Это странно. Я открыл файл, о котором ничего не помнил. Назывался "09.07.13 обрывок сна". Написано точно в моём стиле, но наспех. Сны не запоминаю. А здесь странно, записал и забыл. Ну, в общем, решил выставить, не изменив ни буквы. Дичь? Или я из серых? ; Да, и ещё. Я не знал, какой жанр поставить, но это не фэнтези, а жанра "сны" не предлагается :)
ОБРЫВОК ТЯЖЁЛОГО ЛЕТНЕГО СНА
================================
Что-то было до этого. Но не помню. Меня вбросило в большой, хорошо освещённый зал, где в президиуме сидели руководители страны, силовых ведомств, ещё какие-то мужчины и женщины, имевшие, видимо, право там находиться. Может, банкиры, руководители Федсобрания, не знаю. Их лица, кроме узнанных, меня не заинтересовали. Когда я шёл, размахивая большим кейсом, почти чемоданом, к трибуне, внимание сфокусировалось на центровых, и мне показалось, что ни сам, играющий заплывшими желваками Лесоруб, ни Мартышкин, вращающий выпученными глазами, ни следком, ни прокуратура главными не были. За президентом сидели, отвернувши головы друг от друга, как наш орёл, двое в чёрных костюмах.
- Мы ознакомились с вашей короткой запиской и решили собраться все, поскольку все эту записку получили, и таиться друг от друга не было смысла. Скажите прямо: это шантаж? Вам не давали спать лавры Асанжа и Сноудена? Вы хотите предать страну?
Голос за спиной звучал жёстко и убедительно. Я не оглянулся, а просто открыл кейс, достал небольшую стопку бумаг:
- Можете отвернуть камеры. Это читается только в инфракрасном свете. Можно, конечно, и утюгом прогладить. Это копии, как вы понимаете, есть ещё десятки копий с копий. Банки, номера счетов на предъявителей по двойному паролю. И пароли, естественно. На всех на вас.
Я начал швырять содержимое кейса в зал. Зал, ещё несколько секунд сидевший в оцепенении, начал хватать бумаги, завязалась даже драка.
- Отставить – крикнули за спиной. - Все бумаги положить на сцену!
И череда насупленных господ потянулась к нам.
- Кто не сдал валютные счета?
Громовой бас из динамиков назвал 4 фамилии, трое мужчин и одна женщина угрюмо принесли оставшееся. Я собрал бумаги, положил их в кейс и закрыл замки.
- Чего вы хотите? Отпустить политзаключённых? (В президиуме засмеялись). Взять власть? (Смеялся уже весь зал). Заставить нас сдать деньги? (Партер уже катался от смеха по дорожке перед оркестровой ямой). Мы сразу дали указание: денег там уже нет.
- Конечно, - сказал я. – Мы их сняли до того, как разослали вам записку.
В зале наступила гробовая тишина. Потом сразу зашумели. Схватились за мобильники. Поднялся невообразимый крик.
Двое в чёрном вдруг оказались за моей спиной: «Пойдёмте, назовите новые счета и пароли, мы сохраним вам жизнь». Я засмеялся. Их руки сжимали воздух с такой силой, что из пальцев начала сочиться зелёная кровь.
- Он представляет цивилизацию серых, - в унисон закричали двое в чёрном.
- Что вы хотите делать с деньгами? – спокойно спросил Лесоруб.
- Да! Что?! – неожиданно закричал Мартышкин.
- Ещё не знаю. Хотел бы уничтожить, но пока рано. Суд решит.
Девичий голос громко возгласил: «Встать! Суд идёт!», - и все задвигали стульями, вставая и вытянувшись, как перед гимном на известную музыку, слов которого никто не знал.
- Оглашаю обвинительное заключение! – сказал из ложи судья Мышьяков.
- Встать, суд идёт! – снова зачем-то закричала барышня, но уже голосом моей жены. – Проспали! Вставай! Проспали!
И это было частью сна и частью реальности. Я точно знал, что кто-то проспал. Но понятия не имел, кто, поскольку приговор так и не услышал.