от этого страдала несчастная, а от тоски по надежде единственной, и сейчас стояла на камнях, в воду готовая кинуться. Вдруг на нее теплым ветром повеяло, он до сердца проник и согрел его. Стало ей так хорошо, словно дочка ее обнимает, и нежный голос послышался: “Вернется потерянное, и новую жизнь обретешь!”.
- Это Адда откликнулась! Не возвратить погибшую, но подарит мне богиня дитя новое, и если будет девочка, назову ее Аделиадой в память об ее милости! - с такими мыслями шла домой женщина, и впервые за много лет ей было радостно.
А другая сняла драгоценности: кольца алмазные, цепь рубиновую и браслет изумрудный - и в воду положила. В тот же миг исчезли они, а на их месте появились рыбки разноцветные и заиграли в волнах.
“Принял Крикс жертву мою!” - воскликнула просящая. – “Будет наследник у нас, и назову его твоим именем, о великое озеро, - Крикс будет имя его!”.
И не увидела она, не заметила, что за спиной ее Адда стоит и тихо-тихо усмехается...
Свершилось чудо в земле Саддонийской - у двух разных женщин одновременно появились дети. Никто не знал, откуда они. Только две матери счастливые каждый день в молитвах благодарили - одна Крикс, другая же - Адду.
Ах, как баловали родители мальчика! Угождали всяким его прихотям, каждою пылинку сдували, радовались, что растет он сильным, красивым, смышленым не по годам. Только не слишком-то он любил ласки беспрестанные. Лишь окрепли у него ноги, стал он убегать на берег озера. Спрячется в тростнике и играет в игры, никому не ведомые. Редко и ненадолго дома он появлялся, и это родителей заботило: мать боялась, что утонет он, отец сердился, что пропадает время, для учения необходимое. Однако они все же надеялись, что одумается Крикс с возрастом и будет им опорой и достойным наследником.
Радостнее стало и другой женщине. Жизнь осталась тяжелой, но, за дужку ведра берясь, знала мать, для кого старается, и легче было идти по воду. А когда домой она возвращалась, то видела улыбку девочки, грелась в ее объятиях, и землянка убогая становилась раем благоуханным. Видела Аделиада маленькая, как мать надрывается, знала причину этому, старалась помочь, делала все, что под силу девочке. Не было подруг у нее - презирали ее сверстницы за нищету, да и времени для игр не было, и забавой единственной были рассказы матери перед сном. Говорила та о великих богах и сражениях, об Адде, богине последней, в глубине озера схоронившейся. Жадно слушала Аделиада, просила еще рассказывать, ведь вот он, Крикс, рядом синеет, и мать туда каждый день ходит! Лишь выдастся минутка свободная, взбегала девочка на один из холмов, чтобы на озеро поглядеть, и неудержимо тянуло ее в даль водную. Так время шло - днем в трудах, ночью в мечтах.
Так подрастали дети...
- 2 -
Однажды, когда Крикс уйти хотел, отец не пустил его. “Ты долго бездельничал, - сказал он строгим голосом, - пришло время учения. Будешь ты страной управлять, это занятие сложное. Сядь и слушай слова мои”. Удивился тот, но ничего не сказал против и стал слушать внимательно.
И узнал он, что не каждый живет в роскоши, что многим не достается хлеба кусок, и что не все воду пьют вволю. Поведал ему отец, что почти все его подданные живут в бедности, что такой их удел - лучшего они недостойны. “Чтоб свое сохранить, у других отбирай - это правило главное”, - так закончил отец речь свою. Молча встал Крикс и удалился в комнату. Долго не выходил оттуда, а, выйдя, сказал: “Услышал я про народ Саддонийский. Как же им править буду, если не увижу воочию?”. Хлопнул дверью он и ушел. И никто ему перечить не осмелился.
Вышел юноша из дому. Быстрым шагом миновал местность пологую, богатую. Наконец, на кручи взобрался, и тут увидел то, что и в страшном сне не снилось. Ямы помойные, жилища жалкие, поля крохотные - глазам своим Крикс не верил, ранее этого не видевший. “Так вот каким путем богатство достигается!”, - думал он с ужасом. Но больше всего поразили его люди здешние. Ни на одном лице улыбки не видел он. Глядели они на него искоса, исподлобья, со злобой и страхом смотрели на его одеяние, шарахались, как от зачумленного, когда пробовал он заговаривать. “Это мы такими их сделали!”, - думал он, злясь на себя, родителей и соседей знатных, богатых.
