Середина октября отличилась великолепной сухой погодой. Деревья, приодевшиеся в багрец и золото, пестрели новомодными нарядами.
Разноцветный ковёр из палых листьев пестрел повсюду, дополняя экстравагантные наряды основательно поредевших, но выглядящих ещё более привлекательно крон.
Молодые люди шуршали резными листьями, нагребали их целыми охапками, бросали вверх. Одна шалость потянула за собой прочие, запустив спонтанно игру в салочки. Детство-то ещё не закончилось.
Кто-то предложил ввести в игру в качестве приза тому, кто осалил, поцелуй.
Условия приняли. Девчонки с удовольствием подставляли щёки, визжали, делали вид, что сопротивляются.
В пылу азарта и под действием вина правила неожиданно изменились. Мальчишки начали зажимать подружек, пробовали тискать за грудь, целовать в губы.
На этом этапе характер сопротивления и тональность посягательств вышли из-под контроля.
Одному из навязчивых джентльменов прилетело коленом в пах, другому девочка локтем рассекла губу.
Лёнька давно отошёл в сторону, не решаясь что-либо предпринять. Ему было не по себе, но Мила молчала, что могло означать только согласие с правилами забавы.
Опасная игра переместилась к пруду.
Уже начало темнеть, в сумеречном свете стали исчезать тени.
В эту минуту Леонид стал искать глазами Милу.
Кто-то из ребят повалил её на ковер из листьев. Девушка молча, но слишком энергично отбивалась.
Лёнька побежал к заигравшейся парочке, ему показалось, что пора вмешаться.
Мила закричала, вывернулась, резко бросилась бежать к пруду. Мальчишка преследовал, почти настиг.
Судя по ситуации, это уже точно не игра.
Девочка стремительно приближалась к воде, свинцовой в это время года от холода. На траву уже опустилась роса, делая подступ к берегу скользким.
Если сейчас она не остановится, не изменит круто направление движения, непременно окажется в ледяной воде, — подумал Лёнька и оказался прав.
Какие мысли крутились в её головке, неизвестно, только Мила оступилась и полетела кубарем прямо с обрыва.
В этом месте было довольно глубоко, Лёнька это знал.
Мальчишка-преследователь остановился, как вкопанный, уставился на барахтающуюся в воде именинницу.
И ничего не предпринимал. Он явно не рассчитывал на подобный ход событий.
Милочка кричала, почти захлёбывалась, беспорядочно шлёпала руками по воде, ещё больше удаляясь от берега.
Её обучили многому, но подобного события папа предусмотреть не сумел. Плавать девочка совсем не умела.
Лёнькино сердце выскакивало из груди. Он приближался прыжками, в ужасе понимая, что может не успеть, на ходу скидывал верхнюю одежду, которая в воде моментально намокнет и потянет ко дну.
Не такой уж хороший он пловец, чтобы быть уверенным в себе.
Прыгнув в пруд, он поплыл под водой, запомнив направление, так получается быстрее.
В висках застучало от холода, мышцы начали застывать моментально. Хорошо, что под водой отличная слышимость. Звук барахтанья он слышал отчётливо, поднырнул прямо под Милу.
Девочка, почувствовав прикосновение, испугалась ещё больше, отчего начала усиленно сопротивляться. Пытаясь спастись, она ухватила юношу за волосы, чего он никак не мог ожидать.
Спустя мгновение оба скрылись под водой. Почему и как действовал Лёнька, впоследствии он даже объяснить не смог. Руки и ноги двигались сами, на автомате.
Видимо инстинкт самосохранения, получив адреналиновый допинг, спасал их помимо умений и воли, включив природные резервы возможностей.
Так или иначе, оба оказались на берегу, изрядно нахлебались воды, но в сознании.
До дома было совсем недалеко. Предложение зажечь костёр, было сходу отвергнуто. Это не выход. Лёнька много раз в походах бывал. Сушиться у костра, значит испортить одежду, а у Милы дорогое праздничное платье.
— Уйдите! Уйдите все! Нам нужно выжаться, иначе Мила подхватит воспаление. Да живее же. Скройтесь с глаз. Я прошу вас, — почти кричал Лёнька.
Девочки потащили мальчишек в сторону дома, чуть ли не силком. Желание досмотреть спектакль до конца сопротивлялось в них, вино требовало веселья и лихости.
Лёнька решительно и быстро разделся до трусов, начал выжиматься.
— Не стой же столбом, Мила. Какого хрена стесняться? Здоровье дороже. Снимай с себя всё и жми. Я помогу. Не обращай на меня внимание. Неужели никогда не видела раздетого мальчишку? Не смотрю я на тебя. Больно нужно. — Мила всё ещё не могла прийти в себя. — Давай вещи сюда. Куртку только помоги выкрутить, одному никак.
