С чего же все началось? Многое стерлось в памяти, но самое начало той загадочной и страшной истории приключившей со мной и моими друзьями помню очень отчетливо.
Отчего произошло, то не понять, да и объяснить я не решаюсь. Вдруг ни с того ни с сего солнечный диск затянуло рыжей пеленой, из-за речного поворота выполз туман и с нежностью гигантского боа констриктора растянулся по всей ширине русла реки. Следом шла эта странная рябь, удушливая тишина, от которой словно судорогой сводило, нет, не мышцы, а саму мысль. Все слилось в единую долгую боль. Было больно, неожиданно больно, только от самого присутствия в этот час, и на этом берегу. Что казалась нужно, юному беззаботному существу, - небо, песок и удачная рыбалка, - резвись, кувыркайся, восхищайся райской песней бытия и люби все на свете. Оно так и было, вот почти мгновение назад, долю секунды и вдруг словно дохнуло из бездны, из бездны небытия, из бездны насилия, бездны отчаянья и смерти. Всем стало не по себе. Генька еще секунду назад весь, какой-то ликующий и орущий во всю глотку – Ловись, ловись рыбка большая и маленькая, - вдруг сник, застыл с потухшим взором, Стас вздрогнул, по моим щекам потекли едкие слезы. Братья Ерошкины устроившиеся было в невдалеке, на изгибе реки, не с того нес сего бросились бежать, с завыванием и ревом, ревом в котором было столько дикого, почти животного страха. Мы задрожали. Я слышал как стучали Генькины зубы, Стас задыхался… Наша троица смешалась окончательно и застывшая на краткий миг вдруг тоже надсадно завизжала и бросилась вслед за Ерошкиными. Было ощущение стального прута, который плотно окутал всего тебя с ног до головы, просочился под кожу и тут же начал постепенно стягиваться давить по всему телу, изнурять, окончательно доводить загнанное сознание. Это были стоны боли, боли и ужаса, которые накатились внезапно и были совершенно не объяснимы и не оправданы. За нами никто не гнался, не клацал мерзкой пастью стремясь ухватиться за голые почерневшие от грязи подошвы, не было ни угроз, ни каких-то жуткостных видений, просто ужас, необъяснимый и нескончаемый ужас. Словно некий невидимый дегенеративный кукловод, хохоча и развлекаясь дергал без конца за нити, вызывая то стоны, то непереносимое отчаянье, то крики, от которых было уже невозможно отдышаться. Так мы бежали по направлению к городу, забыв на берегу и удочки и банки с червями и сам довольно значительный улов, а ужас и туман все время настигали нас, пока не накрыли с головой. Что такое настоящий страх мы ощутили, только полностью оказавшись, в запеленатые в холодные как промороженная жесть, простыни тумана. Это было все - дальше уже ничего не должно было быть, только смерть. Створки раковины сомкнулись и раздавили последнее самообладание. И тут неведомо откуда вырвался крик – крик невероятной силы и боли, крик от которого окончательно потухли все искорки веры - У-у-ууу… - непроизвольно вторя, завыл Генька. . - У-у-ууу… - и тут же все прекратилось, так же внезапно как началось.
Стас согнулся как от удара, стянул с себя очки с круглыми тарелочками , протер их о край большой холщовой рубахи и снова водрузил на веснушчатый нос. Голос его дрожал, но было ясно, что он снова стал самим собой, обрел самообладание, да он может говорить, да и мысль его не иссякла. – Что это было? – сказал он. – Словно кто-то унизил и избил до полусмерти. –
Генька вздохнул – Йя-я, я не понимаю. -
В моем мозгу все копошились какие-то обрывочные лоскутки. Я по-прежнему ничего не мог сообразить, но вдруг из темноты и неразберихи выпала устойчивая и лаконичная надпись, я даже увидел ее воочию словно выписанную на первомайском кумачовом транспаранте: «Что это был за крик?». Я тут же прочитал вслух, как мне показалось.- Что это был за крик?
Стас вздрогнул и обернулся ко мне: Да, что это был за крик?
– Словно всю душу выворотило наизнанку – откликнулся Генька, а потом тихо добавил – А где Ерошкины?