Так дошел он до холмов самых высоких, до жилищ самых бедных, и устал, и пить ему захотелось. Но знал он уже, что никто ему здесь не поможет, а сил домой идти не было. Чуть не падал Крикс от утомления, но тут увидел девушку, ведра несшую. “Может быть, хоть она надо мной сжалится”, - подумал он и к ней приблизился. Обернулась водоноска, взгляд его встретила, и тут вспыхнули глаза юноши, и зарделись щеки у девушки. Была она тонка, как тростник, в котором он в детстве прятался, развевались по ветру волосы белые, пушистые, а из-под бровей полукруглых, под ресницами, сияли глаза синие, как озера, глубокие, чистые.
Забыл Крикс, для чего подошел он к девушке - только смотрит в глаза ее. А та разжала руки с ведрами, упали они на землю, льется вода на ноги - но ничего она не замечает, лишь сильнее покрывается краской стыдливости.
Первым Крикс опомнился. “Как имя твое?” - только и смог он вымолвить. Тут девушка ахнула, подхватила ведра с воды остатками и быстрее ветра умчалась. Хотелось юноше: “Вернись!” - закричать, да язык словно к глотке присох, хотелось догнать ее - ноги точно к земле приросли. Только тогда очнулся он, когда из глаз скрылась незнакомка.
И след простыл усталости! Бросился он на поиски, во все хижины шел про нее спрашивать, но не находил ответа: кто говорил: “Не знаю”, кто просто молчал, а многие убегали, едва завидев его. Но под конец ему ответили: “А, эта! Она здесь вроде батрачки, ходит по воду, работает. Да и то берут ее из жалости - сами редко сыты бываем. Имени ее не знаем, а живет она возле груды камней больших. А ты иди, откуда пришел, здесь тебе делать нечего!”.
Сначала хотел идти он ее дом разыскивать, но посмотрел на небо и увидел, что оно покрылось звездами, и холодом веет с озера. “Зачем я буду тревожить ее в столь поздний час? Ведь она устала, работая, и сейчас сном наслаждается. Лучше утром я к ней приду, и уже не упущу своего счастья!”, - он подумал и нехотя домой отправился.
Не спалось в ту ночь Аделиаде. Ни о чем не могла она думать, кроме этого юноши встречного. Как перед глазами видела лицо смуглое, волосы густые, темные, глаза, страстью искрившиеся. Но помнила она и одежду богатую, крепкую и красивую. “Должно быть, он сын знатных родителей, по ошибке сюда зашедший”, - думала девушка бедная. Говорил разум, что не ей мечтать о нем, а сердце твердило: “Это судьба твоя!”.
На следующий день не пошла работать Аделиада, дома осталась и вновь о нем думала. “Почему не сказала я имени своего? Почему испугалась его голоса?” - упрекала она себя. Больно и радостно было на душе, и не знала Аделиада, что делать с собою.
Рано утром Крикс вышел из дому. Как на крыльях, летел он искать ее. Вот нашел он груду камней, но не увидел здесь никакого жилья, никакой лачуги. Уже он отчаялся найти что-либо, но вдруг споткнулся и упал в яму нечаянно. Встал, оглянулся и заметил с изумлением, что живет здесь кто-то. Для огня углубление, постель, а на ней - Она! Сидит, задумавшись, про все на свете забыв. Не стал он окликать ее, решил подождать, пока заметит его. Наконец, встала она, (о боги, какая хрупкая!), на пришедшего обратила взор и... побледнела, зашаталась и чуть без чувств не упала. Он поймал ее, поднял, как перо, легкую, и отнес на ложе бедное. Затем собрался с силами и сказал голосом, дрожащим от волнения:
– Здравствуй, девушка! Узнала ли ты меня? Почему испугалась вчера? Не бойся меня, прекрасная, а поведай имя твое!
– Здравствуй и ты, мне незнакомый! Чего тебе нужно от нищенки? Зовут меня Аделиада, так назвала меня мать бедная.
– Аделиада! Имя божественное! Знай же и ты мое. Назвали меня родители именем озера - Крикс имя мое.
