"Мы имеем врагов внутренних.
Мы имеем врагов внешних. Об этом
нельзя забывать, товарищи, ни на
одну минуту".
(Сталин И. В. Соч., т.II, с.68)
Г л а в а 4
ВОСКРЕСНЫЙ ФИТИЛЬ, ИЛИ ЗА ДВУМЯ ЗАЙЦАМИ
Начало 1941 года. Градус классовой борьбы в стране, следуя мудрым указаниям товарища Сталина, неуклонно повышался. Особенно быстро он рос в западных, недавно присоединённых областях БССР. Всё активнее и активнее вражеские элементы вели там свою подрывную работу: саботировали решения органов власти на местах, вредили, как могли, шпионили в пользу дефензивы* и других иностранных разведок, готовили почву для антисоветских восстаний. Словом, вставляли палки в колёса локомотиву мировой революции, на всех парах мчавшемуся в светлое коммунистическое будущее...
26 января 1941 года, в воскресенье, у себя в кабинете, развалившись на просиженном, обтёртом до глянца кожаном диване, начальник отдела НКВД Осиновского района одной из западных областей БССР младший лейтенант госбезопасности Мохнач, молодой крепко сбитый мужчина лет тридцати со скуластым, широконосым лицом, неторопливо грыз семечки, сплёвывая шелуху в кулак. Расслабленный взор младшего лейтенанта плавно перетекал с одного предмета на другой, нигде надолго не задерживаясь. Переведя глаза на засиженный мухами портрет И. В. Сталина в золочёной раме, висевший в простенке между окнами, справа от входной двери, Мохнач дал волю фантазии, представив, как к празднику Первомая он раскроет у себя в районе широко разветвлённую антисоветскую организацию, возглавляемую из зарубежного центра, с отделениями во всех крупных городах БССР, и сам товарищ Цанава**, поощряя его служебное рвение, назначит на должность заместителя начальника ХОЗО*** областного управления…
Так бы и витал младший лейтенант всё воскресенье в эмпиреях, убивая время, если бы в половине третьего не затрещал пронзительно и резко телефонный аппарат, с утра не подававший никаких признаков жизни.
Дрынь… дзынь… дрынь… дзынь...
С очень нехорошим предчувствием поднялся Мохнач с дивана, подошёл к столу и поднял трубку.
-Младший лейтенант Мох…
С той стороны провода его грубо оборвали:
-Чего трубку не берёшь, в лоб тебя драть!?
-Виноват, товарищ майор! – Мохнач поспешно застегнул верхнюю пуговицу суконной гимнастёрки, словно опасался, что его телефонный визави - начальник областного управления НКВД майор госбезопасности Истомин - способен видеть на расстоянии.
-Ты вот что, младший лейтенант, - рявкнула трубка, - заруби себе на носу: карающий меч революции работает без выходных как в городах, так и в сельской местности, чтобы кровь врагов лилась рекой круглосуточно. Ты мне, сукин сын, всю отчётность за январь испортил, органы области, мать твою, под монастырь подвёл! Или ты думаешь, что товарищ Сталин поверит, что в Осиновском районе у него нет врагов?
-Так точно, товарищ майор! – выпалил Мохнач первое, что пришло на ум.
-Что – так точно?! – не на шутку разъярилась трубка. – Ты, мать твою растак, какое самообязательство по арестам взял? Два ареста в день?
-Так точно, два ареста.
-Чего тогда не выполняешь? Сачковать, сучий потрох, вздумал, когда Родина в опасности?! Кубикам в петлицах тесно, мать твою?
-Никак нет! – нашелся младший лейтенант.
-Слушай приказ, - немного смягчилась трубка. - К завтрашнему дню выявить в подведомственном районе контрреволюционную группу числом не менее пяти человек. Понял, Мохнач, мать твою?!