У меня загудело в висках от какого-то мерзкого предчувствия, и тошнота упругой струей подошла к горлу.
– Постой, постой – сказал Стас, - они были на десять шагов впереди нас, но в этом проклятом тумане ничего невидно. Мы рванулись в самую середину непроницаемой стены
Вопреки сказанного мы прошли гораздо больше, прежде чем наткнулись, на темное жуткое отверстие, разверзшегося прямо у наших ног, до сих пор не могу понять, как я не провалился в него. Я опустился на колени и стал всматриваться в темноту открывшейся пещеры. Края ямы были землисты и сплошь увешены тонкими похожими на мочало кореньями. Должно быть, паутина корней изначально закрывала этот лаз, и его нельзя было заметить даже при дневном освящении, а тут туман. Я наклонился ниже и почувствовал холод и какой-то приторно-сладковатый запах опасности – Эй – крикнул я прямо в черную пасть, и эхо отозвалось, где то в глубине. Я отпрянул, под руками предательски шевельнулась почва, мне на секунду показалось, что полета в эту темноту мне не избежать. Аа-а-ааа! - уже было заголосил я , Генька вцепился за шиворот моей рубахи, и я был стремительно откинут назад. – Из ямы послышался тонкий всхлип – Ребята!
Леху Ерошкина мы вытащили практически сразу, а вот с Кимом пришлось повозиться. Он был без сознания, тяжко дышал и нам, чтобы вытащить его из этой страшной ямы пришлось связать вместе все наши вещи. Как только голова его показалась на поверхности, мы ощутили весь ужас случившегося, - огромный осколок чего-то черного блестящего и невероятно острого, торчал у него из плеча, рубиновые пятна крови покрывали его рубаху, перешитую из отцовской гимнастерки. – Леха вскрикнул, а Стас прокричал, чтобы мы не трогали ничего, иначе Ким истечет кровью, но мы и без него понимали, что дело дрянь, надеялись только на чудо, молча, сложили из тальника носилки, молча, двинулись в путь…
Но чуда не произошло. Ким скончался по дороге в больницу. Дальнейшие события, я помню лишь фрагментарно, на меня нашло некое отупение. Это было нечто жестокое, невнятное. Вспышки перекошенных лиц, паники, криков, ругательств, слез и проклятий, проклятий столь долгий и бесконечных, что это уже не воспринималось. Мне ни хотелось жить, не хотелось говорить, мне вообще ни чего не хотелось, лишь только отрешиться от всего этого, забыться от злобы и упреков. Упреков, которые я считал заслуженными, вполне справедливыми, с полной уверенностью упрекал себя в гибели Кима, ведь это я предложил ту злополучную рыбалку именно я назначил ее на тот день. Не знаю, как я пережил те долгие месяцы, как не свалился в долгой болезни, не знаю. Генька заходил в мой дом, но я его не слышал, не знаю, как я справлялся со школьными обязанности, обязанностями командира пионерского звена, не знаю, все потонуло в боли и отчаянье тех дней.
Где то в начале ноября на пороге нашего дома появился младший Ерошкин, он долго болел после гибели брата, щеки его ввалились, глаза потухли, это был не тот Леха которого я знал. Он пришел, сел на большой бабушкин сундук, стоявший на входе, сел прямо как был в пальтеце и валенках, серой солдатской шапке, сидел, молча и как-то отстраненно, смотрел в пол. Я знал, что что-то нужно сказать, но не знал именно что. Сел на табурет напротив его, тоже молчал. Не помню, долго ли это продолжалось, Леха кашлянул, и без каких-то было видимых предисловий, вытащил из-за пазухи продолговатый предмет, завернутый в тряпицу. – Генька заходил. - как-то второпях произнес он.
- Да ? – невнятно выпалил я, - Он и ко мне иногда заходит.
- Влад, я хотел показать одну вещь, я понимаю, страшную вещь. Но мне это нужно. Это еще и очень странная вещь. – тряпица в его руках развернулась и я вскрикнул от увиденного. Это был тот самый осколок, что убил его брата.
- Зачем ты принес это.
- Это похоже на зеркало.