– Крикс имя твое?! Так уходи же отсюда и не тревожь меня! Это имя жестокое: оно сгубило мать мою, она всю жизнь ходила к нему, как рабыня, согнувшись, в благодарность же оно смертью ее наградило!
– Хорошо, Аделиада, твои слова - закон для меня. Я ухожу и, поверь, никогда не потревожу тебя дурными воспоминаниями! - и юноша собрался уж выйти, но ее голос остановил его:
– Нет, нет! Не уходи! Останься! - и снова упал Крикс, но не на землю упал — в ее объятия.
– Не ты виноват в своем имени - это прихоть родителей. Знаю я - живешь ты внизу, возле озера. Зачем ты ходил на холмы наши бедные?
– Чтобы встретить тебя, судьба моя! Но поразился я нищете этой. Я сын правителя и его наследник будущий, но не приму правления - слишком ужасно все, что увидел я здесь. Но, ты говорила, недавно умерла мать твоя?
– Да, работа и забота иссушили ее. Хорошо, что недолго она мучилась, лишь подозвала меня и прошептала: “Адда... дочь моя, помни о ней...”. До сих пор понять не могу, что слова ее значат.
– Кто это - Адда?
– Богиня последняя, в озере живущая. Мать говорила, что увидеть ее можно раз в год, в полнолуние, полночью.
– Удивительно! Но, наверное, смысл имеют слова ее. Может, довелось ей встретить богиню ту? Ты сама богиня, Аделиада!
– Ты льстишь мне! Чем я хороша?
– Всем! - и Крикс прижал к себе девушку, будто боялся, что исчезнет она, - так велико было желание видеть, слышать, чувствовать ее. Из груди крик его вырвался: “Я люблю тебя!”. А Аделиада склонила на грудь его голову и прошептала: “Твоя…”.
Стали встречаться наши влюбленные. Попросила Аделиада приходить вечером, ибо днем трудилась она, чтобы хлеб насущный обеспечить - тяжела работа поденщицы! Но, и работая, думала она о том, кто ночью придет и обнимет руками нежными.
Ждал Крикс с нетерпением, пока заснут все в доме - от матери до слуги последнего. Затем тихо в окно вылезал, чтоб не увидел сторож сына хозяйского и не доложил родителям. Шел по холмам, шаги ускоряя, а взор его искал груду камней заветную, где стоит, ежась зябко, фигурка тонкая. Как заслышит шаги его - отвернется, глаза опустив, и ждет, пока он не возьмет ее за руку и не скажет: “Здравствуй, милая!”. Тогда обернется Аделиада и подарит улыбку радостную, но ни слова не скажет - все понятно без них.
И поведет Крикс Аделиаду на холм высокий, откуда видать всю Саддонию, а звезды так близко, что кажется, можно рукой дотянуться до них и достать. Тогда обнимутся они крепко и поймут, что теперь они - одно существо, любовью соединенное. Лишь ее они будут слушаться, вопреки воле других, непонимающих. И забывал Крикс, что он - сын правителя, и не страдала Аделиада от своей бедности. Едины были сердца их, едины помыслы, едины взоры, в небе мечтавшие найти звезду падающую, чтобы загадать желание. Но видели они, что крепко сидят звезды на небе, словно гвоздиками золотыми прибитые. Но не грустили влюбленные, лишь теснее друг к другу прижимались и шептали: “Счастье уже в том, что мы рядом - разве не так?”. И думал Крикс, что это будет длиться вечность, и мечтала Аделиада, чтобы время замерло.
О, дети душою! Разве не видите вы, не замечаете, что уходит ночь, и алеет на востоке рассвет, обжигая ваши сердца жарким пламенем? Что пора прощаться, по делам торопиться? О, как трудно было разжать объятия! Словно ножами сердца их распиливали! Но надо было спешить, пока не проснулись в доме и пропажи сына не заметили. На прощание всегда он спрашивал, не нужно ли ей что-нибудь? И каждый раз она отказывалась, говоря, что есть у нее все, для жизни необходимое. Однако ухитрился он принести ей шаль теплую, матерью забытую. Но не об этом речь...
Смотрела Аделиада вслед любимому и вспоминала, что не пара батрачка правителю будущему. Но не мечтала стать равной ему, лишь вздыхала тяжело и бежала работу искать. И так до следующего вечера...