После гневливого пассажа майора в трубке что-то лязгнуло, загудело, треснуло, сердитый женский голос произнёс: «Тамара, подключи тридцать третьего», - и связь оборвалась…
-Такточнопонял! – скороговоркой выпалил Мохнач и вытер тылом ладони россыпь пота со лба.
Под воздействием громов и молний майора Истомина, носивших преимущественно непечатный характер, младший лейтенант впал чуть ли не в каталепсию. Оцепенев, он стоял во фронт, прижимая трубку умолкшего телефона к уху.
«Что делать?» - сверлила его одна единственная мысль, которой известный философ Чернышевский посвятил в своё время целый роман.
Впрочем, в отличие от Чернышевского, Мохнач решил проблему в течение одной минуты, вспомнив, что в деревне Макарово у него есть общественный помощник, парторг колхоза «Красный пограничник» Микола Шмель.
«К нему махнуть, что ли? Может он какими сведениями располагает? Заодно и к Марыльке заскочу на огонёк...»
Задвинул Мохнач печную заслонку, запер сейф. Позвонил домой, предупредил жену, что ночевать не придёт по причине выезда на спецзадание. Рысака младший лейтенант оседлал сам.
«Хорошо бы сегодня убить двух зайцев сразу», - подумал он, подтягивая подпруги, и эта новая мысль пришлась ему по душе.
...Окружённая по бокам лесом, деревня Макарово, насчитывавшая сто дворов и триста двадцать жителей, находилась в восьми километрах от Осиновска. Поэтому Мохнач не торопился и, дробно прыгая в седле, то и дело сдерживал нетерпеливого рысака. День клонился к закату… Морозец стоял умеренный; звездясь, порошил снежок. Деревья, облачённые в белые одежды, выстроились вдоль булыжной дороги шпалерами, как на параде.
Из головы Мохнача никак не выходил разговор с Истоминым. Упрёки, брошенные ему комиссаром, были обидными и несправедливыми. Взять, хотя бы, пресловутую отчётность за январь. Тридцать пять фактов контрреволюционной агитации и десять эпизодов недонесения об измене родине в районе, который, во-первых, малонаселён, и, во-вторых, не имеет крупных предприятий, за исключением кирпичного завода, – это, по сути, не так мало. Тем более, что в прошлом – 1940 году – отдел, возглавляемый Мохначём, взял в соцсоревновании первое место в области. Его самого наградили знаком «Заслуженный работник НКВД» и Почётной грамотой, а зама Друшляка - десятью метрами мануфактуры и сторублёвой премией. Не думал он тогда, растрачивая врагов народа обойму за обоймой, что в сорок первом году они тоже могут родине понадобиться. Как мог он забыть прописную истину: чем ближе к социализму, тем острее классовая борьба?..
Раньше – при союзном наркоме Ежове**** и местном Бермане***** – всё было гораздо проще. Особенно когда приговоры стали утверждать областные «тройки»******. Всех сотрудников аппарата тогда охватил небывалый энтузиазм. Каждый стремился стать застрельщиком в деле упрощения тех или иных процессуальных формальностей. В порядке вещей был расстрел арестованных, а затем - задним числом - оформление дел с признательными показаниями.
Мохнач вспомнил, как четыре года назад в небольшом городке под Киевом он поставил на образцово-показательную ногу работу по приведению в исполнение смертных приговоров. Приговорённых к высшей мере врагов народа доставляли пачками чуть ли не с тёплой домашней постели. Сначала вели в так называемую «ленинскую комнату», где сверяли установочные данные, забирали у них документы, деньги, ценные вещи. Одежду, обувь и нижнее бельё сдавали в большом помещении напротив. Камеру в конце коридора обшили кошмой, чтобы заглушить звуки выстрелов. Туда заводили партиями по десять человек. Перед казнью он лично проводил короткую воспитательную беседу с приговорёнными, предупреждая о недопустимости произнесения перед смертью слов «Да здравствует товарищ Сталин!», марающих светлое имя Вождя. Расстрельная команда, облачённая в кожаные кепки, длинные кожаные фартуки и перчатки с крагами выше локтей, била приговорённых из наганов. После экзекуции помощники из комендантского отдела, удаляя золотые зубы и коронки у расстрелянных, умудрялись ещё извлекать драгоценности из всяких потаённых складок на теле... За осень и зиму тридцать седьмого Мохначу удалось сколотить приличную сумму – пятьдесят тысяч рублей…
Снег вдруг повалил густыми хлопьями. Он назойливо лез за воротник пальто и таял на шее. Соломенные крыши в серых шапках снега показались, и вся деревня, растянувшаяся в длину на несколько километров на дне глубокого оврага, стала как на ладони. Неожиданно быстро низкое свинцовое небо опустилась на заснеженную, скованную морозом январскую землю. Только в беспорядке рассыпанные внизу мелкой световой крупой жёлтые и зелёные мерцающие огоньки и огонёчки освещали и согревали её своим теплом.
