Дежурство

Иван Шурупов
Посвящается Владимиру Сорокину. (хотя он об этом не узнает)
(ну тогда уж заодно и Виктору Пелевину.)

...слышится детский смех, возня какая-то и вдали кони ржут,
иду я с ней, с ханской дочерью по красному маковому полю
и оба мы в тюбетейках, и она в халате своем полосатом,
с косами черными длинными, а я в косоворотке белой и портах
широких, и она говорит, говорит мне про землю свою казахскую,
будущая моя королева Азии...

Ото сна очнулся...
кто-то долбит сапогом по ножке кровати...

- Слышь, чувак, вставай! Небось опять Урючка твоя снилась ?
- Да... вроде... опять... всё время во сне её вижу...
- Вот то-то ты и улыбался во всю подушку. Помнишь, что ты дежурный сегодня?
- Как, разве я? А, ну кажись я...
- Давай, давай, очнись, пора уже! На вот деньги, рюкзак в ногах у тебя лежит... слышь...

Надо вставать. Я сегодня дежурный. Дежурство по большому спальному корпусу.
Это Картошка. Весь второй курс разместился здесь, в этом пионерском лагере.
Летом - детский лагерь, осенью - пристанище студентов, помощников подшефного колхоза.
Дежурный должен вымыть пол во всем корпусе, убрать территорию вокруг и идти на кухню помогать.
Но это всё потом. Это второстепенное.
Основное, и самое первое, что он должен сделать, это взять рюкзак и идти за вином!
Дежурный на то он такой и есть...
Поэтому он на поле не едет в свой дежурный день...

Пока все встанут, позавтракают, то да сё, садятся в автобус и уезжают на поле,
я должен успеть сходить туда и обратно.
Идти нужно лесом, тайно, по еле заметной лисьей тропе.
Поскольку если на дороге кто заметит, то всё может кончиться очень печально.
С пустым рюкзаком - ещё можно бы как-то отбрехаться, а с полным - вовсе капец...

Сосны - великаны, елочки - красавицы...
Сколько дежурных проходило мимо них...
Мы в прах распадемся, в миры иные отлетим,
А сосны да елки эти будут стоять и ветвями величавыми покачивать...
И мимоходных дежурных встречать и провожать...

Настроение - Лунная соната...
Торжественное и ответственное.

Густой хвойный запах.
Это даже не запах вовсе, а туман такой еловый...
Он хоть на просвет весь прозрачный, а на вздох - густой...
Насморка в таком лесу точно не бывает...

Иду и иду.
Хорошо, что бывает на свете дежурство.
А то вчера на поле изломался весь, мешки таскамши...
Это беспробудное пребывание в состоянии шансона...
Это вечные сапоги, телогрейка и мокрые перчатки...
Ведь это только так называется - Картошка.
А на самом деле собирать нужно брюкву, или по-научному - турнепс.
Его надо выдергивать и складывать в бурты, огромные такие кучи...
На поле студентами командует местная колхозница.
Мальчишки и девчонки снуют по земляной грязи как вороны...

- Марьиванна, а такую класть?
- Клади, милай...
- А такую?
- И такую тож клади, дочка. Скотина всё съест!
- Как скотина? Это мы что ж, для скотины тут корячимся вдоль межи?
- А пошто ты такой нежнай? Покорячься маленько. Вот зимой скотинка
эту брюкву съест, и для вас, городушек, молочко будет...
- Ой, а я думала, что это сахарная свекла. Я вчера ею вино закусывала...
- А я так просто ела её.
- Ну проверь тогда, мож сегодня уже молоко пришло ...

Шутки в стиле кантри. Смешно и грустно.
Земляная грязь прилипает к сапогам и чавкает в виде больших лаптей...
Хлюп-хлюп... хлюп-хлюп...

Тем временем лес кончается и вширь открывается луг...
На нем - невыразимые желто-зеленые цвета осеннего утра...
Запах свежести и далекого дыма...

За лугом - дорога, за дорогой - магазин, дальше - обрыв, дальше - речка.
На магазине, как водится, квадратик фанерный - КО-ОП. Сельская кооперация.
Магазин приземистый, бревенчатый, в длину вытянутый.
Сарай, проще говоря... Или дом жилой был...
Раскулачили кого-то в смутные времена...