-3-
Сколько бы так продолжалось, неведомо, да раз захотелось Крикса матери пойти в его спальню порой ночной, чтобы полюбоваться им. Прошла она в комнату, наклонилась над кроватью и “Сынок!", - прошептала. Но сынок не откликнулся.
- Спит он, должно быть, крепко, и сны приятные видит, - она подумала и осветила изголовье, но с ужасом отпрянула, сына в кровати не было!
Осветила мать комнату, нигде его, конечно, не нашла. Тут она вспомнила, что в последнее время стал он рассеянным, говорил невпопад, мало ел и редко выходил из дому. Но привыкла мать к сына странностям и не придала им значения. А теперь вот - пропал он, как сквозь землю провалился!
Весь дом тут поднялся на ноги. Искали чуть не в каждой щелочке - исчез молодой господин! На сторожа накинулись, но тот уверял клятвенно, что никто не выходил из ворот. Уже опустились руки у искавших, но Крикс сам объявился, ухитрившись проникнуть в дом. Мать хотела на него броситься с расспросами и объятиями, но муж  предложил: “Сделаем вид, будто ничего не было, а завтра человека пошлем, чтоб следил, что потом он сделает”. Не хотелось делать этого матери, но знала она, что его не переспорит, и дала согласие.
Ночью следующей юноша дом покинул, не подозревая, что следят за ним. Рвалось его сердце к любимой девушке, и казалось ему, что видит ее издали. Но вот, наконец, пришел он к ней. Усмехнулся преследователь: “Далеко же ты ходил, чтобы с нищей девкой встретиться!”, и в укромном месте спрятался.
Скрепили они объятия и встали в молчании, чтоб единство почувствовать. Вдруг вздрогнула Аделиада, сильнее прижалась к любимому.
- Что с тобой, богиня радости?
– Страшно мне стало вдруг. Посмотри туда! - и показала на место, где скрылся следящий и горели глаза любопытные.
– Не бойся, любимая! Может, сова свила гнездышко и птенцов сторожит. Да и нужно ли стыдиться любви своей! Пусть нас видит весь свет – чувства наши не уменьшатся. Покажи мне глаза свои! Крикс великий не сравнится с ними - такова глубина их. Подобны они душе твоей чистой, о зле не помышлявшей. Ну, не будешь больше бояться?
– Нет! – и вновь Аделиада погрузилась в любовь, словно в озеро. Зачем ей глаза чужие, если рядом другие, нежные, любящие?
Когда донес шпион хозяевам, что видел и слышал, уже отец хотел на Крикса накинуться, но не дала ему мать сделать это. “Не может быть, чтобы наш сын любил оборванку нищую. Просто вырос он, кровь в нем играет молодая, ненасытная”.
– Что же нам тогда делать с ним? - отец спросил в недоумении.
– Думаю, надо жену ему подыскать, чтоб и красива была, и из семьи хорошей, порядочной.
– Верны слова твои, но нет в Саддонии такой девушки. У друзей наших лишь девочки и сыновья.
– Возьмем тогда невесту из земли другой. Знаю я семейство в Сонерфии, есть у них дочь на выданье. Немного старше она Крикса нашего.
– Вот и хорошо, что так! Сумеет она под каблуком держать его, он от выходок и отучится. Скорее посылай вестника в Сонерфию!
В тот же день, дарами нагруженный, покинул гонец Саддонию, а назавтра возвратился с девицей той. Как увидели ее правитель с женой, чуть не задушили в объятиях. Красива была она: падала на плечи копна волос каштановых, гордо на всех смотрели глаза кошачьи, зеленые, сверкали на платье шелковом узоры разноцветные. Каролиной звали ее, и на перстне дорогом буква “К” была вырезана.