Мила слушалась, только старалась повернуться боком, закрывалась руками.
— Молодец, — пытался подбодрить он подругу. — Теперь одевай скорее. Что, руки не слушаются, замёрзли? Сейчас помогу. Да не трогаю я тебя. Только не мешай. Живее. Вот дурёха-то! И пусть задом наперёд, никто на нас не смотрит. Главное быстрее, — комментировал и подсказывал Лёнька.
— Пока снимаешь и надеваешь опять липнущую к телу мокрую одежду — совсем застынешь. Всё, умница. Дрожишь-то как. Теперь приседай. Приседай, говорю. Быстрее. Ещё быстрее.
Девочка отвернулась, начала энергично приседать, бегать на месте. Она почувствовала, что таким способом можно вернуть телу тепло, но соображала пока вяло.
— Жарко стало? Это хорошо. Значит, заболеть не должна. Задыхаешься? Тоже хорошо, терморегуляция включилась. Побежали. Руку давай. Держись, не отпускай. Стемнело совсем, ничего не видно. Шаги делай маленькие, чтобы не споткнуться. Двигайся энергичнее. Нам обязательно нужно как следует вспотеть. Слушай мой голос, ничего не бойся. Я с тобой. Сейчас добежим до дома, засунем тебя в горячую ванну, отогреем, будешь, как новенькая. Вот ведь какой запоминающийся у тебя день рождения. Это же настоящее приключение. Читала про Гекльберри Финна и Бэкки? Детям своим рассказывать будешь. Такое не забывается.
— Если выживу.
— Ну, слава богу, голос прорезался. Мила, ты просто прелесть. Мне бы такую невесту.
— Белую ворону?
— Прости, девочка. Дураки были. Вспомнить стыдно. Какая же ты ворона? Синичка. Чик-чирик. Я ведь не соврал, что люблю тебя.
— Лёнька, ну, какая любовь в пятнадцать лет? — Мила остановилась, видимо хотела посмотреть Лёньке в глаза, но видно было только его силуэт. Зато она хорошо чувствовала его сильную руку.
— Настоящая, Мила, настоящая любовь. Мы же с тобой сейчас утонуть могли, на полном серьёзе. Может, нас бы тогда в одном гробу похоронили. Но мы живые и здоровые. Что, если нас любовь спасла?
— Скажешь тоже.
— Устала? Всё равно бежать нужно. Через не хочу. Сейчас второе дыхание появится. Я знаю. Вон уже дом показался. Только не упади. У меня силы кончаются, не донесу, если что.
У подъезда собралась вся компания, кроме Генки Копытина, дурачка, который загнал Милу в воду. Испугался, видимо.
Там же был Сергей Степанович, выбежавший только что на шум.
Увидев мокрую дочь и Лёньку, он с укоризной, без злости, но обиженно, сказал, — Я на тебя рассчитывал. Думал, ты мужчина, сумеешь защитить девочку. А трепался, что любишь.
— Не трепался, правда, люблю. По-настоящему.
— Да, рано вам ещё вечеринки устраивать. Не доросли. А любить и подавно. Ишь ты, по-настоящему.
— Милу, в горячую ванну нужно. Срочно, чтобы не заболела. Растереть и в тёплую одежду.
— Разберёмся, без сопливых.
— Папа, он меня спас. По-настоящему. Я ведь уже захлебнулась совсем, а Лёнька вытащил. Не ругай его, пожалуйста. Я сама виновата.
— Потом расскажешь. Живо домой. Мокрая принцесса. Кто тебя только воспитывал?
— Ты, папочка. Ты. Я ничего такого не сделала.
— Сказал, разберёмся. Но не сейчас.
Ни Мила, ни Лёнька, не заболели. На следующий день они пришли в школу.
Все участники праздника вели себя странно. Девочки сторонились мальчиков и наоборот. Похоже. Что детство вчера закончилось.
Мила относилась настороженно ко всем, включая Лёньку. Молчала.
После уроков она быстро ушла домой.
Парень не мог понять, что случилось. Что он мог сделать не так? Вино не пил, девчонок не тискал, Милу спас. А теперь с ним никто не разговаривает. Абсурд.
Думы о девочке не покидали его ни на миг. Ни о чём, кроме неё, мыслить стало невозможно. Понятно, что конкурировать со всеми парнями, например, с Витькой, красавцем, спортсменом и отличником, он не мог.