- Тем более. Говорят, что разбить зеркало к несчастью.
Он кивнул головой. – Да, но это зеркало дышит.
- Как дышит? – не понял я.
- Дыханием весны, теплотой и чем-то еще невероятным.
Я буквально взвился на своем табурете. – Нет выбрось! Немедленно уничтожь его! Я ни хочу и не могу вспоминать тот день!
- Влад, это что-то необыкновенное. Ты должен взглянуть на это. – настаивал Ерошкин – Иногда у меня такое чувство, что там за этим стеклом целый мир. Там есть сад, он цветет и дышит, как настоящий живой. Вот посмотри.
Предмет у меня вызывал некую гадливость и одновременно страх. Я невольно отпрянул, когда Леха протянул мне его. Но сказанное перед тем все, же возымело действие, я нагнулся и ощутил теплое нежное дуновение переполненное ароматом. Предмет на самом деле походил на осколок зеркала, одна сторона которого была невероятно темна, а другая светилась серебристым светом, с этой-то стороны то и тянуло душистым дыханием.
Предвзятость моя улетучилась, и я потянулся вперед. – Что это?
- Не знаю, нам его вернули вместе с одеждой Кима.
Осколок оказался в моих руках, с темной стороны он был невероятно холоден, как промороженный метал, от светлого же шло тепло и мало того из него сочился нежнейший яблочный дух. Моя рука дрогнула, и я поднес предмет к глазам и чуть не закричал в испуге, прямо перед моим носом качались белые цветы, ощущение было настолько живо, что я захотел до них дотронуться и самое невероятное, что мне это удалось, на пальцах остались желтые, пушистые хлопья пыльцы.
Я стоял потрясенный, не зная, что сказать и смотрел то на пальцы, то на Леху. Потом у меня вырвалась фраза – Ты это показывал кому?
- Только тебе.
- Нужно показать ребятам, может Стас сообразит, что это может быть.
- Да, но Генька может разболтать.
- Генка ботало, но не думаю, что ему поверят, и все-таки рассказать нужно, он тоже наш друг.
Разговор состоялся днем позже, в пионерской комнате, где Стас надвинув очки на нос оформлял стенгазету, а Генька пристроившись тут же рядом, усердно списывал задачи по арифметике.
Реакция Стаса на зеркало была вполне предсказуема, а вот Генька повел себя как то загадочно. Он засуетился, глаза у него растеряно забегали, и так и не закончив начатой работы, он засобирался.
- Что это с ним? – удивленно и чуть обиженно бросил Леха, когда дверь за нашим приятелем захлопнулась.
Стас пожал плечами, - не могу сообразить. Это же Генька.
Осколок занимал нас, прежде всего и мы о Генке забыли на время. Вертели только, как могли попавший к нам предмет, и никакой физикой и химией не могли объяснить его загадочные свойства. По всем понятиям выходило, что к нам в руки попало что-то фантастическое, а то и волшебное. – Я думаю, что это что-то древнее, - высказался Леха, - там в курганах возле Долгова озера находят старые предметы, стрелы и наконечники копий.
Стас возмущенно хмыкнул - Да то предметы обихода, но не волшебства, а тут...
– А что мы вообще знаем об древних?
– Наверное, единственное – подъитожил Стас – что мы ничего незнаем. Народы Сибири совершенно не изучены или изучены очень мало.
- Можно спросить у учителя? Он же собрал целый музей, Ким был у него в доме, говорил, что вся квартира заставлена костями, черепками, чучелами, коллекциями камней, гербариями растений…
Упоминание о Киме больно кольнуло, на какое-то время остудило наше воображение, разговор смолк. Стас, высунув язык вырисовывал очередную карикатуру, я вертел в руках пионерский горн, а Леха сидел на свободном столе, помахивал в воздухе ногами.
Вернулся Генька, весь взъерошенный и засыпанный снегом, он удивленно посмотрел на наши насупленные физиономии, но ничего не сказал, молча, подошел и положил на стол рядом с осколком большую жестяную коробку из-под индийского чая.
Что это? – мы все как один уставились на коробку.
Генька произнес что-то невнятное, начал с начала, но опять запутался в словах, махнул рукой. – Ну смотрите в общем .