Где-то рядом лихо резанула гармонь. Молодой мужской голос затянул разухабисто:
Мы идем в единой воле
Все по ленинской тропе.
Наши девки в комсомоле,
Наши бабы – в ВеКаПе.
«Хорошая частушка, соответствует духу времени, - оценил Мохнач. – Только одно непонятно, почему молодые бабы не могут быть в комсомоле, а политически зрелые девки - в ВКП (б)? »
У магазина сельпо младший лейтенант остановился. Спрыгнул с лошади, привязал её к телеграфному столбу, к которому был прибит фанерный плакат, сообщавший, что статья 95-я Конституции СССР предоставляет гражданам право на материальное обеспечение в старости, а также в случае болезни и потери трудоспособности. Прочистив горло кашлем, Мохнач толкнул тяжелую железную дверь. В лицо ему пахнуло теплом жарко натопленного помещения. В небольшом, скудно освещённом торговом зале висел густой запах хозяйственного мыла, духов и недавно вымытых полов. За прилавком стояла незнакомая младшему лейтенанту молодая женщина. Ярко накрашенные губы её при появлении Мохнача расцвели приветливой улыбкой. Кокетливо стрельнув карими глазками в младшего лейтенанта, она вышла навстречу – в лёгком ситцевом платье и белой вязаной кацавейке, небрежно наброшенной на плечи, - спросила нараспев:
-Чего желает товарищ офицер?
Мохнач растерялся. Он ожидал увидеть здесь свою давнюю знакомую Марылю Отроух, с которой его связывали отношения амурного характера.
-А где Марылька? – стушевавшись, спросил он невпопад.
-Так вам Марылька нужна?
-Да нет... По службе интересоваться положено.
-Марыльку в город забрали. В ресторан «Октябрьские зори».
-Ого... - буркнул Дятлов себе под нос, - на повышение пошла. – И добавил уже громко, но всё равно каким-то чужим голосом: - Найди-ка мне, милая, пачку папирос.
Не рассчитывал Мохнач увидеть в магазине сельпо такую красотку! Тощую Марыльку Остроух рядом с ней, конечно, не поставишь. Он даже слегка разволновался, скосив глаза на упругую, колышущуюся грудь, но страшным усилием воли взял себя в руки и взгляд отвёл. Смешно ведь: не пасовал перед злобными врагами народа, а тут перед продавщицей сельпо оробел.
-Для вас всё найдём, товарищ офицер…
Новая продавщица, относившаяся, между прочим, к особо почитаемой Мохначём категории жгучих восточных брюнеток, плавно развернулась и, обдав сотрудника органов терпким цветочным запахом духов, бархатно-мягкой походкой направилась к прилавку. Младший лейтенант, пользуясь случаем, бегло проинспектировал её фигуру сзади - от талии, частично скрытой кацавейкой, до стройных ног в обрезных серых валенках. И - ахнул в душе. Богиня!..
-Вот «Казбек», лично для вас, - женщина протянула Мохначу пачку.
-Ого! – удивился он. – Не ожидал. Думал в лучшем случае «Беломором» разжиться. Сколько с меня?