Каролина тоже была счастлива. Много она слышала о богатой Саддонии, но лишь в мечтах себя там видела. А теперь она будет не кем-нибудь – ее владычицей. Представлялась ей жизнь будущая: новые наряды, украшения; как поклоняться ей будут, словно богине, Саддонийцы, и как муж будет любить ее. Виделся он Каролине безвольным, робким мальчиком, во всем покорным ей и послушным. Поэтому, даже о нищенке услышав, лишь усмехнулась она снисходительно: “Если он на все готов для нее, что же ради меня совершит?”. Так размышляла дева самодовольная, не замечая, что одна в комнате - ушли за Криксом его родители. Но вот отворилась дверь, и вошел юноша, прекрасно сложенный, с волосами густыми и взглядом огненным. Глядел он на Каролину с открытой ненавистью, казалось, испепелить он готов ее своими глазами. Тут поняла она, что это конь необузданный, трудно будет укротить его. “Ничего, сейчас ненавидит – крепче полюбит”, - утешала себя она, но без прежней уверенности. А мать сказала ему: “Видишь, сын, эту красавицу? То твоя жена будущая. Незачем нам со свадьбой тянуть, через день справим ее! Ну, не робей, скажи хоть слово невесте!”. И ответил тот, задыхаясь от ярости: “Никем не заменишь любовь мою, мать, ты зря беспокоила девушку эту!”. Выбежал из комнаты, из дому и помчался, дороги не разбирая. Лишь тогда он дух перевел, когда очутился возле груды камней, где его уже ждала Аделиада. Видела она любимого, из дома бегущего, и догадалась, что случилось ужасное.
Бросился Крикс на землю от усталости и чуть не заплакал, видя, как возле него на коленях сидит милая, по волосам его поглаживая, пытаясь помочь в себя прийти.
– Аделиада! Ах, Аделиада! - еле сумел он проговорить.
– Не говори ничего больше! Как птица, ты летел сюда. Случилось что-то, но ты мне скажешь, когда оправишься.
– Твое присутствие мне силу дает! Но... не могу сказать... сердце болит... Хотят женить меня родители, здесь уже невеста из Сонерфии.
Побледнела, как воск, Аделиада, это услышав. Ее Крикс уже не ее! Конец ласкам, конец объятиям, любви конец! Но собрала она силы последние и сказала: “Что ж, это случиться должно было. Желаю счастья с женою красивою - ведь она красива, не правда ли? Обо мне же, бедной работнице, не вспоминай! Не смогу я жить без любви твоей и умру, никем не оплаканная, на этих камнях!”.
– Что ты такое говоришь Аделиада? - сразу вскочил Крикс на ноги. – Неужели ты и в самом деле думаешь...
Но не успел он закончить: чьи-то руки сильные схватили его за локти. Как ни вырывался он, все было бесполезно: сильней был державший. Оглянувшись, он увидел родителей, и Каролину с ними, и слуг несколько. Мать молила успокоиться и домой пойти, Каролина улыбалась, а отец кричал ругательства. “А где Аделиада? Что с ней?”, - пронеслось в мозгу его. И тут увидел юноша, что, как и его, держат девушку, кричит она имя его, а один из слуг в нее камень бросает... Рванулся Крикс изо всех сил, вырвался и к ней бросился, чтоб собою закрыть. Но не успел: упала Аделиада, тихо ахнув, упала…
– Мертва она! - сказал отец. - Наконец-то!
Как услышал Крикс это, словно рассудок потерял. Домой вели его - не видел ничего, говорили что-то - не слышал и не понимал. Только одно слово он помнил и повторял: “Умерла! Мертва! Умерла!”...
В это время мать Каролину уверяла: “Не волнуйся, милая, все хорошо будет. Крикс всегда был мальчиком чувствительным, любой случай мог взволновать его. Скоро станет кроток, как ягненок, он в твоих руках!”.
- 4 -
Не умерла Аделиада. Удар только на время оглушил ее. Очнувшись, она подумала с изумлением: “Почему лежу я здесь среди бела дня? Почему не работаю?”. И постепенно, с трудом, вспомнила события дня этого: весть горькая, лица незнакомые, боль в локтях - кто-то сдавил их; глаза любимые, потрясенные - и все. Темная пелена.
Задумалась Аделиада и решила, что счастлив он с невестой и о ней не думает. А значит, чтобы не причинить ему боли при встрече случайной, - умрет сегодня батрачка бедная. “Пойду я к озеру с его именем и захлебнусь в воде его”, - сказала себе она и стала вниз спускаться. Пока шла, уже ночь наступила, Плакала на небе луна светлоликая о горе влюбленной девушки, и из глаз ее сыпались слезы крупные - звезды ясные.