Крышка коробки имела простенькую защелку, я едва дотронулся до нее, как она взвизгнула и отскочила в сторону, яркий свет ударил мне в лицо, я отскочил и в тот же момент сделал шаг вперед. На дне коробки лежал еще один осколок того же самого зеркала.
Ребята тут же окружили коробку, сотни вопросов посыпались на голову чуть обалдевшего Геньки. Он что-то мямлил, но объяснить, ни чего не смог, лишь позже мы узнали, что подобрал он их в тот день когда провалились под землю Ким и Леха, ведь тогда Геньке пришлось спускаться на нашем тряпье, подсаживать Леху, а уж потом извлекать Кима.
– Осколков было несколько, они светились, и я ненароком захватил их с собой, - рассказывал Генька, дома сложил их вместе и они как то пришлись один к одному. Спрятал их в поленницу, а потом выяснилось, что мелкие осколки срослись… Зарубцевались как царапина, вначале был тоненький следик, но постепенно и он исчез.
Рассказ Геньки был невероятен, мы буквально выпучив глаза смотрели то на него, то на выпавший из коробки большой осколок. Забежала какая-то девчонка из параллельного класса, мы довольно бесцеремонно вытолкали ее. Генька давно уж кончил свой рассказ и не знал, что сообщить, а мы все требовали новых и новых подробностей.
- Послушайте! А ведь если соединить два наших осколка, они могут тоже срастись – выпалил ни с того ни с сего я.
- Да но, но только если они совпадут, - откликнулся Стас.
- Совпали, - Леха, крутанул два лежащих на столе предмета и они точно как один в один впились друг в друга, лишь в самой серединке не хватало одного крохотного треугольничка. На нас дыхнуло дурманящим теплом цветущего сада.
- Невероятно! - выдохнул Стас. – и мы невольно с Лехой рассмеялись, впервые за многие месяцы.
Что же было потом? Ах да зеркало осталось у Стаса. Он решил понаблюдать за ним, каждое изменение он записывал в толстую школьную тетрадку и потому можно было проследить все до малейших подробностей. Правда со временем тетрадка эта затерялась. Но так как мы перечитывали ее бесконечно, память нет-нет выкидывает фортель воскрешает запись в исключительно в первозданном виде. Как то
16 ноября . Поднял два сложенных в единое осколка и они не развалились как неделю перед тем. Трещина все еще имеется, но разъединить осколки, кажется уже невозможно… Сад, по ту сторону отцвел, завязались небольшенькие плоды. Они растут очень быстро.
23 ноября. Трещинка уже почти невидна, затягивается и обломок в середине. Яблоки уже большие. Я смог просунуть руку дотронуться до одного из них. Слышал, что где то на окраине Канска живет бывший шаман Кузьма, нужно непременно попасть к нему.
30 ноября Отыскал Кузьму, он зарабатывает тем что катает валенки, всюду вонь и темень. Пьет беспробудно, ругается матом и что-то твердит об опасности. Яблоки уже большие. По всей видимости, будем, их есть к новому году. То-то народ удивится.
1 декабря Яблоки уже большие. Смог сорвать несколько штук, дальше просунуть руку мешает не заросшая ямочка в центре, но со временем думаю, она исчезнет можно будет добраться и до других плодов, если там не наступит зима. Все может быть. Заходил Генька, ребятам не терпится узнать подробности. Я им дал полистать тетрадь. Влад в школе смотрит на меня вопросительно, исподлобья, но пока ничего не говорит. Он очень таинственный этот Влад. Кажется, что-то задумал.
15 декабря Ребята пришли ко мне домой. Ни один не произнес, ни слова. Молча сидели, смотрели на румяные яблоки в тарелке, но никто не притронулся, им отчего-то кажется, что яблоки отравлены, как в сказке про мертвую царевну. Сестренка Нинка, заскочила в комнату схватила яблоко и сожрала, только мы успели глазом моргнуть и ничего решительно не случилось. Генька заорал: Что ты делаешь! Козленочком станешь. На что Нинка высунув язык и приложив пальчики к светлым кудряшкам, уморительно проблеяла Бе-ее-е и убежала.