Однако, у него тоже есть козырь, если спасение можно отнести к добродетели. Так это или нет, Лёнька теперь совсем не уверен. Иначе, почему Мила ведёт себя подобным образом?
Вечером к ним домой пришёл Сергей Степанович. Попросил позвать родителей.
— Извини, Леонид, что вчера тебя отругал. Мила мне всё рассказала. Ты один поступил, как настоящий мужчина. Я запретил дочери общаться с участниками тех событий, кроме тебя. Хочу пригласить вас, всей семьёй, прямо сейчас, к нам в гости. Надеюсь, не откажетесь.
— Ну что же, — сказал Лёнькин папа. За такое дело и выпить не грех. Я — за дружбу. А ты, мать, как думаешь?
— В гости, так в гости. Мне нужно минут тридцать, чтобы собраться. С собой чего взять?
— Стол уже накрыт. Ждём. Очень обяжете.
Смущать Лёньку, как он боялся, никто не стал. Сергей Степанович пожал руку и обнял, по-мужски.
Ребята поели и пошли в Милкину комнату.
Девочка, молча, показывала ему комнату, альбомы с фотографиями, книги. Она явно стеснялась. Что-то в отношениях между ребятами изменилось. Но пока неосознанно.
Немного погодя Мила села за пианино. Рядом поставила стул для Лёньки.
— Мила, я тебя чем-то обидел? Почему ты со мной не разговариваешь?
Девочка задумчиво играла, время от времени украдкой бросая на Лёньку смущённый взгляд.
Краска не сходила с её лица.
На середине мелодии она подняла руки, беззвучно захлопнула крышку инструмента.
Жесты и взгляд давали понять, что она хочет что-то сделать, но никак не решается.
— Я ведь понимаю, что ты спас мне жизнь. И про любовь, о чём несколько раз повторил, тоже всё помню. Не представляешь, как мне перед тобой стыдно. Я была совсем голая. А ты не врач, не моя мама, не девочка, наконец. Просто не понимаю, что мне теперь делать с этим позором. Считаешь, что я обязана выйти за тебя замуж? Но ведь я тебя не люблю. Не уверена, что бросилась бы тебя спасать, как ты меня. Зачем ты всё испортил? Лучше бы дал мне умереть.
— Ничего себе! Никто не заставляет меня любить. Если хочешь, могу уйти. Совсем. И никогда больше не подойду. Только скажи. Ты мне ничем не обязана. Да и умирать тебе рано. А любить всё равно буду. Это мои чувства, значит, и решать тоже мне. Ну что, уйти?
— Нет, побудь со мной. Мне нужно подумать. Серьёзно подумать. Не хочу в пятнадцать лет быть женой.
— Глупенькая ты, Милка. Любовь приходит, когда захочет, если есть, кому дарить свои чувства, но это совсем не значит, что нужно жениться. Всё будет хорошо, вот увидишь.
— Лёнь, а почему, когда мы в догонялки играли, ты меня целовать не стал, как другие мальчишки?
— Мне не нужен такой выигрыш. Если бы ты сама захотела, чтобы я... чтобы тебя... Я по любви хочу. Ты очень красивая. И вообще…
— А ты всё успел рассмотреть?
— Ты о чём? Да ничего я не видел. Совсем. Некогда было разглядывать. Думал лишь о том, чтобы ты не заболела.
— Я сама удивилась, что никаких последствий. Даже насморка нет. Обычно, ноги промочу и готово — воспаление, простуда, температура. Мы же в холодной воде купались, голышом потом скакали. А у меня ничего. Что, если это правда, любовь? Хотела у мамки спросить да боюсь, ей мои вопросы не понравятся.
— Если любовь, никого спрашивать не придётся. Она сама о себе даст знать. Главное, ничего выдумывать не нужно. Знаю я вас, девчонок. Из чего угодно можете роман сочинить.
— Я тебя попросить хотела. Только ничего такого не подумай. Давай поцелуемся. Мне нужно.
Мила зарделась, опустила глаза, ожидая ответ, словно расстрельный приговор трибунала.
— Давай. Кто, кого целовать будет?
— Сначала ты. Потом я. Хочу узнать, что лучше.
— А если, то и то плохо? Если не понравится?
— А мне и не понравилось, когда мальчишки слюнявили. Особенно Генка. Я почему побежала-то? Он, паразит, в трусы полез.
— Хочешь, я ему морду набью?
— Зачем? Если ещё приставать начнёт, я сама сдачи дам.
— Мила. Можно и я тебя попрошу?
— Давай.
— Когда целоваться будем, глаза не закрывай, ладно?
— Я постараюсь. Только сразу предупреждаю, я щекотки боюсь.