-Три рубля пятнадцать копеек.
-Как вас зовут, прелестная незнакомка? – осведомился младший лейтенант, положив на прилавок мятый червонец.
-Полиной с утра была.
-А меня Виленом.
-Чудное имя, - сказала Полина.
-Почему чудное? Вилен означает «Владимир Ильич Ленин». Ви-лен. Я это имя взял 21 января двадцать четвёртого года, когда товарищ Ленин умер. Родители-то меня Янкелем нарекли.
-Янкель тоже неплохо.
-Вилен всё-таки лучше, - убеждённо сказал младший лейтенант и продолжил назидательно, будто учитель истории на уроке: – Это имя мне всегда о нашем великом вожде и учителе напоминает. Чтобы ты представила себе всю величину его человеколюбия, расскажу тебе один случай. Был, значит, у товарища Ленина друг-приятель – председатель комиссии снабжения Юго-Восточного фронта. Так вот, доложили Ильичу, что этот председатель-комиссар мужиков обижает, реквизирует у них последнее, а сам в мещанстве погряз, дом прикупил, автомобиль, в лучших московских ресторанах с любовницами кутит. Позвал его Вождь и спрашивает: «Правду ли говорят, что ты в тяжёлый для революции момент, когда на нас Колчак с Врангелем навалились, и Антанта со всех сторон душит, пьёшь да гуляешь, добро народное проматываешь?" Опустил глаза комиссар, молчит. А Ильич продолжает: «Нельзя мужика притеснять, он всю страну хлебом кормит. На мужике наше государство держится. Поэтому как друга своего близкого, должен наказать тебя примерно, со всей строгостью». Обнял Ленин его, поцеловал в лоб, отвернулся и велел… повесить вместе с дружками-собутыльниками. Вот какой Владимир Ильич был гуманный. Справедливость выше всего ставил.
-А в нашей деревне на Брянщине, когда я ещё маленькая была, сосед свою дочь Тролебузиной назвал.
-Троцкий, Ленин, Бухарин и Зиновьев? – догадался Мохнач. – Я твоим соседям не завидую. Троцкий, Бухарин и Зиновьев врагами народа оказались. Цепными псами мировой реакции.
-Ну!? – выдохнула Полина, испуганно взмахнув ресницами.
-Ты что, газет не читаешь, радио не слушаешь?
-Некогда мне газеты читать. Новости люди добрые рассказывают.
-Тебя по этой части надо подтянуть. Слухи – ненадёжный источник информации.– Мохнач кашлянул, подошёл к окну, задёрнул занавеску. – Ты, получается, не местная, так? А здесь как оказалась?
-В прошлом году аккурат на майские приехала. Тут у меня дядька по отцу живёт, Макаревич фамилия. Если надо, могу показать разрешение на пересечение границы. Сначала в правлении учётчицей работала, потом в магазин перевели.
-Хлеб регулярно завозят?
-Врать не буду. Бывают перебои.
-Люди-то, наверное, недовольны?
-Не, они привыкли.
-К чему привыкли?
-Ко всему.
-И разговоров не ведут?
-Каких?
-Всяких. Таких, что, к примеру, при Польше лучше жить было. Что советская власть народ хлебом снабдить не в состоянии. И всё такое. Только - честно.
-Да разное болтают. Будто бы в Белостоке очереди за хлебом огромные, у каждого магазина по две-три тысячи человек стоит.
-И всё?
-Ну, треплются ещё, что при поляках в Осиновске ежедневно поливали улицы, подметали, а сейчас ничего такого нет.
-Ты запоминай, кто чего говорит. И мне будешь рассказывать. Догадываешься, где я работаю?
-Догадываюсь…
-Значит, договорились?