30 декабря Снова был у Кузьмы. Он снова ругается и просит побыстрее отделаться от зеркала, впрочем, говорит все он просто ужасными словами. Сидели ребята, о чем-то говорили, Влад вертел зеркало и вдруг – Вскрикнул, как нам показалось «Ким!» и резко отпрянул от стекла. Мы кинулись все к Владу, а он белый как мел и на зеркало указывает. Мы туда. Но там ни чего не увидели. Влад молчит.
Влад:
Это был еще один кумачовый транспарант который высветился в моем мозгу и который не давал мне возможности, больше ни о чем подумать. И на этот раз он вопрошал: Что там дальше в зеркальном лесу? – Он жил в моем мозгу уже самостоятельно и скрежетал постоянно как зубная боль. Увиденное в стекле мне показалось вполне допустимым, да, я заметил нечто вроде удаляющейся подростковой фигуры, как две капли воды похожей на фигуру Кима. Я сам отказывался в это верить, и говорил «нет», но тем не менее оставаясь один на один со своими мыслями убеждал себя в обратном. «Но ведь было же было» - шептал я себе и мысли опять копошились, опять клокотали, относили меня к увиденному в стекле и я окончательно запутывался .
Вечером ко мне пришел Генька, принес изъятые у Стаса яблоки и с удовольствием жевал их. – Самый сок! – протягивал он мне. Но меня почему-то не тянуло к этому лакомству. Нет, Генька. - ответил я и неожиданно для себя самого высказал уже давно отпечатавшийся в голове вопрос – Как думаешь, сможем мы найти ту нору, где мы нашли зеркало? – Генька поперхнулся. И с самым восторженным видом начал орать, что это здорово, что он и сам хотел туда попасть, там могут еще быть самые расчудесные вещи.
- Нет Генька, ты меня не понял, там могут быть еще другие осколки зеркала, ведь то, что у нас есть, не закончено, края его неровны, а если осколки еще остаются тогда возможно увеличить зеркало, да и проникнуть в тот мир и узнать, что же там за цветущим садом…
Я остановился, - мне на миг показалось, что сказал это кто-то другой, не я
Ошарашенный Генька смотрел на меня ровно две минуты, а потом заговорческий шепот прорвался в его речь: Влад, дружище, как же я не подумал о том! Это же потрясающая идея! Представляешь сколько яблок можно нарвать!
Мысли Геньки явно шли в разрез моим, но, это на первый случай меня устраивало. Я только буркнул – «Нет, я не о том». Генька не услышал этого, фантазии его уносили в другую сторону, мои же были направлены к той страной фигуре отразившейся в за зеркальной поверхностью. «Генька, Генька, сколько же мусора у тебя в голове. – подумал тогда я.
Выступили на рассвете следующего дня, я запасся доброй веревкой, а Генька прихватил отцовский дробовик, сославшись, что где то бродят волки и охотится на мелкую живность: «Дробью его, конечно, не зашибешь, но в случае чего можно пугануть». Это ничуть не прибавило радости к нашим размышлениям, к всей нашей и без того не очень приятной экспедиции.
К месту нашей всегдашней рыбалки мы вышли довольно скоро, но вот отыскать лаз было не так уж просто, пришлось брать запасенное еще с лета удилище, спрятанное в кустах ивняка и протыкая глубокий снег пытаться нащупывать занесенный вход пещеры. Не помню, сколько раз мы обошли не столь уж малое поле, не помню, сколько раз я уговаривал расстроенного и бунтующего Геньку поискать еще часок, не помню, сколько раз меня уговаривал Генька, подойти то к одному, то к другому бугорочку. Все было напрасно. И вот когда уже ни на что не надеялись, кубарем и вместе скатились в искомую яму. Низвержение наше произошло так стремительно, что мы ни успели ничего предпринять. Благо генькино ружьецо легло перекладиной на вход. Генька еще немного повисел на нем, но подтянуться не смог скатился следом за мной в низ. Кое-как мы смогли перебросить веревку на висевшее над нами ружье, обустроить выход. Наконец-то мы смогли оглядеться. Это был вполне добротно обустроенный сруб, притом не гнилой, очень даже добротный, но отчего то оказавшийся под землей. Он был сравнительно не широк и два темных коридора вели в одном и другом направлении. Мы не решились туда пройти, у нас не было фонарей, да и просто не очень то тянет погружаться в тьму, ожидая что в следующую минуту может обрушится непрочный свод, а то и появится нечто ужасное. Недолгое общение с зеркалом подсказывало, что ожидать можно самой непредсказуемой развязки. Рисковать не стоило. Мы накопали из-под обрушившегося снега изрядное количество зеркальных осколков. Нас не удручало то, что они были не столь велики, ведь мы знали они имеют свойство восстанавливаться. И вот мы уже наверху. И тут оказывается, что весь снег рядом с лазом истоптан волчьими следами. Меня передернуло, а Генька взял наперевес ружье. - Зашибу шельму!