Величаво и спокойно было озеро в ту ночь, не потревоженное ни ветерка дуновением, ни рыбки всплеском. Прямо стоял тростник, как страж, охраняющий покой его, и громоздились скалы на другом берегу, как чудовища. Робко ступила Аделиада на песок озерный. Страшно было ей смерть принимать, но непоколебимым было решение. В последний раз посмотрела она на холмы родные, каменистые, где покоилось тело матери, на дом огромный, богатый - дом любимого, и повернулась к воде:
– О озеро великое, прими меня в свои объятия, подобные тем, в каких держал меня тезка твой! Ни на кого не держу зла, никем не обижена. Люблю я, и из-за любви с жизнью прощаюсь. Прощай, лю6имый, забудь меня!
Заперли на замки окна и двери комнаты юноши. Только в ней вернулась к нему думать способность. “Убита любовь моя! Убита душа моя! Убит смысл жизни моей! А я не боролся за жизнь ее! Не смог защитить Аделиаду! О, не мужчина я! Тряпка негодная! Неужели суждено мне с другою жить? Нет, не будет никогда этого!”.
Тут открылась дверь, в ней появилась Каролина нарядная: “Лучше тебе, дорогой? Не забудь - завтра свадьба наша!”.
Мигом очутился Крикс у двери, втолкнул ее в комнату, повернул ключ в замке и из дому выбежал. Никто не заметил его, все свадьбой были заняты. “Никогда не переступлю порога дома этого. Все потерял я - и мать, и отца, и любимую - больше терять мне нечего. Найду ее и полюбуюсь в последний раз, а потом...”.
Уже хотел он на холмы пойти, как вдруг привлек его лунный свет на озере. Каждая тростинка была видна, каждый стебелек освещен, и темнел на берегу силуэт девичий, знакомый и дорогой. “Она! Неужели?” - Крикс подумал с надеждой. Ущипнул себя, поморгал - не исчезло видение. “Вправду ли это Аделиада, или чудится, но пойду я к той, кто у воды стоит”, - решил он и к озеру направился.
Встала Аделиада в воду озерную по щиколотку. Поклонилась миру земному и дальше в воду пошла, но остановилась, голос услышав:
– Аделиада! Стой, Аделиада! Подожди меня!
– Ах, как нежны твои ласки! Но уходи, спеши к невесте своей! Хочу я с жизнью проститься, быть нам вместе нельзя!
– О, любимая! Разбиваешь ты сердце мое! Ни на кого не променяю тебя! Вместе тогда умрем - я и ты. Нет сил жить на земле, куда любви дорога заказана, где умирают чувства высокие, не успев появиться!
– Твердо ли твое решение?
– Как камень, из которого скалы сработаны! Дай руку, любовь моя, и поцелуемся перед смертью.
Оставалось немногое, но жаль им было с жизнью раньше срока прощаться. Были они юны, прекрасны, и любовью хотели наяву наслаждаться.
Вдруг сказала Аделиада: “Полночь сейчас”. Добавил Крикс, на небо взглянув: “Полнолуние”. И, в ожидании неведомого, взявшись за руки, у воды они замерли.
Тут загудели, задрожали скалы на том берегу, зашумел тростник, заходило озеро волнами, а одна волна казалась над другими царицей. Выше и сильнее была она и катилась туда, где стояли они. Наконец, ударилась о землю и исчезла она, и случилось то, на что они тайно надеялись, - появилась вдруг женщина величественная, роста высокого, одетая в платье странное - казалось, не складки спадают, а стекают струи воды. На голове ее была тиара из жемчуга, мерцавшего, как рыбья чешуя, ласковы были глаза цвета волны морской.
– Приветствую вас, дети мои! - сказала она, и голос ее был не тот, о каком говорила мать Аделиаде, а приятный и мягкий, как воды журчание.
– Привет тебе, Адда, богиня Саддонийская! - поклонились ей с трепетом влюбленные.
– Незачем вам мне кланяться, ведь и вы Боги.
– Нет, нет, мы - простые смертные!
– И я вам “нет” скажу. Когда-то, в такую же ночь, пришли сюда две женщины просить о ребенке, но одна просила у озера, другая же - у меня. Знала она, что Крикс - лишь озеро, хоть и бездонное. То были матери ваши. Вот почему, Крикс, ты тезка озеру этому. Вот почему, Аделиада, схожи имена наши.