-Не знаю, смогу ли…
-Сможешь, - ободряюще сказал Мохнач. – Главное в нашем деле - вовремя врага распознать. Вот, к примеру, в соседнем районе арестовали на днях одного мужика. Положительный со всех сторон, работник, каких поискать. Трудодней больше всех имел. В колхоз первым записался. Решения партии поддерживал, голосовал всегда в первых рядах. Кто бы мог подумать, что он камень за пазухой прятал почти целый год. И вот недавно проник в зернохранилище и подбросил туда палочку Коха.
-Галочку? – удивилась Полина.
-Да не галочку, а палочку. Есть такая бактерия в виде изогнутой палочки. Возбудитель туберкулёза, понятно?
-Где ж он её взял?
-Известно где: польская дефензива снабдила… Короче, признался он во всех своих подлых делишках, как только узнал, что ему за диверсию высшая мера полагается. Сразу всё выложил, собака, иностранных хозяев своих и однодельцев сдал с потрохами. Палочку он дома в пробирке хранил, сволочь этакая. За печкой. Там она у него размножалась в тепличных условиях. Представляешь, сколько советских людей мог погубить этот агент дефензивы со своими подручными, если бы органы вовремя его не раскусили и на чистую воду не вывели! Мерзопакостная всё-таки страна была эта Польша! Её, понимаешь, давно и в помине нет, а дефензива ихняя до сих пор нам кровь портит.
Мохнач открыл пачку «Казбека», закурил, и, вспомнив приказ Истомина, подумал с досадой, что двух зайцев убить сегодня ему вряд ли удастся.
-Ревизию тебе давно делали? – ни к селу ни к городу поинтересовался он.
-Ревизию? – удивившись, переспросила Полина, накручивая на палец кончик косынки, повязанной на шее. - Я уж и не помню когда. Муж мой, Гришка, всё больше в рюмку заглядывает. Ей он ревизию каждый день делает. Не до меня ему.
-А-а-а... – оживился Мохнач. – На его месте... я бы тебе... ревизию каждый день делал... и по нескольку раз.
-Тогда проходи в кладовую, а я магазин закрою, - предложила Полина.
Мохнач снял пальто, шапку, бросил их на прилавок и, пригладив рукой коротко стриженые рыжие волосы, вошёл в полутёмную кладовую. В отношениях с женщинами он не отличался оригинальностью, являясь типичнейшим эмпириокритицистом.
***********
*Дефензива – военная контрразведка 2-го отдела Главного Штаба Войска Польского в 1918-1939 гг.
**Цанава Лаврентий Фомич (1900-1955) – нарком внутренних дел БССР в 1938 – 1941 гг., комиссар госбезопасности 3-го ранга, близкий друг Л. П. Берии. Умер в Бутырской тюрьме от острой сердечной недостаточности.
***ХОЗО – хозяйственный отдел, ведавший распределением продуктов, мебели, одежды и прочих земных благ среди сотрудников аппарата.
****Ежов Н.И. (1895 - 1940) - народный комиссар внутренних дел СССР (1936-1938 гг.), Генеральный комиссар госбезопасности СССР(1937). 4 февраля 1940 года расстрелян за шпионаж в пользу иностранных разведок, вредительство, подготовку восстания, организацию убийств и мужеложство.
*****Берман Б.Д. (1901 - 1939) - народный комиссар внутренних дел Белорусской ССР (1937-1938 гг.) и начальник Особого отдела Белорусского военного округа; входил в Белорусскую республиканскую Особую тройку НКВД. Арестован по обвинению в шпионаже в пользу Германии, Италии и Китая, в производстве необоснованных массовых арестов, санкционировании пыток и превышении власти. Сам оказавшись под пытками, признался в шпионаже в пользу Германии. 22 февраля 1939 года был расстрелян на специальном полигоне «Коммунарка».
******Областные тройки НКВД — внесудебные органы уголовного преследования, действовавшие в СССР в 1937—1938 гг. на уровне области. Областная тройка состояла из начальника областного управления НКВД, секретаря обкома и прокурора области, имела право приговаривать к расстрелу, к заключению в лагеря или в тюрьмы на срок от 8 до 10 лет.