Вот уже и огоньки родного города. - Как это славно возвращаться домой – думаю я, забрасывая на плечи мешок с осколками, Генька бурчит по привычке, а на встречу с лаем и повизгиванием несется наша любимица собака Журка. Привет, псина!
Стас был взбешен нашей нежданной вылазкой. Он говорил, «опасно», «рискованно», но по всему было ясно, что он бы сам бы не отказался принять участие. Леха молчал, у него был такой вид, как будто у него невыносимо и постоянно ноют зубы, впрочем, после гибели брата характер его изменился.
Стас был увлечен выкладыванием на поверхность стола бесчисленных осколков, головоломка его забавляла, потом оказалось, что просто негде поместить зеркало такого формата, да еще с тем условием, чтобы оно могло побыть в спокойствии и срастись. Всю работу делали на чердаке стаськиного дома. Руки постоянно сводило от стужи, зубы начинали клацать, да и ноги подмерзали даже в валенках. Стаська опять начал писать свой дневник.
Стас:
1 января Эти два оболтуса Генька и Влад ни говоря ни кому ни слова отправились на берег Кана в ту окаянную пещеру. Должно быть, окончательно перестали дружить с головой. Волк, который бродит рядом с окраиной нападает на собак, да и в хлев может забраться. Ужас! Принесли осколки. Им, видите ли, невтерпеж в «вечную весну» отправиться. Мне это кажется жутким, ну и привлекательным одновременно. До темноты на крыше нашего дома собирали осколки. Руки совершенно обледенели.
2 января Стужа. Поднялся на час на крышу, немного посклыдывал, но руки отвались, пошел вниз – есть пироги. Приходили Генька с Лехой, тоже пытались выкладывать «зеркало». Не смогли, пришли все в инее. Жуть как холодно.
3 января Влад продержался больше всех. Холодно. Сложили совсем мало.
4 января Небольшая оттепель. Неожиданно работа продвинулась. Пришел Кузьма (трезвый) долго рассказывал, как опасна древняя магия. Требовал отдать осколки.
5 января разразилась невероятная буря, деревья ломает как щепки. Дома. Но потом стало тепло. Преуспели.
6 января Снова на крыше. Первые кажется уже срослись. Влад и Генька нетерпеливы. Леха мрачен, на него страшно смотреть. Он говорит, что видел в зеркале Кима. Все больше не по себе. Если бы не Генька с Владом, бросил бы эту мозаику ко всем чертям.
Все сделано, остается только ждать. От зеркала сквозит жар. Куски зеркала не обязательно складывать правильно, они срастаются только едва соприкоснувшись. Снова приходил Кузьма. Его речи меня пугают. Наверное, что-то есть на самом деле опасное. Ужас берет меня за глотку, я все чаще вспоминаю тот день, когда погиб Ким. Нет это была не очень правильная затея.