Вхожу через высокий порог, прикрываю бесшумную дверь.
В конце, у дальней стены, поникнув головой и руками на прилавок,
сидит могучая продавщица. Лица её не видно. Вроде дремлет.
Или в нирване. Только черные её волосы рассыпаны по прилавку...
По магазину сонно летает местная муха и часики тикают в углу.
Тишина...
И продавщица сопит...
Мне боязно и жалко будить её...
В основном, конечно, боязно...
Мало ли...

И в это время с реки раздается густой гудок парохода.

Тут тётя начинает подавать признаки жизни, оживать...
Она вздыхает как-то очень глубоко, на выдохе протяжно мычит,
поднимает голову от прилавка, плавно так встает, как будто бы
выныыыривает из-под окружающей её сонной воды и руки её тоже идут вверх, к потолку,
и вот она уже вся передо мной, во всей своей могучей красоте...

Балет!

У меня отпадает челюсть и вероятно, усиливается слюноотделение...

О, Мамасита ! Черная, как кукушка !
По сценарию вот сейчас она перепрыгнет через прилавок и вжарит малагенью...
Ну или хоть цыганочку с выходом...

Она зевает всею огромною пастью с золотыми искрами внутри
и только тут замечает меня, поскольку все предыдущие действия
исполнялись ею с закрытыми глазами.

Рюкзак, зажатый в руке, выскальзывает и стукает металлической пряжкой об пол.

- О-ох! Чего тебе, соколик?... Губищи-то закатай!

Я оправляюсь от столбняка и подползаю к прилавку...

- ааа... эээ...,- пока я мычу, разум окончательно проясняется, гляжу на полки.
- За вином небось, раз с рюкзаком-то?
- Гм, да, Милая женщина, не дадите ли мне 24 бутылочки во-он того чудесного вина ?
- Кавказу штоль ? ...а чивой-то я спрашиваю, другова-то и нету никакова...
- Вот-вот. Кавказу мне, будьте любезны!
- А допрешь таку тяжесть ? А то ишь какой худой и длинный, не брыкнесься назад-то ?
- Может, вы и правы... Сегодня ведь день теплый... Всё равно пить захочется...
А не найдется ли у вас стакана ?...думаю, уж 23 бутылки я смогу донести...
 - Стакан не дам!, - она хмурит брови, как бы осуждая мой вопрос...
и тут же, просияв добродушным солнцем-улыбкой,
торжественно подняв вверх указательный палец, - Дам ПИАЛА !!!

Она использовала это слово именно так, в именительном падеже,
а может, в её понятии множественное число и должно звучать так.
Есть ещё гипотеза, пришедшая немного позже,
по которой именительный падеж единственного числа у неё был - ПИАЛО
(по аналогии с ГАЛО, МОЧАЛО, ОДЕЯЛО)
и я больше склоняюсь к этому варианту, поскольку вся эта магия
происходила около иконы, стоявшей на полке чуть выше неё
(уже не вспомню, какой именно, но гало на которой точно занимало существенную часть).

Я запихал в рюкзак все бутылки кроме одной, расплатился и вышел наружу.
Она вышла вслед за мной, неся в руках то, о чем сказала.
Сразу за углом лежали какие-то бревна и доски с проросшей между ними травой.
Мы сели на эти бревна и начали колдовать.
Я ей рассказал, что она и так знала без моих слов,
что я студент, что из Москвы, что на картошке, что дежурю.
И она мне рассказала, что я тоже, просветлев слегка, уже знал без её слов,
что она местная, тута и родилась, живет на том берегу, плавает на лодке туды-сюды,
что муж был, да сплыл, что вчера был день рожденья у единственной её подруги,
и что тяжела наша женская доля ...
Так мы занимались передачей мыслей на расстоянии до тех пор,
пока на донышке осталось сантиметра два...
Сильно зажмурив и вновь открыв глаза, я вдруг отчетливо понял,
что на этих пиалах рисунок именно такой, какой был на тюбетейках сегодня утром во сне...
То есть даже не такой же, а это именно он и есть ...
Поскольку мы пьем с ней красное это вино из красивых этих тюбетеек.

Вскоре у входа послышались голоса и шарканье вытираемых ног.
- Ну, бывай, соколик, у меня вон покупатели пришли...
- Прощай, Мамасита!
- А?... Хто?...

Я сидел на обрыве над Окой, глядел на уходящий пароходик,
На блестящие купола монастыря на том берегу,
в воздухе вокруг меня витало волшебство,
в траве резвились эльфы и стрекозы....
а из меня пёрло чувство абсолютной бесконечности жизни, такое обычное для моего возраста ...

И внизу, на том берегу, почти у самой воды жевал траву конь.
Белый.