– Так вот что значили слова ее! - вскричала Аделиада.
– Да, всегда помнила твоя мать обо мне. Но если бы даже вы родились без моей помощи, все равно бы не были людьми обыкновенными. Вы любимы и любите, а значит, обрели милость высшую, что и богам нелегко достается. Я исполню заветную мечту, которую вижу в глазах ваших. Но скажите еще желание, и оно исполнится.
– Адда, ты этих мест владычица, так измени нрав людей, чтобы исчезли у них злоба, зависть и чванство! Помоги влюбленным быть счастливыми!
– Надеялась я, что вы это скажете - ведь это и мое желание. Уверены будьте в его исполнении! А теперь ступайте на холм, где встречались ранее, сомкните объятия и посмотрите на небо. Идите быстрей, пока моя сила не уменьшилась!
Как на крыльях, взбежали они на холм. Друг друга обняли и поняли, что не разъединятся они более, не разойдутся. Подняли глаза на небо и увидели одну, сияющую светом золотисто-бриллиантовым, падающую, которую так долго искали среди светил ночных. И сказали они единым голосом: “Быть вместе желаем, вечно, всегда!”.
И с озера крик Аддин раздался, тот самый, оглушительный, но не грозный, не гневный, а прекрасный. Были в нем и нежность материнская и отчаяние с безысходностью, и любовь - любовь была в этом голосе. Так Адда Саддонийская призывала силы волшебные на Крикса с Аделиадой. Когда смолкла она - исчезли юноша с девушкой.
А по холмам нищим, бедным две реки потекли, из озера начало берущие. Текли они друг другу навстречу, соединялись в одно и вместе путь продолжали. Смыли они с холмов слой каменистый, бесплодный, открылась на них земля плодородная. Так Адда два дела сделала: соединила влюбленных и подарила влагу Саддонийцам.
В эту ночь вышло озеро из берегов. Словно море оно буйствовало, разрушило дома, уничтожило богатства, пощадив лишь людей.
Утром собрались жители вместе и увидели, что никто не лучше других, у всех права одинаковы. Тогда слово взял старейший из них: “Видите реки эти? Не могли они сами появиться. Это боги указали на жизнь неправедную. А чувствуете запах земли, влагой пропитанной? Это знак, что пора начинать жизнь новую. Но боги ничего даром не делают! Кто думал о нас, кто молился о нас?”.
И заплакала жена правителя бывшего: “Нет с нами сына моего и бедной девушки, любившей его. Хотели мы их разлучить из-за спеси своей, но, видно, нет для любви преград! Это они молились о нас и сейчас, в рек образе, стали примером нам! Так не будем больше мешать ничьей любви, ничьему счастью!”.
– Да будет так! - порешили Саддонийцы.
Каролина же, услышав это, в свои земли отправилась. Ничто ее здесь не удерживало, никто не заметил ее отсутствия.
Начали трудиться Саддонийцы на земле новой. Незачем было спускаться к озеру - рядом реки, воды полные. За работу земля награждала людей плодами щедрыми. Как здесь не измениться людей характерам? Словно большая семья, все вместе делали - горевали и радовались, смеялись и плакали, рады были помочь друг другу. Не узнать было прежних жителей! А для тех, кто решил связать себя узами брака, обычай придумали. Сперва отводили их к озеру, все решить и обдумать. Затем по берегам рек разводили, и шли - он вдоль реки быстрой, бурной, она - вдоль тихой, светлой, до места, где сливались реки. Был там мостик поставлен, входили на него влюбленные и заключали друг друга в объятия. И нигде не было таких крепких и верных союзов, как те, что свершались таким образом.
Никто не знает уже, не скажет, где Саддония. Ни на одной карте не отыщешь ее, как ни старайся. Теперь у всех земель - другие названия.
А реки все текут. Текут они из озера - сил божественных, дарующих влюбленным радость встреч и горесть прощаний, укрепляющих чувства их и поддерживающих. Течет одна, а навстречу другая река устремляется, и обе они ждут слияния. Наконец, они встретятся - и потечет одна река полноводная, все преграды на пути сметающая. Реки те - реки любви взаимной, любви всему вопреки, и лишь ЛЮБОВЬ - чувство, благодаря которому мы людьми называемся.