…трещины заросли, но я не говорю о том ребятам, ощущение страха усилилось. Сад пахнет уже не цветением, а гниением, странно но никто этого не ощущает. Пропала соседская собака Журка, а на краях зеркала я увидел шерсть и капли крови. Сказал Владу но он в то не поверил. Я уверен, что зеркало не так безобидно, как кажется на первый взгляд…
Генька:
Сообранное нами зеркало значительных размеров, и пролезть в него мог уже один человек, оставалось только ждать когда зарастут небрежные рубцы. Они на этот раз очень быстро затягивались и уже видно было, что сад вновь зацветает, должно быть в зазеркалье лето менялось только с весной, минуя все другие времена года. Одолевает нетерпение, за этой паутиной явно заключено нечто замечательное. Мы с Владкой любим фантазировать на эту тему. Стас почему то наших чувств не разделяет. Я видел, как однажды он схватил молоток и замахнулся, создалось впечатление, что он хотел разнести с таким трудом собранное зеркало, но потом, заметив меня, он положил молоток и старался представить все шуткой. Но нет, шутки в том не было, Стас постоянно срывается, что за им ранее не водилось и как то неумело все пытается представить лишь случайностью. Потом этот безобразный субъект, с которым он свел дело. Он приходил сюда и что-то внушал Стасу. Наверное, расколотить зеркало… Быр-р-р. До чего неприятный субъект.
Невыразимо приятно тянет уже из-за сетки трещин теплом и чем-то невыразимо весенним. Нет, сад еще не цветет, но видно как набухают бутоны, как тянутся к солнцу его ветви. Люблю этот мир переполненный солнцем и цветением, от всей души люблю.
Из дневника Стаса:
Мотька Бутуз жил в самом конце улицы Бограда. Ему было пять лет. Он любил кататься с горки. В тот вечер он катался один, а потом нашли его деревянные саночки подбитые жестью и больше ничего. Мы искали его весь следующий день, но так же ничего не нашли. Я сразу подумал о зеркале, полез на чердак и увидел маленький валенок. Сомнений быть не могло, и я перешагнул границу зеркала. Сад благоухал своим цветением, огромные шмели перелетали с цветка на цветок и голову кружил дурманящий аромат. Аромат цветения, но в нем угадывалось еще что-то . Это что-то то усиливалось, становилось резким, то снова отступало и наконец заполнило непереносимой вонью. Я услышал некий звук, так словно кто-то копал землю, я пошел на этот звук. Увидел человека копающего землю. Похоже, он садил саженцы яблонь. Выкапывал ямку клал туда какие то красные куски ставил саженец и поливал, закапывал. Ничего в этом не было в этом жуткого, но меня все же пронизал страх. Потом я понял отчего, это были разрубленные куски мяса, возможно даже человеческие останки. Земля ушла из под моих ног. Я закричал. И тогда человек обернулся. Это был Ким, не живой, нет мертвый, его кожа была тронута гниением. Но он смотрел на меня и улыбался. Больше всего страшила эта улыбка на почерневшем лице. – Мой сад будет цвести. – нараспев произнес он и двинулся ко мне. Еще раз произнес – Мой сад будет цвести. – И сердце мое готово выпрыгнуть. Я бегу. Дорога, дорога, дорога. И этот мерзкий хохот за спиной – Мой сад будет цвести! Кто-то подхватывает, меня тащит, резкий вскрик дребезжание… И мы вчетвером стоим на нашем чердаке, смотрим друг на друга, а вокруг бесчисленные осколки разбитого зеркала.
Влад:
История эта закончилась так же внезапно, как и началась. Закончилась смертью, тоже как началась. С того дня я помню лишь душераздирающие крики и бегущего к нам на встречу Стаса. За ним нечто жуткостное, с ввалившими глазницами и обросшее шерстью. Нет, это не был Ким, как говорит Стас, это была мерзкая тварь совершенно невероятного вида. И мы только успели, вытащит Стаса наружу, как она эта тварь изготовилась к прыжку. Мы колотили зеркало кто чем мог и отшвыривали осколки. А они все норовили слиться во едино. Осколки каким-то загадочным образом исчезли на следующий день. Может их собрал этот шаман, которого нашел Стас. Не знаю. Но совсем недавно за подкладкой старенького пиджака я нашел очень небольшой кусочек. Он тоже излучал тепло и аромат. Тот страшный аромат, взращенный на человеческой плоти. Осколок то и подтолкнул меня записать рассказ. Быть может коряво, но уж не обессудьте уж как получилось. И умоляю не трогайте зеркальных осколков, а их полагаю все еще много в канской земле. Не трогайте.